Воинский класс

ШЕСТЬ

Внешне, этот самолет представлял собой обычный «Боинг DC-10 30F» без иллюминаторов и с большими грузовыми люками вместо пассажирских дверей. Таможенники в Абердине (Шотландия), досмотревшие его двумя днями ранее, обнаружили лишь похожий на грот пустой грузовой отсек, с несколькими десятками прикрученных сикось-накось пассажирских сидений в передней части и несколько портативных туалетов. Это был необычный DC-10, с необычным погрузочным оборудованием внутри — неким негабаритным оборудованием в хвосте грузового отсека и большим люком снизу. Однако спецификация планера FAA формы 337 и бортовой журнал были в полном порядке.

Пробыв в Шотландии два дня, в течение которых рабочие загружали на самолет некий груз, экипаж представил заявку на вылет, прямо на базу Аль-Манаме в Бахрейне с грузом бурового оборудования и запасных частей массой 27,383 тонны. Накладные, опять же, были в полном порядке, а груз тщательно проверен как сотрудниками Государственной налоговой службой Соединенного Королевства, так и представителем Бахрейнской компании-получателя груза, а также представителем немецкой страховой фирмы, застраховавшей этот груз для полета в шесть с половиной тысяч километров. Теперь стало понятно, зачем был нужен этот особый самолет и его странные модификации — некоторые части груза, например, трубы для нефтяных скважин, коллекторы и клапан были слишком велики для бортовых погрузочных люков, и поэтому были загружены через хвостовой люк. После трехчасовой задержки по причине погоды и еще часа, потраченного на согласование и координацию нового плана полета над множеством стран, которые самолету предстояло преодолеть за девять часов, он, наконец, взлетел незадолго до заката.

Но, как только самолет оказался в воздухе, двадцать техников на его борту взялись за дело. Буровое оборудование, выглядящее сделанным из чугуна, легко и быстро было разобрано — на самом деле, оно было сделано из легких стальных частей, покрытых пенополистиролом. Насосные установки превратились в пульты управления, а ящики с запчастями и трубы для нефтяных скважин быстро превратились в запчасти для двух необычной формы ракет.

Ракеты имели поперечное сечение в виде неровного треугольника, вместо обычной цилиндрической. Нижние части были несколько шире и, таким образом, создавали аэродимически «подъемную» форму. У них не было крыльев или плоскостей управления, ни в передней части, ни в хвосте. Когда инженеры приступили к тестированию ракет после сборки, их поверхность начала меняться, словно покрытая движущимися чешуйками. Воздухозаборник двигателя и сопло представляли собой узкие щели в носу и в хвосте. Поверхность ракет покрывали крошечные датчики, смотрящие во всех направлениях. Каждая ракета имела массу около тысячи шестисот килограммов. Наконец, обе были помещены в герметический шлюз в хвосте самолета.

К этому моменту, DC-10 находился над северной Белоруссией, в девяноста километрах к западу от города Витебск. Техники, остававшиеся в хвостовой части грузового отсека, надели каски, ветрозащитные костюмы, перчатки и кислородные маски, и доложили по ВПУ о готовности к следующему шагу. Руководитель операции кивнул, сделал глоток «пепси» из большой бутылки и щелкнул переключателем гарнитуры. Дождавшись установления связи по защищенному спутниковому каналу, он сказал:

— Здорово, Архангел, я «Мэд Дог»[79].

— Слышу тебя, «Мэд Дог».

— К работе готовы. Ждем команды.

— Давайте.

— Понял. Скажете, если передумали.

— Обязательно. Удачи!

— Обойдемся, но все равно спасибо. До связи. — Он переключился на ВПУ. — Хорошо, ребята, начинаем отсчет. Две минуты.

— Окончательная предпусковая проверка пройдена, гироскопы норма, лазерный гироскоп греется, сорок две секунды, — ответил доктор Джон Мастерс. — Приготовиться к разгерметизации пусковой камеры.

Джон Мастерс был счастлив находиться в лаборатории или отделе компьютерных разработок, но никогда был не прочь лично поучаствовать в запуске своих творений. В возрасте за тридцать, с мальчишеской, почти озорной внешностью, Джон Мастерс был Биллом Гейтсом в области программного обеспечения военного назначения. Он получил докторскую степень в возрасте, когда большинство еще только учились водить, он помог НАСА в воздании глобальной системы слежения и передачи данных, он стал главой небольшой высокотехнологичной оружейной компании в Калифорнии в те годы, когда большинство молодых мужчин еще только получали первую работу. Несколько лет спустя, его компания твердо встала на ноги и получила всемирную известность как инновационный разработчик. «Скай Мастерс Инкорпорейтед» разработала сотни военных систем тактического и стратегического назначения — от миниатюрных спутниковых систем разведки и связи до высокотехнологичных самолетов, бортовой электроники и ракет воздушного старта.

Наиболее прибыльными всегда были контракты на совершенно секретные изделия — спутники, запускаемые специальной для некой секретной операции, малозаметные самолеты, и высокотехнологичные вооружения а-ля Бак Роджерс[80]. Его компания на деле производила лишь некоторые из его проектов с нуля — он нашел гораздо выгоднее лицензировать продукцию других высокотехнологичных компаний. Но этот проект был иным. Это был особый заказ, и они не собирался подпускать к нему никого. Джон Мастерс было достаточно успешен в реализации секретных проектов, но знал, что если что-то могло пойти не так, оно могло пойти не так, и нельзя было быть не в чем окончательно уверенным, пока задача не будет выполнена.

Предпусковая подготовка прошла гладко и быстро. На то, чтобы запустить лазерный гироскоп, обеспечивающий системе управления обеих ракет сверхточную информацию о собственной высоте и курсе и включить навигационные системы ушло менее тридцати секунд. После выхода гироскопов в рабочий режим, в камере, где находились ракеты, было выровнено давление и началась окончательная загрузка данных — координаты точки пуска, высота, скорость и курс самолета-носителя, а также координаты цели и последние данные по вражеской противовоздушной обороне были загружены в системы управления ракет и проверены в считанные секунды. После окончания еще одной процедуры самодиагностики, самолет начал плавно набирать высоту, грузовой люк в задней части фюзеляжа открылся и обе ракеты по одной были сброшены в воздушный поток.

Ракеты пробыли в воздухе всего несколько минут, когда раздался сигнал тревоги.

— Грант-два сообщает о неисправности в системе управления полетом, — сообщил один из техников. — Похоже, отказала вся система адаптивного крыла левого борта.

— Отозвать пробовали?

— Команда прошла, ракету уходит с траектории, — ответил техник. — Она пытается вернуться на носитель, но не может управляться.

— Твою мать, — буркнул Мастерс себе под нос. — И это все самое лучшее. Есть что-либо по ошибкам в программе?

— Да, сэр. «Грант-два» передал полный дамп, как только произошел сбой, и я запросил и получил еще один. Блайтвилль также получил сведения по ошибке и дамп. — Ракеты записывали всю информацию по состоянию двигателей прочих систем, показания окружающей среды и состоянию компьютеров за тридцать минут полета и передали эти сведения на самолет-носитель и штаб-квартиру «Скай Мастерс» в Блайтвилле, штат Арканзас. Выгрузка производилась регулярно на протяжении всего полета, непосредственно перед поражением цели, а также при глюках.

Джон Мастерс потянулся к красной крышке на пульте, открыл ее, вставил ключ, повернул его и нажал кнопку. Ракета взорвалась в пятнадцати километрах от них.

— Восемнадцать миллионов в унитаз, — пробормотал он. Не было такого понятия как страховка экспериментальной ракеты. В особенности, при ее незаконном использовании. — Как там «Грант-один»?

— Все нормально, на курсе, зеленые горят. — Джон кивнул. Ну что же, печально подумал он, для этого и запускаются две ракеты, даже при наличии лучших систем — каковые у них были. Просто на всякий случай.

Грант-Один (Джон Мастерс давал всем своим разработками имена в честь американских президентов) продолжал полет в восточном направлении, плавно снижаясь с высоты десять тысяч семьсот метров, двигаясь только на батареях. Через несколько минут после пуска, с наполовину разряженными батареями, автоматически запустился турбореактивный двигатель, однако ракета продолжала снижаться, пока не достигла высоты тысяча пятьсот метров над западнорусской низменностью. Двигатель увеличил тягу, и ракета начала выравниваться, пройдя последнюю проверку и доложив об успешном результате на носитель. Джон отдал окончательный приказ.

— Давай.

Ракета набрала скорость 888 км/ч и опустилась на высоту триста метров, подойдя к Москве с севера, огибая дальнее кольцо противовоздушной обороны и радары управления воздушным движением вокруг города. Каждые двенадцать секунд она обновляла свои координаты по навигационным спутникам Системы глобального позиционирования, и после сорока пяти минут полета на малой высоте отклонение от курса составляло не более пяти метров.

В сорока километрах к северо-востоку от Москвы она довернула на юг, опустилась на высоту сто пятьдесят метров и ускорилась до 1 000 км/ч, приближаясь к ПВО Летно-Исследовательского центра в Жуковском около Быково. Заложенный курс должен был увести ее от известных препятствий, таких как здания или вышки связи, и помимо этого, ракета имела РЛС миллиметрового диапазона для предупреждения столкновений. Радар был достаточно чувствителен, чтобы обнаружить дым от заводской трубы из-за содержания в нем серы и свинца и легко обойти их, если они окажутся на ее пути.

За семьдесят секунд до цели ракета включила инфракрасную систему, изображение с которой было передано через спутник на DC-10 Джона Мастерса. Изображение показывало детальную картину базы в красных, пурпурных и оранжевых тонах, достаточно контрастных, чтобы различать отдельные здания. Белым прямоугольником отмечалось предполагаемая цель. С расстояния в пятнадцать километров было трудно разобрать, было ли на его правой стене какое-либо окно, но менее чем через минуту это станет ясно.

Оно было, но не слишком большое. Но навигационная система сделала поправку на несколько десятков метров, и белый прямоугольник переместился на соседний ангар. Джон ввел несколько команд, закрепляя изображение в памяти системы наведения, а затем при помощи шарового указателя навел перекрестье прицела на нужное место — на трех четвертях высоты стены под крышей — и отметил его как точное место удара. Затем он ввел окончательную команду — на маневр в режиме PUP — Pull Up, Push Over — полный вверх, полный вперед. За несколько секунд до удара ракета взмоет вверх на несколько десятков метров, а затем на полной скорости ударит в отмеченную точку. Несколько РЛС систем ПВО засекли ракету — точнее, засекли что-то — но технология снижения заметности сделала невозможным надежный захват.

Последние несколько секунд 500-километрового полета ракеты стали самыми впечатляющими. За восемь секунд до попадания «Грант-один» начала круто набирать высоту. Цель была захвачена по полученному изображению. Набрав высоту триста метров, ракета начала еще более крутой спуск. Джон увидел крышу здания «Метеор Аэрокосмос» всего за несколько секунд до удара.

Радар в носу ракеты выдал нужную позицию, и компьютер выдал команду на срабатывание небольшого бронированного устройства в носу ракеты, вылетевшего вперед. Боеголовка с кумулятивным зарядом массой 250 килограммов пробила железобетонную конструкцию крыши ангара, открыв путь внутрь самой ракете. Когда она оказалась внутри, сработал основной заряд — 906-килограммовая фугасно-зажигательная боевая часть, создавшая в исследовательском ангаре «Метеор IIG» огненный шар температурой три тысячи градусов. В сочетании со взрывом топлива и газопровода, взрыв оказался достаточно сильным, чтобы целый ангар взорвался, словно газовый баллон. Всё внутри ангара и все, находящиеся в радиусе пятисот метров мгновенно превратилось в пепел.

Когда экран погас, Джон Мастерс радостно вскричал, словно ребенок на родео — он знал, что это было прямое попадание.

— Эй, «Архангел», — сказал он словно сам себе, все еще упиваясь достигнутым где-то вдалеке успехом. — Можете взглянуть на это безобразие. Дело сделано. — Затем он включил внутреннюю связь. — Отличная работа, ребята. «Грант-два» сгорела, как спичка, но «Грант-один» заставила нас собой гордиться. Можете посмотреть на видео, если хотите, но давайте займемся авиамоделированием — у нас три часа, чтобы снова стать походим на мусоровоз с грузом запчастей для буровой, когда мы приземлимся.

— Хальт! Стоп! Astanavieevat» sya! — кричал офицер болгарской армии на всех языках, которые только мог вспомнить, мчась на полном ходу к трейлеру, размахивая автоматом АК-74 над головой.

— Стой, именем закона!

Павел Григорьевич Казаков, облаченный в длинную черную кожаную куртку — под которой скрывался кевларовый бронежилет — и черную меховую шапку, как раз разбирался в рулонах чертежей и инженерных спецификаций, когда увидел приближающегося к ним размахивающего винтовкой сердитого офицер, и от раздражения закатил глаза. Он стоял с группой помощников и инженеров у заднего входа в трейлер — мобильный штаб, перемещаемый в юго-западную Болгарию, всего в шестидесяти километрах от столицы Софии и менее, чем в восьмидесяти километрах от границы с Македонией. — Ну что опять? — Сердито крикнул он.

— Он вооружен, сэр, — нервно ответил один из помощников.

— Не пойму я этих мудаков из МВД, — Сказал Казаков. Он кивнул одному из своих телохранителей, стоящему в нескольких шагах. — Он что, не понимает, как опасно носить оружие подобным образом? Кто-то может пострадать. Или его самого могут принять за террориста и застрелить. По ошибке.

Телохранитель улыбнулся и поднял немецкий пистолет-пулемет МР5К с установленным 200-мм глушителем, и навел его на приближающегося офицера, удерживая оружие так, чтобы оно не бросалось в глаза.

— Gatoviy, rookavadetel, — сказал он переводя оружие с одиночных выстрелов на режим короткой очереди в три патрона. Глаза стоявших рядом помощников и инженеров расширились — неужели они застрелят этого военного? Тот выглядел взволнованным, у него было оружие, но, на вид, совершенно не представлял из себя угрозы.

Казаков подумал отдать приказ, но покачал головой.

— Nyet. Zhdat, — сказал он раздраженным голосом. Телохранитель убрал палец со спускового крючка, но продолжал держать оружие наведенным на военного. Пока болгарский офицер держал в руках автомат, он представлял угрозу, так что телохранитель не стал убирать оружие. — Он наделал столько шума, что слышала половина Болгарии. Позаботимся о нем позже, если будет необходимость. — Офицер что-то гневно выкрикнул по-болгарски, указывая автоматом на горы и близлежащую плотину. — Они там в своем МВД что, не говорят по-русски? Чего ему, черт возьми, надо?

— Это капитан Тодор Медодиев. Он не из МВД, а из Трудового корпуса Болгарской армии, — сказал переводчик.

— Трудового корпуса?

— Это что-то вроде инженерных войск, но задействуемых также на гражданских проектах, — сказал один из помощников.

— Еще один чертов бюрократ в военной форме, — раздраженно сказал Казаков. — Так чего ему надо? Из того, чего мы не поняли?

— Он хочет, чтобы мы немедленно прекратили работу, демонтировали все оборудование, убрали все строительные материалы и двигались обратно в Софию, — сказал переводчик. — Он говорит, что у нас нет разрешений на проведение работ.

— Убрать все с гор?! — Воскликнул Казаков. — Да у нас три тонны одного динамита и минимум километр запалов! Он что, не видит все эти экскаваторы, тракторы и самосвалы? Которые растянулись всего на пять километров на дороге — которую мне пришлось построить, чтобы соблюсти болгарское законодательство? Он с ума сошел? У нас есть все документы. Мы ими просто по уши завалены!

Методиев продолжал что-то доказывать, не слушая Казакова и переводчика.

— Он говорит, что у нас нет необходимого разрешения от Трудового корпуса. В их ведении находится ремонт плотины. Он говорит, что взрывные работы могут нанести серьезные повреждения плотины и руслу реки, то есть вызвать оползни и обвалы. В интересах общей безопасности от требует немедленно убрать все с гор, или он отправит сюда силы трудового корпуса, чтобы все убрать, а затем стребовать с нас за работу.

— Стребовать? — Усмехнулся Казаков. — Интересно, сколько от стребует за то, чтобы отцепиться от нам?

Это было обычным явлением во всем деловом мире, но здесь, в Болгарии, еще и нормой жизни. Взятки и «грев» были обычным явлением во всем мире, но болгары, казалось, стали мастерами этого дела. Каждый мелкий чиновник, военный или полицейский, захаживавший на одну из их многочисленных строек в последние несколько месяцев с новым официальным указом или распоряжением, беззастенчиво протягивал руку — некоторые делали это буквально, ожидая получения взятки прямо на месте.

Для Павла Казакова взятки были обычной, рутинной частью ведения дел — он даже включал расходы на них в бюджеты проектов. Как правило, чем ближе он был к России, в менее развитых регионах, или в регионах с сильным русским влиянием, тем меньше были взятки. Десять-двадцать процентов было хорошим показателем в России, Закавказье, большей части Южной и Центральной Америки, на Ближнем Востоке и в Африке. В восточной и южной Европе сумма увеличивалась до двадцати-тридцати процентов, до сорока процентов в Западной Европе, от сорока до пятидесяти в Северной Америке. Это было одной из причин, почему он не слишком активно вел свой бизнес на Западе — расходы были выше, а местные мафиозные организации были лучше организованы и защищены, и с ними было опасно пересекаться. Его репутация была лучше в Восточной Европе и западной Азии — в смысле, более грозной.

Но там соблюдались хотя бы какие-то нормы. В большей части мира, взятки брали главы профсоюзов, главные инженеры уровня города или округа, начальники полиции, налоговые инспекторы, или местные командиры армейских частей. В Болгарии руку тянули все. Получатель взятки получал непосредственно только часть, возможно, двадцать-тридцать процентов, распределяя остальное между своими подчиненными или непосредственными начальниками, либо теми, перед кем он хотел выслужиться. Взятки были везде, и их дача и получение процветали. Множество чиновников наглели абсолютно, полагая, что являются слишком большими людьми для какого-либо возмездия.

Он был слишком рад дать взятку и выполнить проект до того, как остальные что-то поймут и начнут играть по правилам. Ему даже нравилось учить других правильной даче взяток.

— Скажи ему оставить нам документы. Мы завершим работу и направимся к его начальству, — сказал Казаков, мысленно выпроваживая офицера.

— Он говорит, что ему приказано собрать наши документы, или он прикажет своим людям на горе арестовать нас, демонтировать все сооружения и конфисковать нашу технику.

Казаков закрыл глаза, ощущая нарастающую головную боль.

— Господи ты боже мой… — Он промолчал несколько долгих мгновений, закрыв глаза и опершись руками на стол и спросил: — Сколько у него людей?

— Около пятидесяти, сэр. Все сильно вооружены.

Слишком много для его охраны, подумал Казаков. В следующий раз следовало брать больше людей. Он вздохнул и сказал:

— Очень хорошо. Отведите его и его людей в семнадцатый трейлер. Я сообщу господину Лечорову, чтобы он передал капитану Методиеву его «документы». Валите отсюда.

Когда болгарский офицер отошел, помощник Казакова подошел к нему и тихо спросил.

— Семнадцатый трейлер это…

— Я знаю, — он посмотрел на болгарского офицера, собравшего своих людей и направившегося с ними по грунтовой дороге в лес. Около десятка болгарских солдат с автоматическим оружием остались — видимо, охранять трейлер, пока их командир не вернется. — Крестьяне, — сплюнул Казаков. — Давайте вернемся к работе. — Однако работу снова прервал звонок спутникового телефона. Казаков поднял трубку лично — только несколько человек знали этот номер.

— Они знают, — сказал голос. — Американцы, президент, все все знают.

— Перестаньте говорить загадками, — сказал Казаков. Он узнал генерал-полковника Валерия Журбенко, начальника генерального штаба вооруженных сил Российской Федерации и своего неофициального связного в Кремле. Он жестом указал своему помощнику вывести всех из трейлера. Когда все спешно вышли, Казаков сказал:

— Это защищенный канал, генерал. Говорите так, чтобы мне было понятно.

— «Метеор» прослушивался, — сказал Журбенко. — Американцы прошлой ночью вывезли своего шпиона с записями разговоров на объекте.

Казаков ошеломленно вскочил на ноги.

— Как вы узнали?

— Так американский президент сказал Сенькову, — недоверчиво ответил Журбенко. — Американский президент признался, что у них был шпион в «Метеоре», и что они отправили за ним спасательную группу — вы не поверите — под прикрытием малозаметного стратегического бомбардировщика!

— Что?! — Взорвался Казаков. — Американцы отправили в Россию малозаметный бомбардировщик? Этой ночью?

— Не один — два малозаметных бомбардировщика! — Сказал Журбенко. — Один самолет был сбит вблизи украинской границы. Американцы, по видимому, отправили второй, чтобы прикрыть группу, направленную для спасения членов экипажа первого. Американский президент заявил Сенькову, что у них есть сведения с прослушивающего устройства, что к удару по Кукесу был причастен самолет из «Метеора».

— Невероятно, — сказал Казаков. — Тем не менее, это означает, что нашу операцию придется несколько ускорить.

— Ускорить? Вы хотели сказать отменить?

— Отменить? — Ответил Казаков. — Уже нет никакого, черт его дери, способа отменить операцию! Я уже проложил двести семьдесят километров сооружений обеспечения через всю эту Балканскую зосрань. Я буду готов начать укладку трубопровода в Болгарии через два месяца, а также в Македонии в ближайшее время. У меня есть трубопрокатные заводы в семи странах, готовые отправить мне девятьсот километров труб начиная со следующего месяца и еще больше в течение следующих семи-девяти месяцев! Все идет точно по графику, генерал! У меня не будет шансов выжить, если сроки сдвинуться хотя бы на месяц, не говоря уж о полной отмене! Я уже набрал чеков на четверть миллиарда долларов и еще не уложил ни сантиметра трубы и не переправил ни литра нефти! И я не могу позволить себе терять хотя бы один доллар и хотя бы один час.

— Мы не просто под подозрением или под наблюдением, Казаков, мы под ударом, — сказал Журбенко. — Вы не понимаете? Американцы влетели в Россию практически не встретив сопротивления! Мы не можем их остановить.

— Остановить? Зачем? — Спросил Казаков. — Они небрежно выполнили обычную спасательную операцию. Они потеряли малозаметный самолет — это им дорого обойдется, будьте уверены. Не случилось ничего, что могло бы повлиять на наши планы. Единственное, что меня беспокоит, генерал-полковник, это готовность российской армии выдвинуться, когда будет нужно.

— Потребуется время, чтобы создать группировку необходимой численности, — сказал Журбенко. — Генерал-полковник Топоров сообщил, что мобилизовал первые три бригады и готов отправить батальон воздушно-десантных войск в любое время…

— Один батальон? Этого недостаточно! Совершенно недостаточно! — Ответил Казаков. — Когда придет время, мне нужна целая бригада ВДВ, готовая к выдвижению. Когда придет запрос на ввод российских войск, мне не нужен паршивый батальон — мне нужна по крайней мере бригада на земле, которая затем будет быстро усилена бронетехникой и зенитными средствами и разместиться на нужном месте в течение трех дней. Все меньшее будет пустой тратой времени.

— Это невозможно.

— Вы не имеете ни малейшего представления о возможностях, которые нам открываются, генерал-полковник, — отрезал Казаков. — Американское фиаско только укрепило наш план. Почему эту новость не транслируют на весь мир? Почему не говорят о враждебных действиях американцев?

— Президент Сеньков решил, что если американский президент выступит по международному телевидению и расскажет, почему начал эту операцию, Москву это смутит больше, чем Вашингтон, — пояснил Журбенко.

— Ну и ладно, — сказал Казаков. — Но и американский президент не выступил на телевидении, верно? Он заключил с Сеньковым сделку, чтобы позволить ему сохранить лицо. Это было его роковой ошибкой. Поднимите все ваши связи в средствах массовой информации и сообщите им все детали операции. Все. Когда все раскроется и американский президент попытается все отрицать, мировая поддержка Соединенных Штатов начнет разваливаться. — А затем, — радостно продолжил Казаков, кивая главному инженеру и его помощнику, — когда малозаметный самолет нанесет еще один удар в другой части Восточной Европы, это еще больше укрепит мировое осуждение Соединенных Штатов. Займетесь этим немедленно, Журбенко. И скажите этому идиоту Топорову оторвать свой жирный зад и пинать своих офицеров, чтобы они успели мобилизовать оккупационные силы, или спать ему придется очень долго — на дне Каспийского моря.

Казаков сердито нажал кнопку, прерывая связь. Проклятые трусы, подумал он. Страна разваливается, а они могут думать только о собственных играх. Американцы что, думают о чем-то? Нет, когда все ожидали, что новый президент, Торн, окажется просто младенцем в коляске, он отправляет два малозаметных бомбардировщика в Россию. Очень смелый шаг.

Он набрал новый номер на телефоне защищенной связи, вызывая свой аэродром в Румынии.

— Доктор, нужно подготовить мой родстер[81]. — Последовала заметная пауза. Казаков услышал нечто, похожее на глубокий вдох. — Пётр, что-то не так?

— Ээ… Ребята взяли его покататься, сэр.

Казаков чуть не выронил телефон от удивления.

— Shto? — Выдохнул он. — Nu ni mudi, доктор.

— Нет, я не шучу, — ответил Фурсенко. — Некоторые повреждения после прошлого… э, рейса, устранены. Они хотели провести небольшой тест-драйв, чтобы проверить…

— Вы можете говорить открыто, доктор. Я не могу. Скажите, какого черта там случилось?

— Стойка и Егоров узнали о чрезвычайной ситуации на российско-украинской границе. Он вылетели туда, и тайно проверили российские радары ПВО. Они сказали, что хотели проверить малозаметность при оснащении самолета оружием на внешних подвесках. Так они мне и сказали…

— Что случилось, доктор?

— Они ввязалась в ближний бой, — сказал Фурсенко. — В ближний бой с объектом, который, как они полагают, был американским малозаметным бомбардировщиком. Бомбардировщиком, который выпустил по ним две ракеты.

— Что?! Вы шутите? Шутите, драть вас так и растак? — Ответа не было, только напряженное нервное дыхание. — Все в порядке? Они привели ее обратно?

— Они в порядке. Самолет в порядке. Они проявили себя хорошо. Они подбили его. Сказали, что попали. Он ушел, но они его одолели!

— Да как они посмели… Как… Какого черта они это сделали…?! — Инженеры и помощники в трейлере не решались смотреть на Казакова — глаза у босса были по пять копеек, а голос стал на две октавы выше. — Я прибуду, как только смогу. Я хочу, чтобы ваши ребята были на месте, когда я прибуду. Если они будут где-то еще, даже в чертовом туалете, пристрелю обоих. Машина как-то пострадала?

— Небольшие повреждения, но еще от предыдущего полета, — сказал Фурсенко. — Необходимо изменить конструкцию встроенных пусковых установок в крыльях — крылья получают повреждения от реактивной струи при пуске. Наложить титановые усилители, возможно, установит большее мощные нагнетатели…

— Замечательно. Получите «дома» все, что нужно и займитесь немедленно.

— Дома? — Снова замялся Фурсенко с замешательством и паникой в голосе. — Вы хотите сказать в «Метеоре»? В Жуковском?

— Разумеется, доктор… — Казаков прервался, ощущая как в горле снова пересохло. — Что на этот раз, доктор?

— Вы не слышали о случившемся в Жуковском?

— Я сейчас где-то посреди долбаной Болгарии, доктор. Примите во внимание.

— Мой, то есть, наш, то есть ваш объект был уничтожен прошлой ночью, — сказал Фурсенко, голосом, сбившимся почти до неразборчивости.

— Что?!

— Военные говорят, что это была утечка газа, — сказал Фурсенко. — Газ, по-видимому, смешался с каким-то реактивным топливом или другими нефтепродуктами. Все здание сгорело. Ничего не осталось. Ничего. Ничего в радиусе семисот метров.

— Утечка… Газа… ni pizdi! — Рявкнул Казаков. — Должно быть объяснение, реальное объяснение!

— Сэр, на объекте погибло шесть человек. Дмитрий Рочардов, Андрей…

— Меня не колышет пара дворников и вахтеров! — Крикнул Казаков. — Я хочу, чтобы вы отправились туда немедленно. Найдите лучших экспертов, которых только сможете. Я хочу, чтобы место взрыва было оцеплено и туда никто не мог ни на шаг пройти без моего разрешения. Я хочу, чтобы каждый обломок и горсть пепла были исследованы под микроскопом! Взрыв газа, еж твою мать. Это был военный удар или работа диверсантов. Я хочу знать, что это был за взрыв и иметь доказательства — никаких предположений, никаких догадок, никаких гипотез. Меня не волнует, если следователи не вылезут оттуда до зимы — я хочу знать, что случилось, и хочу знать это немедленно! — И со злостью оборвал соединение.

На мгновение он ощутил, как ситуация начинает выходить из-под контроля. Ему это ощущение было знакомо и инстинкты хорошо служили ему — он всегда знал, когда начинать, когда давить, а когда сматываться к чертовой матери. Внутренний голос подсказывал ему именно это. Американские ВВС и военные спецслужбы наткнулись на его деятельность. Было просто невозможно поверить в полный провал. Вали пока не поздно, кричал внутренний голос.

Павел осмотрелся. Проблема была, но они продвигались слишком быстро, чтобы просто так остановиться. Он уже выпросил четверть миллиарда долларов, чтобы этот проект начал реализовываться. Еще четверть миллиарда он собирался вложить из личных средств. Инвесторы и кредиторы из двух десятков стран по всему миру выстраивались в очередь, чтобы предложить ему еще миллиард семьсот пятьдесят миллионов на завершение всей линии. Информация разошлась очень быстро.

Проблема заключалась в том, что ему предстояло отдать еще четверть миллиарда на проценты по кредитам, дивиденды и взятки в течение следующего года или около того, прежде, чем нефтепровод начнет приносить прибыль. Он зашел уже слишком далеко. Некоторые из его инвесторов были торговцами оружием, наркоторговцами, промышленниками, генералиссимусами и министрами финансов. Они рассчитывали на обильную отдачу от своих инвестиций, и будут не рады услышать, что все отменяется, даже получив свои деньги назад.

Но после происшествия с американскими самолетами, у него оставался туз в рукаве. Американцы прошли российскую ПВО, словно ее не существовало. Но его личный истребитель перехватил их, и вышел победителем. Стойка и Егоров были типичными летчиками-истребителями, дерзкими и высокомерными — но Фурсенко не стал бы лгать. Если он сказал, что его ребята вышли победителями, то так и было.

Это означало, что «Метеор-179» превзошел самые грозные западные средства — самолет ДРЛО НАТО Е-3, а теперь и американский малозаметный бомбардировщик с вооружением «воздух-воздух». Он был непобедим, он мог пролететь через системы ПВО НАТО, США и России и остаться нетронутым.

Именно поэтому он решил продолжать. Впервые в жизни он проигнорировал внутренний голос. Он все еще кричал ему уходить, бросать все и бежать, но Казаков отвернулся от него. Малозаметный истребитель-бомбардировщик «Tyenee» был ключом. Это был его пропуск к победе. Он сможет разобраться с деловыми вопросами и надеялся, что Стойка и Егоров смогут справиться с НАТО и некомпетентными американцами.

Нужно вцепиться зубами. Довести дело до конца.

— Сэр? — Нерешительно прервал мысли Казакова один из его помощников. — Болгарские солдаты ждут у семнадцатого трейлера. Они волнуются, что их командира все еще нет.

Казаков покачал головой. Чертовы трусы. Иногда, чтобы что-то сделать, нужно немного смелости.

Он подошел к стоявшему на столе металлическому кейсу, открыл его и поднял крышку. Внутри находилось несколько переключателей, один из которых был закрыт красной предохранительной крышкой. Он щелкнул тремя переключателями и повернул ключ, отчего на панели загорелся красный индикатор.

— Э… Сэр? Вы взводите детонаторы!

— Я знаю.

— Там же болгарские солдаты. Они…

— Закройся, — сплюнул Казаков, поднял предохранительную крышку и нажал кнопку. На расстоянии двух километров ему показалось, что он стоял на ковре, за который кто-то дернул — земля под ногами затряслась, словно прямо под ногами началось землетрясение.

Высоко в горах над ними тысячи гектаров леса внезапно исчезли во вымывшемся в небо облаке грязи и мусора. Десять квадратных километров горы в один миг исчезли, вырвав из линии гор огромный кусок, словно кто-то зачерпнул мороженого гигантской ложкой.

Казаков кивнул своему телохранителю, а затем указал через окно на дюжину болгарских солдат, оставшихся, чтобы следить за Казаковым. Телохранитель улыбнулся и вышел из трейлера. Солдаты, глядя на огромный взрыв, поглотивший их товарищей, застыли от шока и страха, не зная, что им делать. Телохранитель просто встал за ними, перевел пистолет-пулемет МР5 на полный автомат и скосил их. Он махнул рукой и подъехал огромный экскаватор, который зачерпнул их тела ковшом и направился в гору, чтобы свалить их в отвал.

Казаков предупреждающе посмотрел на своего помощника, спокойно поставил пульт на предохранитель и закрыл его.

— Болгарские развиздяи, — сказал он, когда в трейлер бросились инженеры и техники. — Эти идиоты начали выдергивать подрывные заряды и разнесли половину горы вместе с самими собой. Какая досада. — Инженеры с открытыми ртами посмотрели на начальника и благоразумно промолчали. Казаков собирался уходить, но тут раздался вызов по его рации.

— Что еще?

— Это Милош с северного хребта, — сказал один из его инженеров. — У нас проблема. Взрыв создал крупный пролом в плотине. Она может полностью разрушиться. Я отправил людей в деревню ниже и в Софию, чтобы предупредить их.

— Замечательно, — сказал Казаков. — Вот еще один прекрасный пример болгарского мастерства, — он бросил рацию на стол и направился к своему личному вертолету. Ну и? Подумал он. Быть может, болгарский офицер Трудового корпуса в конце концов знал, что говорил?

Транспортный самолет С-141 «Старлифтер» прибыл из Анкары вскоре после заката. Как и большинство прибывающих самолетов он вкатился прямо в ангар, чтобы произвести разгрузку и высадить пассажиров под крышей. Но причина была совсем в другом — для спутников-шпионов было бы странно снимать домашнюю вечеринку.

Здесь присутствовал весь личный состав авиабазы Эллиотт, почти две тысячи человек, встретившие капитана Энни Дьюи, майора Дуэйна Деверилла, полковника Хэла Бриггса и мастер-сержанта Криса Уолла громом аплодисментов и приветственных криков, как только те появились из люка «Старлифтера». В числе первых, кто поприветствовал их, были генерал-лейтенант Террилл Самсон, бригадный генерал Патрик Маклэнэхан и полковник Ребекка Фёрнесс. Фёрнесс и Маклэнэхан прибыли накануне вечером и были встречены не с таким размахом, но с той же радостью.

Ликующая толпа рванулась вперед, желая пожать руку, потрогать и поздравить вернувшихся с победой летчиков, успешно выполнивших свой первый боевой вылет. Несмотря на то, что они потеряли свой самолет, а группа Вспомогательного Разведывательного управления потеряла двоих человек в ходе операции по эвакуации агента, важнее было то, что все члены «Дримлэнда» были живы и здоровы. Это было поводом для торжества.

— Добро пожаловать домой, — сказал генерал Самсон. — Слава Богу, с вами все в порядке. — Он поздоровался со всеми, а затем повернулся к толпе и поднял руки, призывая к тишине.

— Ребята, слушайте меня, — сказал он. — Прежде, чем поздравить наших мужчин и женщин из «Лучших из лучших» и «Дримленда» за хорошо выполненную работу, давайте склоним наши головы, и попросим Бога принять двоих бойцов ВРС. Мы признательны им за их высшую жертву.

После минуты молчания, во время которой в ангаре было тихо, словно в церкви, Самсон сказал новоприбывшим:

— Мне неприятно говорить вам это, но вы сможете присоединиться к мероприятию только после доклада по разведывательной, оперативной и технической части.

— А можно сначала пару часов, чтобы отдохнуть и, наверное, принять душ, сэр? — Спросила Энни Дьюи. Она обводила толпу взглядом, словно ища кого-то. — Я думаю, никто не выдержит пребывание со мной в одном помещении больше минуты.

— Я понимаю, что вас и так уже безостановочно опрашивали на двух континентах, — сказала Ребекка. — Но нам нужно получить ваши доклады, чтобы подготовить еще больше вопросов для вас в будущем. Ребята, вы же знаете правила. Каждый полет — испытательный полет. Рада вас видеть снова. Хорошая работа.

— Возможно, вы теперь проведете в докладах весь остаток службы, — сказал Патрик, поздоровавшись с ними. — Мы принесем вам чего-нибудь, и я прослежу, чтобы разбор полетов был именно кратким разбором полетов.

Энни Дьюи рукопожатие не устроило — подойдя к Патрику и Ребекке, она беззастенчиво поцеловала обоих в губы. — Вы спасли наши задницы, — сказала она. — Я никогда не смогу отблагодарить вас.

— Спасибо Хэлу и Крису — они единственные, кто заслуживают благодарности.

— Держите эту парочку подальше от меня, сэр, — сказал мастер-сержант Уолл присущим ему грубым голосом. — Я не могу находиться с ними в одном помещении притом, что никто меня не благодарит, не трогает, не восхищается, не пытается мне чем-то угодить. Мне от этого плохо. — Он получил еще один поцелуй от Энни в ответ на свою жалобу.

— Говоришь как настоящий американский герой, старшина, — хмыкнул Бриггс.

Энни снова обвела толпу взглядом.

— А где Дэвид? — Тихо спросила она.

— Готовится к разбору по оперативным вопросами, я думаю, — ответил Патрик. — Видел его где-то там.

— Ладно, пилот, пошли, — сказал Дуэйн Деверилл, обхватывая Энни за талию, словно намереваясь исполнить танго в переполненном ангаре. — Давай проведем этот бип-бип разбор полетов как можно быстрее, и будем отмечать спасение наших задниц еще пару дней! — Энни не могла ничего поделать, кроме как позволить Девериллу потащить еще через толпу встречающих.

Разбор прошел гладко и быстро. Энни и Дев понимали, что настоящая работа еще ждала их впереди, так что попытались расслабиться и отвечать настолько подробно, насколько это было возможно и настолько четко и кратно, насколько позволяла усталость. Каждый самолет непрерывно отсылал в «Дримлэнд» поток данных по спутниковому каналу, так что недостатка в объективной информации не было, но показания членов экипажа были необходимы, чтобы соотнести сырые данные с мнением операторов и экспертов. Это было бы ценно при разработке новых, более совершенных систем и предотвращения каких-либо неисправностей в ходе операции. Пока люди продолжали летать на военных самолетах, следовало получать как не меньше, а, желательно, больше информации от экипажей, чем от самих систем самолетов.

После нескольких часов общения с инженерами, накатывающимися волна за волной, Энни поняла, что они закончились, а Дэвид Люгер так и не появился. Она собрала свои записи и документы и удрученно сделала глоток воды.

— Что случилось, КВС? — Спросил Дэв. Он выглядел все таким же свежим и живым, как когда появился из С-141. Сила и стойкость у него вообще были от гепарда. — Ты совсем потерянная. Устала?

— Немного, — уклончиво сказала она.

— Я как-то могу поднять тебе настроение? — Спросил он, начав нежно делать ей массаж, начиная с района ушей и опускаясь ниже, к шее и плечам. — Должен предупредить, руки у меня лицензированы.

— Ага, точно.

— Нет, правда — у меня есть лицензия хиропрактика и массажиста, — сказал Дев. — Думаешь, у меня были бы какие-то деньги на должности штурмана-оператора В-1 ВВС Национальной Гвардии? Работаю по полгода на курортах, получаю в десять раз больше, чем в Гвардии и трогаю этими руками красивых женщин целыми днями. Это огромная ответственность.

Энни ощутила, как напряглась, когда Дев прикоснулся к ней, но через несколько секунд стало понятно, что руки у него действительно были очень умелыми. Он, похоже знал, что и когда массировать, и работал очень мягко. Тело в считанные мгновения расслабилось от теплых мощных рук Дева.

— Мне сейчас так хорошо, Дэв.

— Спасибо, — мягко ответил он, продолжая гладить ее, умело спускаясь к спине. Напряжение таяло под его руками, словно лед под факелом. — Я знаю, что уже это говорил, но спасибо еще раз, что выкопала меня из-под снега и спасла.

— Ты бы сделал то же самое — только уверена, еще лучше, — сказала Энни. — Спасибо, что поддержал мои решения, хотя они были наполовину идиотскими. Я знаю, что ты был не согласен со мной, но все равно меня поддержал. Это много для меня значит.

— Ты же была командиром воздушного судна, и моей обязанностью было поддержать тебя, — сказал Дэв. — Ты сделала то, что была должна и не только. Ты спасла меня и много других людей. Ты должна гордиться собой. Я очень тобой горжусь, — она ощутила прикосновение его губ к своей шее, от которого по всему телу словно прошел электрический разряд.

— Знаешь, — сказал он, внезапно сменив атмосферу. — Мышцы вырабатывают огромное количество молочной кислоты от стресса и усталости. Это результат анаэробного процесса, когда они сжигают глюкозу в отсутствие кислорода. Молочная кислота вызывает ощущение усталости и даже может вызвать судороги и боль в мышцах. Она, конечно, выводиться со временем, но правильный массаж ускоряет ее вывод.

— Это поэтому мне стало так хорошо? — Проворковала Энни.

— Точно.

— Ммм. Ну, понятно. — Она позволила ему продолжать. Обычно оба очень боялась щекотки, но он смог массировать ее ребра и бока, вообще не вызывая ее. Его руки скользнули вниз, к крестцу, почти к ягодицам, и не было никакого способа убедить его остановиться. — Так скажи мне, Дэв, почему ты вдруг решил совместить массаж с изложением его технических особенностей? Ты считаешь, что мне будет лучше в более научной атмосфере? Летчик-испытатель всегда летчик-испытатель?

— Но ведь получилось? — Спросил он. Но ощутив, как она напряглась в знак протеста, быстро добавил: — Нет, нет, конечно, не по этому. Просто пошутил. Она шутливо усмехнулась в ответ, но расслабилась и позволила ему продолжать. — Наверное, я ударился во всю эту теорию, чтобы отвлечь тебя от мысли, что прикасаюсь к тебе — и наслаждаюсь этим каждую секунду.

Энни отвернулась, явно заканчивая сеанс массажа и слабо улыбнулась.

— Спасибо, коллега, — сказала она. — Мне понравился массаж. И эти твои мысли.

— Но, по-моему, сейчас будет какое-то «но», — сказал он. — Он взял ее за руки и взглянул ей в глаза. — Энни, подожди. Я должен сказать это, пока меня не переполнило.

— Дэв, сейчас не время…

— Да, это так. Я без ума от тебя. Ужа давно, с тех пор, как ты попала сюда. Мы уже пересекались несколько раз, но ты всегда относилась к этому как к случайной встрече со старшим по званию офицером, разговаривая или официально, или как со старшим братом. Да и вообще, ты была слишком занята, чтобы обращать на меня внимание. Ты ведешь себя, словно наша единственная ночь была ошибкой, словно мне должно быть стыдно за то, что мы сделали. Я довожу до твоего сведения, Энни, что больше так не будет. Из всего того, что с ними случилось, я понял одно, то, о чем я не сказал на сегодняшнем разборе полетов. Я понял, что жизнь слишком коротка. Если ты хочешь чего-то, то нужно определяться прямо сейчас, потому что завтра мы сможем снова оказаться без сознания в сугробе после катапультирования из сверхзвукового бомбардировщика, сбитого над вражеской территорией. — Энни через силу рассмеялась — хотя после того, что с ними случилось, это было определенно не смешно.

— Дэв…

— Дело в полковнике Люгере, да? — Спросил Деверилл. Энни посмотрела ему в глаза и кивнула. — Ты уж прости меня, Энни, но тебе не кажется, что этот парень немного странный? Да, я знаю, что он прежде всего полный трудоголик, но его же вообще ничего более не интересует. Он просто как машина какая-то, или что-то типа того. — Он ожидал, что она запротестует, но понял, что она знала, что он был прав. — И где он сейчас, Энни? Если он твой мужчина, то почему его нет рядом? Все остальные были на нашем прибытии, и только Люгера не было. — Она не смогла ответить, потому что сама этого не знала и не понимала.

— Я не хочу никого охаивать, и не буду говорить ничего, кроме одного: я хочу тебя, Энни. Мне кажется, что у нас есть что-то общее. Я хочу, чтобы ты это знала. И, думаю, ты тоже так думаешь. А если полковник Люгер тебя добивается, то избрал крайне прикольный способ делать это. Ты заслуживаешь намного большего. Я могу дать тебе это. А он? — Он поцеловал ее в лоб, его губы были такими же теплыми, как и его руки. — Я не требую от тебя ответа сейчас же, — искренне добавил он. — Но я хочу напомнить тебе, что всегда добиваюсь того, чего хочу. Я думаю, ты тоже хочешь чего-то большего. — Он улыбнулся ей, мягко прикоснулся рукой к ее щеке и отошел. — Я позвоню тебе.

Энни замерла на несколько долгих мгновений, не двигаясь и пытаясь, явно будучи не в состоянии это сделать, навести порядок в своих голове и сердце, которые разрывали на части противоречивые волны чувств. Нужно было принять решение, был поставлен вопрос, требующий ответа. Но она не намеревалась давать этот ответ сегодня, потому что человека, которого она любила, не было рядом, чтобы помочь ей решить. Энни подумала связаться с ним по подкожному передатчику, но передумала. Взяв сумку с вещами, она направилась в свою комнату, навстречу заслуженному и крайне необходимому отдыху.

Чьи-то печальные и измученные глаза с другого конца коридора наблюдали за тем, как они оба ушли.

В соседней комнате разбора полетов генерал-майор Роман Смолий, командующий ВВС Республики Украина закончил свой доклад и собирался идти, когда заметил свет в зале напротив, где Дьюи и Деверилл докладывали о своем вылете. Он заглянул внутрь и с удивлением увидел сидящего там полковника Дэвида Люгера. Он сидел, положив руки вдоль боков, наклонив голову и ровно опустив ноги на пол.

Он узнал позу, которую требовалось принимать заключенным, когда тем позволялось сесть и отдохнуть.

— Полковник Люгер?

Дэвид поднял голову и положил руки на стол, открытыми ладонями вниз. Еще одна поза заключенного, под называнием «сидеть и слушать». Люгер быстро спохватился и обернулся, чтобы посмотреть, кто там вошел. Увидев Смолия, его глаза потемнели и он поднялся на ноги, принимая вызывающую и одновременно оборонительную позу. — Что вы здесь делаете, генерал?

— Мне было разрешено провести совещание с полковником Бриггсом, старшиной Уоллом, майором Уэстоном и другими участницами операции, приземлившимися в Борисполе, — ответил Смолий. — Я буду проводить анализ российских систем ПВО и эффективности ваших технологий снижения заметности. — Он вопросительно посмотрел на Люгера. — Могу я спросить, что вы здесь делаете?

— Нет, не можете.

— Почему вы не были на церемонии, и не участвовали в разборе полетов?

— Не ваше дело.

— Конечно, — кивнул Смолий. — Я не ваш командир и не могу требовать ответа.

— Чертовски верно.

— Это ваш выбор, — Смолий внимательно посмотрел на Люгера и добавил: — Zdyes ooyeezhzhayoo seechyas — Вы можете уйти.

Глаза Люгера притерпели необыкновенные изменения — его взгляд мгновенно стал кротким и пассивным, но через мгновение его глаза засветились бешеным гневом, а затем его взгляд мгновенно снова стали безучастным. Он словно снова вернулся в тот гадюшник, в котором оказался заключен в Литве годы назад, превращенный в робота, выполняющего команды жестоких садистских надзирателей, затем на мгновение обрел волю к сопротивлению, затем в то же мгновение закрылся в пассивном, защитном состоянии, затем снова вспыхнул от гнева, будучи готовым убить. — Idi k yobanay matiri, — сплюнул он.

Люгер попытался пройти мимо Смолия, но крупный украинский генерал протянул руку, перекрывая ему проход.

— Вы больше не заключенный, полковник, — сказал он. — Вы свободный человек, американец. Вы полковник и инженер ВВС США. — Глаза Люгера сверкнули. — Я больше не враг. Я больше не ваш мучитель. Я не заслуживаю того, чтобы вы так выражались по поводу моей матери.

— Вы всегда останетесь тем больным ублюдком, издевавшимся над беспомощным сломленным человеком в «Физикусе», — выпалил в ответ Люгер. — Я убью вас, если смогу.

— Я знаю, что вы испытываете, полковник…

— Черта с два!

— Знаю, — настоял Смолий. — Увидев вас спустя годы после «Физикуса» я осознал, каким бессердечным и жестоким уродом я был тогда. Я не мог думать ни о чем другом с момента нашей встречи, полковник, ни о чем! Мысли о том, как я испортил вам жизнь не давали мне покоя каждую ночь! — Он на мгновение присмотрелся к Люгеру и добавил: — Как и вам, насколько я понимаю. Из-за этого вы не в силах даже поговорить с капитаном Дьюи и майором Девериллом, потому что тогда вам придется рассказать, как вы попали в плен к русским, а это для вас непереносимо. Даже при том, что это было в другом месте, в другое время и совершенно в других обстоятельствах, это был бы для вас допрос, и вы бы этого не вынесли.

— Idi v zhopu, Смолий! Поцелуй меня в жопу! — Закричал Люгер по-русски и по-английски, оттолкнул крупного украинца и бросился прочь.

— Заходите, мужики, — сказал генерал-лейтенант Террилл Самсон, когда Патрик Маклэнэхан и Дэвид Люгер показались в дверях. Стояло раннее утро. Все они появились на рабочих местах раньше, чем обычно. Патрик и Дэвид увидели электронное письмо от Самсона с требованием явиться к нему сразу же, как прибыли. Настроение у них было довольно мрачным — Самсон явно намеревался что-то им сказать.

— Двери закройте. — Оба младших офицера испытали ужас. Совещание за закрытыми дверями. Вот дерьмо.

Закрыв двери, Патрик и Люгер направились к креслами, Самсон также занял своем место во главе стола. Место силы, позиция власти, подумал Патрик. Самсон обычно садился на первое попавшееся место в кабинете, рядом с офицерами, настраивая их на дружественную атмосферу и демонстрируя равенство. Не к добру это было.

Патрику не пришлось долго ждать падения молотка на свою голову.

— Генерал Маклэнэхан, полковник Люгер, я жду от вас рапорты об отставке сегодня же, — прямо сказал Самсон.

— Что? — Воскликнул Люгер.

— Могу я спросить, почему, сэр? — Немедленно добавил Патрик.

— Потому, что в противном случае я буду вынужден выдвинуть против вас обвинения в неподчинении, отдаче незаконного приказа, несанкционированном использовании государственной собственности, несанкционированном использовании военной силы, несанкционированном вторжении в воздушное пространство иностранного государства и поведении, недостойном офицера. Также мне придется выдвинуть те же обвинения против полковника Фёрнесс, так что она пойдет вслед за вами. Полковнику Люгеру будут предъявлены обвинения в невыполнении законного прямого приказа, нарушении субординации, нарушении служебного долга, а также поведении, недостойном офицера. Все эти преступления в случае признания их трибуналом, караются лишением свободы на срок пятнадцать лет, конфискацией средств, лишением звания и увольнением из вооруженных сил с лишением прав и привилегий. Мне бы хотелось избежать этого, посему я прошу вас подать в отставку.

— Вы хотели просто сообщить нам об этом, или же мы можем сначала обсудить все с вами? — Спросил Люгер.

— Если вам есть, что сказать, полковник, говорите. Но это не изменит моего мнения. Я думал об этом с той самой операции в России. Это лучший вариант для вас, для нас и для меня. Чтобы избавить HAWC от любого ненужного внимания, вы должны принять это. Миллиарды долларов и сотни важнейших программ находятся под угрозой. Но вперед, говорите свободно.

— Я отдал приказ развернуться и лететь к месту крушения, чтобы прикрыть его, сэр, — сказал Патрик. — А задачей Дэвида было информировать меня об обстановке. Полковники Люгер и Фёрнесс не заслуживают никаких обвинений. Вы не можете обвинять их в выполнении законного приказа.

— Я лично приказал полковнику Люгеру сообщить вам, чтобы вы легли на обратный курс и следовали сюда, если только вам не будет приказано направиться куда-то еще, — ответил Самсон. — Люгер не только не передал вам этого приказа, но и помогал путем предоставления данных для незаконной операция. Я не потерплю подобного неповиновения. Что же касается полковника Фёрнесс, не имеет значения, выполняла она ваши приказы или нет, — сердито продолжил Самсон. — Она была командиром экипажа. Ее решением было, выполнять ваш приказ или нет. Она могла отказаться его выполнять на законных основаниях, и даже если бы выдвинули против нее обвинения, военный трибунал признал бы ее невиновной. Но вы отдали ей незаконный приказ, о незаконности которого ей было известно, и она выполнила его. Поэтому ей предстоит столкнуться с теми же обвинениями.

— А если я подам в отставку, столкнется ли она с обвинением?

— Это мое право, — сказал Самсон. — Я могу объявить ей административный выговор, который останется в ее личном деле на год. Если она будет вести себя подобающе, выговор автоматически будет снят. Она также может подать в отставку и я разрешу ей уйти. В конце концов, она сделала это ради вас, генерал, и потому не заслуживает отставки с позором.

— Сэр, генерал Маклэнэхан и полковник Фёрнесс выполняли полностью разрешенную операцию, — напомнил Люгер.

— Верно — я был на запасном самолете, сэр, — сказал Патрик. — И я имел полной право продолжить выполнение задания.

— Не верно, — сказал Самсон. — Второй самолет был нужен для того, чтобы отправить два самолета, чтобы выбрать из них тот, который будет в лучшем состоянии для выполнения задания, а не посылать два самолета во враждебное воздушное пространство.

— Я намерен отстаивать свою правоту, — сказал Патрик. — Энни и Дэв были сбиты. Я настаиваю, что моей обязанностью было продолжить выполнение поставленной задачи…

— Ваша задача состояла в том, чтобы помочь «Сумасбродному магу» в эвакуации «Сирены», — сказал Самсон с явным раздражением в голосе, вызванном тем, что ему приходилось спорить с обычно почтительным и замкнутым заместителем. — Эта задача была выполнена «Вампиром-один» прежде, чем они были сбиты. Вы не были уполномочены осуществлять в России другие операции.

— «Другой операцией в России» была помощь в спасении Энни и Дэва, — ответил Маклэнэхан, в голосе которого послышалось недоверие. — Я был уведомлен об этом инциденте и немедленно принял решение оказать всю необходимую помощь.

— А что насчет удара по Жуковскому? Кто мне расскажет про эту часть операции?

Лицо Патрика побледнело.

— Какого удара по Жуковскому?

— Прямо в то время, как бы вернулись в российское воздушное пространство, произошел мощный взрыв в испытательном центре в Жуковском, — сказал Самсон. — Место взрыва было определено — исследовательско-производственный центр «Метеор Аэрокосмос». Властями было объявлено, что произошел взрыв вследствие утечки газа. Тем не менее, ЦРУ получило некоторые сведения о русском расследовании. Здание было поражено фугасно-зажигательной боеголовкой мощностью не менее двух тысяч фунтов — то есть именно такой, как используются в наших крылатых ракетах воздушного старта. Тем более — крыша была пробита кумулятивным зарядом перед детонацией основной боевой части. На мой взгляд, очень похоже на удар крылатой ракеты. Потрудитесь рассказать мне об этом?

— Мне ничего об этом неизвестно, сэр.

— Я проверю наши склады вооружения, Патрик, — предупредительно сказал Самсон. — Я проверю каждую запись в журнале и каждый миллиметр записи аппаратуры, пока не выясню правду.

— Я сказал вам правду, сэр — я понятия не имею, что случилось в Жуковском, — ответил Патрик. — Кто бы то ни был, это не я. Однако меня возмущает ваш тон. Мне представляется, что вы уже решили обвинить в этом меня.

— Генерал, меня никоим образом не волнует ваше мнение о моем тоне, — отрезал Самсон. — Вы совершили невероятное и неслыханное — вторглись в российское воздушное пространство без разрешения, убивая российских солдат и разрушая российскую собственность. Вы едва не были сбиты. Я едва не потерял двоих ценных членов экипажа и еще один секретный военный самолет. Как будто этого мало, вы выцыганили одобрение этой операции через мою голову прямо у Совета Национальной безопасности…

— Сэр, я ничего не «выцыганивал» по поводу этой операции, — сказал Патрик. — Да, я передал собственный план непосредственно министру обороны, не поставив вас в известность, но вы же знаете, я намеревался согласовать его с вами при первой…

— Нет, не знаю — в этом и проблема, — оборвал его Самсон. — Я абсолютно уверен, что вы не согласовали его со мной, так как были уверены в том, что я его не одобрю. Доказательством того является ваше вторжение в российское воздушное пространство без разрешения. Вы могли связаться со мной и доложить в любой момент. Но вы летели в течение часа в неверном направлении, не связываясь ни с кем вообще. Как и полковник Фёрнесс. Вы не выходили на связь, потому что считали, что не сможете получить ответ, который хотели бы услышать. Вы не докладывали мне, потому что полагали, что я отзову вас.

— А вы бы отозвали?

— А это сейчас имеет значение, генерал? — Взорвался Самсон. — Вы самолично бросились вперед. Вы устроили собственную личную войну.

— Почему вы так поступаете, сэр? — Спросил Патрик. Он не разглагольствовал — он спрашивал честно и искренне. — Мы доставили Дьюи и Деверилла домой живыми и…

— Нет, домой их благополучно доставил президент, — надавил Самсон. — Президент сделал телефонный звонок российскому президенту Сенькову, менее чем за десять минут договорившись о том, что вы сможете уйти. То есть, президент добился от Сенькова согласия не стрелять в ваши задницы — чем спас не только задницы Дьюи и Деверилла, но еще и твою, Бриггса и Уолла. Довольно странно, учитывая, что к тому моменту вы незаконно сбили три российских самолета.

— Значит, вы решили, что мы виновны в преступлениях, предполагающих военный трибунал? — Спросил Люгер. — Вы уже решили, что мы виновны и предлагаете уйти в отставку, чтобы сохранить лицо?

— Это не имеет значения, полковник — я считаю, что вы виновны в нарушении доверия меня и всех мужчин и женщин, с которыми вы служите в ВВС и своей страны, — сказал Самсон. — Я нахожу вас виновными в этом. Я говорю вам все это потому, что считаю, что вы оба заслуживаете шанса уйти в отставку без каких-либо пятен в личных делах. Я советовал бы вам принять мое предложение, потому, что даже если трибунал вас оправдает, здесь вы более служить не будете, и я серьезно сомневаюсь, что в ВВС найдется командование, которое примет кого-то из вас.

Патрик поднялся на ноги и подошел к столу Самсона.

— Разрешите начистоту, генерал?

— Это ваша последняя возможность сделать это.

— Чего вы боитесь на самом деле, сэр? — Спросил Патрик. — Что я сделал, чтобы заставить вас пытаться выкинуть меня отсюда? Вы опасаетесь, что из-за меня плохо выглядели перед президентом?

— Вы совершенно правы, генерал, — ответил Самсон. — Я определенно смотрелся как тупой негр при генеральских погонах, не способный держать своих безголовых подчиненных в рамках. Но вы уже закрепили эту мысль в Вашингтоне ранее, когда устроили эту операцию в Китае и украли бомбардировщики 111-го крыла для своих проектов в «Дримлэнде». Похоже, вы определенно приходите на смену Брэдли Эллиотту. Вы, Патрик Маклэнэхан. Вы технический волшебник и одинокий волк. Все остальные лишь пешки в вашей личной игре по защите демократии в мире. Моей карьере пришел конец в единую минуту, когда я был назначен сюда, к тебе.

— И больше всего, Маклэнэхан, я боюсь того, что тебя отсюда не выставят, — пошел дальше Самсон. — Я знал Брэда Эллиотта. Он был мне другом, учителем, наставником. Но он превратился в то, что стало угрозой для ВВС — изгоя и обезьяну с гранатой. Я убрался подальше от него, как только смог, и знаю, что принял верное решение.

— Я горжусь тем, что работал с ним, — ответил Маклэнэхан.

— Я тоже, — добавил Люгер. — Он спас мне жизнь. Дважды.

— И вы оба остались с ним слишком долго, заразившись от него его странным пониманием добра и зла, правильного и неправильного, долга и тщеславия, ответственности и фанатизма, — сказал Самсон. — Конечно, Брэд делал свое дело. Да, он был героем, для меня и для многих других людей. Но он делал все неправильно. Безответственно. Незаконно. Ваш герой, Патрик, ваш, Дэвид, мой собственный, был неправ. Вы могли уйти, вы могли его игнорировать. Но вы решили его любить. Вы наслаждались той силой и свободой, которую давала работа с ним. Абсолютная власть развращает абсолютно, слышали? И мало что дает такую власть, как двухсотпятидесятитонный В-52, заходящий в атаку. Я прав?

Самсон приподнялся, наклонился над столом и посмотрел Маклэнэхану прямо в глаза.

— Единственное, Патрик, что тебя остановит, это смерть. Если тебе позволят продолжать делать то, что ты устроил в России, ты получишь третью или четвертую звезду, пойдешь на пост министра обороны, или станешь советником президента по вопросам нацбезопасности или даже станешь президентом лично — ты станешь такой же угрозой для мира во всем мире, какой был Брэд. Тебя, Патрик, остановит только кто-то, кто крепко даст тебе по голове, так, что прихлопнет, или ты убьёшься сам. Это то, от чего я пытаюсь тебя спасти: от смерти как никем не понятый, отчаянный и сумасбродный человек, которым был Брэд Эллиотт. У меня есть полномочия твоего командира сделать что-то, чтобы не дать тебе закошмарить мир своими выходками. Все, конечная. Мне лишь очень жаль, что кто-то не остановил Брэда прежде, чем он перешел на темную сторону.

— Брэд… Брэд не был таким, генерал Самсон, — сказал Дэвид Люгер слабым дрожащим голосом. Они не расслышали, что он еще бормотал себе под нос по-русски.

— Вы говорите, что хорошо его знали — а я говорю, что вы ни хрена его не знали, — отрезал Патрик. — Вы только думаете, что знали его. Я так думаю, что вы хотели всего лишь хорошую удобную должность, чтобы светить звездами, но не баламутить систему слишком сильно. Брэд Эллиотт хотел другого. Он получил свою должность и три звезды, несмотря на то, что регулярно доводил половину Вашингтона до белого каления. Он создавал технику и людей, которые имели настоящую смелость и настоящую решимость. Даже после того, как его выставили, он вернулся героем. Он спасал мир десятки раз, сэр. Мое неподчинение заставляет вас злиться? Или просто ваше разочарование от того, что вы никогда не водили бомбардировщики в бой?

— Меня никогда не тяготило то, что я никогда не был в реальном бою, генерал, — ответил Самсон, возможно, даже слишком резко. — Ни один настоящий военный не хочет войны и можете быть уверены, никто не жалеет о ее отсутствии. Для меня достаточно того, что я служил своей стране — хоть копая канавы под взлетные полосы в Тайланде при абсолютной влажности, хоть руководя крупнейшим в мире военным исследовательским центром. Я не пытаюсь развязать войну, просто ради того, чтобы вести ее. — Эти слова попали в цель. Патрик опустил глаза и отстранился.

— На этом все, — сказал Самсон. — Обвинения выдвинуты, генерал, полковник. Жду ваших рапортов в семнадцать ноль-ноль, или же я передам их главному военному прокурору.

— Можете не ждать так долго, сэр, — сказал Дэвид Люгер. — Я могу дать вам ответ прямо сейчас. Я не уйду ни в отставку, ни на пенсию. Я прошел через слишком многое за последние несколько лет, чтобы собраться и уйти. Если хотите наказать меня, наказывайте.

— Я рекомендую вам еще немного все обдумать, — строго сказал Самсон. — У вас слишком многое поставлено на карту, чтобы отказываться от добровольного ухода. Ваше прошлое и… другие факторы, которые могли бы сделать вас чрезвычайно интересным работы в государственном либо частном секторе.

— Простите, генерал, — спросил Люгер, намного более вежливо, чем был способен Патрик. — Ty shto, ahuyel?

— Что?! Что вы только что сказали, Люгер? — Взорвался Самсон. Дэвид не ответил, но, казалось, от громового голоса Самсона поник и опустил глаза в пол, вытянув руки вдоль боков. — Я следил за вам несколько последних недель, полковник Люгер, особенно после появления того украинского генерала. Вы сообщили о своем прежнем знакомстве с этим человеком и некоторых обстоятельствах в Литве, но отказались взять отпуск на время присутствия здесь украинцев. Это было большой ошибкой. Я полагаю, это привело вас к психической и эмоциональной неуравновешенности.

— Что? — Ответил Маклэнэхан.

— Вы представляете угрозу для себя и HAWC, — продолжил Самсон. — Очевидно, вы оба не в состоянии признать это. Если вы немедленно не подадите в отставку, я буду вынужден взять вас под стражу в интересах национальной безопасности и безопасности данного объекта.

Дэвид Люгер не был оглушен, удивлен, разгневан или даже разочарован — он выглядел находящимся в полном ступоре. Он стоял неподвижно, наклонив голову, безвольно свесив руки вдоль боков, словно полностью сдался или отключился.

— Эй, Дэйв, забудь! Он полное дерьмо! — Взорвался Патрик Маклэнэхан. — Ноль реакции. Он схватил Дэйва за плечи и встряхнул, сначала аккуратно, потом сильнее. — Дэйв! Тексас, ты как?

В этот момент в кабинет ворвались Хэл Бриггс и два охранника. Каждое помещение «Дримлэнда» постоянно просматривалось и прослушивалось, а охранникам была поставлена задача немедленно реагировать на малейший намек на насилие или нарушение режима безопасности. Один из офицеров охраны держал наготове пистолет-пулемет МР5, висевший на ремне, другой держал оружие за рукоять, но не опускал ствол. Бриггс просто держал руку на жемчужного цвета рукоятке пистолета 45-го калибра — принадлежавшего когда-то его наставнику, генерал-лейтенанту Брэду Эллиотту — он не доставал его из кобуры.

— Дэйв! Дэйв, ты в порядке? — Взывал Патрик к своему другу и коллеге. Люгер находился в каком-то полукататоническом ступоре, будучи не в состоянии двигаться или реагировать. — Господи, Хэл, похоже, он в полном ступоре. Вызови вертолет, чтобы немедленно доставить его в Лас-Вегас. — Бриггс и второй охранник убрали оружие и вывели Маклэнэхана и Люгера из кабинета Самсона. Третий охранник продолжал держать оружие на изготовку.

Уже в дверях Маклэнэхан обернулся и сказал Самсону.

— Мы не закончили, Самсон.

— В семнадцать ноль-ноль. У меня на столе, — ответил Самсон. — Или пеняйте на себя.

Однажды ставшая одной из величайших империй в истории во времена Александра Македонского, Республика Македония[82] провела следующие две тысячи лет в почти непрерывной оккупации и войнах, жестоко подавляемая и колонизируемая Римом, Византией, гуннами, вестготами, Турцией, Болгарией, Грецией, нацистской Германией и Сербией. Только после смерти в 1980 югославского авторитарного лидера Йосипа Броза, больше известного как Маршал Тито и распада Советского Союза в 1992 году, Македония смогла выскользнуть из рук региональных центров силы и заявить о себе как о независимой демократической республике.

Но независимость не обошлась без конфликтов. Македония была плавильным котлом различных в этническом и религиозном отношении народов в течение тысяч лет, и теперь все они хотели сказать свое слово в отношении будущего молодого независимого государства. Все они — албанцы, греки, сербы, славяне, турки и болгары — все они стремились разорвать новую страну на части и построить каждый кусок для себя.

В результате, большая часть македонской границы была хорошо укреплена и защищена, а страна вынуждена тратить много средств на борьбу с повстанцами и пограничные войска. Пограничные стычки, особенно на границе мусульманской Албании и православной Македонии были столь интенсивны и жестоки, что почти с первого дня членства страны в ООН сюда были направлены миротворческие силы, чтобы попытаться сохранить мир между соседями. Македония стала излюбленным маршрутом албанских торговцев оружием, поставлявшим его Армии Освобождения Косово. Между силами македонской армии и хорошо вооруженными контрабандистами регулярно происходили стычки.

Правительство Македонии обещало решительно защищать свои границы от любой страны, решившей нарушить ее суверенитет и нейтралитет, но Македония была бедной страной с малочисленной призывной армией, и была вынуждена просить помощи извне. Возглавляемой США Организации Североатлантического договора было разрешено обеспечивать безопасность, вести слежение и размещать силы в Македонии в ходе конфликта в Косово. В свою очередь, Македония стала членом программы «Партнерство ради мира», группы потенциальных членов НАТО, получило военную и экономическую помощь на миллионы долларов от Запада и, в настоящее время рассматривалась как полноправный член Европейского Союза и Всемирной Торговой Организации.

Некоторые из самых кровавых столкновений между албанскими торговцами оружием и македонской полицией и пограничниками разворачивались поблизости от города Струга, расположенного на северном берегу Охридского озера в долине Вардар на юго-западе Македонии. Через эти места проходил прямой и легкий путь на север по долине в югославскою провинцию Косово и дальше, в сердце центральной Европы, а южное от Охридского озера направления вело, в конечном итоге, к Эгейскому морю. Город Охрид, расположенный в нескольких километрах, был известен как «Балканский Иерусалим» из-за расположения в нем множества христианских — католических, епископальных, православных — и мусульманских святынь, церквей, мечетей, монастырей, соборов, а также нескольких замков и фортификационных сооружений, начиная с эпохи Александра Македонского.

После атаки на Кукес, напряженность на македонско-албанской границе стала лихорадочно возрастать. Армия Македонии подозревалась в организации двух мощных взрывов на фабрике ковров в Кукесе, приведшей к гибели сотен людей в качества ответа на рейды албанских сил через границу и пограничные перестрелки. Албанская армия жаждала мести. Действия снайперов, партизанских формирований и диверсантов на границе грозили спровоцировать полномасштабную войну. Крошечная македонская армия могла похвастаться более современным оружием, в основном, поставленным Соединенными Штатами в предыдущие годы, но Албания имела тактическое и численное превосходство. Албания превосходила Македонию втрое по живой силе, вчетверо по артиллерии, вшестеро по бронетранспортерам, и эти силы легко могли смести македонцев с гор на границе.

Именно поэтому было крайне трудно понять, почему македонская армия внезапно предприняла артиллерийский обстрел нескольких наблюдательных постов к западу от Струга. Очевидцы утверждали, что незадолго до полуночи две 70-мм самоходные артиллерийские установки[83] открыли огонь по двум албанским наблюдательным постам — не более чем лачугам из камня и дерева, возвышавшимся над озером Охрид.

Албанская армия немедленно открыла ответный огонь. Позиции пограничников не были оборудованы какими-либо современными системами обзора или приборами для контрбатарейного огня в ночное время — ни систем ночного видения, ни контрбатарейных РЛС — так что было довольно удивительно, что самоходные артиллерийские установки, предположительно, открывшие по пограничникам огонь, были поражены и полностью уничтожены первым же залпом. Но албанцы не остановились на достигнутом. После уничтожения САУ они перенесли огонь на близлежащую македонскую военную базу, и, наконец, на сам город Струга. Огонь по городу велся в течение трех часов с одиннадцати позиций, некоторые из которых находились в тринадцати километрах от него.

— Превосходно, — сказал Геннадий Егоров, оператор вооружения малозаметного истребителя-бомбардировщика «Метеор-179». — Албанцы реагируют даже лучше, чем мы ожидали.

План был прост. Несколько людей Павла Казакова в Македонии украли две самоходные артиллерийские установки — способные двигаться, но не способные стрелять — из арсенала в Битоле. Они проходили там техобслуживание, в ходе которого стволы были сняты, так что двигаясь по шоссе, они не привлекали внимания, просто еще какая-то военная техника. Три часа спустя они вышли на позицию к западу от Струги и начали ждать.

Тем временем, Мт-179 вылетел с секретной базы около Кодли. Учитывая, что АВАКС НАТО, сбитый ранее, еще не был заменен до окончания расследования, пролететь из Кодли через Румынию, Болгарию, Косово и Македонию к Охриду было детской игрой. Мт-179 нес четыре ракеты «воздух-воздух» с тепловыми головками самонаведения в крыльевых установках и четыре ракеты с лазерным наведением в бомбоотсеке. «Метеор-179» располагал мощной инфракрасной системой и низкоуровневой ТВ-системой в выдвигаемой установке под носом, а также устройством лазерной подсветки цели.

После того, как подставные самоходные артиллерийские установки были выведены на позицию, и люди Казакова спешно покинули их, головоломка начала складываться. Один двойной пуск по наблюдательным постам с расстояния двадцать два километра, двухминутный перерыв, а затем второй двойной пуск по САУ, дабы замести все следы. Дело было сделано. Люди Казакова также пометили САУ и наблюдательные посты инфракрасными маячками, чтобы Егорову было проще обнаружить и уничтожить цели с максимальной дальности.

— Eta l» ehchi chim dva palltsa abassat, — заметил Ион Стойка, получая по рации сведения о быстро нарастающей перестрелке между македонскими и албанскими силами. — Это ведь не деловой подход, так ведь? То же самое было после нашего вылета из Жуковского и успешного удара по Кукесу.

— Нам повезло, — сказал Егоров. — Плюс явная паранойя. Они были готовы вцепиться друг в друга почти десять лет. Мы просто дали небольшой толчок, чтобы все же заставить их сделать это.

— То есть, мы внесли свой вклад в естественный порядок политических процессов и культурного обмена на Балканах? — Со смехом спросил Стойка. — А мне нравиться. Мы гуманисты, работающие над тем, чтобы сделать мир лучше, позволяя региону двигаться в естественном ритме и естественной гармонии. — Второй боевой вылет оказался даже более успешным, чем первый, и дал Казакову необходимую искру, чтобы поджечь Балканы.

Вместо возвращения в Румынию, Стойка и Егоров направились через Болгарию и Черное море к принадлежащему «Метеору» промышленному объекту с взлетной полосой вблизи Борапани в Грузии, рядом с еще одним трубопроводом «Метеора». Полет проходил гладко и без осложнений. Мт-179 мягко летел при попутном ветре над Черным морем, развивая скорость более девятисот километров в час даже с РУД, выставленными на малую тягу оптимального расхода топлива. На высоте двенадцати тысяч пятисот метров небо было ясным и чистым, видимость почти неограниченной, а звезды висели так низко, что их, казалось, можно было коснуться. Всходил полумесяц Луны, но это не имело значения — они сядут прежде, чем кто бы то ни было сможет заметить их в лунном свете. Ради экономии топлива они запланировали крутое и быстрое снижение к воздушному пространству Грузии на малой тяге, полагаясь на малозаметность Tyenee, вместо того, чтобы лететь на малой высоте мимо радаров на турецком побережье.

Егоров предложил последить за самолетом, и Стойка с благодарностью откинулся, чтобы подремать. Штурман занялся отчетом по операции и заполнением компьютерных журналов, а самолет тем временем шел на автопилоте. Автопилот был настроен на поддержание скорости Маха и коррекцию высоты по мере уменьшения массы самолета и таким образом поддержания наиболее экономичной скорости полета. Мт-179 постепенно набирал высоту по мере уменьшения веса, пока не набрал пятнадцать тысяч, максимальный рабочий потолок самолета, по крайней мере, установленный пилотом.

Однако Стойка выставил высоту неверно. Если бы он удосужился дважды проверить прогноз погоды перед вылетом, то он бы знал, что высота образования инверсионного следа над Черным морем в это время составляла чуть более двенадцати с половиной километров. У Егорова не было доступа к автопилоту, кроме того, он был слишком занят, чтобы обращать на что-либо внимание. В любом случае обзор назад из кормовой кабины Мт-179 был слабый, так что если бы даже он посмотрел назад, он вряд ли бы заметил…

… Что Мт-179 оставляет за собой длинный инверсионный след в ночным небе Черного моря. Освещенный луной, след был достаточно ярким, чтобы быть заметным в ясном холодном небе за восемьдесят километров — достаточно ярким, чтобы быть замеченным двумя турецкими F-16, отрабатывающими перехват в темное время суток над Самсунской зоной военных операций у северного побережья Турции.

Два одноместных турецких истребителя F-16С «Блок 50» были из состава 51-й истребительной авиабазы в Мерзифоне, примерно в трехстах километрах к югу. Из-за проблем с погодой, их учебный вылет был задержан на несколько часов. Они отрабатывали перехват высотной и маловысотной целей, что, с учетом полета до полигона и обратно требовало почти четырех часов и двух огромных топливных баков, серьезно ухудшающих маневренность и просто доставлявших море удовольствия. Один самолет подлетал к краю полигона на определенной высоте, а второй пытался обнаружить его и выполнить перехват. Диспетчеры в Мерзифоне отслеживали их и оказывали некоторую помощь, но, поскольку целью учений была отработка перехвата силами отдельно взятого самолета, пилоты редко запрашивали вектор у операторов наземной РЛС.

На исходе ночи, после нескольких часов ожидания и почти трех часов резких маневров оба пилота уже почти собирались закончить и возвращаться на базу — новый день службы должен был начаться всего через несколько часов после посадки, и чем быстрее они закончат, тем больше смогут отдохнуть. «Зодиак-один», ведущий, в этот момент выполнял роль охотника, а «Зодиак-два», его ведомый — цели. «Зодиак-два» находился на высоте одиннадцать тысяч восемьсот метров, готовясь к имитации атаки на высокой скорости с уходом на малую высоту, в то время как «Зодиак-один» находился на обычной высоте патрулирования восемь тысяч восемьсот метров. Огни обоих были выключены, «Зодиак-один» сканировал небо радаром, в «Зодиак-два», будучи «нарушителем», выключил радар.

Ведущий знал, что последний перехват выполнялся на малой высоте, так что сконцентрировался на пространстве под ведомым. Но всего через несколько минут он понял, что молодой ведомый облапошил его и начал сканировать пространство выше. Ему потребовалось сделать несколько проходов радаром, чтобы, наконец, засечь второй F-16.

— Orospu cocugu[84], - выругался он себе под нос. — Хотел надуть меня, да? — Он поднял нос и двинул ручку управления двигателем вперед, выводя на полную бесфорсажную тягу и готовясь начать перехват. — «Контроль», я «Зодиак-один», радиолокационный контакт, противник на ноль-два-ноль, удаление пятнадцать, ангел тридцать девять[85] и снижается. Я…

И тут он увидел это — яркий инверсионный след быстро движущегося самолета, летящего на восток. Он был достаточно близко к «Зодиаку-два», чтобы угрожать столкновением — и этот парень, определенно был в закрытом пространстве полигона.

— Ведомый, маневр уклонения! — Закричал ведущий. — Неопознанный самолет в пространстве полигона! На твоей высоте плюс двенадцать.

— Принял, — ответил «Зодиак-два». — Снижаюсь до база плюс десять.

— «Зодиак-один», я контроль, приняли ваше сообщение, — ответил оператор РЛС с земли. — Не видим цели. Укажите скорость и высоту нарушителя.

— Принял, — ведущий попытался взять цель в захват, но не смог. — Нет захвата, должно быть, сбой радара, — доложил он. — Но я вижу его инверсионный след. Высота оценочно ангел-сорок два[86], идет на восток.

— Вас понял, «Зодиак-один», ожидайте, — ведущий понял, что диспетчер докладывал в штаб ПВО. — «Зодиак-один», — раздалось через несколько мгновений. — Если вы видите его, мы хотели бы, чтобы вы провели визуальное опознание. Имейте в виду, мы не видим цели и не можем оказать помощь в перехвате. Доложите состояние.

— Я «Зодиак-один», топливо ноль точка семь сверх «бинго», — доложил ведущий. — Dogru.

— Я «Зодиак-два», топливо ноль точка шесть сверх «бинго». Dogru.

— Принял. «Зодиак-два», ведущий на час от тебя, удаление одиннадцать, база плюс двенадцать. Маневр вправо на курс ноль-четыре-пять на соединение, поддерживая базу плюс семь. Воздушных целей не наблюдаю. Звену «Зодиак» разрешаю перехват неопознанного самолета. «Зодиак-один», режим радара нормальный, «Зодиак-два», режим радара нормальный… «Зодиак-два», доклад при включении радара и соединении с ведущим, затем держись в пяти километрах от него.

— Звено «Зодиак» вас понял, — ответил ведущий. — Давай поймаем его.

— Я «второй», включаю радар… Радар включен.

Ион Стойка резко проснулся от рева системы предупреждения о радиолокационном облучении и судорожного крика Егорова:

— Бандиты! Бандиты! На двенадцать часов, шестнадцать километров!

— Бандиты?! Какого черта… — Стойка обматерил сам себя за то, что заснул так глубоко — он должен был принять стимуляторы, чтобы держать себя в бодрости. Он немедленно проверил двигатель и системы, и сразу же заметил, что высота была слишком большой.

— Геннадий, черт тебя подери, мы выше тринадцати тысяч! Нам было сказано не набирать больше двенадцати пятисот!

— У меня отображается только состояние автопилота, — ответил Егоров. — Насколько я мог судить, все было прекрасно. Настраивал автопилот ты, а не я!

Стойка знал, что Егоров был прав — у него отображалось только состояние автопилота и возможные неисправности, а не настройки. Это было его работой. Видимо, поблизости оказался другой самолет, обнаруживший их инфракрасной системой или увидевший их инверсионный след. Нужно было быстро уходить.

— Доплеровский радар Х-диапазона, режим наведения, направление двенадцать, удаление десять. Похоже, турецкий F-16, - сказал Егоров. Он попытался посмотреть назад в зеркало заднего вида. — След! У нас инверсионный след!

— Держись! — Стойка вывел двигатели почти на холостой ход, почти развернул Мт-179 и начал снижение с уходом влево. Он оказался под углом ровно девяносто градусов в своему первоначальному положению, что должно было ослепить импульсную доплеровскую РЛС. Если сопла двигателей также остынут, у них появиться шанс снизиться к поверхности моря и уйти на малой высоте. Это был единственный шанс. Они не могли сбежать от F-16 — поскольку они были рядом с воздушным пространством Турции у противника, вероятно, было намного больше топлива.

Плохо.

— Он начал маневр, как только мы захватили его радаром, — сказал командир звена. — У него должна быть станция предупреждения. Он ушел влево, дальше от турецкого побережья к открытому морю. — Он выполнил вираж влево и легко вышел на цель. Срыва захвата не произошло.

— Я «Зодиак-два», слышу музыку, — ответил пилот второго F-16. — Радиоэлектронное противодействие. Классифицирую цель как враждебную.

— Контроль, я «Зодиак», «бандит» отреагировал на облучение, и, похоже, пытается нас глушить, — доложил ведущий. — Мы оба dogru. — Это слово обозначало «верно», но на самом деле было кодовым обозначением «у нас нет никакого оружия. Что насчет помощи?»

— Вас понял, «Зодиак», объявляю тревогу, — доложил оператор РЛС. — Звено «Секис один-ноль-один» в составе двух самолетов в воздухе, РВП десять минут.

— Принял, — ответил ведущий. Дежурная пара сил ПВО взлетела быстро, но десять минут было слишком много. Через десять минут цель может быть в воздушном пространстве Грузии или России. Но он не мог дать ему уйти, не взглянув, кто это был. — Я «Зодиак», до аварийного остатка топлива пятнадцать минут, так что мы идем на сближение и будем отслеживать его до прибытия «Секиса». — Он переключил вторую радиостанцию на международную аварийную частоту. — Давайте свяжемся с ним и посмотрим, в настроении ли он сотрудничать.

— «Бандит» на четыре часа, девять километров… Семь километров, — сказал Егоров. — Я думаю, они нас видят. Идут за нами… Черт, еще сигнал! Бандит-два, три часа, двадцать два километра и приближается. Думаю, он…

— Внимание, внимание, неопознанный борт, неопознанный борт, летящий в двустах километрах к северу от Самсуна курсом триста пятьдесят, это ВВС Турецкой Республики — раздалось на международной аварийной частоте. — Пожалуйста, назовите свой позывной, тип и пункт назначения.

— Мы вне их воздушного пространства, — сказал Егоров. — Они не могут доставать нас, ведь так? Они не могут обстрелять нас! Мы в международном воздушном пространстве!

— Так-то, так, но если они увидят нас и доложат, наше прикрытие накроется, — мрачно сказал Стойка. Ну что же, хотят взглянуть, пускай посмотрят, подумал он. — Р-60 к пуску.

— Погоди, Ион, — сказал Егоров. — Все они только во внутренних пусковых. Мы не должны использовать их без крайней необходимости.

— Хочешь, чтобы этот турецкий урод нас увидел? — Зло спросил Стойка. — Дай сюда Р-60 немедленно!

Егоров неохотно включил систему управления вооружением. У них оставались все четыре ракеты Р-60 с тепловой головкой самонаведения в крыльевых пусковых установках.

— Ракеты готовы… Створка открыта. «Бандит-один» на шесть часов, дальность тринадцать, «Бандит-два» на четыре, дальность двадцать восемь. Дай мне цель.

— Лови, — Стойка выполнил крутой набор высоты, переворот и зашел прямо на ведущий F-16. Они сблизились за считанные секунды. — Есть захват! — Крикнул Егоров. — Пуск! — Он выпустил две ракеты Р-60, как только оказался в пределах досягаемости.

Все произошло с мгновение ока, так быстро, что турецкий ведущий даже не успел среагировать — цель набрала высоту, быстро уменьшила относительную скорость, затем резко начала сокращать дистанцию, а потом появились две яркие вспышки.

— Ракетная атака! — Закричал он. — Маневр уклонения! Нас атакуют! — Он немедленно потянулся к кнопке отстрела ЛТЦ и дипольных отражателей — прежде, чем понял, что ни того, ни другого на самолете не было — и, включив полный форсаж, ушел на девяносто градусов влево и потянул ручку управления на себя, пока не услышал предупреждающий сигнал, а затем выровнялся и перевел РУД на холостой ход.

Это был отчаянный маневр с расчетом на то, что ракета захватит форсажный факел, а затем потеряет цель, когда он почти заглушит двигатель. Пилот турецкого F-16 понимал свои шансы. Он понимал, что ему конец задолго до того, как обе Р-60 влетели прямо в сопло и взорвались, превратив истребитель в облако раскаленного металла и горящего реактивного топлива.

— Контроль, контроль, aman allahim, bombok, «Зодиак-один» сбит, повторяю, «Зодиак-один» сбит! — Закричал молодой пилот «Зодиака-два» на командной частоте. — Потерял цель! Я в обороне! Видите «Бандита»?

— Никак нет, «Зодиак-два», никак нет! — Ответил оператор наземной станции. — Цели не наблюдаю! Рекомендую вектор, курс один-девять-ноль, снижение дол базы-ноль, максимальная скорость. Убирайся немедленно! Звено «Секис» на подходе, РВП восемь минут, база плюс двадцать.

Ведомый на мгновение подумал о том, чтобы отомстить за ведущего, прошерстив небо радаром и собственными глазами в расчете на то, что ему подфортит и он найдет козла, который убил его друга и наставника. Однако он пошел на снижение и включил полный форсаж. Как бы ему не хотелось драки, он понимал, что у него при себе не было ничего, кроме гнева, и он ничего не мог сделать.

— Он разворачивается! Сматывается! — Торжественно сказал Егоров. — Включил форсаж — уходит на околозвуковой. Давай, великий турецкий воин. — Однако его радость была недолгой, так как он увидел индикатор, оповещающий о неисправности в обеих пусковых. Вероятно, ракетные двигатели повредили титановые заслонки пусковых, из-за чего пусковые установки остались частично открыты или повредили пусковые установки внутри.

Стойка немедленно развернул самолет на восток еще раз, снижая тягу двигателей, чтобы уменьшить тепловую заметность и укрыться от радаров над морем, пока они не окажутся вне зоны обнаружения вражеских радаров. — Особо не радуйся, Геннадий, — сказал он. — Нам осталось очень мало до того, чтобы врезаться в Черное море. Нам нужно молиться, чтобы хватило топлива до базы, и мы с большой вероятностью сядем на дно, если не будет осторожны.

Им действительно очень повезло — один двигатель заглох сразу после посадки, и ему едва хватило топлива, чтобы вырулить на стоянку прежде, чем заглох и второй[87]. Наземной группе пришлось экстренно искать тягач, чтобы затащить «Метеор-179» в ангар прежде, чем его кто-либо увидит. В топливных баках было сухо, как в ведре с песком.

Атака прошла успешно, но ни Стойка, ни Егоров не радовались чему-либо, кроме как тому, что выжили.