Внутренние новеллы

Сергей Ташевский РАССКАЗЫ

Очень долгие все эти рассказы. Напишу-ка я лучше что-то короткое, и не рассказ даже, а одно предложение, то есть второе уже, но оно точно будет в этом рассказе последним, дальше все, конец, ребята, а началось все еще лет пять назад, в промозглой Москве, где я написал первое предложение, так что можете себе представить, какой я ленивый, ну, тише едешь — дальше будешь, теперь я в Индии, а тогда, в Москве, попросили меня написать рассказ для какого-то гламурного издания, и я уже вбил в компьютер первые знаки (30 с пробелами), и мысли всякие начал думать, как гонорар за него потрачу, а потом напишу второй, и дальше по рассказу в неделю, а тут уже всемирная слава не за горами, и романы пойдут, встречи с читателями человек на 50, и конечно не нобелевка (она перед смертью, куда торопиться), но какая-нибудь антисталинская премия из новомодных, и это не мечты, а очень ясная перспектива, если удастся написать второе предложение, и я уж было сел за компьютер, да тут возьми и курни.

-

Очень долгие эти рассказы. О чем трепаться? Как елки зеленеют? Проехали. Внутренний мир мозгов? Это однозначно круто. «Он подумал». Как игрушечный паровозик поворачивает на включенную автором стрелку. Впрочем, к черту паровозик! А то ведь и его можно описать. Он был у каждого в детстве, делал «ж-ж-ж». И читатель сквозь слезы узнавания обнимется с этим авторским паровозиком. Короче, гадко, как теплый пластилин. Все литературные жанры умерли. Роман умер. Поэма умерла. Ода сдохла. Только рассказ вертится по страницам. Потому что он маленький. Такого достаточно?

-

Очень долгие рассказы. А вы терпите. Кто все по-быстрому расскажет? Дураков нет. Любой рассказ — он про «я», и тут коротко нельзя. Было бы честно сразу сказать: Я! Да. Я хочу ебаться. Боюсь смерти. Мечтаю о славе. Выставить, так сказать, сразу все меню. Но как в плохом ресторане: все несут и несут. Вводные фразы. Герои. Ходят, говорят, чешут репу. Зачем? Правдивый рассказ должен был бы звучать примерно так: Мы все сдохнем. И Я! Вы понимаете? И вы, чтобы вам было понятней. И Натали, на которую нам всем насрать (она просто персонаж, ее почти не видно). Но все-таки. Посмотрите на Натали. Внимательно. Вот она счастлива своим, что уж скрывать, простеньким сердечком. А вот уже нет. И сейчас сдохнет. Но все-таки я пишу этот рассказ. А вы читаете. Как же мы преуспели по сравнению с Натали! А может, нет? И не простенькое сердечко у Натали (все равно ее почти не видно), а похожее на наши? Она тоже чувствует и думает! И она дохнет! Дует холодком с последней строки. Может, и мы с вами похожи? Ну, тогда давайте славы, и поебемся, пока не сдохли.

Я за честные рассказы. Я.

-

Долгие рассказы. Шахерезада, которую за краткость могли удавить, была лаконичней. У нее сюжетов — что дыр в решете. Не знаешь, куда провалишься. Тыща и один, то есть несчетное множество, дохрена. Все, что рассказали люди, не читавшие книг. Борхес потом отрезал: три. А, может, и вовсе один. А, может, и его нет.

И тут началась литература.

-

Рассказы. Дело с концом.