Внутри мужчины. Откровенные истории о любви, отношениях, браке, изменах и женщинах

Независимый

Исполнился ровно год, как я проводила свои интервью с мужчинами. За это время они рассказали мне о самой разной любви: взаимной, платонической, с хлыстом и лезвием, с богатыми женщинами и юными девственницами. Я сидела на диване, празднуя яблочным пирогом первую годовщину своего проекта, и пыталась представить, о каких еще чувствах мне доведется услышать. Было очевидно, что это еще не все и впереди много новых историй.

Стоило мне только подумать об этом, как на почту пришло письмо. Молодой человек по имени Юра⁹ узнал о моих беседах и предлагал встретиться, чтобы рассказать мне о своей правде. О любви мужчины к мужчине.

Любовь — она же призрак, так мало людей действительно видели ее. Откуда нам тогда знать, как она должна выглядеть на самом деле?

Правда в том, что у каждого в сердце свои призраки.

Наша встреча была долгожданной: мы никак не могли согласовать свои биоритмы и географию перемещения по городу. Как и бывает в таких ситуациях, все произошло незапланированно. Был вечер вторника, когда Юра позвонил мне и предложил без промедления приехать к нему в гости. Переносить интервью в очередной раз было кощунством, поэтому я поехала к Юре сразу же после занятий в школе танцев по буги-вуги.

— Ну наконец-то мы встретились!

— Теперь ты, наверное, будешь всю ночь мучить меня разными вопросами. До тех пор, пока я не потеряю сознание, — Юра встретил меня у выхода метро в тонкой синей рубашке, шортах и летних шлепанцах. И в нем было все, что мне так нравится в мужчинах: щетина, уверенность во взгляде, крепкие руки и немного нахальная улыбка.

— Это уже как получится. Но если вдруг начну надоедать или вести себя брутально, сразу ставь меня на место.

— Договорились.

Тогда я впервые оказалась в квартире у Юры. Эго была однокомнатная хрущевка, которую он снимал вместе со своим парнем Игорем — для друзей Гошей.

Мебель расставлена практично, дизайн интерьера прост, ничего лишнего. Самый уютный элемент — это холодильник, на который были прикреплены фото Юры и Гоши. На них они дурачатся, обнимаются и целуются. Я загляделась на снимки.

— Это в мой день рождения. Супер тогда посидели. Я еще был худой, но как стали жить вместе с Гошей, поправился на двенадцать килограммов!

— На двенадцать?! Но… Скажем, ты и сейчас довольно стройный.

— Представь себе, каким я был, — Юра рассмеялся. — Ты есть будешь? Рис, гречка, спагетти? Есть еще курица с подливой, которую приготовил Гоша. Будешь?

— Буду.

— А что желаешь выпить? У нас есть ликер, джин, виски, вино, кола, спрайт… Что ты больше любишь?

— В моем топе виски, темное пиво, если вино — то только белое. Не люблю ликеры и красные вина.

— О, тогда ты — идеальный собутыльник для Гоши.

— А других вакансий нет?

— На самом деле у Гоши очень много увлечений, он столько всего знает. Я уверен, что тебе, как любителю поговорить, всегда найдется тема для обсуждения с ним. Он очень интересный.

Я поймала тепло в глазах Юры.

Они никогда не произносят вслух слова восхищения и обожания, как будто боятся, что кто-то узнает об их слабости — любить человека. Напрасно, потому что слова любви делают нас красивыми, стоит им только коснуться кончика языка и краешка губ.

— Ты его очень сильно любишь — Гошу?

— А что значит «очень сильно»? Я его просто люблю. Он — мой родной человек, и мы заботимся друг о друге. Я переживаю, когда Гоша плохо себя чувствует или плохо поел. И злюсь на него, когда он не смывает волосы в раковине, после того как побреется. И это все нормально. В этом и заключаются отношения. Я варю спагетти, да? — Юра ловко набрал в кастрюлю воду и поставил ее на газ.

— Да. Только не перепрыгивай так резко с темы на тему, как белка. Так в чем, ты говоришь, заключаются отношения? В простых банальностях вроде уборки квартиры и покупки лекарств для любимого, когда он заболел?

— Да. А, по-твоему, в чем они заключаются?

— Да-да, ты прав. Просто… Ты у меня первый гей в плане общения. Я ничего не знаю о любви мужчины к мужчине, поэтому буду задавать много дурацких вопросов, ничего страшного?

— Ну, у тебя потрясающие каблуки, так что тебе можно все.

Мы улыбнулись друг другу. В ту пору я любила носить черные туфли на длинном, словно шея жирафа, пятнадцатисантиметровом каблуке. Чтобы не слишком волновать умы прохожих, я всегда сочетала их с длинной юбкой или закрытым пиджаком. Визуально это делало их почти что строгими, но в душе…

Капля разумной безнравственности еще не навредила ни одной женщине.

На стол тем временем аккуратно легли две бамбуковые салфетки, а поверх них — большие тарелки с разогретой курицей и стаканы с напитками.

— Юра, а почему ты решил рассказать мне о своей любви к мужчине?

— Потому что я считаю, это важно — говорить о разных формах любви. Если у людей искренние чувства — все равно, какого они пола.

— А когда ты понял, что ты — гей?

— Такого момента, что я проснулся утром и вдруг понял, что я — гей, не было. Я помню, что, когда мне было лет семь-восемь, в моем окружении были мужчины, которых я считал симпатичными внешне. А вот о женщинах я так никогда не думал. В то время я, конечно, об этом не размышлял: почему мужчины, а не женщины. Просто они мне нравились, и все, я не анализировал это. Переломный момент произошел в подростковом возрасте, когда начинает проявляться сексуальность, какие-то процессы происходят в теле на уровне физиологии. Лет в тринадцать-пятнадцать, наверное. И вот я заметил, что во взрослых фильмах мне нравятся те постельные сцены, где присутствуют красивые мужчины. На женщин я вообще не обращал внимания. Точнее, обращал, но они не трогали меня совсем.

— Я тебя прекрасно понимаю. Мне тоже нравятся сцены секса с красивыми мужчинами.

Юра рассмеялся и поставил на стол подоспевшие спагетти. Еда выглядела настолько аппетитно, что у меня вспорхнули бабочки в животе. Она пахла, переливалась, подмигивала… Всего лишь курица и спагетти. Только голодный человек способен осознать истинную ценность вещей.

— Я жил в маленькой провинции, где речи о геях не могло быть даже в теории. Из-за этого у меня в голове были какие-то рамки: что нормально, а что нет. Поэтому сначала я записал себя в бисексуалы. Но довольно быстро понял — никакой я не бисексуал. Просто начал вести с собой откровенный диалог, и после этого все стало на свои места. Я понял, кого хочу любить.

— А первая школьная любовь у тебя была?

— Прости, что разочарую, но не было. Зато были девочки, влюбленные в меня. В этом плане существует самый жестокий в мире любовный треугольник: девочки любят геев, геи любят мальчиков, а мальчики любят девочек. И это так, потому что геи, абсолютное большинство, ищут в мужчинах мужественность, которую в других геях зачастую найти не могут. И именно поэтому геи, и я в том числе, равнодушны к трансвеститам. Они для меня слишком женственные. Смотришь на него, а он прямо такая «подоляночка» нежная. Фу, — Юра поджал губы, демонстрируя свою неприязнь. — А я ищу настоящего мужика. Но настоящий мужик, в классическом понимании «настоящий», ищет женщину. А женщина- то часто ищет чего-то такого красивого, ухоженного, романтичного, понимающего. И зачастую это гей. Ужасно то, что в этой ситуации изменить что-либо невозможно. Да, то, что я стопроцентный гей, я понял еще в школе.

— Тебе от этого понимания стало легче?

— Да. Хотя мне никогда не было особо трудно. Я осознал свою сексуальность вовремя и не стал себя насиловать, переделывать. Принял таким, какой я есть. Это меня и спасло. Потому что неприятие себя губит людей.

— И что же, вот тебе сейчас двадцать шесть лет, и тебе никогда-никогда не нравилась женщина? — я продолжала искать в Юре гетеросексуального мужчину, ведь с ним я знаю, как себя вести. Так мы устроены: в непонятной ситуации искать свою зону комфорта.

— Никогда. Вот мне нравится Бритни Спирс, но только как исполнительница, как артистка, как певица. Тебе нравится Бритни?

— Нет.

— Ну не важно. Так вот, я вешал в детстве ее плакат на свою стену, но у меня никогда не было и не будет желания переспать с ней. Так и с остальными женщинами. Не хочу тебя обидеть, но вот я смотрю на тебя и понимаю, что ты очень привлекательная, красивая, сексуальная женщина, но на этом все. Я тебя оцениваю, как красивую машину или картину. Ничего больше. Хоть танцуй здесь обнаженная под Джо Кокера. Нет.

Юра начинал мне нравиться.

Я лакомилась его честностью, словно повидлом. Нет ничего аппетитнее мужчины, который говорит правду.

Он был худощавый, с оливковой кожей и глубокими глазами. Это делало его артистичным и очень живым, от Юры было невозможно оторваться.

— И мне никогда не хотелось поцеловать девушку. А вот одноклассника хотелось. Я хорошо это помню. Мне было лет шестнадцать, и я тогда ветре- ч;1лся пару недель с девочкой. Она была младшей сестрой моей одноклассницы, и мы познакомились на каком-то дурацком школьном мероприятии, вроде КВНа. Я видел, что очень нравлюсь ей, поэтому не хотел обидеть, что ли. Но через несколько недель прекратил это.

— Мне кажется, что в школе ты пользовался популярностью у девочек.

— Да. Все потому, что я не общался с отморозками и бандитами, которые курили и пили под гаражами. Мне было интереснее с девочками. Я много знал, читал и вообще был душой компании.

В этом не было ничего удивительного. Юра и сейчас пульс любой компании, а женщины по- прежнему без ума от него. Потому что как же это привлекательно, когда мужчина не старается произвести впечатление. Он живет своей жизнью, смотрит, куда ему хочется, свободно двигается, свободно дышит и совершенно естественно, совершенно просто улыбается тебе, глядя прямо в глаза. Это и есть тот миг, когда ты понимаешь, что попалась. И невольно начинаешь наблюдать за тем, куда он смотрит, как он двигается, как дышит, и пытаешься поймать в его улыбке «не просто».

Именно это сейчас Юра и проделывал со мной. Я сидела напротив него с ниточками спагетти во рту и старалась отыскать в нем мужскую заинтересованность, хотя и понимала, что обречена на неудачу. И все же — его обаяние было намного сильнее моего здравого смысла.

— Тут еще плюс в том, что я всегда был очень открытым и мне было легко подойти к любой девочке и сказать: «Ты сегодня классно выглядишь». А их это, само собой, всегда подкупало. Они тут же начинали фантазировать, что я говорю это не с дружеской точки зрения, а «клею» их. И самое главное, что я это тоже прекрасно понимал. Я вообще очень хорошо чувствую людей и их отношение ко мне, — Юра умел хвалить не только своего парня, но и себя. Один за одним он выдавал мне перечень своих достоинств и даже не краснел. Это хорошее качество — признавать свои достоинства. Я называю это объективной манией величия. — Еще я вижу настроения людей. Вот зайдет коллега по работе в кабинет, вроде так же улыбается, так же себя ведет, говорит, что все отлично, но я вижу, что с ним что-то не в порядке. И оказываюсь прав. Поэтому я всегда мог с уверенностью сказать: вот эта девушка влюблена в меня по уши.

— А мальчикам ты мог сказать, что они классно выглядят?

— Да. Понимаешь, я всегда очень легко шел на контакт и говорил то, что мне хотелось сказать. Это на самом деле очень приятно — говорить то, что хочешь. В детстве я был как помело, нес все подряд, и это не всегда имело положительные последствия. Сейчас, благодаря друзьям, я научился перед тем, как сказать что-то, поставить себя на место этого человека и ощутить, будет ли правильно произнести то, что я собираюсь. Потому что не все, что я делаю, нравится другим. Например, я могу ходить по офису, петь, танцевать, даже просто орать. А вот какой нормальный двадцатишестилетний мужчина будет так делать?

Я представила себе Юру, танцующего ламбаду в офисе. По-моему, это весело. Я тогда еще не знала, что в будущем у меня будет много танцев с Юрой. Именно он открыл для меня танец ради танца, с полной отдачей музыке, ее звукам, движениям тела партнера, когда разум чист от плотского желания и есть только одна страсть — в самом танце. Это прекрасное, дикое, почти детское ощущение.

— К счастью, коллеги реагируют нормально. Но сами они так никогда не сделают, — Юра эмоционально взмахнул руками, очерчивая ими в воздухе знак «Стоп». — Потому что быть взрослым — это значит надевать на себя маски-маски-маски, за которыми все образы, короны — все что угодно, становится ненастоящим, но приемлемым. Сначала человек сам придумывает себе маску, сам себя туда загоняет, а потом сам оттуда не может выйти. Ну что я тебе рассказываю, ты все это и так знаешь. Слава богу, у меня этого нет.

— Юра, а в твоем классе никто не догадывался, что ты гей?

— Уже классе в десятом пошли слухи. И это исходило от тех людей, с которыми я даже не здоровался, никак не соприкасался вообще. Есть такие люди, которым жизненно нужно оскорблять других. Они находят, как зацепить кого-то, и начинают вонять. Меня зацепили за то, что я гей.

— А как они это поняли?

— Может, по жестам как-то или по мимике.

— Но я ничего такого в твоих жестах и мимике не вижу. Да, ты эмоционален, но вот этих рас- пиаренных нетрадиционных жестов и интонаций у тебя нет.

— Ну, я не знаю, как вы, гетеросексуалы, определяете геев, но вот они как-то вычислили меня. Лично я могу с ходу определить гомосексуалиста. Ты когда больше пообщаешься с геями, тоже научишься почти безошибочно определять. Как именно — объяснить невозможно. Что касается меня и моих одноклассников, то, наверное, сыграло роль то, что я не курил, не пил по дворам, не матерился. В общем, в их понимании вел себя как «не мужик». Хотя сейчас я пониманию, что тогда, в школе, обзывая меня «пидорасом», эти ребята на самом деле даже не предполагали, что я реально гей. В силу своей ограниченности. Сейчас у этих ребят по несколько детей, многие из них стали алкоголиками в свои двадцать пять, кое-кто уже отсидел или сидит сейчас… И вот скажи мне, Тамрико, что лучше: быть вот таким «настоящим» мужиком, продолжателем алкогольного генофонда, или образованным и интеллектуальным геем, который приносит пользу обществу и стране? Это я не о себе, это я о Гоше, например. Он много лет занимался балетом, а после травмы был вынужден оставить его. Зато сейчас Гоша дипломированный переводчик жестового языка, один из лучших в стране. А у нас с ними большая проблема, потому что специалистов всего-то по пальцам одной руки можно пересчитать. И я никак не могу понять, за какое общество мы боремся? С чем мы боремся? — Юра разнервничался, а я не стала гасить его пыл. — Наше общество вывернуто наизнанку, и каждый желающий может потрогать его швы. Столько людей страдают «комплексом говна» — патологической страстью кидаться своими экскрементами в других, что нужно быть начеку и постоянно носить с собой туалетную бумагу. В то же время никому до тебя нет никакого дела, кроме родственников. Нужно звонить им чаще. Люди разбивают бутылки в собственных подъездах и на детских площадках, люди продаются за деньги и просто так, люди бросают друг друга в трудную минуту. Какими нас после всего этого на самом деле хотела видеть природа?.. Я ничего об этом не знаю, но если любовь двоих отдает в воздух молекулы удовольствия и наслаждения, то мне плевать, какого пола эта пара.

— Знаешь, Юра, мне верится, что мир спасет не красота, а толерантная красота.

— За это и выпьем.

Юра поднял бокал. Виски было очень хорошим, таким же, как и наша беседа. Я уже давно не позволяла себе быть настолько собой: в жестах, во взгляде, в мыслях.

— Когда ты уехал из провинции?

— Сразу после школы. Я понимал, что для гея там нет никакого будущего. Да ладно, в этом малюсеньком провинциальном городке даже для натуралов нет перспектив. Там анатомия полная. А мне хочется эту жизнь, она ведь у меня одна.

— За это и выпьем.

Мы рассмеялись, хотя в этом и не было ничего смешного. Жизнь у каждого из нас действительно одна и очень короткая.

— У тебя есть друзья, которые скрывают свою ориентацию?

— Да, и таких большинство. У кого-то семью хватит удар, и они молчат, кого-то уволят с работы… И порой они не очень-то страдают по этому поводу. Просто привыкают к такому раскладу. Как и другие люди. Кто-то работает суровым воротилой бизнеса, а мечтает стать стилистом и скрывает это. Так всю жизнь и мучается в офисе. И так далее. Мы все что-то скрываем. Я в этом плане очень счастливый гей.

— А тебе никогда не хотелось пойти в массы и бороться за права геев?

— Нет. Я не люблю навязывать свою точку зрения. Я же не выйду с плакатом «Давайте станем добрыми к геям». Люди должны сами это понимать. Нет, не хочу, — Юра помотал головой. — Понимаешь, Тамрико, я не хочу тратить свою жизнь на массы, это бессмысленно. Я хочу заботиться о себе и о тех, кто мне дорог. Выбор сексуального партнера — это не более чем выбор сексуального партнера. Вот мне удобно в этих шортах, и это мое личное дело, кого это должно касаться? Все просто: сначала нужно определиться с образом жизни, который тебе нравится, а потом стремиться в то общество, где тебя принимают и понимают. И все. Но большинство людей почему-то выбирает насильственный путь, то, что им не нравится, и вращаются в кругах, где их ненавидят или они ненавидят. Это я и называю ограниченностью интеллекта.

— А как ты сказал о своей ориентации родителям?

— Никак. Не было такого момента: «Мам, мне нужно с тобой поговорить». Это было постепенно. Я никогда не скрывал своих эмоций, чувств, предпочтений, поэтому все мои родные сами догадались. Я вел себя естественно. Я мог спокойно сказать в кругу семьи: «Какой симпатичный мальчик». Я вешал на стену плакат с Бритни Спирс в полный рост.

— А братьев это не бесило? Вы ведь в одной комнате жили.

— Никого не бесило. Ни братьев, ни сестер. Нас семеро детей в семье, и мы все очень дружны. Из трех братьев гей только я. И все это нормально приняли. И за это я обожаю свою семью, она для меня — святое. Сейчас мой Гошка такой же полноценный член нашей семьи, моя мама души в нем не чает. Одна из моих младших сестер живет и учится в Испании, ходит с бирюзовым ирокезом на голове и татуировками на груди и руках, один из братьев — строгий милиционер, другая сестра — типичная мамочка-домохозяйка… Мы все разные, но мы любим друг друга. Без ограничений.

— Как так вышло? Вас как-то по-особенному воспитали?

— Нет. У меня простая крестьянская семья. Никаких философий и бесед о смысле жизни у нас никогда не было.

— И все же. Твоя мама не расстроилась, что у нее не будет внуков от тебя? Или ей и так хватает — семеро детей как-никак.

— Тамрико, я тебя умоляю. Вот многие так считают: раз семеро детей, то пусть один будет геем, ничего страшного. Но это же бред. Я не знаю, как там было у мамы в душе, но, по большому счету, она же, наверное, понимает, что это мой выбор — иметь или не иметь детей. Есть мнение, что из-за геев вырождается нация. Но неужели я должен кому-то рожать детей? Да рожайте сами, вперед. Если можете нормально воспитать достойную личность, рожайте на здоровье. А мне это неинтересно. У меня отсутствует отцовский инстинкт. Если строить свою жизнь с позиции того, чего хочется маме, то молено поломать себе всю судьбу. Ей хочется внуков… А мне не хочется. Я обожаю своих племянников и детей своих друзей, но на этом все. Помню, был случай, когда мои сотрудницы на работе начали обсуждать «стул» своих маленьких детей. Какой он должен быть и при каких болезнях. Я им говорю: «Вы можете обсудить эту тему без меня?

Извините, но я сейчас иду обедать, а вы мне рассказываете, что у вашего ребенка понос. Да мне насрать на ваших детей».

— Не думала, что ты можешь быть таким злым, — заливаясь смехом, произнесла я.

— А что? Давайте тогда обсуждать за обедом язву. Колоссально интересная тема.

— То есть детей ты не хочешь? — во мне снова заговорила общественная мораль. Словно сгущенка внутри свежих эклеров, она с завидным постоянством лезла из меня наружу.

— На данный момент думаю, что не хочу. Я люблю детей, но на расстоянии.

— А собачек и кошечек любишь?

— Только по Discovery, — Юра жестом указал на пульт от телевизора. — Кстати, совсем скоро будут показывать Гошу и его перевод в новостях.

Мы включили телевизор и продолжили свое собственное вещание.

— В общем, мне не страшно. Я не боюсь того, поймут меня на работе или нет. Я же не могу вделать им новые мозги. Это их мнение. Но я в своей жизни с откровенной гомофобией не встречался вообще. Мне повезло. Но я знаю, что в мире есть очень много ненависти к геям и многие от этого страдают. Лично мне все равно, кто с кем спит. Если за соседней стенкой никто не насилует детей или парализованную бабушку, то пускай хоть кастрюлю свою трахает, извини за прямоту. И я не просто хочу, я требую к себе такого же отношения. И мне очень жаль, что в большинстве стран до сих пор запрещены однополые браки. Я не могу официально оформить отношения с любимым человеком, а любой алкоголик, преступник или зажравшийся депутат — может. Где логика?

— А ты бы хотел оформить отношения с Гошей?

— Дело не в этом, дело в принципе. По большому счету, я и так считаю его своим мужем. А как иначе? Парень… Какой он мне парень? Мне двадцать шесть лет, ему — тридцать два Парень был в семнадцать лет, когда мы встречались раз в неделю, чтобы сходить в кино, и тискались по углам в подъездах. Друг — какой же он мне друг, если мы занимаемся сексом? Назвать Гошу партнером, как это сейчас модно на Западе, я тоже не могу, для меня это как бизнес. А вот муж, супруг — это оно. Понимаешь, солнце, все дело в том, как ты сам это произносишь. Если человек боится правды о себе, стесняется ее, то как другие будут уважать его? Когда у меня спрашивают: «Ты что — гей?» — я всегда уверенно отвечаю: «Да, гей. Тебя это напрягает?» Да — да, нет — нет. Все. Нужно самому верить, что это нормально.

И снова шлепок правдой. Юра почти бил меня ею по голове, как профессиональный маньяк. Я понимала, что в его словах нет ничего нового, это все давно прописные и такие популярные нынче истины, о них так много говорят на каждом углу. Разница в том, что Юра — один из немногих людей, который не просто говорит, а живет согласно этим парадигмам. Но почему нам тогда до сих пор так страшно признавать правду о себе?..

— Трудно найти себе пару, будучи геем? Где вы знакомитесь?

— Там же, где и остальные. В клубах, в интернете, через общих знакомых, в маршрутках. Вот мне недавно один знакомый рассказал историю. Он подошел к киоску что-то купить, а перед ним там отоваривался еще один мужчина, на вид очень грубый. И когда этот мужчина уже отошел, продавщица что-то крикнула ему, а он подумал, что это сказал мой друг. И вот он подходит к нему и свирепо говорит: «Проблемы?» И так слово за слово, а у моего друга была немного ширинка расстегнута, и этот мужчина говорит ему: «Ширинку застегни». А он ему в ответ: «Сам застегни, у меня руки заняты продуктами». И он взял и застегнул. В этот момент они поняли, что хотят друг друга, и потом у них был очень страстный, замечательный секс, и не один раз. Оказалось, что этот грубый на вид мужчина — гей.

— Это несправедливо. Столько девушек днем с огнем не могут найти мужчину, а вы знакомитесь просто возле киоска!

— Да, я знаю. У многих моих подруг такая же проблема. Все потому, что вы сложные и вы перебираете. Вы убедили себя в том, что все хорошие мужчины или стали геями, или уже женились. Не думаю, что это так. Может, ты просто не обращаешь внимания на вполне достойных мужчин? Кто тебе мешает знакомиться возле киоска?

— Кстати, у тебя когда-нибудь был секс с женщиной?

— Да. Точнее, это был групповой секс, там было несколько мужчин и несколько женщин. Когда был контакт с женщиной, у меня всякое возбуждение исчезало, эрекция пропадала напрочь. А когда начинал воздействовать мужчина, все снова было очень хорошо.

— Я так понимаю, что Гоша — твоя не первая любовь?

— Нет. Моя первая любовь был мой друг-натурал. Я сейчас осознаю, как это было глупо, ужас просто. Я любил его очень и думал, что никогда в жизни не забуду и он — моя судьба. А сейчас вспоминаю и думаю: «Как я мог запасть на него?»

Знакомая ситуация.

— Мне было лет семнадцать, — продолжал Юра — Я стихи писал дурацкие, рисовал очень много. Мои же первые серьезные отношения с мужчиной сложились, когда мне было около двадцати лет. Мы с ним вместе работали, он был старше меня на один год. Но при этом он позиционировал себя как очень взрослого и очень умного человека. Это раздражало. Не могу сказать, что я его безумно любил, но я понимал, что с чего-то надо начинать, набраться опыта. Любые отношения, даже неудачные или недолгие, — это бесценный опыт. Надо, чтобы было с чем сравнивать. Потом я ушел с этой работы, мы расстались, и у меня почти сразу начались новые отношения. Мне было хорошо с этим парнем, но у нас постоянно что-то не клеилось, мы смотрели на мир по-разному, потому и разошлись в итоге. После него у меня был…

— Слушай, да ты настоящий блудник!

— Нет. Не в этом дело. Просто я искал своего человека, я хотел быть с кем-то рядом. Я в каждом из своих парней поначалу видел будущее, но, когда проходил конфетно-букетный период, чувства угасали. Оказывалось, что нас ни черта не связывает.

— Цветы и конфеты? Вы тоже их дарите друг другу?

— Солнце, пойми одно: у геев все абсолютно так же, как и у гетеросексуалов.

— Абсолютно-абсолютно?

— Абсолютно-абсолютно. И цветы, и ухаживания, и свидания, и ссоры, и милые смс в течение дня, и ревность… Да, мы — геи, но мы все равно мужчины. Просто немного другие. Мы семья из мужчин, а семья — это люди, для которых тебе вообще ничего не жалко. Вообще.

Я задумалась. Могу ли я полюбить женщину? Не захотеть, а именно полюбить, чтобы дрожь по коленям и беспокойство в сердце? Чтобы готовить для нее по утрам вкусные завтраки, надевать для нее свои лучшие наряды и ревновать ее взгляды к другим женщинам?

— У вас с Гошей — чувство с первого взгляда?

— Нет. Мы познакомились через общего знакомого. Я пришел к нему, чтобы научиться готовить борщ, и тут зашел Гоша. Но тогда я на него особо внимания не обратил, и он на меня тоже. После мы стали общаться, узнавать друг друга, и в какой-то момент я понял, что не могу без него. Думаю, так и рождается любовь. С первого взгляда может быть только страсть. Хотя сначала я больше кричал и настаивал, что у нас только свободные отношения и никто никому ничего не должен. Но это был отпечаток прошлых неудач. А потом я сам попался в эту ловушку и начал стимулировать наши отношения. Так чаще всего и бывает: когда мужчина слишком агрессивно не хочет серьезности, будьте готовы, что он резко женится. И вот хоть мы и договорились, что у нас просто секс и веселое времяпрепровождение, но я вдруг начал спрашивать у Гоши: «А почему ты мне не звонишь? А где ты был?» Ревновал сильно, больше на пустом месте. После этого обижался, переставал разговаривать с ним. Я, наверное, собственник в этом плане. Не выдержал свободных отношений. В общем, мы стали очень много видеться. Я тогда жил с другом-геем, и Гоша тоже. Мы часто оставались ночевать друг у друга, и разумнее было съехаться, что мы и сделали. Когда два человека делят друг с другом эмоции, душу и тело, разумнее начать делить и квартиру с деньгами. Я не понимаю мужчин, которые боятся жить вместе и оттягивают этот момент до бесконечности. Это же так хорошо — жить вместе.

— Да, это и правда хорошо. А что вы с Гошей пишете друг другу в смс? — я вошла в азарт. Еще чуть-чуть — и я беспардонно попрошу Юру показать мне их любовную переписку. — Это похоже на те сообщения, которые пишет мужчина женщине?

— Я не знаю, что пишет мужчина женщине.

— А вы проявляете с Гошей чувства друг к другу в общественных местах? Например, в метро — целуетесь, обнимаетесь?

— Нет. Но не из чувства страха, а из-за того, что это часть нашей интимной жизни, которая должна остаться между нами двумя, вдали от любопытных глаз. Я терпеть не могу, когда вижу парочки в метро или в парке, которые лижут друг другу гланды, прости за прямоту. Просто обнять друг друга, или взять за руку, или нежно посмотреть в глаза — это да. Но все, что дальше, думаю, нужно оставлять дома. Всем, не только геям.

Я посмотрела на часы. Было уже далеко за полночь, а наутро и меня, и Юру ждал долгий офисный день. За время нашей беседы Гоша не только успел прийти с работы, но и крепко уснуть, перенаправив нас на кухню. Хоть мы и были пьяны, мне следовало не злоупотреблять красноречивостью Юры и завершить разговор парочкой последних вопросов.

— Ты счастлив?

— Да.

— А в чем секрет счастливых отношений?

— Во взаимоустраиваемости.

— А мечта у тебя есть?

— Да. Хочу свое жилье. Пусть даже где-то на окраине… Барселоны.