Внутренние новеллы

Сергей Ташевский ГЛАМУР

— У нас на все четыре часа. Едете в Мир бриллиантов на Тверскую, берете сумку с украшениями. Потом на склад Бобрового мира. Там 20 норковых шуб. И гоните на студию. Сигары подвезут. Куда? Брахман все знает.

Брахман сидел рядом, прямо за тонким как вязальная спица рычагом переключения скоростей «Оки». На пассажирском сидении, на жердочке. Как орел. Нет, правда, что-то орлиное в нем было. В профиле, в длинной анархистской шевелюре, в грязном кожаном плаще до пят. Как он пойдет за бриллиантами? Ведь у охраны случится инфаркт!

— Я не знаю. Они позвонили — говорят, машина у вас есть? — задумчиво рассказывал Брахман, пока я судорожно старался втиснуться в пробку на Тверской. — Мы сказали, что конечно есть. И сами все заберем. Мы не знали, что там 20 шуб. Кажется, сюда. Ты не выключай мотор, я сейчас быстро… За брильянтами схожу.

Мы припарковались. Никого подозрительного. Только пьяные, бандиты, проститутки и какие-то импозантные фрики. Брахман на их фоне почти не выделялся, разве что смотрелся повеселее. Грязь на кожаном плаще — это высший сорт. Естественность стиля, что там ваш гламур…

Гламуррр! Я переставил «Оку» на нейтралку. — Гламур, да. Им мы сейчас и занимались. Устраивали фотосессию для сигарного журнала, в котором подрабатывали той осенью. Как-то я прочел, что в «глянце» работают всюду одна интеллигентская рвань, которая хлещет политуру и ездит на метро, но делает вид, будто разбирается в дорогих коньяках и роллс-ройсах… Ну, не знаю. Попробуйте найти в Брахмане хоть одну черту интеллигента. Я бы не смог. К тому же мы политуру не пили, мы вообще в тот момент не пили ничего, потому что деньги кончились в принципе. Только хороший коньяк на дегустациях. А роллс-ройсы… Ну, водил я «Ghost» по Москве. Удовольствие среднее. На «Оке» веселее.

«Ока», конечно, коробчонка маленькая. И вся в дерьме. Ну так по праву — ведь летом она нас, пятерых, свозила в Париж и обратно. А в сентябре, до дождей — по проселкам в Архангельск. Так что на тонкий слой европыли легла жирная глина каргопольских дорог — и все отлакировано московской солью. В этом году я ее еще не мыл. Но в ржавом багажнике воняет дорогими французскими сырами с плесенью, постукивают пустые бутылки от бургундского и Ломоносовского бальзама, а под стеклом чек за парковку на Елисейских Полях. Так что нормальная машина.

Брахман вышел из ювелирного бутика с объемистой сумкой, держа ее чуть ли не двумя пальцами перед собой. Это значило, что несет он ее с осторожностью.

— Все взял, поехали. Они сказали, что там брюликов на 300 тысяч долларов. А «Ока» сколько стоит?

— Три.

— Значит у нас сто «Ок».

Мы замолчали.

Предстояли еще шубы.

На склад нас сперва не хотели пускать, и пришлось каблуком ботинка сбивать грязь с переднего номера, чтобы убедились, что пропуск именно на «Оку». Во дворе уже стоял управляющий фирмы. Брахман выскочил и стал показывать какие-то бумаги, а я с хрустом сложил заднее сидение и открыл дверь багажника. Уже темнело, грязь и подтеки масла выглядели почти незаметно.

Из склада начали выходить люди. Один за другим. Одинаковые, в строгих черных костюмах, с короткими шеями и бритыми затылками. Каждый на вытянутых руках нес шубу в особом чехле. Первые сгрудились вокруг «Оки». Замешкались.

— Грузите сюда! — указал я на багажник.

— Ну что. Давайте, складывайте туда, — грустно подтвердил управляющий.

С величайшей осторожностью, поправляя складки, шубу за шубой они отправляли в чрево «Оки». Последние, конечно, входили с трудом.

— Ничего, сейчас я немного умну!

Но управляющий чуть не со слезами в голосе остановил меня:

— Ах нет, не беспокойтесь, они сами, сами!

Наконец все шубы вошли. Я с силой захлопнул заднюю дверцу и сел за руль. В шею упиралась мягкая гора меха.

— Но вы же знаете, как с ними обращаться? Будете очень осторожны? — кричал управляющий, прихрамывая за машиной, пока мы разворачивались и выезжали под шлагбаум. — Они стоят по десять тысяч долларов! А некоторые по тридцать!

— Ну конечно! Конечно! Ни о чем не беспокойтесь!

Все сотрудники склада выстроились у входа, и тоскливо смотрели, как набитая шубами «Ока» вперевалочку выезжает со двора.

— То есть у нас теперь с шубами точно пол-миллиона, — сказал я. — А у тебя, Брахман, шенгенская виза еще действует?

— Наверное, да. Но ведь догонят и убьют.

Конец октября в Москве — самое омерзительное время. Дворники с трудом сдвигают грязь со стекла. Шубы лезут в затылок, зеркала в говне. Аварии через каждые сто метров. Поэтому мы ехали осторожно. Осторожно но быстро.

Студия оказалась на Шаболовке, в бывшем общежитии. Протащив охапками шубы через проходную, мы поднялись на пятый этаж, и оказались в просторном помещении, потолки над которым были выломаны на три этажа вверх. Оттуда свешивались самодельные софиты и куски драпировки. В раскаленном лампами воздухе явственно пахло потом и спермой. Внизу на подиуме стояла модель. Боже мой! Я никогда не видел такого — она была накачана силиконом от попы до бровей. Силикон выступал через поры. Фотошопу тут делать нечего — даже кожа казалась абсолютно глянцевой. Но она еще не утратила способности ходить, и вот это казалось противоестественным.

— Модель — бесплатно. От учредителя. — мрачно сказал директор журнала по рекламе, встретивший нас у дверей. — Придется ее и на обложку ставить. Он хочет. Верстальщики удавятся. Я вот сигары привез, будете?

— А на фотосессию останется?

— Не парься.

Мы закурили отличный Партагас.

— Виски?

— Я за рулем.

— Ну давай тогда ты, Брахман.

Брахмана уговаривать долго не пришлось. Его вообще не нужно никогда уговаривать. Тем более виски неплохой.

— Не знаю я фотографа, — продолжал тосковать коммерческий директор. — Он знакомый этой девицы, как ее там… Раньше ее снимал. Для чего-то такого… Ну, понятно, для чего. Но дешевый.

— Ну и отлично.

— Она должна курить в кадре… Эй! Ты сигары курить умеешь?

Модель посмотрела на нас коровьими глазами.

— Так, короче, возьми сигару в рот… Боже мой! Не заглатывай так!

Это действительно выглядело… Сигара в пухлых силиконовых губах. Не то чтобы двусмысленно, как раз нет. Очень недвусмысленно.

— Ладно, пусть они снимают, не могу на это смотреть, пойдем где-нибудь посидим.

Модель ходила по подиуму среди разбросанных там и тут шуб, копаясь в сумке и примиряя бриллиантовые колье. Горящая сигара так и торчала у нее изо рта.

— Она же прожжет шубы! — вдруг с ужасом понял я.

— Не прожжет, не волнуйся. Это Партагас, пепел хорошо держится. Пойдем лучше туда, наверх, я один анекдот расскажу…

Часа два мы сидели на галерке и травили анекдоты, пока внизу происходило какое-то шуршание. Иногда я выглядывал и видел, как модель катается по полу в разных шубах на голое тело, профессионально выставляя из них то попу, то грудь. Время от времени ей раскуривали новую сигару. Фотосессия уже близилась к концу, когда снизу раздался ор, визг, топот, а в воздухе явственно запахло паленой шерстью.

— Ну и что? Думаешь, не заметят?

— Они же там все зачесали. Почти не видно.

Мы уже погрузили шубы обратно в «Оку». Кажется, предельно аккуратно. Даже в чехлах, как было. Ну, у нас теперь был повод стараться. На одной из шуб зияла проплешина с пятикопеечную монету.

— Вот дура! — ругался я, выворачивая из переулка. — Ты там какие-нибудь бумажки подписывал?

— Ладно, ничего страшного, мы тут ни при чем. Бумажки? Да, вот… Расписки.

— О сохранности?

— Ну да. Кажется, о сохранности.

— Блядь. А мы же еще опаздываем, они час как должны закрыться. Может, все ушли, никого нет…

Конечно, никто не ушел, и даже, кажется, не сдвинулся с места. Когда мы въехали на склад Бобрового мира, менеджеры и управляющий стояли у входа под мелким моросящим дождем почти в тех же позах, в каких мы их оставили четыре часа назад. Чем-то они, правда, напоминали тоскующую семейку бобров, у которых разрушили плотину. Увидев «Оку», бобры бросились к ней и начали по одной вытаскивать шубы, расправлять их в чехлах и нежно, прижимая к груди, уносить в недра склада. Это напоминало спасение заложниц из рук террористов. Пересчитав все шубы, управляющий с явным облегчением заулыбался — и торопливо написал на бумажке, что весь товар получен в целости и сохранности. Мы не стали задерживаться ни секунды.

— Да! Главное, быстро. Никто ничего и не заметил. Мы ведь могли чего угодно в чехлы напихать, да? И разбогатеть…

— У нас еще есть бриллианты, — задумчиво сказал Брахман.

— Ну, с бриллиантами такой номер конечно не пройдет. Придется сдавать. Там никто ничего не спер?

— Вроде нет, все на месте.

Мы вывернули на Тверскую. Там висела огромная перетяжка: «ПИТЕР БОЛЕН В КРЕМЛЕ».

— Интересно, что это значит? — задумчиво спросил Брахман. — Почему они там все болеют?

— А, может, это тайный призыв вернуть столицу в Петербург. Или про нового помощника Ельцина — он вроде из Питера…

— Или… О, тормози, тормози, вот же Мир бриллиантов!

Мы остановились у сверкающего бутика. Уже приближалась полночь, но Тверской это не касалось — народу и машин было не меньше чем днем. Брахман бодро схватил сумочку (теперь он обращался с ней куда легкомысленней) и направился к стеклянной двери, а я достал сигарету и закурил.

Все-таки с Брахманом удивительно легко вляпываться в приключения. И так же легко из них выныривать. Он умеет настолько не замечать проблему, что та обижается и исчезает. Иногда его достаточно просто позвать туда, где есть проблема. И все само налаживается. Пока он едет. При нем всегда ломается новая техника, которая должна работать безупречно. Компьютеры, магнитофоны, крутые штучки. И работает то, что по идее должно сгореть и развалиться. Видели бы вы его системный блок с процессором, приделанным на прищепке! Он похож на волшебного эльфа, который может дать орку по морде — и орки сразу становятся его друзьями. У него есть кольчуга, я сам видел, он делал ее из пружинных шайб, но не доделал и до половины. Ему надоело, и он отдал себя под защиту высших сил. На хрена ему кольчуга? Думаю, он — единственный человек в мире, который при желании мог бы даже приручить белого медведя (который, как считается, приручению не поддается). Но и для этого Брахман слишком ленив. Лень — один из секретов его магических способностей. Кстати, что он так долго?..

Наконец Брахман вышел из магазина и легким танцующим шагом направился к «Оке». Но постепенно походка замедлялась. Не дойдя до машины трех метров, он остановился и обернулся на магазин. Почувствовав неладное, я выскочил из машины и подбежал к нему. Брахман смотрел на вывеску и беззвучно шевелил губами.

— Ну что, ты сдал?

— Сдал.

— Ну так что же?…

— Кажется, сдал не туда.

И точно. Тот «Мир брильянтов» был в середине Тверской, а этот же — в самом начале! Как мы не заметили? Хотя вывеска, конечно, один в один. Но ведь каждый второй ювелирный магазин в Москве назывался тогда именно так!

— Как же у тебя приняли?..

— Не знаю. Я пошел на второй этаж, там какая-то девушка сидела в дирекции. Я спросил: «Вы бриллианты примете?», а она, кажется, удивилась, но ответила: «Да, конечно». И приняла.

Я судорожно закурил вторую сигарету.

— Я сейчас пойду туда. И попробую все забрать обратно, — решительно повернулся к магазину Брахман.

— Может, пойдем вместе?

— Нет. Наверное не стоит. Охрану могут вызвать.

Он снова скрылся за дверью, а я ходил вокруг «Оки», курил и молился. К счастью, молиться пришлось не долго. Спустя 30 секунд Брахман с сумочкой нарисовался на Тверской.

— И как это у тебя получилось?

— Не знаю. Я просто снова пришел и сказал: «Я заберу бриллианты?»…

— И что?

— Она опять ответила: «Да, конечно».

В абсолютно эйфорическом состоянии мы развернулись на Пушкинской и лихо подъехали к нужному ювелирному бутику за три минуты до полуночи. Там тоже нас поджидали у дверей, так что сумочка стремительно исчезла вместе с Брахманом под неоновой вывеской «Мир Бриллиантов». Через две минуты Брахман вернулся, удовлетворенно помахивая распиской, и весело плюхнулся на сидение «Оки». Запустил руку в карман плаща и вытащил две мятые 50-долларовые купюры.

— Вот, еще директор нам дал аванс.

— О! Так что же ты сразу не сказал? Теперь можно шиковать неделю!

— Отвезешь меня домой?

— Само собой!

Я засунул купюру в задний карман джинсов и нажал на газ. Грязная и праздничная ночная Москва ложилась под колеса «Оки», как кадры сказочного фильма. Сверкающие витрины и затянутые сеткой развалины, милицейские мигалки, «БМВ» и «Мерседесы», проступающая сквозь пелену дождя реклама девушки с огромным бюстом, посасывающей кока-колу, и весь в подъемных кранах с какими-то турецкими надписями будущий храм Христа-Спасителя без купола, тенью за кремлевскими башнями… Прикольный город, что ни говори.

В первом часу ночи я добрался до дома и припарковал «Окушку» возле подъезда. Сигареты кончились. Почти машинально ноги понесли меня к переходу на «Пушкинской», где ночью торговали табачкой. Деньги на сигареты еще были, в кармане рубашки, рублей 200, плюс в джинсах осталась какая-то мелочь.

У входа в метро, как обычно, сидели нищие. «Сегодня надо подать, и правда ведь Бог хранил», — подумалось мне, и автоматически я бросил в потертую шляпу все, что зачерпнул в заднем кармане. Купил пачку «Бонда» и через пять минут уже щелкал выключателем, готовый упасть на диван от усталости. Но в этот момент зазвонил телефон.

— Ну как ты, добрался? — спросил в трубке Брахман.

«50 долларов!» — сконвертировался его голос у меня в голове. Я сунул руку в карман. Ну да, конечно.

— Блядь! Брахман! Я кажется только что подал нищему в переходе пол-сотни баксов!

— Ты спасешься! — уверенно возвестила трубка.

— Машинально. Это не считается.

— Считается-считается, — сказал Брахман.