Внимание - дети!

ПОЖАЛУЙСТА, ИЗВИНИТЕ…

Утро солнечное и тихое, еще прохладно, небо бледносинее — день обещает быть жарким. Иду по Большой Садовой и близ площади Маяковского вижу: стройной колонной выравнялись в затылок друг другу большие автобусы, на головном плакат: «ВНИМАНИЕ — ДЕТИ!»

Нарядной колонне придан милицейский эскорт — желто-голубая «Волга» с мигалкой на крыше и еще такой же желто-голубой «уазик».

От станции метро к автобусам живым, бойким ручейком вьется детвора.

Очень они разные, ребятишки: и совсем карапузики, и акселерированные долговязые подростки; одни радостно возбужденные, другие — надо думать, перворазники — робеющие. И всех сопровождают взрослые, большей частью мамы, хотя попадаются и папы, реже — бабушки и дедушки…

Смотрю на веселое это шествие и не сразу понимаю, почему во мне начинает расти какое-то неприятное беспокойство, еще не совсем осознанная тревога?

Постепенно доходит: все — за исключением одного-единственного мальчонки — решительно все ребята идут вольно, размахивают руками, а сопровождающие их взрослые волокут чемоданы, сумки, рюкзаки…

Так ли велика беда, если родители помогают детям? И почему в моих глазах вроде и день тускнеет и неодолимо хочется подойти к симпатичной бабушке, бодро несущей клетчатый рюкзак на спине, и сказать:

— Пожалуйста, извините… Что ж вы делаете? Ваш прелестный внучек, такой крепко сбитый мальчик, вполне мог бы справиться со своей ношей сам; подумайте, бабушка, к чему вы приучаете человека?.. Но я не подхожу и ничего не говорю.

А почему?

Конечно, не принято вступать на улице в разговоры с незнакомыми людьми, совать нос в чужие заботы.

А если честно?

Увы, я этого не делаю по обыкновенному малодушию и только спустя какое-то время придумываю себе более или менее убедительное оправдание: неудобно, дескать, делать замечания бабушке при внуке, это непедагогично!

А потом электричка рассыпает задорную дробь колес, и солнце озорно расцвечивает вагон, и на глаза мне попадается чудесная пара — мама и дочка.

Мама сама почти еще девочка, а дочка, малышка лет трех-четырех, будто с рекламного плаката — видели такой? — «А я ем повидло и джем!»

Смотрю, любуюсь, радуюсь: такие дети — праздник на земле, праздник не только родительский — общий…

И тут симпатичная мама достала здоровенное красное яблоко из сумки и заговорила, пренеприятно сюсюкая и придыхая:

— А вот какие мамочка купила своей Натусеньке яблочки. Ешь, моя радость, ешь, моя маленькая. Яблочки сладенькие, в яблочках витаминчик.

Мама старалась, уговаривала, хотя в этом не было никакой необходимости: Натусенька сразу же и весьма деловито принялась за яблоко.

Кстати, ни само яблоко, ни мамины речи никаких эмоций у девочки не вызвали. Она схватила яблоко с обезьяньей проворностью, не сказав даже спасибо…

Очень скоро от первого яблока не осталось и следа. Девочка вытерла руки о платьишко и потребовала:

— Еще.

Пока мы доехали до остановки Кратово — это около сорока километров от Москвы, — она управилась с четырьмя отборными яблоками. И всю дорогу мама умиленно, с нескрываемым обожанием, даже с гордостью смотрела на свою доченьку: глядите, люди добрые, вот у нас какой замечательный аппетит!

И снова я не сказал случайной своей попутчице:

— Пожалуйста, извините, но ничего бы с вашей прелестной доченькой не случилось дурного, предложи она вам хоть откусить от одного из яблок… Конечно, витамины полезны телу, но они могут серьезно повредить душе…

Уже очень давно автор «Кодекса природы» Морелли писал: «Единственный порок, какой я знаю во вселенной, — это жадность, все другие, какое бы название им ни давали, представляют собой только его тона, степени…»

Я вовсе не стараюсь выискивать огорчительные картинки, так сказать, коллекционировать людские недостатки. Но когда живешь среди людей, невольно замечаешь не только хорошее, но и промахи, и ошибки.

Известно выражение: на ошибках учатся. Можно ли сомневаться, что учиться на чужих ошибках не так обидно, как на собственных? Вероятно, потому меня и занимают взрослые с детьми, когда они встречаются в парке, на улице, в скверике; я ощущаю себя «скрытой камерой», стараюсь зафиксировать то, что вижу. И давно уже не покидает меня надежда, что придет день, когда я смогу сказать читателю: пожалуйста, извините, сейчас я покажу вам, как мы выглядим рядом с нашими детьми.

Не все, о чем вы прочитаете, доставит вам удовольствие, но не сердитесь и не спешите осуждать: дескать, а ему-то что за дело? Конечно — дело: ведь дети — наша общая забота. И вам, глубокоуважаемый читатель, чужие ошибки я предлагаю, так сказать, исключительно для ознакомления, а практические выводы вы либо сделаете, либо не сделаете, как сами найдете нужным…

Он такой красивый, такой модный, такой современный, этот незнакомый мне папа.

На нем джинсовые брюки, рубашка в широкую полоску, у него хорошо уложенные, в меру длинные волнистые волосы.

Встретил я его на Кузнецком мосту, он шел неторопливо и уверенно, встречные обтекали его. А рядом с папой семенил маленький мальчуган, тоже красивый и благополучный.

Папа подбадривал сына весьма решительно и громогласно:

— Давай, Димка, топай, не отставай, оборотики прибавь, сынок…

Мальчик старался, все прохожие одобрительно улыбались маленькому человечку: детская самостоятельность всегда вызывает приязнь и умиление посторонних взрослых.

И вдруг — будто с другой пленки пошел текст: и голос папин изменился, и ударения стали иными, и сами слова…

— А сейчас, Димка, — объявил папа, — мы зайдем с тобой в магазин. Топ-топ ножками… И купим бутылочку бяки. От нашей мамы, сынок, ни за что не дождаться бяки.

Они скрылись в дверях специализированного торгового заведения, из которого разило, как из пивной бочки.

Ушли. Но не исчезли из памяти.

Скорее всего, модный джинсовый папаша никакого серьезного значения своим словам относительно «бутылочки бяки» и не придал, так сказанул, не более…

Да и то подумать: ну что такой клопишка, как Димка, может понять и запомнить из отцовских слов?

Не скажите! Малыши, разумеется, не все понимают и не все запоминают, но чувствуют они куда больше, чем мы можем предположить.

Возможно, вы замечали: стоит отцу с матерью изменить дружелюбный тон и обменяться несколькими колючими словечками, чуть повысить голос, и пятимесячный несмышленыш выдает вдруг такой рев, будто он расслышал и оценил первые раскаты грома и испугался приближающейся грозы. К тому же я совершенно не могу поручиться, что винный дух специализированного магазина непременно произведет на мальчика отрицательное впечатление и что нотка пренебрежения, прозвучавшая в адрес мамы, не оставит следа…

Папа — сыну:

— Саша, пойди скажи маме, что не вредно бы пообедать, шестой час.

Сын — папе:

— Па-а-а, мама велела передать, что она еще стирает и, если ты находишь, что пора обедать, можешь разогреть суп и котлеты, они на окне стоят в кухне.

Папа — сыну:

— Если на то пошло, то я могу и обождать еще. Говорят, голодать даже полезно, кто-то где-то голодом даже лечит, и вроде помогает…

Мама — сыну:

— Это папа велел мне сказать или ты сам додумался?

Сын — маме:

— Сам. Я ведь тоже есть хочу, а потом — скоро хоккей начнется, какой тогда обед…

Мама — сыну:

— Удивительно! Есть хотят все, а разогреть готовый обед не может никто. Просто удивительно! Или вы с папой ждете Восьмого марта?..

Папа — сыну:

— Про Восьмое марта мама велела сказать или ты сам придумал? Господи, до чего мне надоела вся эта самодеятельность.

А времени без четверти шесть.

Скажите, вам не приходило в голову — даже у самых лучших, самых редкостных часов нет заднего хода?..

Стенд приподнят над землей тонкими, трубчатыми ногами. За стеклом газета. Почтенный старец, седой и благообразный, читает «Вечерний Ленинград», а внук изнывает от скуки. И просто так, от нечего делать, без злости и без азарта, тыкает прутиком собачонку другого дедушки, который тоже читает газету, но по ту сторону стенда…

Собачонка с осуждением взглядывает на мальчишку и бесшумно переходит от левой ноги своего хозяина к правой. Ушла бы и дальше, да поводок не пускает.

И мальчишка тоже переходит, приседает и шкодливо тыкает собачонку снова. Так продолжается долго, пока дедушка с собачкой не начинает испытывать неудобства — поводок обкрутился вокруг ног и тянет. Сперва хозяин цыкает на собачонку, но тут же, взяв в толк, что к чему, обегает стенд и набрасывается на почтенного старца.

Боже милостивый, на каком лексиконе изъясняются убеленные почетными сединами, вероятно, уважаемые в миру люди! Попытайся я передать даже самый сокращенный текст их диалога, я бы тут же захлебнулся в совершенно неизбежных многоточиях.

А внук — рядом! Внук слушает и радостно улыбается, когда, по его разумению, верх берет его дедушка, и сокрушается, когда на высоте оказывается дедушка чужой.

Надо ли делать выводы?

Если разрешите, приведу слова народного артиста СССР, прекрасного знатока детской души, С. В. Образцова: «Всякий взрослый отвечает за любые слова, произнесенные в присутствии детей, и за любые поступки, совершенные при детях».

Люблю я наш старый невзрачный двор, может быть потому люблю, что в нем растут липы. Мы сами их сажали лет сорок пять назад, мальчишками, еще до войны. Давным-давно деревья стали большими, тенистыми, и всякий раз, взглядывая на них, я думаю: что бы ни случилось на свете, а им — жить!

И вот, замечаю, повадились под нашими липами сиживать чужие тети. Женщинам этим за сорок, может даже и больше, объединяет их дворовая скамейка и какие-то общие беды…

— Ладно, пусть я буду плохая свекровь. Пусть! Это ж закон: все свекрови худы! А я как говорила Петьке, так и буду говорить: куда ты смотришь, дурак, она ж под носом у тебя хвостом крутит, телок ты незрячий…

— Да что там, все они телки, все они незрячие. Эти, теперешние. А мой — ну, Петьки твоего портрет. Она в вечерний техникум, она на собрания бегает, она утомленная, а он — в магазин, в садик детский, в прачечную…

— И никакой мужской гордости. Я так говорю: ну ладно ты бы сам себе позволял хвостом крутить. Все-таки ты мужчина! Но как такое от жены терпеть, этого я не понимаю, нет.

— Вот именно! Я в таких делах, хоть и женщина, к мужчинам снисходительная. Тут уж сама природа поставила: мужчине что — отряхнулся и поскакал…

И катится этот пошлейший разговор по хорошо наезженной дорожке. Видно, сладостно женщинам слушать и поддерживать друг друга. И все бы, может, не так и страшно — в конце концов каждый судит о жизни в силу своего понимания, — если б рядом не вертелись их внучки.

А у этой истории совсем иной ракурс.

Двенадцатилетний Сережа явился домой, лопаясь от счастья, и, не переступая порога, объявил во всеуслышание:

— Я тете Саше из сто четырнадцатой утюг починил! Она мне за это дело рубль кинула…

И был предприимчивый Сережа папой выпорот.

Незамедлительно. Обстоятельно. С полным сознанием необходимости столь крутой меры.

— Не срами отца, не срами, — приговаривал принципиальный родитель, оглаживая Серегу задубевшим от старости офицерским ремнем. — Я не какой-нибудь проходимец, а инженер все-таки, и тебе, дураку, ни в чем не отказывают…

Но потом папу одолели, видно, сомнения, и он пришел ко мне, так, по-соседски, запросто, то ли посоветоваться, то ли излить переполненную душу.

— Извините, пожалуйста, — сказал я Серегиному отцу, — но сын-то ваш ничего не украл, он честно заработал свой рубль. И потом — не скажи он о своем заработке сам, вы бы никогда ничего и не узнали. Так разве же можно наказывать за труд и за откровенность?

— Сговорились вы, что ли? — почему-то обозлился сосед. — И жена тоже плешь переела. Разве нас так пороли? И ничего, выросли. Нежности. Психология кругом. Глаза бы мои на эту психологию не смотрели.

Кстати, последнее замечание — относительно психологии — совершенно верное: действительно, никуда от нее не денешься, правильно, психология кругом. Судите сами.

У Лехи есть твердый и постоянный заработок: он сдает пустые бутылки и все, что выручает, — его. Так заведено в доме.

И Леха точно знает, сколько стоит пол-литровая бутылка из-под молока и сколько другая поллитровка, с горлышком потоньше.

Лучший день недели, в представлении одиннадцатилетнего Лехи, понедельник. Спросите его, и он вам охотно пояснит:

— За пятницу, субботу и воскресенье знаете сколько бутылок собирается?! Ого-го!..

Не знаю, как по-вашему, а по мне, пусть бы Леха чинил электрические утюги соседкам, выбивал ковры, относил белье в прачечную, и не бесплатно, или сотрудничал в ближайшем почтовом отделении, чем считал пустые бутылки в собственном доме, с вожделением ожидая конца недели.

И еще об одном дедушке и одновременно еще об одном соседе.

Его я знаю лет сто. Прекрасный дедушка, достойнейший человек, просто язык не поворачивается хоть в чем-то упрекнуть его. Пожалуй, то, что происходит в их доме, не вина, а несчастье старика: видно, сносились уже какие-то колесики в мудрой дедушкиной голове и из-за этого рассогласовалась управляющая схема…

А происходит вот что: дедушка демонстрирует своего любимого внучка публике, он просто не может упустить случая, чтобы не показать, какой у него растет чудо-внук. И делается это так:

— Мишенька, скажи, что лежит у дедушки в портфеле? — небрежно, вроде бы через плечо, спрашивает дедушка.

— Диссертация, — заученно отвечает двухлетний Мишенька и смотрит на людей победителем.

— Во! Слыхали? Каков парень? — захлебывается восторгом дедушка. — Скажи, объясни этим людям, Мишенька, кто твой дедушка?

— Кандидат тех или иных наук! — бойко выкрикивает Мишенька и явно ждет привычных аплодисментов.

— А? Тех или иных!.. Вы обратили внимание? — радуется дедушка и продолжает демонстрировать своего вундеркинда…

Мне жаль Мишу, мне очень жаль дедушку, и я решительно не могу понять, куда смотрят Мишины родители, о чем они думают?

Наши дети должны уметь ЛЮБИТЬ ЛЮДЕЙ, быть безукоризненно ЧЕСТНЫМИ, ХРАБРЫМИ, отличаться крепкой ТОВАРИЩЕСКОЙ СПАЙКОЙ, ЛЮБИТЬ ТРУД, говорил М. И. Калинин. Вот так поставлена задача, и едва ли она может вызывать сомнение. Другое дело, как достигнуть этой цели с наименьшими усилиями и без существенных потерь. Вот здесь наверняка возникает множество вопросов и сомнений.

Едва ли сыщется на свете такой мудрец, который сумеет предложить нам универсальные, пригодные на все случаи жизни рецепты. Тем и сложна всякая воспитательная задача, что каждый раз, в каждом отдельном случае она требует особого подхода, новых усилий ума и непременно — сердца. И ничего не поделаешь: все родители разные, и все дети тоже разные, и жизнь ежечасно предлагает нам столько неожиданных ситуаций, что спрогнозировать их с полной достоверностью не представляется возможным.

Как же быть?

Я думаю, что каждый человек, всякая семья, коллектив непременно вырабатывают свою воспитательную тактику, свои каждодневные приемы, опирающиеся, разумеется, на основные принципы нашей морали, на главные положения современной педагогической науки. Эта тактика складывается не сразу, она постоянно обогащается, выверяется своим и чужим опытом. Воспитание требует терпения, любви, сил и времени. Если ты щедр и не жалеешь себя, урожай непременно будет богатый; разумеется, не через день и не через неделю после посева — в свой срок будет, но будет непременно!

В доме появилось удивительно забавное и совершенно беспомощное существо — ребенок. И странное дело: существо это не научилось еще толком глядеть на белый свет, а уже подчинило себе всех окружающих.

— Не открывайте окно! Лялю продует.

— Завесьте лампу! Нашей кисаньке прямо в глазки светит…

— Курить, папа, марш на кухню!

Пока все правильно: малютку, действительно, недолго и простудить, новорожденному нужны покой, и чистый воздух, и стерильная соска, и двадцать пеленок на день, еда вовремя, и много-много чего еще…

А время идет, накручиваются дни в недели, недели — в месяцы, и Лялечка уже сидит, уже лопочет что-то бессвязное, но весьма трогательное… смотрите, смотрите, она уже делает первые робкие шаги!

ОСТОРОЖНО!

Нежные, славные, любящие мамы и папы, добровольные рабы своих ребятишек, не прозевайте момент, не упустите рубеж, будьте наготове!

У Лялечки ведь не только зубки прорезываются, но еще и характер! Прорезывается, крепнет, развивается — и все это происходит с прямо-таки космической скоростью, именно не по дням, а по часам изменяется ваш ребенок.

Помню, маленькая Оля, усевшись на полу, смешно раскинула свои кукольные, в перевязочках, ножки и принялась деловито выколупывать из паркета какие-то микроскопические крошки. Эту работу она выполняла с завидным упорством. И, будто голодная, запихивала крошки в рот.

Рядом с девочкой примостилась на корточках ее мама и тихим, ровным голосом говорила:

— Ляленька, ты умная девочка, и я тебе уже объясняла — нельзя кушать грязь. Где грязь, там микробы, Ляленька…

— Микробы, — согласно повторила Оля и как ни в чем не бывало продолжала свое занятие.

— Если микробы попадут Ляле в животик, — упорно объясняла мама, — Ляля заболеет… бо-бо будет.

— Бо-бо, — словно эхо отозвалась девочка.

Удивительно рассудительная мама была у девочки Оли и терпеливая. У нее хватало выдержки буквально часами растолковывать дочери, что такое хорошо и что такое плохо, и почему хорошо — это хорошо, а плохо — это плохо, и как сделать, чтобы было хорошо. Фантастически терпелива была эта женщина!

И вот минуло десять лет.

Пришел я в знакомый дом и с порога услышал: девочка-школьница, длинноногая и некрасивая — они почти все в этом возрасте такие, — капризно объявляет матери:

— Ну и зануда ты! Хватит… ну хватит мне вычитывать…

А мама?

Мама очень спокойно, словно метроном, отщелкивающий свое, возражаете:

— Ты нехорошо говоришь, Ольга. Зануда — грубое слово. И умная девочка не должна употреблять таких слов, особенно в обращении с матерью. Это стыдно, Ольга…

Спору нет, и нежность, и терпение родителей, и всегда ровный доброжелательный тон, и стремление все объяснить, как говорится, довести до ума — качества безусловно положительные. Но без чувства меры тоже нельзя. И может быть, великое искусство воспитания отличается от обыкновенного воспитательного умения именно превосходно отточенным чувством меры, тем самым «чуть-чуть», на котором держится всякое настоящее искусство.

Ребенок растет, делается все подвижней и шумней. И, что таить, он приносит вам не только радость, но и множество забот, он вас утомляет. Впрочем, это совершенно естественно, по-другому быть не может, и не стоит мучиться угрызениями совести, если даже вам нет-нет и придет в голову: «Ох-хо-хо, как он мне надоел».

Как убедительно показывает практика, без неприятностей — больших и маленьких — ребятишки не вырастают.

Костик знает уже достаточно много, но, естественно, далеко не все. И на его жизненном пути постоянно случаются оказии и чрезвычайные происшествия.

Вот он ворвался резвым галопом на кухню и… схватил яйцо. А оно — круглое и гладкое — выскочило из маленькой ручонки, трах об пол и потекло! Костик потрогал, попробовал — вкусно… И, конечно, перемазался человек, пока знакомился с желтком и белком…

— Сколько раз можно говорить: не хватай! Или тебе игрушек мало, наказанье ты мое! — возмущается мама.

И мне и вам совсем нетрудно понять маму. Но вот беда: Костик ее понять не может, в его не окрепшем еще сознании яйцо и игрушка — предметы не противостоящие, и откуда он мог знать, что это круглое яйцо вдруг упадет? Оно само, понимаете, само упало!..

А как часто случается — большие, умудренные жизнью мамы и папы жалуются на своих Костиков:

— Он делается невозможным. Он все ломает и портит…

— Ему говоришь: отойди, а он, будто нарочно, лезет обязательно туда, куда не надо.

И хочется спросить родителей: а куда надо лезть, вы ему растолковали, вы направили его энергию в нужное и дозволенное русло?

Пусть Костик, едва научившись ходить, «помогает» маме подметать маленькой щеткой пол (и это неважно, что пол чище от его робких усилий не станет, важно правильно нацелить малыша), пусть в три года он под руководством кого-то из взрослых поливает цветы (и не сердитесь, когда вода попадет не только в цветочный горшок, но и на подоконник тоже), пусть ребенок приучается делать нехитрые, но безусловно полезные дела и пусть у него, когда он чуть повзрослеет, будет круг своих обязанностей в семье. Словом, пусть он «лезет», вы только помогайте ему, деликатно подсказывайте, куда лезть не только можно, но и нужно!

Если труд сделал из обезьяны человека, то можно не сомневаться — из человека-несмышленыша он непременно сформирует Человека с большой буквы.

И пусть никого не сбивает с толку затхлая мещанская формула: «Наработается еще, успеет!»

Приучать человека к труду никогда не рано. Искусство воспитателя в том и состоит, чтобы постоянно давать ребенку посильные задания и обставлять их таким образом, чтобы малышу хотелось работать, чтобы ему было интересно и радостно исполнять поручения взрослых, чтобы его усилия казались ему и игрой, и делом одновременно, чтобы они позволяли малышу отличиться.

С виду женщине было лет тридцать с небольшим. Я обратил внимание на ее хорошую фигуру и ухоженное лицо. Да и вся она, как бы точнее сказать… была отмечена печатью благополучия. Несколько аккуратных наводящих вопросов, и предположение подтвердилось: муж — любимый и любящий, работа — интересная, квартира — хорошая…

И все-таки, и все-таки — тревога. Так отчего?

— Дочь меня беспокоит, — говорит женщина. — Нине девять лет. В школе у нее все в порядке, но вот беда — сутулится и вообще растет какой-то скованной, жизни в ней не чувствуется.

— Скажите, пожалуйста, вы на лыжах ходите? — спрашиваю я.

— Я? — женщина нескрываемо удивлена, будто я поинтересовался, не крутит ли она сальто под куполом цирка.

— Вы.

— Не-е-ет… когда-то, в школе, бегала… и даже на районных соревнованиях, помнится, выступала.

— А теперь что же?

— Да не получается.

— А почему все-таки?

— Без особых причин, наверное. Просто не тянет. И времени нет.

— Может, найдете все-таки время? Вам это не во вред, а девочке уж точно на пользу…

Признаюсь, мне стоит некоторого усилия удерживаться в рамках: не может человек не понимать и, конечно, отлично понимает — ребенку нужен свежий воздух, движение, физическая нагрузка…

Но не стоит возмущаться, необходимо как-то довести до сознания женщины, что воспитание — это меньше всего слова, то есть слова в последнюю очередь, а прежде — поступок, действие, пример.

Как объяснить моей встревоженной посетительнице, что если ей, взрослому человеку, лень пройтись на лыжах, то можно ли ожидать от девятилетней, неспортивной Нины собственной инициативы?

Думая об этом, спрашиваю маму:

— А физзарядку по утрам вы делаете?

— Какая зарядка, на работу бы не опоздать…

Чувствую, мои вопросы раздражают женщину. Кажется, она разочарована и мысленно клянет себя за даром потерянное время.

Но я продолжаю гнуть свою линию:

— И муж ваш тоже спешит по утрам?

— Муж не так спешит, но тоже.

— Ясно, — говорю я. — Вынужден вас огорчить: само собой ничего не изменится. Если вы на самом деле хотите помочь дочери, заставляйте ее двигаться, двигаться, двигаться! Лучше всего — рядом с собой, вместе!

И пока вы не приучите Нину потеть, не станет она, я уж не говорю — балериной, но просто складной девчушкой. И торопитесь: Нине уже девять лет, это много!

Была и такая встреча, на этот раз с папой.

— Представляете, Лаврику моему двенадцать, и паренек он как паренек. Голова работает, за себя постоять умеет. Конечно, и мы с женой ничего для него не жалеем. Это уж, будьте уверены, точный факт: если там брючата по моде или трешник на развлечение — с дорогой душой. Закурить разрешите?

Получив разрешение, папа закуривает, и только тут я замечаю — а родитель-то, как бы поделикатнее выразиться, слегка «на взводе»: глаза у него подозрительно блестят и руки неестественно напряжены.

— Повторяю: мне для сына ничего не жалко. Один у меня! Надо если, всю кровь готов каплю за каплей ему отдать. Это первое положение. Теперь положение второе: давеча мне соседка представление делает, будто она собственными глазами видела, как Лаврик покуривает с ребятами, значит, во дворе. И я не знаю, как мне быть, чтобы… решительно и кардинально…

На этом он замолкает и смотрит на меня выжидательно.

— Бросьте курить, — советую я, — и пусть ваш Лав-рик об этом узнает.

— Как, то есть, бросить?

— Обыкновенно. Сказать: больше не курю — и не курить.

— Допустим. Предположим, — глаза у родителя недовольно щурятся, он торопливо что-то соображает. А остальные?

— Кого вы имеете в виду? — спрашиваю я.

— Ну-у-у… миллионы граждан, которые курят?

— В данном случае вас не должны заботить миллионы, речь ведь идет о вашем сыне…

— Не логично рассуждаете, — перебивает меня папаша. Я брошу, а они нет. И что получится? Плохих примеров у Лаврика все равно полно будет. Или не так?

— Так, да не совсем. Вы бросите курить на глазах у сына, и это будет поучительным примером для мальчика, прежде всего примером сильной воли. Лаврик поймет, какой у него исключительный отец — другие не могут, а он может! Сказал — сделал! И авторитет ваш в глазах сына не просто возрастет, а, можно сказать, высоко подпрыгнет!

— Да-да. А ежели я не выдержу? С детства все-таки курю, лет, пожалуй, с одиннадцати баловаться начал.

— Позвольте, но вы же говорили, что готовы для сына отдать всю кровь каплю за каплей? Так пожертвуйте такой малостью, как сигареты. И вам лично этот подвиг тоже вреда не принесет.

— Ох, дети, дети… Сколько с ними неприятностей, — философически замечает папаша. — И еще совершенно ведь неизвестно, какая будет отдача, с каким знаком?

Он откланивается и поспешно уходит.

Думаю: бросит курить папаша или не бросит? Сомневаюсь. Ведь найдет себе миллион оправданий. Оправдываться всегда легче, чем принуждать себя. Но что делать — без проявления воли воспитания, увы, не бывает.

И еще: воспитание — это тактика. Тактика в том смысле, что мало знать, чего ты хочешь добиться от ребёнка, необходимо еще уметь находить лучшую, кратчайшую дорогу к достижению поставленной цели. Тактика вырабатывается не вдруг, но выработать ее можно.

Мой первый тактический совет мамам, папам, вообще всем взрослым, имеющим дело с детьми:

НЕ БОИТЕСЬ ХВАЛИТЬ РЕБЕНКА!

Замечайте каждый успех малыша и поощряйте — улыбкой, добрым словом, ласковым прикосновением. Поощряйте! Когда маленький человек слышит, понимает, чувствует себя вашим помощником, когда он сознает: хорошая работа замечена — он правильно убрал свой уголок, быстро накрыл на стол, справился с огородной грядкой или починкой электрического утюга (разумеется, каждому возрасту должно соответствовать свое задание — трудное, но посильное), — в нем растет уверенность в собственных силах, возникает желание сделать больше, быть полезным, быть всем нужным и хорошим.

Ведь ребенок, особенно маленький, только-только осваивает великие сложности взрослого мира и не может все делать хорошо, у него не всегда с первого же раза все получается. Это же очень трудно зашнуровать ботинки, не пропустив и не спутав ни одной дырочки, или застегнуть пуговицу, попав в нужную тугую петлю курточки.

Поэтому не говорите малышу:

— Ах ты безрукий, неумеха косолапый! И ничегошеньки ты у меня еще не можешь…

Услышав, что он неумеха и растяпа, косолапый и бестолковый, раз, другой, третий, ребенок легко может утратить всякий интерес к окружающим его вещам, ему быстро надоест стараться овладеть нужными навыками, и тогда вам придется сначала долго и мучительно вселять в него желание и надежду освоить мир, и только потом поощрять его робкие и вялые попытки.

Что говорить — конечно, быстрее и легче застегнуть Вовке все шесть пуговиц, чем дожидаться, пока он справится с одной. Только признаемся честно: спеша помогать, мы ведь не сыну, а себе облегчаем жизнь.

Один мой добрый приятель постоянно повторяет: «Терпение во мне воспитали дети!» У него их трое.

НИКОГДА НЕ ПУГАЙТЕ ДЕТЕЙ ни темнотой, ни милиционером, ни страшным дедушкой с мешком, ни отцом, который-де скоро придет с работы и все ему «объяснит», как надо.

Если вы сначала пугаете, а потом пытаетесь на самом деле исполнить вашу угрозу, ну, скажем, сажаете своего сына в темную кладовку или запираете в ванную комнату, то вы далеко не лучшим образом воздействуете на неокрепшую нервную систему мальчика, и чем завершится такая, с позволения сказать, воспитательная мера, предположить трудно. Лично я думаю, что ничего хорошего ждать не приходится.

Ну а если вы только пугаете: вот придет милиционер, вот дождешься деда с мешком — и ни милиционер, ни мифический дед не являются, ребенок перестает вам верить. А это уже никуда не годится.

Воспитывать человека, не пользуясь его доверием (даже если человеку три года от роду!), невозможно.

Позволю себе еще один практический совет. Всем нам будет много легче жить, если мы приучим себя к мысли: РЕБЕНОК ВСЕ ПОНИМАЕТ! А это значит, что успешное воздействие на малыша возможно только при полной искренности. Если вы притворяетесь, что дочка очень вас обрадовала своим трудолюбием, а на самом деле едва замечаете, как она разодела и вымыла своих кукол, будьте уверены: очень скоро ее «хозяйственный раж» и старание иссякнут.

Разумеется, тремя тактическими советами не исчерпывается, а лишь обозначается арсенал средств, овладеть которыми предстоит каждому воспитателю. Хочу заметить, что примеры, которые я привожу, будут иметь смысл при одном непременном условии — они должны сопровождаться обязательным читательским размышлением. Все, о чем я поведу речь дальше, лишь материал для сравнения, обсуждения и, я надеюсь, спора.

Единственное, что представляется мне абсолютно бесспорным, и хотелось бы, чтобы читатель тоже так считал: воспитание нельзя откладывать на завтра, на послезавтра, словом на потом. Упустить время — значит упустить все.