Вкус желания

Глава 9

Амелия бежала из ненавистного пансиона, но никогда не бегала от кого-то. Свинья на ферме одного из арендаторов была не в счет, потому что это было животное и, конечно, девочке двенадцати лет было положено бежать от такой огромной свиньи.

Но она бежала от Томаса Армстронга. И с такой скоростью, с какой только несли ее ноги.

Найти служанку, способную показать ей ее комнаты, было самой легкой частью плана побега. Оказавшись в комнате, отделанной так, что в ее убранстве сочеталось множество оттенков синего, Амелия тяжело прислонилась к двери — сердце ее бешено колотилось, не поддаваясь уговорам.

Только что она сначала пришла в необъяснимый гнев, а в следующий момент уже ежилась под бесстыдным взглядом его блестящих зеленых глаз, смотревших на нее с необычайной напряженностью. В его взгляде не было презрения, раздражения или явного удовлетворения, к которым она привыкла. Но в нем было нечто более опасное — этот взгляд выбивал ее из колеи до такой степени, что она могла забыться. В том кабинете она оставила свое самообладание, и это было ясно как день.

Амелия с такой силой тряхнула головой, что локон ее густых волос упал ей на спину и рассыпался. Оторвавшись от двери, она прошла через комнату к кровати красного дерева о четырех столбах.

Виконт обладал властью очаровывать почти всех женщин Лондона, но на нее его обаяние не действовало. Она была в этом непоколебимо уверена. И все же ее реакция на него внушала беспокойство. Больше года она старалась как можно реже с ним встречаться. И это неприятие было обоюдным. В редких случаях, когда они оба оказывались на балу в одном и том же доме, их обычно разделяло расстояние не менее чем в лье, и этого было вполне достаточно.

Но теперь обстоятельства совсем иные. Здесь избежать встречи с ним было невозможно. И всегда, когда она оставалась в его обществе, становилось совершенно ясно, что его следует не просто избегать — от него необходимо бежать со всех ног.

Миновав три сундука с одеждой, выстроившихся у изножья кровати, Амелия сбросила на ковер нижние юбки и взобралась на высокую кровать.

По-видимому, на ней сказалось двухдневное утомительное путешествие, и ее реакция на него объяснялась исключительно этими обстоятельствами. Больше ничем. Она просто нуждалась в отдыхе. Возможно, когда она проснется, мир станет более упорядоченным, и она снова обретет себя.

Четыре часа дневного сна должны были бы принести Амелии желанный отдых. Вместо этого, она проснулась, когда солнце уже опустилось за линию горизонта, все еще чувствуя себя усталой и с головной болью, пульсирующей в висках.

Сидя на корточках, она оглядывала комнату, отметив, что теперь ее сундуки стояли возле большого гардероба у стены, а дамские принадлежности лежали на туалетном столике. Элен распаковала ее вещи и разложила их, не побеспокоив ее, и это было приметой образцовой и старательной горничной.

Не успела Амелия отметить это, как раздался стук в дверь и Элен появилась в комнате.

— Ах, вы проснулись, — сказала девушка с улыбкой.

Подойдя к гардеробу, она распахнула обе его створки и принялась рассматривать туалеты Амелии, чтобы найти что-нибудь подходящее для ужина.

— Какое мне выбрать платье для вас, мадемуазель?

Осознав, что ее слабая головная боль усилилась, Амелия за несколько секунд приняла решение.

— Мне бы хотелось, чтобы ты передала лорду Армстронгу мои глубочайшие сожаления ввиду того, что мое недомогание не позволяет мне присоединиться за ужином к его семье.

И так как это было правдой, едва ли он мог что-нибудь возразить или сделать.

Элен порывисто повернулась к ней.

— Мадемуазель нездорова?

— Не стоит так волноваться. Это всего лишь головная боль, и ничего более. Хороший ночной сон — и все пройдет.

Элен кивнула и закрыла створки шкафа.

— Как вам угодно, мадемуазель. Попросить ли мне принести для вас ужин на подносе?

В эту минуту желудок ее запротестовал и издал довольно громкое и неизящное бурчание.

Господи! Она же с ленча не съела ни крошки.

— Да, пожалуйста, сделай это. Должно быть, голод способствует моей мигрени.

Девушка кивнула, повернулась и вышла из комнаты. Ее уход сопровождался звоном гонга, оповещавшим об ужине.

Пятью минутами позже послышался стук в дверь.

— Войдите! — крикнула Амелия, спуская ноги с кровати, и они тотчас же утонули в мягком ворсе плюшевого брюссельского ковра.

Значит, еду принесли раньше, чем она ожидала. И в знак одобрения в желудке у нее забурчало громче.

Открылась дверь, но вопреки ее ожиданию появился не слуга с вожделенным подносом, а сам виконт, переодевшийся в более официальное платье: сюртук, жилет цвета шалфея и коричневые бриджи. Белый шейный платок резко контрастировал с золотистым оттенком его кожи.

Она отметила это вопреки собственной воле.

— По-моему, вы выглядите вполне здоровой, — заметил он без всякого предисловия.

Амелия застыла у изножья кровати. Ей потребовалось не меньше минуты, чтобы собраться с силами, привести в действие мозги, понять, на что он намекает, и ответить должным образом.

— Ваше внимание ко мне поражает воображение, но оно совершенно излишне.

Не сводя с нее глаз, он вошел, и тотчас же, как ей показалось, комната съежилась и стала меньше. Он непринужденно закрыл за собой дверь, и ее щелчок показался ей преувеличенно громким и отдался в ушах.

Амелия с трудом сглотнула и несколько мгновений молча смотрела на него, не веря своим глазам.

— Что вы делаете? — спросила она, обретя дар речи и стараясь совладать с негодованием.

— Это я хотел вас спросить, что вы делаете, заставляя вашу служанку лгать ради вас?

Он сделал к ней шаг.

— Если вы вообразили, что я поверил хоть слову, то ошибаетесь.

— Вы в моей спальне, милорд.

По мере того как он к ней приближался, ее тон вместо гневного становился все более неуверенным, а голос начал дрожать.

— Возможно, вы привыкли так обращаться с женщинами, Но я леди и требую, чтобы вы обращались со мной лучше, чем с вашими шлюхами. Я совершенно уверена, что ваша мать едва ли одобрит ваше поведение.

Л орд Армстронг остановился перед ней. Он стоял слишком близко. Амелия хотела бы увеличить это расстояние, но гордость не позволяла ей отступить сейчас, после того как несколько часов назад она убежала от него.

— И это вы-то будете читать мне мораль и указывать, что пристойно, а что нет? — При этом вопросе темно-золотая бровь поднялась. — Разве я не сказал, что ваш отец предоставил мне право позаботиться о вас, если ситуация окажется слишком тяжелой? Я полагаю, что сестры в отдаленном монастыре в Уэстморленде будут рады приветствовать вас. — Он медленно покачал головой и щелкнул языком. — Какой будет позор, если дело дойдет до этого.

Ее головная боль была мгновенно забыта, а возможно, ретировалась, испуганная накатившим на нее гневом. Этот гнев был направлен на ее отца и на отвратительного субъекта, стоявшего перед ней. Это был гнев такого сорта, который заставляет мужчин на рассвете отправляться в уединенное место с пистолетами в обществе секундантов.

Амелия сделала глубокий вдох.

Его взгляд упал на ее грудь, потом снова обратился к глазам.

— Итак, я полагаю, что в своем кабинете я достаточно ясно выразил свои пожелания относительно того, где вы будете принимать пищу.

Амелия сглотнула. Ее гнев несколько поумерил сигнал, поступающий из желудка. Но то, как лорд Армстронг произнес последние слова, было неприлично. Слишком интимным был его тон.

То, что он не поверил в ее недомогание, было очевидно. Она прочла это в его глазах, когда он сделал еще один шаг к ней. Сделав над собой усилие, чтобы не попятиться, Амелия вскинула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. Ее раздражало то, что, стоя так близко от нее, он своими широкими плечами полностью заслонил от нее дверь. А это был единственный выход из комнаты.

— Вы в самом деле хотите начать войну со мной? С первого же вечера?

Он склонил голову. Его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от нее. Говорил он тихо, и в голосе его слышалась насмешка.

С первого момента, как она его увидела, Амелия испытала неведомый ей до сих пор страх. Он представлял собой угрозу. Но что это была за угроза, пока ей ясно не было. И это вызывало еще большее раздражение.

— Значит, вы предпочли бы, чтобы я спустилась к ужину больной?

Господи, что же она делает? Пытается воззвать к его… порядочности. Хотя очевидно, что в какой-то момент обычное человеческое сердце в его груди заменил собой кусок гранита.

— Если вы больны, то я король Англии.

— В таком случае я прощу ваше величество удалиться из моей спальни.

— Давайте кое-что проясним, Принцесса.

Амелия стиснула зубы, а пальцы ее сжали складки юбки. Ему явно доставляет удовольствие произносить это слово, потому что он понимал, как ее это раздражает.

— Это, — сказал он, жестом охватывая всю комнату, — как и все в этом доме, мое. Вы здесь пользуетесь моим гостеприимством. Более того, я уверен, что вы не в первый раз оказались наедине с мужчиной в комнате, где есть кровать. Помните, я знаю и о Кромуэлле, и о Клейборо, хотя готов держать пари на то, что Кромуэлл не был первым.

Если бы Амелия не опасалась, что он даст сдачи, она бы влепила ему пощечину. Нет, она сжала бы руку в кулак и врезала бы ему так, что он свалился бы на пол. Никогда никто… никогда… не возводил на нее подобной клеветы. Возможно, он воображал, что если у него вкусы и образ жизни бродячего кота, то все подобны ему?

— Пока вы в моем доме, будете делать то, что я говорю. Мы поняли друг друга?

Выражение лица, глаза и все его поведение говорили об одном: он ожидает, что она ответит вызовом на вызов. Но она решила не доставлять ему подобного удовольствия и тихо ответила:

— О, я все прекрасно поняла.

Лорд Армстронг явно не ожидал подобной реакции и молча уставился на нее.

— А теперь, когда вы получили мои заверения, прошу вас уйти, умоляю предоставить мне по крайней мере уединение в спальне, на которое может рассчитывать каждый. Смею предположить, даже те, кто находится у вас в услужении.

Хотя ее не удивило бы, узнай она, что он держит слуг в их комнатах в заточении. Впрочем, можно не сомневаться, не все его служанки назвали бы это «заточением»?

Выпрямившись с томной грацией, виконт отступил на несколько шагов, и на его губах появилась ленивая улыбка:

— Можете не беспокоиться на этот счет.

Испытывая облегчение оттого, что он больше не давит на нее своей близостью, Амелия предпочла не обратить внимания на насмешливое выражение его глаз.

— Будет ли мне сегодня вечером дана возможность поесть, или вы предпочтете морить меня голодом?

Постоянное бурчание в желудке не позволяло ей забыть о том, что он в настоящее время пуст.

— На этот раз я велю кому-нибудь из слуг принести вам чего-нибудь. Но, начиная с завтрашнего дня, я надеюсь видеть вас в обеденном зале.

Ответить ему так, как она хотела бы, означало бы только отсрочить его уход, и потому Амелия промолчала.

Лорд Армстронг направился к двери длинными плавными шагами. Прежде чем выйти, он повернулся к ней и сказал резким неумолимым тоном:

— Будьте в кабинете завтра утром в восемь. Если вы заставите меня ждать хоть минуту, я приду за вами и приведу вас сам. И не посмотрю, будете ли вы одеты должным образом или нет. — И затем, со слабым намеком на юмор, добавил: — Не советую вам спать сегодня ночью. И тогда мы оба поднимемся вовремя.

Он оставил ее стоять столбом возле кровати с широко раскрытыми глазами, ее трясло от его дерзости. Однако его слова вызвали в ее сознании мгновенно промелькнувший образ, и лицо ее вспыхнуло от смущения, но причиной тому было уже нечто другое.

Ужин в кругу семьи оказался относительно мирным и спокойным. Однако его сестры, снедаемые любопытством, напали на него и забросали вопросами о только что прибывшей гостье. На все вопросы он отвечал:

— Вы можете расспросить ее сами, когда завтра встретитесь с ней.

Получив такой ответ раз пять, Эмили и Сара умолкли.

И наконец, удалившись в библиотеку и оставшись в блаженном одиночестве, Томас подошел к низкому буфету и налил себе давно вожделенный и крайне необходимый бокал портвейна.

После этого он сел в свое любимое кресло, чтобы спокойно и свободно поразмыслить над своими затруднениями. Одной из них была Амелия Бертрам. Как показывало ее теперешнее поведение, она могла представлять для него гораздо большую проблему, чем он предполагал.

Томас отхлебнул из бокала. Его план был достаточно прост: заставить ее проглотить свои слова и подавиться ими. И он мог бы достигнуть этой цели, даже не укладывая ее в свою постель. Достаточно одного-двух поцелуев и, может быть, одного жаркого объятия. Это заставило бы ее томиться по чему-то недостижимому, чего она никогда не получит, — по крайней мере от него.

Часть его мозга, способная к логическому мышлению, говорила: умному человеку следовало бы завтра с восходом солнца отправить ее обратно в Уэстморленд. Но другая часть, подчиняющаяся гордости, требовала, чтобы она получила должное возмездие от него. И если бы для этого потребовалось разыграть представление, способное соперничать с лучшим спектаклем в Сент-Джеймсском театре, он был готов его дать, даже не обладая высоким актерским мастерством: его тело мгновенно откликалось на ее присутствие. Надо отдать ей должное: она была желанной.

— Я думала, ты уже лег спать, — послышался за его спиной голос матери.

Он повернул голову и увидел, что она направляется к нему. Складки ее розовато-лилового платья колыхались вокруг ног.

— Нет еще.

— Хорошо, потому что я хотела бы поговорить с тобой о леди Амелии, — сказала она, усаживаясь на диван. — Вы собираетесь пожениться?

Этот вопрос был задан как раз тогда, когда он собирался сделать глоток портвейна, и тот попал в дыхательное горло, вызвав у Томаса пароксизм отчаянного кашля. Он со звоном поставил бокал на стол.

Виконтесса заботливо похлопала сына по спине дожидаясь, когда кашель прекратится.

— Мой дорогой, я не собиралась выводить тебя из равновесия.

— Откуда, ради всего святого, у тебя возникло такое впечатление? — спросил он, все еще не отдышавшись.

— Откровенно говоря, дорогой, это единственное, что имело бы смысл. Ты холостяк, она красива и такая, какой и должна быть леди. Лорд Брэдфорд попросил тебя присмотреть за его дочерью, а это все равно что попросить лисицу стеречь выводок цыплят. Никакого здравого смысла, никакой логики. Это имело бы смысл, если ты собираешься на ней жениться.

— Мне жаль тебя разочаровывать, мама, но в ближайшем будущем я не намерен, жениться и уверяю тебя, что когда соберусь, то на ком-нибудь, ничуть не похожем на леди Амелию Бертрам.

Виконтесса сдвинула брови.

— А что с ней не так?

Ловушка была расставлена так ловко, что Томас не заметил подвоха. Из его уст вырвался принужденный смех. Он готов был восхищаться столь изобретательным и острым умом своей матери.

— Ты могла бы просто спросить меня об этом, а не притворяться, что заподозрила, будто я хочу на ней жениться.

Его мать улыбнулась, ни в коей мере не смущенная.

— Если бы я спросила прямо, ты бы водил меня кругами точно так же, как делаешь, когда я спрашиваю о женщинах в твоей жизни.

— Амелия Бертрам не из тех женщин, что играют какую-то роль в моей жизни. Она всего лишь дочь друга. А когда я соберусь жениться, непременно познакомлю тебя с этой женщиной.

— Значит, ты не собираешься мне рассказать, что происходит между вами? — спросила его мать с подчеркнутым терпением.

— Ничего, вообще ничего не происходит, — ответил Томас, ерзая в кресле. — Я полагаю, что уже объяснил затруднения Гарри Бертрама, связанные с его дочерью.

Виконтесса посмотрела на сына, подняв брови, взглядом, часто заставлявшим его в детстве исповедоваться ей в своих проделках. Но он больше не был ребенком.

— Да, но почему у меня такое впечатление, что ты опустил кое-какие подробности?

Томас пожал плечами, взял со стола свой бокал и осторожно отхлебнул из него.

— Ты ошибаешься. Больше мне рассказывать нечего.

Виконтесса продолжала внимательно наблюдать за сыном, на лице ее было заметно сомнение.

— После того как я с ней познакомилась, мне трудно поверить, что ее отец не мог найти никого более подходящего, чтобы взять на себя заботы о его дочери. Я слышала, что она очень красива, но была удивлена, увидев ее столь собранной и сдержанной. Едва ли такой тип женщины требует неусыпной бдительности.

Его мать была слишком хорошим дипломатом, чтобы употребить другое слово: высокомерной.

— И почему она приехала без компаньонки? — продолжала виконтесса. — Ты понимаешь, что при всем желании я не могу оставлять вас наедине друг с другом? Господи! Что бы на это сказали люди?

Положив ногу на ногу, Томас оперся о спинку кресла.

— Да, этого я не предвидел. Но не беспокойся. До твоего отъезда я найду для нее надежную компаньонку.

Однако проблема заключалась не в том, чтобы найти компаньонку, а в том, чтобы удержать ее здесь после того, как она познакомится с Амелией. И конечно, он не заблуждался: это дело будет нелегким. Как мог Гарри поставить его в такое положение, не предупредив? Но его заверения, похоже, не успокоили мать, как он надеялся.

— Но я уезжаю через месяц.

— К сожалению, обстоятельства складываются для нее неудачно: она не сможет присоединиться к вам с девочками в Америке. Это было бы для ее отца печальным сюрпризом.

Виконтесса смотрела на сына, и в глазах ее было трудно определимое выражение. Протянув руку, она похлопала сына по плечу.

— Похоже, ты обо всем подумал. Мне только остается надеяться, что вся эта история не будет иметь нежелательных последствий.

Томас издал неискренний смешок.

— Ты слишком беспокоишься. Уверяю тебя, не произойдет ничего, что запятнало бы репутацию Амелии, пока тебя здесь не будет.

Будь его мать любительницей выслушивать грязные сплетни, она убедилась бы, что этой репутации уже нанесен урон. Прошло больше месяца с бала в доме леди Стэнтон, а Лондон все еще смаковал подробности того инцидента.

Удовлетворенно кивнув, виконтесса оправила юбки и встала.

— Хорошо, я отправляюсь спать.

Томас отсалютовал ей бокалом.

— Доброй ночи, мама.

Она направилась к двери.

— Ты как-то обмолвился, что ее мать умерла, когда она была маленькой.

— Да, — подтвердил Томас, хотя это и не было вопросом.

Мать вздохнула:

— Я уловила в ней печаль. Ты будешь с ней деликатен? Я бы очень хотела, чтобы ей было приятно у нас.

Сбитый с толку этим неожиданным вопросом, Томас смешался и не знал, что ответить. При упоминании о ее покойной матери Томас ощутил легкий укол совести. Он ведь тоже потерял отца в трудном для ребенка возрасте. Что же касалось печали, то он ее в ней не заметил. Избалованная и трудная для общения женщина, не способная думать ни о ком, кроме себя, — вот кто она такая.

— Будь спокойна, мама. Я стану обращаться с леди Амелией со всем почтением и заботой, которых она заслуживает.

Казалось, на этот раз его ответ удовлетворил ее, потому что, прежде чем покинуть комнату, виконтесса вознаградила его нежной улыбкой.

После ухода матери Томас еще долго сидел, обдумывая ее последние слова.