Воинский класс

СЕМЬ

— Ситуация рушится у нас на глазах, господа, — сказал генерал Сэр Эдмунд Уиллоуби, командующий сил Организации Североатлантического договора в Косово (KFOR). — Должен сообщить вам пренеприятнейшее известие: Бывшая Югославская Республика Македония и Республика Албания только что объявили друг другу войну.

Конференц-зал, где проходило совещание и просмотр материалов взорвался от криков шока и разочарования. Уиллоуби председательствовал на совещании по выработке стратегии этим утром среди всех командующих KFOR, проходившей в Кэмп Бондстилл, штаб-квартире всех миротворческих сил ООН и НАТО в Косово, размещенной в производственной киностудии рядом с аэропортом Приштины в Косово. Также на совещании присутствовали специальный представитель ООН из Профилактической дипломатической миссии ООН (UNPREDEP) посол Швеции Сунне Йоельсон. UNPREDEP была военно-гражданской администрацией, управлявшей силами ООН в Македонии с 1995 года, пытаясь поддерживать закон и порядок в отношениях Македонии и Албании. Они были введены туда, когда пограничные столкновения угрожали перерасти в тотальную войну.

— Есть ли у вас сведения о том, что стало причиной этого инцидента? — Спросил оберст (полковник) Рудольф Майссер, командующий немецким контингентом KFOR.

— Ничего, — ответил Уиллоуби. — Очевидцы утверждают, что македонская артиллерия открыла огонь и уничтожила несколько наблюдательных постов албанцев. Македония отрицает это, но утверждает, что наблюдательные посты использовались для разведки целей. Они говорят, что перехватили с этих постов несколько кодированных сообщений, которые были похожи на данные для составления координатной сетки для артиллерийского огня.

— Это не похоже на провокацию ответного огня, — сказал полковник Миша Симоров, командующий российским контингентом KFOR, сменивший на этом посту полковника Казакова.

— Это точно — особенно в отношении Албании, — вставил полковник ВВС Тимоти Грир, командующий американским контингентом KFOR. — Из Струги сообщают о ста шестидесяти подтвержденных погибших. Албания также нанесла удары по нескольким историческим местам.

— Я уверен, что это был рефлекторный ответ на македонский удар по Кукесу, — сказал Симоров. — Там погибло в два-три раза больше.

— Я не оспариваю серьезность этой атаки, сэр, — сказал Грир Симорову. — Но подвергать город ракетно-артиллерийскому обстрелу в течение почти четырех часов за то, что какой-то горячей голове из артиллерии вздумалось пальнуть через границу?

— Вы, похоже, стараетесь минимизировать опасность, полковник, — ответил Симоров. — Македония совершила акт войны — упреждающий удар по наблюдательному посту, расположенному у критически важного маршрута. Это можно расценить как прелюдию к вторжению.

— Вторжению? — ответил Грир? Македонскому вторжению в Албанию? Чем? Албанская армия превосходит Македонскую по численности вдвое, у Македонии практически отсутствуют бронетехника и артиллерия. Это просто смешно.

— Абсурд это или нет, полковник, но артиллерийский обстрел…

— Предположительный артиллерийский обстрел, — сказал генерал Майссер. — У нас нет твердых доказательств присутствия какой-либо македонской артиллерии вблизи Струги.

… - но артиллерийский обстрел может быть легко истолкован к прелюдия к вторжению, — продолжил Симоров, несмотря на слова Майссера. — Шоссе в районе боев является основным маршрутом, связывающим Эгейское и Адриатическое моря, Грецию и Албанию. Если Македония возьмет его под контроль, танки могут начать прорыв к Тиране в считанные часы. Они смогут с легкостью окружить Тирану.

— Окружить Тирану? — Недоверчиво спросил Грир. — Полковник Симоров, это нонсенс. Албании не угрожает никто, в особенности Македония.

— Тогда кто, полковник? — Сердито спросил Симоров. — Кто еще хотел при прихлопнуть Албанию?

— Никто не пытается…

— Македония в настоящее время поддерживается и вооружается НАТО, — сказал Симоров. — Только НАТО выгодна дестабилизация Албании и укрепление Македонии. Возможно, я должен спросить у генерального секретаря НАТО, что у него подготовлено для Албании?

— Полковник Симоров, как командующий KFOR и заместитель начальника штаба Верховного командования НАТО, я заверяю вас, что НАТО не имеет никаких планов в отношении Албании, — сказал Уиллоуби. — Напротив, НАТО и вся Европа извлечен большую пользу из налаживания более тесных связей с Албанией. Македония является другом и будущим членом Альянса, но они не вооружаются НАТО и не выступают как военный суррогат НАТО.

— Сэр, только НАТО и Македония выиграют от успешного вторжения в Албанию, — сказал Симоров. — Македония хочет перекрыть поставки оружия и наркотиков через границу и желает иметь возможность выдавить этнических албанцев со своей территории по собственному желанию. Что может быть лучше, чтобы свергнуть правительство Албании и создать надежный и безопасный коридор к Адриатическому морю, чем предпринять загадочную атаку и нанести удар по Албании вдоль основного коридора между двумя морями, а затем пригласить НАТО, чтобы принести извинения за свои действия?

— Я не знаю, о чем вы говорите, полковник, — серьезно сказал генерал сэр Уиллоуби. — Но если позволите, я хотел бы услышать какие-то конструктивные предложения, а не дикие спекуляции. Что же нам делать? ООН и Евросоюз ждут рекомендаций.

— Очевидно, что в наших общих интересах предотвратить эскалацию конфликта, ja? — Сказал полковник Мессер. Он повернулся к послу Джоэлсону и продолжил: — При всем уважении, сэр, Силы превентивного развёртывания ООН оказались полнейшим провалом. Я почти желаю, чтобы Силы ООН по Охране были выведены из региона. Даже шведские миротворцы оказались неэффективны в данной ситуации. Нам нужен военный контингент в Албании и Македонии, чтобы предотвратить конфликт, способный породить общебалканскую или, возможно, даже общеевропейскую войну.

— Я согласен. При всем уважении, силы превентивного развертывания ООН оказались полным провалом, — сказал полковник Симоров, кивнув в сторону итальянского командира. Италия составляла основную часть «Сил ООН по охране», введенных в Албанию восемь лет назад. — Кроме того, Италия в любом случае выходит из миротворческих сил НАТО на Балканах.

— Италия полагает, что будет лучше и безопаснее патрулировать и защищать наши собственные границы, — ответил итальянский полковник. — Возможно, было бы лучше, если бы Македония сделала то же самое. — Он обернулся и с усмешкой сказал полковнику Гриру. — Конечно, американцы могут обеспечить надежный контингент — если американский президент когда-либо согласиться на что-либо, кроме символических авиационных баз и сил снабжения. Просто, когда Европа оказалась на грани всеобщей войны, американцы решили бросить все и уйти.

— Соединенные Штаты готовы внести свой вклад и обеспечить войска для защиты стран-членов НАТО, — ответил полковник Грир. — Соединенные Штаты не бросают никого в потенциально кризисной ситуации…

— Конечно, это не развод — это уже больше похоже на фригидность! — Крикнул итальянский командующий. Большинство остальных командующих KFOR усмехнулись — кроме Грира, конечно же.

— Очень смешно, сэр, — сказал Грир с улыбкой, надеясь разрядить накаляющуюся обстановку. — Я не согласен с полковником Симоровым — итальянские миротворцы проявили себя наиболее эффективными как в Албании, так и в составе СПРООН в Македонии. Я не могу объяснить эту внезапную вспышку агрессии. Македония и KFOR относительно успешно боролись с контрабандой оружия в Косово через Македонию, хотя оружие все еще продолжает поступать через Албанию. Но наибольший вклад в рост нестабильности вносит Армия Освобождения Косово. KFOR нужны эффективные действия, которые дадут политикам время, чтобы найти работающее решение.

— Вам легко говорить, полковник — ваш командир не был сожжен заживо на улицах Призрена, — едко ответил Симоров. — На долю российского контингента приходиться почти половина всех потерь KFOR в Косово от рук исламистских боевиков. Насилие возрастает каждый день и очевидно, что нашего присутствия в Косово не достаточно — мы должны перекрыть и уничтожить каналы поставки боевикам оружия и живой силы. А поскольку Македония не проявляет желания либо способности перекрыть этот поток исламистских «борцов за свободу» и оружия в Косово, кто-то должен расположить в Македонии силы для контроля границы.

— Соединенные Штаты не согласны, — ответил Грир. — Я не понимаю этой внезапной потребности в расширении масштабов миротворческой операции. Два мелких пограничных инцидента не являются признаком полного развала политической ситуации. Давайте не будет предпринимать поспешных действий.

— Прошу прощения, полковник, — сказал Симоров. — Но я считаю, что Соединенные Штаты утратили право на свои комментарии после того, как вывели из состава KFOR все действующие силы. Несколько грузовых самолетов и разведывательных спутников не являются равноценным вкладом в миротворческую операцию.

— Давайте прекратим тратить время на склоки, — сказал полковник Майссер. — Если американцы и итальянцы отказываются от участия, должен вмешаться кто-то другой, чтобы стабилизировать ситуацию. В ожидании решения моего правительства, я могу выдвинуть свои силы из Печа в Косово на юг, в Албанию. Мы заслужили определенную репутацию у Албанского руководства, и я полагаю, что ООН и НАТО смогут убедить албанское правительство разрешить размещение в регионе немецкого миротворческого контингента. Мы ограничим развертывание, скажем, от Бигорского монастыря на юге озера Охрид до шоссе Элбазан-Салоники на севере. Конечно, если албанское правительство разрешит нам это, мы можем прикрыть и другие районы Албании. Он встал и подошел к большой карте на стене. — Имея разрешение, мы даже можем перекрыть районы по обе стороны границы.

— Немецкие войска в Албании и Македонии? — Спросил полковник Симоров. — Простите, херр Оберст, но я настаиваю на более сбалансированном контингенте. Российский контингент на сегодня является крупнейшей силой в регионе, не считая немецкого и, возможно, британского. Я предложу своему руководству переместить часть сил из Призрена на юг в район озера Охрид, возможно, со штабом в Битоле. Таким образом, они будут достаточно близко, чтобы оказать помощь, и не будут наступать никому на горло. — Он кивнул Майссеру и добавил: — Не считая немцев, русские имеют наихудшую репутацию в этом регионе.

— Думаю, эта честь сейчас принадлежит американцам, — сказал командир итальянского контингента. Многие из командиров рассмеялись, но итальянский полковник был серьезен.

— Англичане и французы могут сохранять свое присутствие в Косово, — подытожил командир немецкого контингента. — С поддержкой других участвующих стран, Германия, по моему мнению, сможет иметь достаточное присутствие в Албании, чтобы подавить любые вспышки насилия, а в сочетании с русскими в Македонии мы можем кардинально улучшить ситуацию. Мы будем оставаться вне поля зрения, если не будет боевых действий или, если не обнаружим признаков незаконной деятельности, к примеру, контрабанды оружия. Это работоспособное временное решение, до тех пор, пока дипломаты не найдут более прочный механизм поддержания мира.

Поскольку со стороны других стран не было желания или способность предложить лучшее решение, решение было принято единогласно. Этим простым голосованием Балканы были распилены вновь.

— Скажите этому крысиному выродку Казакову убираться из Скопье к чертовой матери — его виза будет аннулирована немедленно! — Кричал Бранко Николов, премьер-министр Республики Македония. — Я отказываюсь встречаться с ним сейчас и вообще!

Николов ненавидел гангстеров вроде Казакова, и причина тому была проста. Македония была одной из семи стран мира, официально разрешавших выращивание, хранение, продажу и вывоз опиума для фармакологической промышленности. Хотя это было весьма прибыльным предприятием, прекрасно подходящим для такой, в основном, аграрной страны, как Македония, приходилось постоянно следить за тем, чтобы опиум не попал в руки незаконных торговцев наркотиками. Македонии приходилось постоянно тратить часть своего внутреннего валового продукта на борьбу с порочным влиянием людей вроде Казакова.

И не имело значения, что Казаков хотел поговорить о чем-то совершенно ином — получении лицензии и аренде земли для постройки огромного трубопровода через Македонию из Болгарии в Албанию. Это не имело значения. Казаков был сволочью.

Именно в этот момент зазвонил телефон. Николов поднял трубку и начал слушать. Помощник видел, как его плечи поникают, а челюсть начинает отвисать.

— Сэр?

Николов посмотрел на помощника с удивленным, недоверчивым и затравленным выражением. Его взгляд упал на стол.

— Давайте Казакова… То есть, попросите товарища Казакова войти.

— Сэр? — Ахнул помощник. — Я думал, вы сказали…

— Просто делай, что сказано, — сказал Николов слабым, паническим голосом. — Это был президент. Сегодня утром Совет Безопасности ООН принял резолюцию о переброске в Македонию российских миротворцев из Косово.

— Что? Российские войска в Македонии? Не может быть!

— Они уже выдвинулись, — сказал Николов. — Текст резолюции, как ожидается, придет в течение дня. Три тысячи российских солдат из Призрена, еще пять тысяч будут переброшены по воздуху в столицу на следующей неделе и отправятся в Битолу для создания наблюдательных постов вдоль Албанской границы. Немцы будут вести патрулирование с албанской стороны. Чертовы немцы…

— Но… Но причем здесь Казаков? Какое он имеет к этому отношение?

— Не знаю, но чувствую, что это его загребущих рук дело, — мрачно ответил Николов.

— Но как же, сэр?

— А ты разве не видишь? Российские войска из Призрена двигаются практически по предполагаемому маршруту прокладки газопровода, запланированного Казаковым. Казаков получит российские войска, охраняющие каждый сантиметр его предполагаемого трубопровода.

— Но это может быть просто совпадением, сэр, — сказал помощник. — То же самое твориться с Албанской стороны. А Казаков никогда не получал одобрения на продление трубопровода дальше в Албанию.

Николов был достаточно взвинчен, чтобы начать грызть ноготь, чего помощник никогда ранее за ним не замечал.

— Но если он сделает это, если получит это разрешение, то мы ничего не сможем поделать с российскими войсками, оккупировавшими половину нашей страны, — сказал он. — Лучше заключить сделку с Казаковым прямо сейчас — чем меньше у нас будет врагов, тем лучше.

— Ладно, детишки, за работу! — Крикнул Эд Льюис, Старший мастер-сержант 158-го истребительного авиакрыла национальной Гвардии штата Вермонт, сунувшись под сбитую завесу палатки. — На улице прекрасный день, у нас полно времени, а завтрак просто особенный! Вперед! — Он встречал свой личный состав этими словами каждый день в 06.45 утра. Обычно он первым занимал место в очереди в армейскую столовую, когда так открывалась в 06.00, вставал в 05.30 на ФЗ и уже успел провести первое совещание за завтраком.

Солдаты внутри палатки поднялись с коек с хриплыми комментариями, убрали койки и направились на выход. Льюис немного говорил по-македонски и поздоровался с каждым из македонских солдат на их родном языке, что, как ему было известно, звучало до чертиков смешно с его акцентом уроженца Новой Англии. Погода была, как обычно, поганой, условия работы, как обычно, не лучше, еда была в изобилии, но безвкусная, они находились за девять тысяч километров от дом, но Льюис и его «ребята с зеленой горы» наслаждались каждой минутой, проведенной здесь.

Уже второй год подряд военнослужащие национальной гвардии штата Вермонт принимали участие в операции «Конрерстоун» в рамках программы «Партнерство ради мира», в которой военные НАТО и македонской армии работали бок о бок, использовали одну технику, вместе проходили подготовку и выполняли работы для местных жителей. В данный момент их лагерь находился в двадцати трех километрах к северу от Ресена в центральной части южной Македонии. Весенний паводок снес несколько деревень в этом районе, после чего сюда были направлены инженерно-строительные части флота и корпуса морской пехоты США, вслед за которыми прибыли части 158-го авиакрыла «Ребята с зеленой горы» Национальной Гвардии штата Вермонт, чтобы оказать помощь в восстановлении дорог, школ, мостов и других зданий, помочь местным жителям наладить жизнь, а также обеспечить их питьевой водой.

Главный мастер-сержант Эд Льюис, первый сержант 158-го крыла, находилась в уже второй командировке в Македонии. Честно говоря, ему здесь было не так уж плохо. Южная Македония очень напоминала ему его родной Милтон в штате Вермонт — такая же сельская местность, изолированная, пышная, немного отсталая, дождливая. Здесь зачастую было так же сыро и холодно, а бывало солнечно и потрясающе красиво. Люди здесь были дружелюбны и гостеприимны. Почти все говорили по-английски намного лучше чем он по-македонски или по-гречески, что было действительно замечательно для Льюиса и его контингента из ста национальных гвардейцев, а также для других американских военнослужащих в этом районе.

Солдат здесь встретили как соседей. Если кто-то останавливался дольше, чем обычно на улице, из соседнего дома обязательно выходила женщина, приглашая его в дом отдохнуть, предлагая чай или кофе, пирожные или местные деликатесы, вроде супа из головы ягненка. Никого никогда не приходилось о чем-то просить — местные жители всегда были готовы отвести заблудившегося солдата куда ему было нужно, вне зависимости от того, насколько далеко это было. Если американец проявлял в отношении местного жителя самую простую вежливость, даже такую тривиальную, как отойти в сторону и дать пройти или придержать дверь, в следующий раз этот человек был готов предложить взять вещи в стирку или отвезти в город, чтобы показать достопримечательности или отвести к своим родственникам. Несмотря на то, что жизнь здесь была нелегкой, местные жители делали все возможное, чтобы показать иностранцам, что им здесь были рады.

Последним и самым масштабным объектом «Корнерстоун-2001» было восстановление разрушенного паводком школьного городка. Городок включал объединенную начальную, среднюю и старшую школы. Кроме того, здесь находились местная клиника, детский сад, сельский магазин, ветеринарная лечебница и профессионально-техническое училище. Все это было сильно повреждено, когда близлежащая река Чур[88] вышла из берегов из-за обильных весенних дождей. Повреждение очистных сооружений и водозаборных скважин оставило местность без питьевой воды и здоровых санитарных условий. Задачей Льюиса было координировать совместную работу «Ребят с Зеленой горы», солдат из других стран НАТО, македонских срочников, мобилизованных местных жителей и добровольцев, чтобы наладить эффективные восстановительные работы.

Его первой задачей было организовать всю эту мешанину иностранных и местных военных, а также местных жителей, но с этой работой Льюис справился блестяще. Он занимался организационной работой всю жизнь, начиная от заведения коллекции бейсбольных карточек. Затем были команда школьной лиги, выдвижение старшего брата на должность президента класса в средней школе и склад на лесопилке, где он работал прорабом последние десять лет. Он выработал эффективную комбинацию разговоров, уговоров, торгов, давления и острой наблюдательности, позволявшую ему определять лидеров, последователей и бездельников и определять их на нужные места. После пятнадцать лет службы в Национальной гвардии, включавшей двухмесячную командировку в Саудовскую Аравию во время «Бури в пустыне» он знал все о том, что было нужно для того, чтобы взять кучу детей — срочникам македонской армии было от восемнадцати до двадцати лет — армировать их ветеранами и поставить под управление бывалых.

После распределения работы для нарядов, все принялись за дело. Задачей на сегодня было откачать воду с территории школьного городка, снять обшивку с затопленных знаний и проверить несущие конструкции на предмет повреждений, отремонтировать или заменить фундаменты и несущие конструкции, а затем подготовить их к восстановлению. Примерно половина объекта все еще находилась под водой, местами на полметра, так что у них наготове были большие прицепы с насосами. Однако прежде, чем откачать хотя бы пару сантиметров воды, Льюис направил 158-ю медицинский и 158-й инженерный эскадроны, чтобы проверить почву и воду на предмет загрязнения. Эта часть Македонии была довольно чистой, но выше по течению было несколько деревень, а также объекты скотоводства. Отходы крупного рогатого скота вызывали множество болезней и других проблем, не говоря уже о том, что где-то там могли обнаружиться мертвые животные или трупы. Так что никто ничего не трогал без обследования медицинским персоналом.

Солдаты Льюиса только что разошлись, чтобы начать работу, когда услышали вдали шум винтов вертолетов. В этом не было ничего необычного — всего в нескольких километрах на западе располагался международный аэропорт Охрида, где размещалась большая часть контингента ООН. Этот район располагался достаточно близко к границе и памятникам истории двухтысячелетней давности и потому усиленно патрулировался. Однако Льюис остановился и поднял голову, чтобы увидеть вертолеты. Македония располагала несколькими списанными UH-1 «Хьюи», полученными от американцев и несколькими старыми советскими транспортными вертолетами Ми-17[89], но эти вертолеты, судя по шуму, были намного больше — и, судя по всему, приближались.

Вот. К школьному городку на малой высоте и высокой скорости приближались три ударных вертолета Ми-24В «Хаинд-Е» в широком строю в виде буквы V. Большие бронированные вертолеты взмыли в воздух, огибая неровности рельефа и, обогнув лес, снова опустили носы вниз, быстро увеличивая скорость. Он видел, что турельные установки в носовой части метались туда и сюда, ища цели и отслеживая любые большие машины или что-либо, похожее на военную технику. Он готов был поклясться, что стрелок ведущего вертолета увидел его и несколько секунд держал на прицеле. Льюис увидел множество российских вертолетов за годы, проведенные на Балканах, но они никогда не были вооружены. Эти же ощетинивались блоками неуправляемых ракет, противотанковыми ракетами, бомбами, минами и даже ракетами «воздух-воздух» на каждом возможном узле подвески. Это было серьезным нарушением директив НАТО и ООН — и просто было до чертиков страшно.

Льюис никогда не видел заходящего в атаку российского вертолета, но ему казалось, что именно это он видит сейчас. Он снял с пояса рацию и нажал кнопку.

— «Корнерстоун-альфа», я «Корнерстоун-один». — Позывной «Альфа» принадлежал командиру 158-й истребительной эскадрильи подполковнику Эндрю Тоутина, располагавшемуся в оперативном штабе «Корнерстоуна» в Скопье.

— Слушаю, старшина.

— Сэр, я вижу три больших российских боевых вертолета, сейчас они пройдут над школой в Ресене, и они вооружены. Повторяю, они вооружены до зубов.

— Что? — Крикнул Тоутин. — Какого черта? Вооружены? Повтори, ты четко видишь вооружение на этих вертолетах?

— Так точно, сэр. Много вооружения. Очень много.

Он мог представить себе, как командир испустил длинную и громкую матерную тираду — будучи просоленным до костей ветераном и летчиком-истребителем, прослужившим двадцать лет в ВВС и десять в национальной гвардии Вермонта, он матерился постоянно и изобретательно.

— Я запрошу местный штаб НАТО, старшина, — ответил Тоутин. — Свяжись с командиром македонских сил и убедись, что они припрячут оружие. Если вертолеты приземляться, держи гражданских подальше от них.

— Вас понял, сэр, — ответил Льюис. — Конец связи. «Седьмой», я «первый».

— Седьмой слушает, — ответил македонский сержант, говорящий на ломанном, но сносном английском и потому отвечающий за силы охраны «Корнерстоуна». — Я тоже вижу русских, старшина. Я слышал «Альфу», мы спрячем оружие и я прикажу начальнику полиции сказать людям оставаться по домам. Я запрошу все посты и проверю получение приказов. Ожидайте.

Российские ударные вертолеты прошли над школьным городком на малой высоте, а затем разделились и скрылись за деревьями, идя так низко, что почти сразу же пропали из виду. Но громовой рев Ми-24 скрыл шум других приближающихся вертолетов. Это были десантные Ми-8Т, огромные двухдвигательные монстры с топливными баками на узлах подвески вместо вооружения. Льюис насчитал шесть вертолетов, ринувшихся в их сторону с трех направлений на предельно малой высоте и максимальной скорости. Оказавшись над территорией школьного городка, вертолеты вдруг быстро замедлились и опустились на землю на расстоянии метров трехсот друг от друга. Секундами после посадки из них появились тяжеловооруженные российские солдаты в темно-зеленом камуфляже и с камуфляжем на лицах, рассредоточившиеся для защиты точек посадки и занявших позиции рядом с близлежащими зданиями. Пока транспортники проводили высадку, ударные Ми-24 держались рядом, готовые ринуться в сторону любого возможного врага.

Довольно эффективно, черт их дери, мрачно подумал Льюис. Куда бы он не посмотрел на территории городка, он видел российских пехотинцев. Вероятно, их не слишком превосходили числом, но явно превосходили огневой мощью.

Один из российских солдат дал сигнал дымовой шашкой, и через несколько минут появился одинокий Ми-8. На этот раз все было немного под другому: из него появилось всего восемь солдат, а корпус машины был утыкан антеннами по всему фюзеляжу[90]. Помимо солдат из вертолета появился офицер в полной боевой экипировке, сопровождаемый помощниками, штабными офицерами и одним гражданским. Ага, догадался Льюис, только что прибыл босс.

Но как бы то ни было, у Льюиса было дурное предчувствие. Он знал о пограничном инциденте между Македонией и Албанией, объявлении войны и решении НАТО отправить российских миротворцев в Македонию, но не ожидал подобного. Русские должны были прибыть в международный аэропорт Охрида, примерно в шестидесяти километрах западнее, а затем установить патрулирование приграничной полосы вдоль идущей с севера на юго македонско-албанской границы. Что они делали здесь? И почему вертолетный десант — разве они не могли прибыть сюда по земле?

Он знал, что по правилам должен был связаться с Тоутином и передать это дело ему, но вместо этого повесил рацию на пояс и направился к российскому офицеру.

— Старшина, вы куда? — Спросил один из клерков.

— Поговорить.

— Но разве не нужно вызвать сюда полковника?

— Ему понадобится час, чтобы прибыть.

— А что майор? — Непосредственным командиром объекта в Резене был начальник оперативного отдела крыла майор Брюс Крамер. Македонию он, мягко говоря, ненавидел. Насколько всем было известно, Крамер все время просиживал в своей палатке, строча письма какому-то конгрессмену с просьбой организовать его отзыв с Балкан.

— Забудьте о нем, — сказал Льюис. — Я намерен поговорить с ними. Если полковник выйдет на связь, скажи ему, что русские высадили десант и, похоже, занимают это место. — Льюису хотелось иметь на себе бронежилет и разгрузку. Хотя «ребята с зеленой горы» были действующим боевым подразделением и видели много боев, здесь в Македонии, на протяжении многих лет, у них не было боевого опыта, в особенности против русских. По крайней мере, он надеялся сыграть роль боевого сержанта, даже если не мог выглядеть адекватно этому.

Российское отделение охраны позволило ему подойти, тем не менее, держа его и остальных в поле зрения. Все оружие у них висело на ремнях или было поднято вверх, а не направлено на солдат НАТО или македонской армии — что не могло не обнадеживать. Оказавшись в пяти шагах от офицера, он заметил краем глаза, что один из солдат слегка развернулся влево, что давало ему возможность моментально опустить автомат и открыть огонь, и это лишило Льииса спокойствия. Не было никаких сомнений, что будет, если что-то пойдет не так.

Льюис отдал честь, но не стал ждать, чтобы российский офицер отдал честь в ответ и опустил руку. Перекрикивая грохот винта Ми-8 на холостом ходу, он спросил:

— Кто вы и что вам нужно?

Один из помощников перевел его слова для командира, выслушал ответ и сказал всем.

— Это капитан Роков. Он приказывает, чтобы все солдаты НАТО и македонской армии собрались здесь немедленно.

Льюис отметил, что полковник не хотел знать, кто здесь находился и не желал видеть командира Льюиса — словно ему было все равно, кто здесь был и зачем.

— Зачем, сэр? — Спросил Льюис.

— Делайте то, что вам приказано, сержант, — ответил помощник.

— Мне не было приказано подчиняться вашим распоряжениям, — ответил Льюис. — Если вы не возражаете, я намерен ожидать приказов от своего командира.

— Где ваш командир, сержант?

— Я командир этого подразделения, — ответил Льюис. Технически это было не совсем верно, но в данный момент он исполнял обязанности командира. — Я нахожусь в непосредственном подчинении командования KFOR и НАТО в Скопье. Если мне будет приказано подчиняться вашими приказаниям, я буду их выполнять, но до тех пор я прошу отозвать своих людей с вверенной мне территории. У нас есть свои задачи и мы должны их выполнять.

— И каковы ваши приказы, Сержант? — Спросил помощник. — Какова ваша зона ответственности?

— Обращайтесь ко мне «Главный мастер-сержант» или «Старшина», сэр, — попросил его Льюис. — Я не уполномочен обсуждать с вами мои приказы. Моя зона ответственности распространяется на всю провинцию Битола, но вы можете запросить штаб НАТО в Скопье и получить точные границы. А теперь я прошу вас убрать свои войска с территории школьного городка. Они мешают нашей работе и пугают местных жителей. Я полагаю вам вызвать вертолеты и доставить свои силы в международный аэропорт Охрида. В любом случае, там у вас будут лучшие условия для расквартирования.

— Возможно, вы примите от нас помощь? — Спросил помощник, дождавшись перевода и выслушав ответ полковника. — Скажите, что вам нужно, и капитан Роков выделит вам некоторых своих людей, в духе сотрудничества[91].

— Передайте капитану мою благодарность, однако у нас все под контролем.

В этот момент у них за спиной раздался крик. Двое российских солдат тащили из одного из зданий школы майора Крамера. Он был сильно избит. У одного из солдат шла кровь из носа.

— Shto teebye? — Гражданский, прибывший на Ми-8 вместе с Роковым, подошел к захваченному майору.

— Эй! Отпустите его! — Крикнул Льюис. Двое солдат встали перед ним, вскинув автоматы.

Гражданский схватил Крамера за волосы и задрал ему голову лицом вверх, что-то крича. Солдаты, тащившие Крамера, что-то крикнули Рокову. Российский офицер что-то сказал, и помощник перевел его слова:

— Они говорят, что он скрывался в одном из зданий с рацией, наводя авиационный удар на наши позиции.

— Это чушь собачья! — Крикнул Льюис. — Мы строительное подразделение, мы помогали македонцам отстроить этот школьный городок!

Гражданский продолжал кричать на Крамера, но американец выглядел так, словно только наполовину пребывал в сознании. Затем гражданский выхватил из-под пальто пистолет и направил на Крамера.

— Нет! — Закричал Льюис. Он сумел повалить солдат, преграждающих ему путь и бросился к Крамеру. Капитан Роков выхватил из кобуры пистолет, передернул затвор и выпустил две пули в спину старшине Льюису менее чем с пяти метров. Гражданский, державший Крамера, улыбнулся, повернулся к упавшему американцу и дважды выстрелил ему в голову в упор.

— Не стрелять! Всем, не стрелять! — Крикнул Роков. Гражданский отпустил Крамера, вытирая с пальто и штанов брызги крови и мозгового вещества. Солдаты отпустили тело, не зная, что им делать. — Всем прочесать местность, найти остальных НАТО-вских и македонских солдат. Взять живыми, если возможно, пристрелить, если необходимо, — скомандовал Роков, убирая пистолет. — Как только здесь будет проверено, передать его силам второго и третьего эшелонов и двигаться на юг по главному шоссе. Я хочу, чтобы шоссе по обе его стороны было зачищено к полудню. — Помощники поспешили распространить его приказы.

Капитан обернулся, наклонился и посмотрел на человека, которого только что застрелил. Это было для него первым убийством. И последним способом, которым он хотел бы его совершить, было застрелить человека в спину. Хуже того, что этот человек был безоружен. Он выстрелил безоружному в спину. Ему не хотелось жить с осознанием этого.

Роков оторвал шеврон с рукава камуфляжной куртки Льюиса и передал его еще одному офицеру, своему начальнику разведки.

— Что это?

— Это… Это 158-е истребительное авиакрыло, как и ожидалось, сэр, — нервно ответил помощник, очевидно, испугавшись двойного убийства. — Истребительное подразделение ПВО, базирующееся в провинции Вермонт, на северо-востоке Соединенных Штатов, часть авиации резерва национальной гвардии. Отвечает за противовоздушную оборону континентальной части страны. Иногда перебрасывается в Исландию или Канаду.

Рокову пришлось с усилием вернуться к настоящему. Двое безоружных американских солдат были мертвы. Как, черт подери, это случилось? Но было уже слишком поздно беспокоиться.

— Американское подразделение ПВО развернуто здесь? Зачем?

— Я не думаю, что здесь действительно находятся истребители, сэр, — сказал офицер разведки. — Я полагаю, их отправили сюда в качестве передовых сил, чтобы подготовить противовоздушную оборону и организовать слежение за действиями в южной Македонии.

— Но почему здесь, в речной долине? — Спросил Роков. — Почему не в горах, или дальше на восток, где у них был бы беспрепятственный обзор на приграничную полосу? Это худшее место для установки радаров или линии связи.

— Я думаю, это подразделение обработки данных, сэр, — решительно ответил начальник разведки, хотя в его взгляде явно читались замешательство и неопределенность. — Они установили здесь пост прослушивания, замаскировав его под какой-то объект гуманитарной помощи.

— Ну так ищите, мать вашу за ногу, офицеров, оборудование, шифровальную технику и быстро! — Скомандовал Роков, вырывая шеврон убитого сержанта из рук смущенного начальника разведки. — Основные силы 51-го парашютно-десантного полка прибудут сегодня вечером, и я хочу, чтобы у тому времени в районе не действовало никаких разведывательных групп или средств технической разведки. Вперед. — Помощник поспешил прочь, радуясь возможности оказаться подальше от нарастающего гнева капитана.

Роков сунул шеврон в карман формы. Поблизости начали раздаваться выстрелы и выкрики на русском языке, требовавшие остановиться, новые выстрелы, перепуганные мужские и женские крики. Еще выстрелы, еще крики — на этот раз детские.

Это просто не имело смысла, подумал он. Его наблюдатель говорил о том, что американские силы специального назначения разместившие наблюдательный пункт в долине Чур, чтобы отслеживать действия российских войск, а его разведывательный отдел подтвердил эти данные. Затем поступили данные, говорящие о том, что это была не группа спецназа или армейской разведки, а группа строительных войск с позывным «Корнерстоун». Затем оказалось, что американцы были из истребительного подразделения с F-16 «Файтинг Фалкон», что порождало новые вопросы.

Роков повернулся к прибившему с ним гражданскому и сказал.

— Ну что же, товарищ Казаков? Я не вижу никакого американского спецназа или разведывательных групп. Здесь нет ни вертолетов, ни узла связи, и находится это место на худшей позиции, какую только можно представить.

— А вы ждали, что американцы будут стоять здесь открыто, махая вам руками? — Насмешливо спросил Павел Казаков, занявшись некоторыми приблизительными замерами при помощи портативного лазерного устройства с GPS-приемником, определяя высоту и расстояние от школы до реки и делая в уме прикидки, где пройдет его трубопровод. Было не слишком удачной идеей прокладывать крупный трубопровод так близко к шоссе, но это было возможно. Кроме того, это было идеальное место доя насосно-измерительной станции. Наводнение затронуло это место, поэтому предстояло определить средний уровень воды, составить диаграмму наводнений и провести оценку грунтовых вод.

— Похоже, ваши люди вытаскивают отсюда реальных солдат противника.

— Я не вижу здесь следов присутствия подразделения батальонной численности, — отметил Роков. — Я не видел никакой бронетехники, вооружения, зенитных средств, хранилищ топлива или пунктов технического обслуживания. Где вся та тяжелая военная техника, о которой вы сообщили?

— Вы провели на земле пять минут, Роков. Разве вы ожидали получить ответы так быстро?

Роков посмотрел на Казакова с подозрением.

— Мне очень интересно, товарищ, — осторожно сказал он. — С ваших слов ожидалось сопротивление, требующее вертолетного десанта численностью до роты. Это был очень серьезный риск. А то, что я вижу, заставляет меня задаться вопросом, были ли здесь какие-либо тяжелые силы вообще?

— А вы надеялись на бой, капитан? Хотели еще пару медалей?

— Мне нужны только ответы…

— Я здесь не для того, чтобы давать вам ответы, капитан, — отрезал Казаков. — Я был уполномочен сопровождать вас и это все, что вам нужно знать. Ваша задача взять это место под контроль, после чего выдвинуться на юг и взять под контроль участок шоссе в районе Ресена и приготовиться к прибытию 51-го парашютно-десантного полка из района Битолы.

Капитан Роков посмотрел на Казакова с удивлением.

— Как вы узнали о высадке 51-го полка вблизи Битолы? — Спросил он. — Я узнал об этом на секретном совещании непосредственно перед этой операцией.

— Опять глупые вопросы, — с издевкой ответил Казаков, не обращая внимания на этот вопрос. Он закрепил измерительную ленту на столбе и пошел в сторону. — У меня своя работа, капитан, у меня своя.

— Одну минуту, Казаков…

— Обращайтесь ко мне «господин Казаков»! — Огрызнулся Павел. — Я предупреждаю вас — не лезьте. Займитесь своей работой.

— Или что, г-н Казаков?

— Что это вы начали столько думать, капитан Роков? — Сплюнул Казаков. — Вы выстрелили в спину безоружному американскому сержанту. Ваша карьера на этом окончена.

— Это мой личный позор, и мне придется жить с этим остаток жизни, — ответил Роков. — А что насчет вас? Какой вам интерес до всего этого?

— Это не ваша дело.

— Возможно, слухи верны, товарищ — вы привлекаете армию, чтобы обеспечить и обезопасить участок нефтепровода через Балканы, — сказал Роков. — Теперь вы выдумали сказку об американских шпионах и македонских диверсантов, чтобы отправить сюда разведывательную роту, чтобы лично тут чем-то заниматься. Что дальше? Закажете Ми-28, чтобы перевозить свои бульдозеры?

— Вот о чем бы я хотел поговорить, капитан, — тихо прошипел Казаков, подступив к российскому офицеру нос к носу. — Ваша невеста со своей четырехлетней дочерью получила новую работу в Ростове на заводе «ЗиЛ». Она только что перешла на ночную смену, чтобы работать, пока дочь спит. Было бы больно слышать, что с ней что-то случилось по дороге домой после долгой ночи на работе[92].

— Откуда вы, черт подери, знаете… — Роков осекся. Казаков знал и о его невесте и ее дочери, и о десанте 51-го полка этим утром — что означало, что он имел сильные связи или хорошо информированных шпионов. В любом случае он не мог надеяться на противостояние с ним.

— Я вижу, что мы поняли друг друга, — сказал Казаков, кивнув и натянув на лицо хитрую усмешку. — Вы прекрасно сделали свою работу, капитан. Захват прошел быстро, точно, четко и просто замечательно. Вот мое предложение: сообщите, что грязные американские шпионы напали на вас, когда ваши люди обнаружили их, так что у вас не было выбора, кроме как защищаться. Вы даже можете оправдать убийство обоих шпионов. Я уверен, что ваши люди смогут сделать вил, будто они были застрелены ради самообороны — возможно, отнести их тела в лес и позаботиться, чтобы дыры от пуль смотрели в нужном направлении. Давайте не будем больше спорить. Я будут держаться подальше от вашего…

— И держитесь подальше лично от меня, Казаков, — сказал Роков.

— Zamyechateel» niy, — сказал Казаков. — Очень хорошо. Я вижу, что мы прекрасно друг друга поняли.

Роков смотрел на Казакова довольно долго, но в конце концов отошел, чтобы проконтролировать зачистку. Через несколько минут начали прибывать больше солдат. Первые американцы были загнаны на стоянку с руками за голову, словно военнопленные.

Да, операция действительно прошла неплохо. Казаков уже мог представить себе насосную станцию. Местность отсюда на запад до озера Охрид довольно круто поднималась, и насосная станция была необходима. Снести несколько этих гниющих затопленных зданий, использовать завалы, чтобы образовать возвышенность, и все будет отлично. А что крестьяне со своей школой? Ресен находился всего в двадцати трех километрах — и там было более чем достаточно школ[93].

Если все пройдет как надо, он уложиться в график и завершит все красиво. Смысла в получении разрешения от каких-то американцев не было.

Глаза его сына засветились, как наутро после Рождества, когда Патрик вытащил китель из сумки. В свете лампы над головой звезды на погонах и летные «крылья» на левом нагрудном кармане засияли до сверкания.

— Ого! — Сказал Брэд. — Какой у тебя костюм, папа.

— Спасибо, здоровяк, — ответил Патрик.

Брэдли показал пальцем на «крылья штурмана-командира», значок, состоявший из пары серебряных орлиных крыльев с увенчанным серебряной звездой щитом в центре.

— Ты будешь летать?

— Меня вызывают в Вашингтон.

— На совещание? Будешь выступать с докладом? — Брэдли не стал ждать ответа, так как папа одел синий китель вместо зеленого, что означало, что он направлялся на совещание и доклад. Он подхватил один из ботинок Патрика и принялся изображать им самолет, пикирующий на собранный чемодан. — Снова надо дать доклад!

— А что ты будешь делать, пока я буду в Вашингтоне? — Спросил Патрик. — Помнишь свои вводные?

— Заботиться о маме, слушаться маму, быть хорошим мальчиком и… и…

— И еще одно: думать о…

— И думать о папе! — торжественно сказал Брэдли.

— Очень хорошо, здоровяк, — сказал Патрик. — Дай пять! — Он выставил ладонь и Брэдли ударил по ней.

Ребенок бросил ботинок и обхватил Патрика за левую ногу.

— Я люблю тебя, папа, — сказал он (за исключением того, что прозвучало это как «я вубву, тебя, Папа»).

Патрик поднял сына на руки, крепко обнял и сказал — естественно, четко:

— И папа тебя любит, сынок, — ответил он.

— Удачи в Ваштоне, — сказал Брэдли, подкрепляя свои слова поднятым пальцем.

Патрик попытался придать лицу оптимистичное выражение.

— Все будет хорошо, здоровяк.

Брэдли вывернулся из его рук, схватил ботинок, а затем потер глаза свободной рукой и отдал его Патрик. — Я устал, — сказал он, направившись в сторону военной. — Наверное, пора спать.

— Это правильно. — Патрик провел сына в спальню и проследил, как тот стянул подгузник и проверил, сухой ли он, потом забрался на стул рядом с раковиной и сделал глоток воды, а затем забрался на кровать. Патрик хотел было попытаться забрать у него старое и уже несколько драное одеяло, но Брэдли успел закутаться в него и улечься.

Он приподнялся с кровати достаточно, чтобы поцеловать папу на ночь, а затем плюхнулся на кровать.

— Удачи тебе, папа, — сказал Брэдли. — И выключи свет, пожалуйста.

— Спокойной ночи, здоровяк, — Брэдли взглянул на него из-за предохранительной планки кровати, а затем улыбнулся и засмеялся, когда отец показал ему большой палец прежде, чем выключить свет.

«Удачи тебе, папа». Да уж, подумал Патрик.

Патрик направился к Венди, расположившейся в гостиной их квартиры в высотке с видом на Сан-Диего. Венди Торк Маклэнэхан выключила свет, и единственным, что освещало комнату, был отсвет городских огней на поверхности залива Сан-Диего. Она наполнила два бокала «Сильвер Оак Каберне Совиньон» и ослабила струящиеся темные волосы, каскадом опавшие на трикотажную футболку баскетбольной команды «Сакраменто Кингс». Патрик заметил эту футболку и улыбнулся. Он подошел к ней, взял бокал и сел рядом. Их бокалы соприкоснулись, за ними соприкоснулись их губы.

— Брэдли просто взрывает мне мозг тем, сколько он всего знает и понимает, — сказал Патрик. — Иногда кажется, что это даже как-то ненормально.

— Он же наш сын — чего ты ждал? — Ответила Венди с теплой улыбкой. Она встретила Патрика, будучи гражданским специалистом по средствам радиоэлектронной борьбы в «Дримлэнде», и с того дня их жизни оказались тесно переплетены — как между собой, так и в отношении сверхсекретного научно-исследовательского центра в невадской пустыне. Если бы кто-то предсказал, что однажды Брэдли станет новым Эдисоном или Биллом Гейтсом, то большинство людей, знавших его родителей, не могли не согласиться. — Это малолетнее чудовище уже отправило твоей матери электронной письмо.

— Чего?

— Отправил письмо по электронной почте, — сказала Венди. — Без шуток. Я знала, что он смотрел, как я отправляла отчеты и письма Джону тысячи раз, но я думала, что он просто ждет, чтобы поиграть во «Freddie Fish» или «Pajama Sam», или какую-нибудь другую игру. А он запоминал все, и потом отправил твоей матери страницу какой-то тарабарщины. С пометкой «Секретно».

— Моя школа, — гордо сказал Патрик. Он сделал глоток вина и попытался расслабиться.

— Ты говорил с доктором Кэнфинлдом? — Спросила она.

— Да, уже дважды, — ответил Патрик. Полковник Брюс Кэнфилд был начальником Авиационного невропсихиатрического госпиталя на авиабазе Брукс около Сан-Антонио в штате Техас, где Дэвид Люгер проходил медобследование после инцидента в «Дримлэнде». — Дэвид все еще проходит обследование, но он уверен, что это что-то под названием «расстройство приспособительных реакций». В общем, дело в воспоминаниях Дэйва о том, что случилось в Советском Союзе. Вероятно, они были вновь активированы когда прибыли украинские летчики, а теперь произошел срыв после того, как Самсон заявил ему, что он может быть неуравновешен и нуждается в психологической помощи. Это активировало стрессовый защитный механизм в его сознании и он как бы отключился от всех органов чувств, чтобы избежать физической, эмоциональной или психологической травмы.

— Господи, звучит жутко. Ты думаешь, с ним все будет в порядке?

— Пока рано говорить, — сказал Патрик. — Расстройства адаптации на первом этапе обычно лечатся с помощью препаратов, так что Дэйв будет отстранен от полетов и работы в лаборатории. Но он сказал, что нарушения адаптации являются одними из немногих расстройств, которые не означают автоматического запрета на возвращение к своим обязанностями после лечения, что также означает и возможный допуск к полетам. Это довольно распространенное заболевание, особенно среди военных, и Кэнфилд говорит, что оно лечиться довольно успешно. У пациентов отличные шансы на выздоровление.

— Это хорошо, — Венди помолчала несколько долгих мгновений, а затем прижалась к нему и обняла. — Знаешь, я тут проверила… На том рейсе есть места для меня и Брэда.

— Я же только что уложил его, милая.

— Брэдли будет просто вне себя от радости, если полетит с тобой, вне зависимости от того, когда, — напомнила Венди. — Да и служебная квартира «Скай Мастерс» в Кристал-сити свободна. Я готова. Что скажешь?

— Милая, я не более чем на день, так что в любом случае сразу вернусь, — сказал Патрик. — Нет смысла отрывать тебя от работы, а Брэдли от детского сада и два дня таскать туда-сюда на самолете. Давай я просто встречусь с юристконсультом и разберусь что там к чему.

— Джон снова позвонил мне и предложил задействовать весь свой юридический отдел, чтобы помочь тебе, — добавила Венди. — Я уверена, что советник защиты из ВВС будет неплох, но Джон может мобилизовать десяток лучших юристов одним звонком. Почему бы мне не поговорить с ним?

Патрик покачал головой.

— Ты же знаешь, что я не имею права общаться с подрядчиками о вопросах, касающихся ВВС и не касающихся непосредственно их подрядов, а также принимать от них какие бы то ни было подарки и услуги. — Если я займу квартиру «Скай Мастерс» это уже будет подозрительно, даже если ты будешь со мной, наши отношения с Джоном и «Скай Мастерс» и так достаточно подозрительны, а ты предлагаешь привлечь его стряпчих к работе, касающейся ВВС.

— Все не так, и это только не то, что предлагал Джон.

— Да, я знаю… Но я не знаю, Венди. Что-то не так. Многое изменилось.

— Что ты хочешь сказать, Патрик?

Он помолчал несколько долгих мгновений, попытался собраться с мыслями, сделал глоток вина и пожал плечами.

— Венди, я сделал то же самое, что делал всегда — столкнулся с проблемой и решил ее наилучшим в моем понимании способом, учитывая те ресурсы, которые у меня были. Десять лет назад все было бы в порядке. Сегодня меня хотят отдать под трибунал. Времена изменились. У меня такое ощущение, что мне надо меняться вместе с ними или… Или перестать существовать. — Его взгляд устремился куда-то вдаль, словно он пытался увидеть своих погибших товарищей и спросить у них совета. Я не уверен, чего я хочу — предстать перед трибуналом и уйти в отставку, предстать перед трибуналом и победить или предстать перед трибуналом и отправиться в тюрьму.

Венди была искренне шокирована.

— Но почему?

— Потому что мне кажется, что у меня может быть другая жизнь, что мне открыт какой-то путь, а я потеряю его, если решу бороться. А если я сделаю то, чего они от меня хотят, я стану счастливее.

— Звучит не похоже на того Патрика Маклэнэхана, которого я знала.

— Я сам себя не узнаю, — честно признался Патрик. — Я знаю, что у меня есть друзья, я знаю, что у меня есть друзья, о которых я пока сам не знаю, я знаю, что их хватит, чтобы взять даже Пентагон. Но раз я не могу видеть способа его взять, не думаю, что следует поднимать бучу, чтобы попытаться найти его. — Он крепче обнял Венди. — Я знаю, что мы должны поговорить перед тем, как я улечу в Вашингтон и принять решение, как семья. У меня должен быть план и понимание того, чего я хочу касательно своей службы и вообще своей жизни. Но, честно говоря, я понятия не имею, что мне делать. Я уверен лишь в том, что не хочу ввалиться в Пентагон с кучкой гражданских юристов и попытаться навязать погонам бой. Я не боюсь проиграть — я боюсь заварить такую кашу, что сам не увижу своего пути. — Венди напрягалась, а ее пальцы, поглаживающие его бедро, стали жесткими. — Что такое, милая?

— Мне кажется что ты… Просто устал, — сказала Венди. — Устал от бюрократии, устал от борьбы, устал ставить свою жизнь под угрозу, и все в условиях полной секретности. Я хотела бы помочь тебе отдохнуть, но я не знаю, готов ли ты уйти на покой. Все, что я вижу, это то, что ты вносишь весомый вклад в дело национальной безопасности и при этом не заводишь нужных друзей. — Она прямо взглянула на него. — Террилл предложил тебе шанс уйти, с сохранением звания и стажа и снятием обвинений. Я знаю, что срок, который он тебе дал, уже истек, но с учетом твоих заслуг перед страной я думаю, что предложение будет действовать немного дольше. Я думаю, ты должен согласиться.

— И работать с тобой, Джоном и Хелен?

— Ты бы стал вице-президентом крупной технологической компании, получал бы вдвое больше генеральского оклада, с замечательными перспективами, учитывая, что акции удваиваются в цене каждые два года, — сказал Венди. — Джон говорит мне по шесть раз на дню, что хочет вернуть тебя. У него уже подготовлен для тебя кабинет, служебный автомобиль, самолет, личный электронный ящик и постоянное место в спортзале. Он готов с ходу дать тебе людей и проекты. Да, я бы сказала, что он хочет, чтобы ты вернулся. — Венди опустила глаза, словно обдумывая свои слова, а затем снова посмотрела на мужа. — Я знаю, что ты не горделивый человек, Патрик, но мне сдается, что дело в том, что ты считаешь, что был прав, развернув самолет и приказав лететь в Россию, чтобы спасти Энни и Дэва, и потому не должен быть наказан за то, что сделал. Я думаю, ты пошел на принцип.

— Ты считаешь, что я неправ?

— А ты не понимаешь, Патрик? — Почти умоляюще спросила Венди. — Это не имеет значения. Ты сделал то, что сделал и спас своих друзей. Это все, что имеет значение. А ты мне по десять раз в году говорил, что Конгресс или ВВС готовы закрыть «Дримлэнд» в любой момент и отправить вас всех в отставку. Ты говорил, что любая ошибка, любая авария, еще одно нарушение режима безопасности и вы все исчезнете. Мы уже который месяц откладываем половину твоей зарплаты в паевые инвестиционные фонды и банковские счета, потому что ты считал, что тебя могут ни с того ни с сего выставить. Когда Томас Торн пришел в Белый дом, ты решил, что твоя отставка неизбежна.

— И что?

— И то, что ты был морально готов к внезапному и, вероятно, нежеланному концу. А теперь ты вдруг не готов. Ты пытаешься противостоять. Почему? Дело не в нас, твоей семье — ты хорошо подготовил нас к своей возможной отставке или к тому, что однажды ты не вернешься. А теперь ты не готов. Что изменилось? — Патрик сделал еще один глоток вина, затем сердито осушил бокал и поднялся на ноги. Венди увидела его взгляд и поняла, что поняла, что его терзало. — Дело в Террилле Самсоне, да? Ты считаешь, что он предал тебя. Он был учеником Брэда Эллиотта, как и ты. Он руководит HAWC и ты считаешь, что вы должны думать более одинаково. Я права?

— Возможно, частично, — сказал Патрик. — Я с самого начала знал, что у Террилла не было такого шила в заднице, как у Брэда. Черт, да у кого оно вообще было?

— У тебя.

— Но они не назначили меня командующим HAWC — они назначили его, — с горечью сказал Патрик. — Но не Самсон предал меня.

— А кто же?

— Торн — Томас Натаниэль Торн, проклятый президент Соединенных Штатов, — гневно ответил Патрик. — ТНТ, Младотюрк[94], президент Нью-Эйдж, убийца времен «Бури с пустыне» оказался изоляционистом и пацифистом. Он не удосужился явить себя американскому народу. Не показался на собственной инаугурации, не выступил с ежегодным посланием Конгрессу. Затеял все это дерьмо, покончив с Армией, не оставил никаких войск за рубежом, отказался гарантировать безопасность какой-либо другой страны — все это сводит меня с ума. Я ощущаю, как мою страну спускают в сортир, а я ничего не могу поделать. Торн тот, кто вдохновил командиров вроде Террилла Самсона отвернуться от своих друзей и солдат, подобно тому, как сам же отвернулся о наших союзников и выбросил наших солдат на улицу.

— И ты собираешься в Вашингтон, чтобы схватиться с президентом Соединенных Штатов? — Недоверчиво спросила Венди. — Патрик, тебе нужно обрести ясность мыслей. Ты не можешь поехать в Вашингтон с разорванной со злости рубашке. Там слишком много людей со слишком большими звездами на погонах, готовых закатать тебя в асфальт задолго до того, как ты доберешься до Пенсильвания-авеню 600. Даже Брэд Эллиотт никогда не рассчитывал на то, чтобы ворваться в Белый дом и высказать им все, что он них думал.

Она встала рядом, взяла его за руки и пристально посмотрела ему в глаза.

— Я говорю, как эгоистка, но тем не менее, Патрик. Подумай о своей семье прежде, чем говорить что-либо завтра. Какими бы не были твои мотивы, я говорю тебе — забудь о своих чувствах и о своем гневе и подумай обо мне и нашем сыне. Если ты проиграешь, ты отправишься в тюрьму. Наш сын будет навещать тебя в Ливенворте, видя тебя среди других разбитых военных и будет видеть тебя одним из них. Как ты объяснишь ему, что ты боролся за правду? Сколько даже нашему умному мальчику потребуется, чтобы это понять? Да, тебя могут оправдать, да, ты даже действительно можешь быть прав, но можешь все равно сесть. «Юлий Цезарь» прекрасная пьеса, но это все-таки трагедия. Потому что герой в конце погибает.

Патрик не смог посмотреть на нее. Она крепко и тепло обняла его, а затем поцеловала в губы.

— Тебе нужно идти, — просто сказала она, развернулась и ушла в спальню.

— Shto bi khaoteeteye? Какого черта вам надо? — Раздался в трубке голос Дэвида Люгера. — Поверить не могу, что вы мне звоните. Хотите заставить меня прыгнуть под поезд, или что-то типа того?

— Держите себя в руках, полковник, — ответил генерал-полковник Роман Смолий, командующий ВВС Украины, один из почетных гостей авиабазы Неллис. — Это очень важно и никак не связано лично с вами. — Он звонил по защищенной линии — что означало, что он использовал ее с разрешения американского персонала, так что поделать было нечего.

— И что же это? — Спросил Люгер. Он рухнул на диван, почти не способный двигаться и почти не способный проронить ни слова. Он находился в офицерской гостевой комнате на авиабазе ВВС Брукс неподалеку от Сан-Антонио, штат Техас, где проходил трехдневное обследование в Аэромедицинской службе, которая должна была предоставить результаты обследования Нейропсихиатрическому отделению Госпиталя ВВС США, который должен был сделать заключение о том, что стало причиной его внезапного ступора. — Shto eta znachyeet?

— Перестаньте говорить со мной по-русски, полковник, черт вас возьми, — отрезал Смолий. — Вы больше не советский заключенный, а я больше не работаю в советском НИИ. Я украинец, а вы американец.

Люгер глубоко вздохнул, молча матеря себя за эту странную путаницу в пространстве и времени.

— Что вы хотите?

— Мне нужен ответ, — сказал Смолий. — Турки собирают вещи так быстро, как только могут, но никто не говорит почему. Генерала Маклэнэхана здесь уже нет, ушел домой, я полагаю, а генерал Самсон не говорит ни слова. Все стало с ног на голову. Вы единственный высокопоставленный офицер, с которым я смог связаться.

— Я не вполне в курсе того, что происходит прямо сейчас, генерал, — напомнил ему Люгер.

— Где вы сейчас? Почему вы не здесь?

Люгер уже собирался сказать Смолию засунуть свои вопросы и свою притворную обеспокоенность себе в задницу, но мысли о «Дримлэнде» поглотили его. Самсон встал на тропу войны, Патрика и Ребекку, вероятно, ожидал трибунал — все летело к чертям.

К своему удивлению, Люгер рассказал украинскому генералу все: о шпионе в России, о обнаруженному малозаметном самолете, о спасательной операции, о обвинениях, трибунале и его собственном срыве.

— Дело именно в этом малозаметном истребителе, генерал, я знаю это, — подытожил Люгер. — Кто-то направляет атаки против Албании и Македонии. Самолет АВАКС НАТО просто попался ему на пути. Но возникает вопрос, зачем?

Что шокировало его еще больше, первым, что Смолий спросил у него, было:

— Как вы теперь, полковник?

Люгер был ошеломлен. Украинец мог задать столько вопросов о возможных российских авиаударах в Европе, но Смолий спросил о его состоянии.

— Я… Я нормально, — услышал об собственный голос.

— Что говорят врачи?

— Просто обследование, — ответил Люгер. — Стандартная программа плюс медосмотр, чтобы определить мое состояние. Все как обычно, плюс туева хуча психологических тестов.

— А, психологические тесты… Когда я видел вас тем вечером, мне показалось, вы были как-то потеряны. Но я никогда не думал что вы, возможно, страдаете от психотического состояния. Может это быть связно с тем, что произошло с «Физикусе» и тем, что вы снова встретили меня?

— Возможно, — у Люгера появилось странное ощущение в голове, словно что-то вползало, начиная от затылка. То, что сказал Смолий, имело больше смысла чем все, что он слышал за годы психотерапии и часы обследований здесь. Однако причины для такого были, так как никто в Брукс либо где бы то ни был еще не знал о «Физикусе», потому, что это могло повлечь разглашение сведений об операции в Кавазне, что, в свою очередь, могло повлечь разглашение информации о «Дримлэнде». Смолий не так много знал о «Дримлэнде», но знал все о «Физикусе», и определенно мог связать одно с другим. Ключ к тому, что происходило в голове у Люгера следовало похоронить навсегда. Правительство предпочтет упрятать его в дурдом на всю оставшуюся жизнь, чтобы не раскрыть чего-либо о «Дримлэнде».

— Возможно… — Голос Смолия дрогнул. Он кашлянул и сказал: — Возможно то, что я сделал вам, и было причиной случившегося?

Внезапно Люгер ощутил сопереживание ему — и это было странно, поскольку он уже, казалось, целую вечность не ощущал, что может сочувствовать кому бы то ни было. В действительности, с момента спасения из «Физикуса» он не мог соединиться ни с кем на эмоциональном уровне. Он пытался попробовать с Энни Дьюи — но пришлось признать, что это Энни пыталась установить с ним связь. Он, в действительности, не вносил существенного вклада в их отношения.

Энни.

С его разума словно внезапно исчез густой туман. Все это время Энни пыталась пробиться к нему — держа его за руку, приглашая на обеды, проводя с ним время, пока он работал с самолетами или в лаборатории. А он словно смотрел сериал по телевизору. И все это время ее игнорировал. Следовало ли попытаться ответить ей теми же теплотой и добротой? А знает ли он, как это сделать? Все это время он отталкивал ее собственной бесчувственностью. Теперь к ней подкатывал Деверилл, а он видел, как она уходит из его жизни. Почему? Неужели именно этого он и заслуживал? Следовало ли ему оставаться в одиночестве только потому, что он считал это единственным способом скрыться от боли и унижений, которым он был подвергнут в «Физикусе»?

Что было особенно забавно — это то, что один из его главных мучителей говорил о собственной внутренней боли, и это выдавало его собственное внутренне одиночество. Кто-то маялся теми же болячками.

— Я… Я не… Нет, я так не думаю, — ответил Дэвид. Были моменты, когда он хотел удавить этого человека голыми руками — и теперь оказалось, что он не только испытал к нему сочувствие, но и буквально перед ним извинился! — Это было давно, генерал. Я прошел через многое с тех пор. Не вините себя.

— Я не могу не думать о том, что сделал другому настолько больно, — сказал Смолий. — Я готовился к тому, чтобы убивать врагов быстро и эффективно, но никогда не думал, что могу настолько обидеть кого-то, нанести ему психологическую травму. Мне жутко думать об этом, потому что я был похож на эсэсовца, издевавшегося над евреем-заключенным во время Холокоста.

— Забудьте, генерал… Роман, — сказал Люгер. — Я тут штатный чокнутый, не забывайте.

Он услышал, как украинец пырснул со смеха и отодвинул трубку от уха, чтобы по ушам не бил сильный и громкий звук его смеха. — Вы, американцы, не устаете меня удивлять, — сказал он. — Находитесь в психиатрической больнице и шутите.

— Генерал, вы должны выяснить, что случилось, почему турки отбывают.

— На Балканах началась какая-то…

— Я слышал, — ответил Люгер. — Албания объявила войну Македонии. Там был какой-то вооруженный инцидент на границе.

— Но все намного серьезнее. Российские и немецкие миротворцы наводнили Косово, Македонию и Албанию. KFOR расформированы. Англичане и французы все еще остаются в Косово, но остальные крупные страны устремились на юг. НАТО, похоже, вручило судьбу Балкан Германии и России.

— Все как-то слишком гладко, — сказал Люгер. — Как и удар по Кукесу. Небольшая вспышка, быстро превращающаяся в лесной пожар, а русские и немцы оказываются наготове и выступают немедленно.

— Вы считаете, что там действует какой-то кукловод? Русский кукловод, я хочу сказать.

— Русский кукловод с малозаметным истребителем-бомбардировщиком, — сказал Люгер. — Я готов поставить на то, что российский малозаметный истребитель снова нанес удар. — Люгер застыл, его слова застряли в горле. Единственным, что он смог выдавить из себя, было «О боже мой».

— Что такое, Дэвид?

— Роман, шпион, которого мы спасли из России, работал на объекте на авиабазе в Жуковском, принадлежавшем компании «Метеор Аэрокосмос».

— Да, вы говорили.

— Вы не поняли, Роман? Разве вы не слышали о «Метеоре» раньше?

— Я не знаю. Кто…? — Затем он прервался и Люгер услышал резкий вдох даже по защищенному каналу. — Господи… Вы имеете в виду «Физикус»? Глава «Физикуса»? Вы хотите сказать…

— Стелс-истребитель, вылетевший из Жуковского, подозреваемый в ударе по Кукесу — это «Физикус-179», — крикнул Люгер. — Так и есть! Нет никакого другого стелс-самолета, способного произвести все эти налеты по всей Европе!

— Но ведь он был уничтожен в ходе атаки на «Физикус»!

— Он не был уничтожен, Роман. Я забрал «Фи-170 «Туман». Я и генерал Маклэнэхан.

— Neprada!

— Правда. Он возглавлял спасательную операцию, он и полковник Бриггс, когда ЦРУ обнаружило, что я находился в «Физикусе». Но Россия была на пути к уничтожению Литвы и восстановлению Советского Союза, так что нам пришлось действовать. Мы взяли «Физикус-170» и улетели оттуда. Мы прибыли в Шотландию и разобрали его. Но США не стали уничтожать объект — они искали меня. Он остался почти нетронутым.

— Невероятно… Невозможно! — Выдохнул Смолий. — Это должна быть вторая модель, «Физикус-179».

— Мы работали над летным прототипом с крыльями обратной стреловидности, — сказал Люгер. — Мы начали работать над машиной, имевшей такие же широкие возможности «воздух-воздух», как и «воздух-земля». Но мы даже не выкатывали его из ангара — до первого полета оставались годы.

— Возможно, тот, кто купил «Физикус» завершил Фи-179 и теперь он летает, — предположил Смолий.

— Фурсенко, — сказал Люгер. — Петр Фурсенко. Он был руководителем КБ. Я думаю, что он будет на записи, добытой шпионом, вместе с Павлом Казаковым.

— Казаков? Наркоторговец? Это говно руководит «Физикусом»?

— Ему принадлежит «Метеор Аэрокосмос», — сказал Люгер. — И несколько других компаний.

— Tak. Он занимается строительством, судоходством, банковскими делами, добычей нефти, торговлей, добычей полезных…

— Добычей нефти? — Я что-то помню о том, что он строит нефтепровод от Каспийского моря до Черного.

— Да. Он был завершен год назад. По нему перекачивается почти миллион баррелей в сутки с Каспия через Азербайджан и Грузию[95]. Украина покупает много… Он… — Смолий остановился и ахнул. — И я слышал, что он хочет построить еще один трубопровод, еще больше, от Черного моря до западной Европы, в обход пролива Босфор и высоких турецких транзитных пошлин.

— От Черного моря в Западную Европу… — Протянул Люгер. — Это значит, через Болгарию и…

— И Македонию и Албанию, — недоверчиво сказал Смолий.

— Не может быть, — сказал Люгер. — Все не может быть настолько просто.

— Я слышал, что Казаков не мог построить трубопровод из-за войны в Косово, нестабильности в отношениях Албании с Западом, а также усиления западного присутствия в Македонии — возможно, даже ее вступления в НАТО, — сказал Смолий — Но так как Торн решил выйти из НАТО, а Россия закрепить свои позиции на Балканах, ему предоставляется возможность…

— С помощью российской армии, — сказал Люгер. — Российские «миротворцы» наводняют Балканы и берут регион под контроль, и Казаков спокойно строит трубопровод. А если какое-либо правительство упирается, какой-либо город или, возможно, даже столица может попасть под удар.

— Под удар малозаметного самолета — невидимого, тихого и неизвестного, — сказал Смолий. — Россия может заявить о полном незнании об ударе, а западные спутники наблюдения не имеют ни малейшего представления о том, где искать малозаметный самолет или где он ударит вновь.

— Должно быть, он атаковал что-то в Турции, — сказал Люгер. — Вот почему турки собирают вещи и идут домой — их страна находится под ударом.

— Я ничего не слышал о каких-либо атаках в Турции, — сказал Смолий. — Но я не могу узнать многого.

— Думаю, я могу, — ответил Люгер. — Мне будет непросто выбраться отсюда, но я попытаюсь.

— Вас держат под стражей?

— Нет, — ответил Люгер. — Но просто взять и уйти я не могу.

— И кто, Дэвид? — Спросил Смолий. — Люди, которые хотят отдать вас под трибунал? Которые отправили вас в больницу, потому, что вы сорвались? Да они же поместят вас туда на всю оставшуюся жизнь, а если нет, то отдадут под трибунал! Какая у вас может быть верность по отношению к ним?

— Хорошая мысль, — сказал Дэвид. — Но мне нужен доступ в информационную систему «Дримлэнда».

— И я знаю, кто может вам его дать, — сказал Смолий. — Потерпите. Мы скоро с вами свяжемся.

Десятки грузовиков вкатились на главную стоянку самолетов авиабазы Неллис, где члены экипажей из разных стран помогали загружать два турецких транспортных самолета С-135. Рядом экипажи турецких истребителей занимались проверкой своих F-16, готовя их к срочному вылету. На F-16 даже подвешивалось вооружение — все турецкие истребители в полете будут иметь возможность ведения воздушного боя, для чего они были оснащены ракетами AIM-9 «Сайдуаиндер» и боезапасом для встроенных авиапушек. Грузовые самолеты будут сопровождаться истребителями на протяжении всего полета домой. Люди работали быстро и целенаправленно, некоторые даже лихорадочно…

… Словно готовились к войне.

Общий инструктаж в инструктажной только что закончился, и летчики разбились по звеньям. Турки работали быстро, разговаривая только по-турецки и даже не сбавляя темпа, чтобы кто-то мог перевести разговоры. Американский персонал просто помогал и не вмешивался. На этот раз, это было не их дело — так решил их верховный главнокомандующий. Их союзники и братья по оружию направлялись домой, чтобы вести бой с невидимым и неуловимым врагом самостоятельно.

Генерал-полковник Роман Смолй, командующий ВВС Украины, подошел к дверям одной из инструктажных, как только там закончилось совещание. Генерал-майор Эрдал Сиварек, командующий ВВС Турции, собирал документы.

— Мне нужно поговорить с вами, сэр, — сказал Смолий по-английски.

Сиварек посмотрел на украинца.

— Простите, генерал-полковник, но у меня нет времени.

— Я получил доклад по инциденту над Черным морем, — сказал Смолий. — У меня есть сведения, которые вы должны знать…

— Какой инцидент над Черным морем? — Спросил Сиварек. — Я не знаю ни о каком инциденте. Мне нужно идти.

— Генерал, я знаю, что вы потеряли истребитель F-16 в ходе учебного полета над Черным морем, — сказал Смолий. — И я знаю, что ваши пилоты и операторы наземных станций не видели, кто его сбил. И поскольку с вами находятся некоторые из лучших летчиков в вашей стране, ваше правительство приказало вам немедленно вернуться в Турцию и быть готовыми к войне, хотя они еще сами не знают с кем — с курдами, русскими, греками, иранцами, иракцами, сирийцами или марсианами.

Глаза Сиварека широко раскрылись. Он понял, что не было смысла что-то скрывать.

— Откуда вы это знаете, генерал?

— Потому что я проинформировала его, сэр, — сказала майор Нэнси Чешир. Она вошла в инструктажную и закрыла за собой дверь. — Мы перехватили спутниковые данные и записи радаров, после чего объединили их с информацией от поста перехвата ЦРУ и связали все воедино. Мне не понятно, почему вы решили не информировать НАТО о случившемся…

— НАТО? А что НАТО? — Фыркнул Сиварек, глядя на женщину-летчика-испытателя. — НАТО игнорировала Турцию с тех пор, как мы были приняты в организацию. Нам позволили быть единственным не христианским членом эксклюзивного европейского клуба только потому, что вы не хотели, чтобы мы попали в сферу влияния России и тем более, не стали коммунистами сами. Мое правительство, видимо, достаточно разуверилось в руководстве НАТО после сначала суетной и политически мотивированной интервенции на Балканы, а теперь и вашего настойчивого желания не вмешиваться в дела своих европейских союзников. Турции придется позаботиться о себе самой, без помощи Америки.

— Генерал, я не хочу сказать, что наши отношения с Турцией были образцово-показательными, — сказала Чешир. — Я не намерена извиняться или предлагать вам какие-либо объяснения. Я хочу сказать вам только то, что мы полагаем, что знаем, кто атаковал ваш F-16 и полагаем, что у нас есть способ помочь вам защититься от новых атак.

— Кто это был?

— Мы полагаем, что это был малозаметный истребитель-бомбардировщик, — сказал Роман Смолий. — Советский малозаметный истребитель-бомбардировщик, построенный много лет назад, но введенный в строй только недавно. Он представляет собой сочетание истребителя и бомбардировщика, имеющего столь же эффективные возможности для воздушного боя, как и для ударов по земле. Его технологии снижения заметности относятся, в лучшем случае, ко второму поколению, но чрезвычайно эффективны против стандартных средств ПВО — в том числе развернутых как в моей, так и в вашей стране.

— Откуда вы все это знаете?

— Потому, что я участвовал в его создании, — сказал Смолий. — Несколько лет назад, в советском научно-исследовательском институте в Литве. — Вздохнув, он быстро все объяснил на одном дыхании. Глаза Сиварека широко раскрылись от полного шока. — Мы считаем, что этот самолет причастен к удару в Албании, уничтожению АВАКС-а НАТО и вашего F-16. Мы можем помочь вам найти его.

— Но как? Если это малозаметный самолет, как его можно найти, иначе как случайно наткнувшись?

— Потому, что мы знаем все о его конструкции, возможностях и результатах летных испытаний, — ответила Чешир.

— Генерал был просто летчиком-испытателем — он сам сказал, что даже не летал на нем. Откуда вы можете знать все это?

— Потому, что у нас его его главный конструктор, — ответила Чешир. — Полковник Люгер.

— Люгер? Люгер на самом деле русский авиационный конструктор? Я всегда думал, что этот человек странный.

— Люгер американец, он оказался в Советском Союзе… Невольным гостем, — пояснила Чешир. — Он был вынужден применять свои знания для разработки советских боевых самолетов, в том числе того, который, как мы полагаем, действует прямо сейчас.

— Это… это экстраординарно, — выдохнул Сиварек. — Все дело в том, что просто жадный до денег гангстер хочет построить трубопровод через Балканы?

— А на что бы пошли вы ради ста миллионов долларов в день, сэр? — Спросила Чешир. — Именно столько Казаков сможет получать, построив свой трубопровод. Но, что еще важнее, Россия снова занимает Балканы.

— И если этот план сработает, что остановит Россию от захвата других стран, чтобы они могли строить новые трубопроводы и оккупировать больше территорий? — Спросил Смолий. — Вы, как и я, понимаете, что в регионе есть две страны, которые наверняка станут главными целями для этого российского самолета и российской армии…

— Турция и Украина, — ответил Сиварек. — Нейтрализуй обе эти страны, и Черное море снова будет принадлежать России, как в советские времена. — Сиварек замолк, лихорадочно обдумывая ситуацию.

— Вы думаете о своей родине, не так ли? — Спросил Смолий. — Вы думаете о том, кто вступится за Турцию? Поверьте, сэр, я тоже немного думаю о своей. Никто не вступится за Украину. Мы уже зависимы от Российской Федерации за счет сырья, торговли, внешних долгов и политического влияния. Но если мы Выступим против российского вмешательства, к кому нам обращаться? Мы уже были избиты почти до смерти российскими бомбами, и мы еще не полноправный член НАТО.

— Почему ваш президент поступает так с ними? — Снова бросил Сиварек Чешир, проводя ладонью по волосам от растерянности и разочарования. — Почему Америка стала настолько слаба? Вы так дорожите собственным благополучием, что готовы смотреть, как безумцы уничтожают мир, лишь бы только не вмешиваться?

— Вы знаете, что все не так, сэр, — возразила Чешир. — Я считаю, что президент хочет показать миру, что сила нашей страны не в десятках тысяч солдат, размещенных за границей и не в статусе единственной высшей сверхдержавы, а в том, чтобы дать нашим друзьям, союзникам и противникам обрести собственную идентичность, свободную от американского влияния и вмешательства.

— Прекрасные слова, — фыркнул Сиварек. — Для определения изоляционизма. Или трусости.

— Я бы много как могла назвать президента Торна, но только не трусом, — сказала Чешир. — Он первый американский президент за последнюю сотню лет, решивший не полагаться на нашу военную мощь как на средство продвижения наших внешнеполитических интересов. Подумайте, генерал — вы утверждаете, что Америка отступает за собственные границы и одновременно боитесь, что другая страна ворвется в вашу. Так вы хотите видеть иностранцев на турецкой земле или нет?

— Вы мало что знаете о моей стране, майор, — сказал Сиварек. — Турция окружена врагами. Мы решили идти на запад, чтобы выжить. Теперь мы видим, что Запад отвернулся от нас. Похоже, Германия присоединилась к России в ее распространении влияния на Европу. Кто выступит вместе с Турцией?

— Украина, генерал, — сказал Смолий. — Я думаю, вы не правы насчет Торна. Если он хочет вернуть свои войска домой, так и быть — я бы тоже не хотел, чтобы украинские войска были в любом другом государстве по какой бы то ни было причине. Но если вам нужен союзник, чтобы выступить против Российской Федерации на Черном море, Украина выступит с вами.

Сиварек шокированно посмотрел на Смолия.

— Союз… Между Турцией и Украиной? — Спросил он. — Разве это возможно? Разве мы в состоянии противостоять мощи российской армии?

— Я служил в советской армии, я видел российской армию в деле и они не являются столь впечатляющими, как может показаться, — уверенно сказал Смолий. — Не обращайте внимания на всю их пропаганду. К тому же, мы не собираемся противостоять всей российской армии — нам нужно просто проявить свое собственное влияние на Черном море. Гангстер Казаков хочет перевозить нефть через Черное море, чтобы заполнить свой трубопровод через Балканы — ему это придется делать с нашего позволения. Любые проблемы со стороны России или его малозаметного самолета, и терминалы «Метеора» в Болгарии и Грузии превратятся в дымящиеся ямы!

— А что не даст России распотрошить обе наши страны, если мы осмелимся выступить против них?

— Пускай Россия думает о том, что им делать, — сказал Смолий. — Они действуют очень смело и думают, что они очень умные, потому что никакого союза стран им не противостоит. Единственный способ выжить, на который мы можем надеяться — это держаться вместе. Одна страна, даже такая большая, как Украина или Турция, будет сметена Россией с легкостью. Но две таких страны — совершенно другое дело.

Сиварек кивнул, глядя на Смолия с нарастающим осознанием ситуации. Он вдруг ощутил себя не настолько одиноким, как за несколько минут до этого. Он повернулся к Чешир и спросил:

— А что насчет вас, майор? Что насчет Соединенных Штатов?

— Я не готова рассчитывать на американское участие, сэр, — ответила Чешир. — Президент Торн является человеком глубоких убеждений, он умен и на его стороне закон — так что он не играет в политику. Но он также и молодой президент, так что, возможно, может считать, что не все иностранные союзы плохи для Соединенных Штатов. Кроме того, он военный и понимает военные угрозы и военную геополитику.

— Ваша уверенность в вашем хиппи-президенте и ваша преданность ему нисколько не вдохновляют меня, юная леди, — сказал Сиварек с мрачной улыбкой. — Но он бросил мою страну и оставил нам мало альтеранатив. — Он повернулся к Смолию, расправил плечи, решительно кивнул и протянул руку крупному украинскому генералу. — Я буду рад передать ваши соображения и пожелания моему руководству, генерал. Я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы наши страны действовали в интересах дружбы и взаимной безопасности. Для меня будет удовольствием и честью видеть, как союз наших стран станет реальностью.

Смолий пожал руку турецкому генерал, а затем заключил его в медвежьи объятия и поцеловал в обе щеки.

— Z velikim zadovolennyam! И если нас обоих сотрут с лица земли, я буду раз знать, что мы сгорим вместе! — Он повернулся к Нэнси Чешир. — Я уведомлю командующего базой, что мои силы отправятся в ближайшее время. Но я меня есть несколько вопросов к генералу Самсону, которые я должен задать прежде, чем вы уйдем.

— Могу я предложить, сэр? — Спросила Чешир. — Давайте сначала свяжемся с генералом Маклэнэханом.

— ? Я полагаю, что вижу некий раскол в ваших рядах? — Хмыкнул Смолий. — или все-таки генерал Маклэнэхан здесь настоящий командир?

— Нет, генерал Самсон, безусловно, старший, — ответила Чешир. — Но в том, что вы задумали прямо здесь, я полагаю, помочь вам сможет только Патрик. Если, конечно, переживет то, что ему предстоит в Вашингтоне.