Воинский класс

ПРОЛОГ

— Да что они, черт подери, там делают? — Взволнованно пробормотал старший делопроизводитель Верховного суда США. Он снова постучался в дверь апартаментов Трумэна, главных гостевых апартаментов в Блэр Хаус. За его спиной ждали председатель Верховного суда, несколько сотрудников спецслужб и людей из управления Блэр Хаус. Какого черта они так долго, когда председатель Верховного суда и большая часть мира ожидают их?

Через несколько мгновений избранный президент лично открыл дверь.

— Входите, пожалуйста, джентльмены, — сказал он со своей вечной полуулыбкой на лице. — Добро пожаловать. Надеюсь, я не заставил вас слишком долго ждать.

— Конечно нет, губернатор Торн, — ответил председатель Верховного суда с легкой улыбкой. — Не волнуйтесь — я беспокоился не за себя. Это ваше время. Вероятно, это последние минуты мира и покоя, которые будут в вашем распоряжении довольно долгое время.

Избранный президент покачал головой и улыбнулся, словно совершенно не обращая внимания на то, что должно было состояться в ближайшее время. — Нонсенс, ваша честь. Мир есть состояние ума, а не места или времени.

— Конечно, — председатель верховного суда и делопроизводитель обменялись взглядами и тихими комментариями — «да, он странный, но все нормально».

Клерк посмотрел на часы, а затем на председателя верховного суда с тем же беспокойством, которое выражал, ожидая, когда их пропустят внутрь. Избранные президент и вице-президент должны были выступить на Западном портике Капитолия через двадцать минут, начиная церемонию инаугурации. В реальности праздничные мероприятия уже начались — военный парад в честь уходящих с должности президента и вице-президента, выступление «Марин Бэнд» — оркестра Корпуса Морской пехоты США, а также различные выступления и поэтические чтения в ознаменование первой мирной передачи власти в США в новом тысячелетии.

Приведение к присяге избранного вице президента ожидалось за десять минут до полудня. За присягой последует исполнение марша, избранного вице-президентом. Он, будучи наполовину индейем-семинолом, избрал для этого «Тему Джона Данбара» Джона Барри из «Танцев с волками», переходящую в «Симфонию нового мира» Майкла Тилсона Томаса. Присяга избранного президента должна была начаться в течение тридцати секунд до полудня, чтобы его слова «И да поможет мне Бог», завершающие клятву, были произнесены ровно в первую секунду после полудня. За присягой последует исполнение Марин Бэнд «Привет вождю»[3], а затем президент выступит с инаугурационным обращением к нации. Затем последует встреча в руководством Конгресса, членами Верховного суда и другими высокопоставленными лицами и гостями в Президентском зале Капитолия.

Затем состоится шествие по Пенсильвания-авеню к Белому дому, возглавляемое новыми президентом и вице-президентом, и, как ожидалось, их женами, в продолжение традиции, заложенной Джимми и Розалин Картерами, на всех двенадцати участках шествия. На вечер по всему Вашингтону было запланировано около пятнадцати инаугурационных приемов. Новые президент и вице-президент вместе с женами должны были, как минимум, появиться на каждом из них и сделать полный круг по залу. Все это координировалось до секунды и создавало сильное давление организаторов — даже на судей Верховного суда.

Торн протянул руку председателю верховного суда, когда тот вошел в зал.

— Председатель Томпсон, рад видеть вас снова, — сказал он. — Здесь, я полагаю, мы предварительно рассмотрим программу?

— Да, губернатор, — сказал председатель с легким нетерпением в голосе. — У нас немного не хватает времени, так что я бы…

— Да, да, я понимаю. Драгоценный график, — сказал избранный президент с обезоруживающей улыбкой. Зал был переполнен, но все присутствующие вели себя идеально, сидя спокойно, без суеты или иных признаков нервозности. У избранного президента было пятеро детей, всем из которых было менее восьми, но все они сидели тихо, в лучшем случае, едва перешептываясь — можно было подумать, что они были самыми лучшими детьми в мире. — Мы готовы вас выслушать.

Томас Натаниэль Торн, бывший губернатор штата Вермонт, был темной лошадкой. Высокий, по-мальчишески красивый, с волнистыми волосами, начинающими седеть, но все еще светлыми — ему было всего за сорок — с вечно надмирным взглядом голубых глаз и легкой улыбкой, он был самой стремительно восходящей звездой на американском политическом олимпе. Будучи основателем и главой Джефферсоновской партии, Торн был первым альтернативным кандидатом, избранным в президенты с тех пор, как на этот пост вступил Авраам Линкольн со своей новообразованной Республиканской партией.

Его вице-президент, Лестер Ролинс Базик, ранее пробыл шесть сроков на посту сенатора от штата Флорида. У него была жена Марта и двое взрослых детей. Он был южным «Рейгановским Демократом» — консерватором в финансовых вопросах и либералом в социальных, и был известным и очень уважаемым деятелем по эту сторону Кольцевой дороги. Но он разошелся во взглядах со своей партией по ряду вопросов и вскоре пришел к выводу, что его взгляды будут услышаны лучше, если будут исходить из молодой и горячей Джефферсоновской партии — тогда это не будет просто еще попыткой одного старого сенатора перекричать политическую бурю. Однако, несмотря на свою известность и чисто физические габариты, в этом переполненном зале он был практически незаметен.

Двери закрылись, журналисты собрались вокруг, осторожно делая снимки. Председатель Верховного суда пожал руки всем собравшимся, а затем сказал довольно обыденным тоном.

— Как вы уже знаете, губернатор Торн, двадцатая поправка к Конституции США устанавливает фактический момент вступления вас в должность в первую секунду после двенадцати часов сегодняшнего дня. Согласно статье второй первого раздела Конституции вы приносите присягу перед вступлением в должность президента Соединенных Штатов. Таким образом, предстоит церемония с участием большого количества людей, и множеством аспектов, которые могут здесь пройти не так, как на официальной присяге. — Он немного промолчал. Они уже опаздывали, и это было именно одно из таких «что-то не так». — Общепринято проводить присягу перед публичной церемонией, так что на данный момент ваш срок уже официально начался, вы уже приведены к присяге и остается уладить лишь конституционные формальности. Я уверен, что вы не будете возражать против повторения присяги. — Торн лишь улыбнулся своей обычной отрешенной полуулыбкой, той самой, что помогла ему обойти прежнего президента, республиканца Кевина Мартиндэйла, и общенационально утвержденного кандидата от демократической партии.

— Отлично. Я вижу, вы уже подготовили библию, миссис Торн. Приступим.

Амелия Торн протянула на голос председателя Верховного суда старинную Библию, история которой тянулась от семьи президента Джефферсона. Она была слепой с детства в результате диабета, но являла собой подлинную историю о силе и настойчивости: она стала матерью пятерых детей, юристом, членом Верховного суда штата Нью-Хэмпшир, с поста которого ушла, чтобы помочь своему мужу в его президентской компании.

— Губернатор Торн, пожалуйста, положите левую руку на библию, поднимите правую руку и повторяйте за мной: Я, Томас Натаниэль Торн, торжественно клянусь… — Торн начал безупречно и горячо повторять слова присяги, глядя на свою жену, которая также повернула голову на звук его голоса. Затем процедуру повторили Лестер Базик со своей женой Мартой, держащей старинную библию отрытой на книге Исайи.

— Спасибо, губернатор Торн, сенатор Базик, — председатель Верховного суда уже мог не вполне законно называть их «господин президент» и «господин вице-президент», но пока что только пожал им руки и поздравил. — Желаю вам удачи и народной поддержки. А теперь, я полагаю, мы должны двигаться, иначе постановщики сегодняшнего шоу будут на нас очень сердиты.

— Мы еще не готовы, — сказал Торн.

Председатель Верховного суда в ужасе взглянул на него.

— Простите, губернатор?

— Мы не готовы. — Торн жестом сказал всем сесть перед огромным камином в гостиничном номере. Он, Базик, и члены их семей быстро, но спокойно сели, взявшись за руки. — Нам нужно сделать кое-что перед тем, как мы пойдем. Вы можете присоединиться, или просто смотреть, или направиться в Капитолий. Он усадил свою жену на двухместный диванчик перед камином. За окном виднелась боковая стена Белого дома. Затем Торн сел сам и кивнул всем. — Закройте, пожалуйста, глаза.

К великому удивлению председателя Топмсона, все закрыли глаза, и молча сели, держась за руки и склонив головы. Он посмотрел на клерка, на часы, на удивительное собрание перед собой. — Что… что они делают? — Шепотом спросил он у приданного семье офицера Секретной Службы[4]. — Молятся?

— Не думаю, сэр, — тихо ответил тот. — Я думаю, скорее медитируют.

— Медитируют?! Сейчас? Человека должны привести к присяге в качестве президента Соединенных Штатов менее чем через полчаса! Как он может думать о какой-то медитации?

— Они делают так два раза в день, ваша честь, — ответил сотрудник как ни в чем ни бывало. — По двадцать минут. Ровно двадцати минут. Все.

Председатель Верховного суда понял, что все, что он слышал о Томасе Натаниэле Торне было, вероятно, правдой. Это было невозможно… Недопустимо!

— Губернатор Торн, пожалуйста, мы должны идти. — Ноль внимания. Томпсон сказал громче, голосом, более соответствующим должности председателя верховного суда.

— Губернатор Торн!

Один из детей открыл глаза, посмотрел на председателя, потом недоуменно посмотрел на мать, но снова закрыл глаза, когда увидел, что та никак не реагирует. — Вы можете присоединиться к нам, вы можете смотреть, вы можете уйти, — сказал Торн тихим, но возмущенным голосом, не открывая глаз. — Но вы не можете нас беспокоить. Спасибо.

Томпсон знал что его ждали в Капитолии, знал, что должен был быть там, но не смог заставить себя уйти. Он стоял, замерев, и с удивлением следил за тем, как медленно утекали минуты. Раздалось несколько срочных телефонных звонков и запросов по рации, но на все ответили сотрудники Секретной Службы. Торны и Базики никак не реагировали.

Томпсон ощущал потребность сделать что-то, возможно, даже приказать брать их на руки и везти, потому что страна ждала их, но какая-то необъяснимая сила не давала ему сказать ни слова. Он не мог поверить, но дети, даже совсем маленькие, замерли, без единого движения. Он никогда в жизни не видел, чтобы его собственные дети могли сидеть так долго. Да и внуки, которые обычно вели себя очень хорошо, могли взвиться с места в доли секунды.

Спустя ровно двадцать минут Торн открыл глаза. Словно получив команду, остальные также открыли их одновременно. Базики открыв глаза, увидели, что Торны уже вставали. Никто из них не выглядел сколько-нибудь сонным — нет, они выглядели свежими, напряженными, обновленными, готовыми драться за предстоящую власть. Старшие дети вскочили со своих мест без слов, проверив пеленки на младших и помогая Амелии. Спустя несколько мгновений все были готовы.

— Губернатор, сенатор, нам… лучше поторопиться, — пробормотал председатель Верхового суда, все еще не веря собственным глазам.

— Не надо торопиться, мистер Томпсон, — сказал Торн. — У нас много времени.

— Но до Капитолия минимум десять минут, даже с эскортом, а еще минимум десять минут на то, чтобы…

— Мы не поедем в Капитолий, — сказал Торн. Базики и Торны уже выходили из дверей. Сотрудники Секретной службы двигались впереди, расчищая дорогу. Они обошли лифт и направились к старой лестнице.

— Вы… Вы не поедете в Капитолий? — Шокировано спросил Томпсон. Ему, тем не менее, приходилось идти быстро, чтобы не отстать.

— Пускай церемонию проводят в честь президента Мартиндэйла и вице-президента Уайтинга, ваша честь, — ответил Торн. — Народ избрал меня, чтобы я работал на его благо, а не выступал с речами или красовался на параде.

— Но… но члены Конгресса, другие высокопоставленные лица, приглашенные гости, сотни тысяч граждан со всех уголков страны — все они ждут вас у Капитолия! Что они скажут, когда вы не появитесь?

— То же самое, как если бы я появился там — может быть, немного добрее, так как им не придется выслушивать инаугурационную речь, — сказал Торн. — Не имеет значения, ваша честь.

— Вы не выступите с инаугурационной речью? — Ошеломленно воскликнул Томпсон. — Вы, конечно, шутите. — Он уже знал, что нет.

— Я займусь своей работой. У меня есть кабинет, который мне нужно утвердить, несколько десятков федеральных судей, которых нужно назначить, и правительство, которым нужно руководить. Я обещал своим избирателям делать эту работу, и я буду ее делать.

Торны и Базики направились вниз, в богато украшенный холл Блэр Хаус, а затем проследовали через Пенсильвания-авеню прямо к оцепленным полицией Округа Колумбия воротам Белого дома. Людей поблизости было больше, чем обычно, но, в целом, мало, так как большинство все еще располагались вдоль планируемого маршрута шествия. Тем не менее, через несколько мгновений образовалась небольшая толпа. Томас Торн подал нескольким людям руки, но, тем не менее, целеустремленно проследовал вместе с Базиком и членами их семей в ворота.

Сотрудники Секретной службы оповещали всех по рации, так быстро, как только могли, но тем не менее, группу быстро оцепили несколько запутавшихся и потому рассерженных полицейских.

— Какого черта тут происходит? — Спросил охранник.

— Я на работу, — уверенно сказал Торн. — Открывайте.

— Чего? — Рявкнул охранник. — А ты ничего не попутал, чучело? Давай отсю… — его челюсть отвисла от неожиданного осознания.

К ним подошел председатель Верховного суда.

— Я Джозеф Томпсон, председатель Верховного суда Соединенных Штатов. Я только что принял присягу этих двух джентльменов. Губернатор Торн и сенатор Базик… — Томпсон посмотрел на часы. Двенадцать часов две минуты. — То есть президент и вице-президент Соединенных Шатов желают проследовать в Белый дом и приступить к исполнению своих обязанностей.

К этому моменту сотрудники Секретной службы успели оттеснить толпу, расчистить путь, а также предоставить шокированным охранникам и своим коллегам подтверждение происходящего. Охранник не мог поверить, что происходит, но дал сигнал открыть ворота и пропустил новых президента и вице-президента, а также членов их семей в их новый дом.

— Господин президент… Вы точно уверены? — Снова спросил Томпсон, настолько быстро, насколько мог. — Это… беспрецедентно!

— В конституции нет ничего о том, что я обязан присутствовать на церемонии инаугурации, выступать с речью, ходить по улицам Вашингтона или выставлять себя и свою семью на всеобщее обозрение, — ответил Торн. Томпсон быстро прокрутил в памяти все, что узнал о конституции за двадцать лет ее изучения и преподавания, и понял, что Торн был прав: не было ни пункта конституции, ни любого другого закона, гласящего, что должна была производиться какая-либо церемония.

— Церемония инаугурации не есть чествование победителя, господин председатель Верховного суда, — продолжил Торн. — Я только что был назначен на очень важную работу, ни больше, не меньше. Я отринул ради этого свою семейную жизнь, свои мечты и чаяния, открыл себя и свою семью для общественного внимания, сомнений и опасности — и все это, чтобы работать на благо людей. Я не вижу причин торжественно отмечать ничто иное, как мирную передачу власти в главнейшей демократии мира. Если кто-то и может что-либо праздновать, так это избиратели, решившие отдать свой голос за того кандидата и ту форму правления, которую сочли нужным. Что касается меня, то я лишь прибыл на службу.

Томпсон не смог ничего ответить. Он протянул руку, и Торн тепло пожал ее. Затем Торн и Базик, пожали руки еще нескольким людям, и, под крики «Торн! Базик! Торн! Базик!» направились со своими семьями в Белый дом и свое место в истории.

— Usratta mozhna! Этот трусливый ублюдок даже не решается присутствовать на собственной присяге! — Смеялся старший капитан федеральной полиции из Призрена, Косово, Федеративная Республика Югославия, Любиша Сусич, с ликованием глядя в телевизор. Он гордился своем отличимым знанием русского, особенно матерного. — В тот самый момент, когда весь мир смотрит на него, он решает спрятаться в Белом Доме, on igrayit z dun» kay kulakovay!

Сусич находился в своем кабинете, задержавшись допоздна, чтобы посмотреть спутниковый телеканал, доступный только в здании штаба. Здесь он ощущал мир и покой, картинка на экране телевизора была четкой и ясной, относительно четкой из-за употребления им мараскина — крепкого и дорогого сербского вишневого коньяка, а еще здесь у него был пистолет, который он был обязан носить на базе, и который было запрещено носить за ее пределами. Это было одно из идиотских правил, которым он был вынужден следовать из-за оккупации Косово НАТО — он мог носить оружие, будучи окружен сотней тяжеловооруженных охранников, но должен был оставаться безоружным за пределами базы, из-за опасений беспорядков и разжигания страхов местного населения — большая часть которого с удовольствием организовала бы ему пулю в голову или нож в спину.

Призрен, находившийся в южной части бывшей Югославской провинции Косово был штаб-квартирой МНБ (С) KFOR, то есть многонациональной бригады Юг спонсированных НАТО миротворческих сил ООН в Косово. Она состояла из пятидесяти тысяч солдат из двадцати восьми стран по всему миру, в том числе США, Великобритании, Германии и России. KFOR вела патрулирование в Косово, стараясь минимизировать любые этнические столкновения, пока международное сообщество пыталось найти решение проблем, связанных с распадом Союзной Республики Югославия.

И там было множество проблем. Было временное правительство Республики Косово, санкционированное и даже поддерживаемое ООН, которое, как планировалось, должно было стать де-факто правительством Автономной республики Косово менее, чем через четыре года. Перестав быть незаконным вооруженным формированием, Армия Освобождения Косово стало большее активной, чем когда-либо, имея в своем составе более пятидесяти тысяч человек, сравнявшись в численности в объединенными миротворческими контингентами НАТО, России и ООН. АОК должна была быть уже несколько лет как разоружена, однако на самом деле по последним сообщениям получала тяжелое вооружение, в том числе переносные противотанковые и зенитные ракетные комплексы от Ирана, Саудовской Аравии и других мусульманских стран.

АОК позиционировала себя как ядро будущих сил самообороны независимой страны Косово, но это было, как минимум, преувеличением. АОК состояла, в основном, из этнических албанцев, в основном, мусульман, и явно относилась неравнозначно ко всем жителям Косова. Они ненавидели этнических сербов и православных, но дискриминировали также представителей любых национальных меньшинств, таких как цыгане, румыны, итальянцы, евреи и греки. Хотя это не было санкционировано ООН или НАТО, члены АОК начали носить форму и оружие, позиционируя себя как единственную и подлинную косовскую полицию.

Хотя Косово по-прежнему формально оставалось частью Сербии, номинально подчиняясь сербским и федеральным законам, Сусич явно ощущал неспособность применять закон на практике в этом регионе, где беззаконие было скорее правилом, чем исключением. Аэропорт Призрена все еще контролировался силами Союзной Республики Югославия как национальный международный аэропорт и должен был управляться и эксплуатироваться в соответствии с югославскими и международными правилами. Радиолокационные станции, генераторы, линии связи, наземные станции спутниковой связи, склады и хранилища топлива также были собственностью югославских государственных и частных структур. Ни НАТО, ни ООН не стремились выполнять эти задачи за Югославию. Но АОК сделала эту деятельность почти невозможной.

Миротворческая операция НАТО в Косово находилась в полном развале. Германия и Италия, страны НАТО, все еще держали миротворцев в стране, но постоянно конфликтовали по поводу их роли: Италия, находившаяся ближе к району операции, с перегруженными военными базами, стремилась сократить свою роль. Германия, опасаясь утратить доминирование в европейских делах, стремилась играть гораздо более активную роль, разместив постоянные контингенты в Сербии, Греции и Турции, своим союзникам по НАТО, но давним соперникам по делам в Средиземноморье, практически не участвовала в собственно миротворческих операциях и считала это наилучшим вариантом. Россия также стремилась восстановить свое участие и авторитет в восточноевропейских делах, поддерживая своих славянских братьев, уравновешивая угрозу со стороны Германии.

А самой большой загадкой оставались Соединенные Штаты Америки. Что предпримет новый президент? Он был такой загадкой, что большинству аналитиков, и американских и мировых, оставалось разве что гадать. Соединенные Штаты имели вдвое больше миротворцев, дислоцированных в Косово или его окрестностях, чем все остальные участники вместе взятые, и легко могли превзойти в огневой мощи и Россию и Германию. Но они ограничивались ролью няни или рефери. Американцы, похоже, были озабочены собственное поддержанием мира в Косово намного меньше, чем сокращением враждебности между европейскими державами.

— Этот их новый президент или полное чмо, или просто трус, — сказал Сусич. Телевизор показывал тысячи людей, слонявшихся перед Капитолием в нерешительности, словно пытаясь понять, что им делать. — Посмотрите на них — стоят, засунув руки в задницы, потому что их нью-эйджийский ретро-хиппи президент сбежал в тепленький Белый дом. — Картинка переключилась на президентских советников — все еще не являвшихся членами Кабинета, так как американский Сенат еще не утвердил их в этом качестве — прибывших в Белый дом, чтобы обсудить дела с президентом. — Как им неловко. Вам так не кажется, товарищ полковник?

— Не стоит недооценивать этого человека, капитан, — сказал полковник Грегор Казаков, осушая рюмку коньяка, которую Сусич немедленно наполнил заново. — Он имеет силу отстаивать свои убеждения. Он не политическая овца, как другие. Никогда не стоит путать мягкость со слабостью.

Сусич задумчиво кивнул. Если Казаков так думал… Казаков был великим воином, необычайно смелым и находчивым. Грегор Казаков командовал четырехтысячным российским миротворческим контингентом в Косово, которому была поставлена задача пытаться поддерживать мир в российском секторе этой взрывоопасной югославской республики.

Он был для Сусича героем, потому что проявлял относительно редкое и необычное для российского офицера качество — инициативность. Именно майор Грегор Казаков в июне 1999 года по тайному приказу из Москвы возглавил части знаменитого 331-го воздушно-десантного батальона, переброшенные на двух Ан-12, прошедших на малой высоте над Боснийским нагорьем. Затем 120 элитных российских десантников с двумя бронетранспортерами, переносными зенитно-ракетными комплексами и боезапасом на пару дней выбросились с парашютами и заняли аэропорт Приштины, ключевую позицию в Косово прямо под носом запутавшихся и несогласованно действовавших сил НАТО. Российские десантники заняли аэропорт абсолютно неожиданно и без всякого сопротивления. Вся операция, от постановки задачи до высадки заняла менее двенадцати часов — опять же удивительно быстро и эффективно для российской армии. Небольшая рота британских десантников, отправленная в качестве передовой группы, для подготовки аэродрома к приему самолетов НАТО была вежливо, но твердо выпровожена их российскими коллегами и получила приказ эвакуироваться из аэропорта.

Самолеты дальнего радиолокационного обнаружения НАТО Е-3, над Боснией, Албанией и Македонией вели наблюдение за всеми полетами в регионе, и направили на перехват два F-14 «Томкэт» с авианосца в Адриатическом море вскоре после того, как российские самолеты поднялись с базы в Боснии. F-14 требовали повернуть назад и даже брали их в захват своими радарами, угрожая открыть огонь. Но Казаков приказал пилотам Ан-12 следовать прежним курсом, и, в конечном итоге, американцы отступили, даже не сделав предупредительных выстрелов. Этот шаг удивил весь мир и вызвал краткую вспышку опасений возмездия со стороны НАТО. Но вместо этого Россия за считанные часы получила то, чего не удалось достичь за недели переговоров — участие в миротворческой операции в Косово. НАТО не только закрыло глаза на дерзость Казакова — оно отошло в сторону.

Конечно, если бы НАТО решило отбить аэропорт Приштины, они могли бы с легкостью сделать это — сам Казаков с готовностью признавал это. Силы Казакова, хотя и состоящие их элитных и высоко мотивированных солдат, были плохо оснащены, а подготовка была в лучшем случае неудовлетворительной. Операция по поддержанию мира в Боснии находилась на последнем месте по финансированию, однако правительство хотело иметь в регионе мобильные элитные десантные силы, чтобы обеспечить доминирование, поэтому солдаты Казакова были крайне неподготовлены. Штурм аэропорта Приштины был для большинства первым прыжком, выполненным за последние несколько недель, так как было очень мало топлива для учебных полетов. Все, от патронов и снарядов до сапог, было в дефиците. Но фактор внезапности привел американцев, англичан, французов и немцев в шоковое состояние. Час назад это место было пустынно, в следующий час здесь оказалась пара сотен российских десантников.

Успех операции вызвал патриотически-националистический подъем по всей России. Казаков был повышен до полковника и медаль «За похвальную службу народу»[5] за смелость и боевой дух. В конце концов, это событие ознаменовало собой конец ельцинской администрации, так как стало очевидно, что Ельцин либо не санкционировал ее, опасаясь санкций со стороны Запад, либо, что более вероятно, просто не знал о ней. Менее чем через год Ельцин ушел в отставку, его социал-демократическая партия ушли с ним, а к власти пришли президент Валентин Сеньков и новая партия «Наша отчизна — Россия», не коммунисты, но решительно националистические и анти-западные силы, пришедшие в Думу и Кремль в больших количествах.

Казаков мог быть избран премьер-министром, если бы решил податься в политику, что, несомненно, было бы для него гораздо более сложной задачей, чем какая-либо прежде. Но он был солдатом и командиром, и не хотел ничего, кроме как возглавлять российских солдат. Он запросил и получил назначение командующим российским контингентом к Югославии, решив расположить свой штаб прямо под носом у НАТО, в самом осином гнезде Косова — Призрене, расположенном в южном Косово крупнейшем и наиболее опасном секторе ответственности многонациональной бригады. Под его командованием находились два полных мотострелковых батальона, в общей сложности четыре тысячи личного состава[6]. Также они командовал Оперативной группой вертолетного десанта (восемьсот человек) в восточном штабе многонациональной бригады в Гнилане, и был советником при контингенте украинской армии в три сотни человек.

Теперь его войска находились здесь почти два года, с минимальной ротацией и участием, и были раздраены, плохо обучены и мотивированы. Все, что они получали здесь, в Косово — это угрозы от этнических албанцев и Армии Освобождения Косова, свободно бродившей по улицам, с очень небольшим противодействием со стороны НАТО — и все больше теряли поддержку и внимание из дома. Новый президент России, бывший коммунист, бывший офицер КГБ и бывший премьер-министр Валентин Сеньков обещал российской армии больше денег и престижа, и что-то действительно делалось. Но никто, даже президент, не мог выдавить крови из репы. Ни у кого просто не было денег на финансирование огромных российских вооруженных сил.

— Вопрос в том, — сказал Сусич, делая глоток коньяка, — продолжит ли Торн американское укрепление в Косово и поддержку революционеров, диверсантов и террористов в Албании, Черногории и Македонии, как его предшественник? Или он откажется от этой схемы расчленения Югославии и даст нам вести наши собственные сражения?

— Трудно что-то сказать об этом президенте, — ответил Казаков. — Он военный, насколько я знаю, был лейтенантом во время «Бури в пустыне». О нем рассказывают, что он провел группу спецназа сотни миль по Ираку, прямо в сам Багдад, чтобы вести целеуказание для высокоточных бомбовых ударов.

— Эта мямля была спецназовцем? — Недоверчиво спросил Сусич. Он не следил за американской избирательной кампанией. — Да он сапоги не в состоянии начистить, не говоря уже о том, чтобы называться спецназовцем.

— Если бы это было ложью, я полагаю, американская пресса разоблачила бы его в кратчайшие сроки — но они поверили ему, — сказал Казаков. — Говорю вам, капитан, не стоит его недооценивать. Он знает, что такое быть военным, пробираться в темноте среди врагов с автоматом в руках. Его поступки, быть может, будут отличаться от поступков других американских президентов, но всех их толкают вперед определенные силы. Они могут быть непредсказуемы.

— Да, особенно последний, Мартиндэйл, — сказал Сусич. — Реальная подколодная змея. — Казаков кивнул, и Сусич ощутил гордость за себя, за то, что сделал оценку, с которой этот великий воин согласился. — Мастер по части гадить из-за угла. — правой рукой жмет тебе руку, левой бьет по голове. — Сказал он, подливая Казакову коньяка.

Но Казаков накрыл стакан рукой и поднялся на ноги.

— Нужно проверить посты, — сказал он.

— На это есть младшие офицеры, — начал Сусич, снов наполняя стакан. Казаков неодобрительно посмотрел на него, отчего он отставил бутылку и тоже поднялся на ноги.

— Отличная идея, полковник. Я присоединюсь к вам. Всегда полезно подать солдатам пример.

Ранний вечер был свежим и очень холодным. Небо было ясным, светила почти полная луна. Было легко увидеть по периметру штаба пятиметровый забор из колючей проволоки с датчиками движения. Солдаты занимались очисткой забора от снега — конечно, на это время датчики будут отключены. Это означало, что часовые на вышках и пешие патрули становились важны, как никогда, так что Казаков решил проверить в первую очередь их. Предупредив пост безопасности о своем приближении по рации, он сказал:

— Следуйте за мной, старший капитан.

— Конечно, сэр, — сказал Сусич, опомнившись и прикусив язык. К его большому удивлению, Казаков снял шинель и направился к лестнице, ведущей на первую охранную вышку. — Куда вы, полковник? — Спросил он.

— Поднимемся наверх и проверим охранные вышки, — ответил Казаков. — Нужно получить доклад от дежурного сержанта.

— А не легче ли вызвать его сюда?

— Давайте, капитан. Немного физкультуры никому не повредит.

— Мы… Поднимаемся туда? — Спросил Сусич. Он отметил, что вышка имела высоту шестиэтажного дома. — Без шинелей, сэр?

— К тому моменту, как мы туда поднимемся, ваша шинель будет пропитана потом и вы замерзнете насмерть, — ответил Казаков. — Снимайте шинель. Можете оставить шапку и перчатки. Не нужно торчать здесь целый день, капитан. — Офицер десанта начал подниматься по лестнице. Сусичу не осталось выбора, как последовать. Казаков уже был на уровне второго этажа, когда Сусич только начал подниматься.

Кабинка на вышке не была большой или теплой — обогреватели вызывали бы запотевание окон — но там нашлись хороший крепкий никарагуанский кофе и немецкие сигареты, которые казаков с благодарностью принял от удивленного и впечатленного сержанта. Казаков очень аккуратно закурил, прикрывая огонек сложенными ладонями — свет в темной кабинке мог быть замечен снайпером за много километров.

— Все в порядке, сержант? — Спросил он.

Сержант протянул Казакову журнал.

— Чуть больше прохожих, чем прошлым вечером, сэр, — сказал он. Дежурные считали и делали общие описания тех, кто проходил мимо башни, и, так как штаб-квартира находилась на одной из главных дорог в аэропорт, им всегда было чем заняться, даже ночью и в плохую погоду. — В основном, зеваки, пришедшие посмотреть на больших плохих русских.

Это было подозрительно, так как российский лагерь почти ежедневно пикетировался косовскими албанцами, протестующими против российского присутствия в регионе. В большинстве случаев, демонстрации были шумными, но немногочисленными — несколько десятков стариков и женщин со свистками и рупорами скандировали «Русские, идите домой». Однако, в последнее время протесты усилились, став масштабнее, более враждебными, и, что характерно, увеличилось количество молодых людей — вероятно, соглядатаев из Армии Освобождения Косова, изучавших российский периметр. Казаков отнесся к этим новым демонстрациям очень серьезно и приказал удвоить патрули и объявлял повышенную готовность. Косовары должны были увидеть сильное и внушительное российское присутствие. Казаков был уверен, что обнаружив какую-либо слабость, они атакуют.

— Ваши действия?

— Усилили патрули — к сожалению, пешие, так как в автопарке больше нет доступной техники — и попросили капитана полиции в Призрене и штаб НАТО он усилении патрулей в городе и за его пределами.

— Очень хорошо, — сказал Казаков, метнув убийственный взгляд на Сусича, все еще силящегося подняться по лестнице. Затем он поменялся местами с сержантом и наклонился к окуляру системы ночного видения, сочетавшей низкоуровневый оптический и инфракрасный каналы.

— Где дополнительные пешие патрули, сержант? — Сказал он после обзора окрестностей в течение нескольких секунд.

Сержант посмотрел на него с некоторым смущением.

— Я… Я для начала вызвал добровольцев, около получаса назад, — неуверенно ответил он. Мои люди пашут по четырнадцать часов в сутки последние три недели, сэр. Они…

— Я понимаю, Михаил, я понимаю, — сказал Казаков со всего лишь легким возмущением. — Значит, будет по-плохому: приказываю выставить дополнительный взвод на патрулирование немедленно. Издать приказ. Вызовите мне командующего НАТО. Не дежурного сержанта или офицера — именно того самого немецкого майора со скандинавским именем.

— Йохансона. Так точно, — сказал сержант, протягивая руку к полевому телефону. — А что по поводу начальника полиции?

— Им я займусь сам, — сказал Казаков, глядя, как Сусич ввалился в кабинку, пыхтя так, словно у него вот-вот должен был случиться сердечный приступ. Несмотря на холод, он был покрыт холодным потом.

— Капитан, сержант сказал мне, что запросил дополнительные полицейские патрули за периметром. Ответа не последовало. В чем дело?

— Я… я сейчас же проверю, — задыхаясь, проговорил Сусич. — Только… только дайте отдышаться.

— Ну что же, капитан, продолжим. Пойдемте. Я хочу, чтобы мы осмотрели каждый сантиметр периметра. Приказы вы сможете отдать по рации. — Казаков вышел в дверь и направился вниз по лестнице прежде, чем Сусич смог сказать хоть слово.

— Да… да, сэр, — Сусич, задыхаясь, направился за ним вниз по лестнице. Он потянулся к своей шинели, будучи неуверен, стоит ли ее брать, или оставит ее здесь. — Я буду рядом с вами, полковник!

— Давайте, капитан, нужно идти. — Казаков старался не торопиться, но какая-то необъяснимая тревога толкала его вперед, все быстрее и быстрее. Сусич не мог за ним угнаться. «Так быстро, как только можно». Он собрался и быстро зашагал ко входу на сторожевой пост в трех бараках от них.

В свете нескольких прожекторов он заметил солдат, бегущих к тому же зданию. Через несколько секунд раздались выстрелы. Какого черта? Казаков вытащил рацию и настроил частоту.

— Пост один, это альфа. Доложите, что там у ворот?

— Альфа, это открытый канал, — ответил дежурный сержант. — Можете перейти на защищенный?

— Никак нет. — Им повезло, что у них вообще была радиосвязь, не говоря уже о портативных рациях. — Синий, доклад.

— Вспышка! Вспышка! — Доложил один из солдат у главных ворот. — Всем постам, стрельба у забора! У нас пока нормально.

Казаков немного замедлил шаг. Это происходило почти каждую ночь и было олной из самых невыносимых уловок со стороны местных албанцев: запускать петарды через забор, обычно, с применением установки, сделанной из водопроводный трубы, запускавшей их на несколько десятков метров. Этого было достаточно, чтобы расшатать нервы самым опытным и стойким солдатам с боевым опытом, но недостаточно, чтобы открыть ответный огонь или устроить облаву на метателей петард в Призрене.

На частоте начали усиливаться бессмысленные переговоры разозленных солдат. Казаков нажал кнопку своей рации.

— Все, всем, — крикнул он. — Отставить пустые разговоры!

— Альфа, это Хоутел, — вышел на связь дежурный сержант. — Отправить группу, прием?

Казаков обдумал это. Это было частью концертной программы почти каждую ночь: албанцы-косовары устраивали демонстрации, кидали по базе несколько петард, а русские потом каждую ночь проводили зачистку, не добиваясь ничего, и только еще сильнее уставая. Этот выбешивающий цикл должен был быть разорван. — Отставить. Всем вернуться на свои посты и доложить.

— Все назад. Дельта, встретьтесь с Синим немедленно, конец связи. — «Дельта» был позывным начальника оперативного отдела. Если вместо облавы русские не предпримут ничего — за исключением того, что расположат пару человек в «секрете» в паре сотнях метров от забора — то хулиганы могут оказаться достаточно смелыми, чтобы попытаться еще раз, и тогда, быть может, получиться задержать нескольких из них. Было незаконно отправлять солдат за пределы базы в ночное время, но это правило действовало только в силах KFOR и НАТО, так что Казаков не считал себя обязанным его соблюдать. Кидать петарды на российскую базу тоже было несколько незаконно, но НАТО это, очевидно, не сильно волновало.

Казаков повернулся к Сусичу, который пытался сделать вид, что перешнуровывает ботинки, а на самом деле просто присел, чтобы отдышаться.

— Пока вы отдыхаете, капитан, слушайте мой план. Я собираюсь отправить несколько патрулей, дабы попытаться задержать тех, кто кидался этими петардами. Я хочу, чтобы несколько ваших людей сопровождали моих ребят. Встретимся в штабе. Будьте осторожны.

— Не беспокойтесь обо мне, полковник, — крикнул Сусич. — Я пойду за вами. Прямо сейчас. — Даже если бы он не опустился на землю, было понятно, то он вымотался. Слишком много кабинетной работы, слишком мало физподготовки, слишком много мараскина, подумал Казаков. Если они переживут эту ночь…

Его внимание опять привлекли хлопки, немного другой тональности — на этот раз достаточно близко. Потянулся кислый запах пороховой гари.

— Господи, опять. — Он вытащил из-за пояса рацию, чтобы запросить…

… как раз когда заметил ярко-желтую вспышку внутри забора к востоку от штаба. Он инстинктивно понял, что это было.

— Капитан! — Крикнул он Сусичу, залегая. — бегом, бегом! — Но знал, что уже слишком поздно. Пули уже, вероятно, летели в них.

Так и было. Входное отверстие оказалось меньше мизинца в диаметре, но выходное разворотило Сусичу весь затылок.

Казаков оскалился в сторону как раз в тот момент, когда пуля ударил в то место, где только что была его голова. Он еще раз перевернулся и перекатился, а затем вскочил на ноги и укрылся за темным постом. Снайпер! Вероятно из АОК, но он был слишком близко к забору, чтобы как следует взглянуть на темные фигуры в темное время суток. Это был первый раз, когда на российской базе случилось нечто подобное.

Пока он судорожно пытался придумать план действий, он подловил себя на странной мысли: черт, этот снайпер хорош. Между попаданием пули в голову Сучиса и звуком выстрела прошло несколько секунд, следовательно, выстрел был сделан с большого расстояния, да еще ночью. Интересные люди эти снайперы. На каждого требовались годы подготовки, а еще миллионы рублей за действительно хорошую винтовку…

Еще она вспышка, на этот раз в нескольких десятках метров — он услышал, как те упали на дорогу перед тем, как взорваться. Казаков пожалел, что рядом не было его бронированной командной машины. А еще понял, что снайпера прикрывали бросками этих петард. Он вытащил из разгрузки рацию:

— Это «Альфа», apasna, apasna, снайперы вдоль забора на восток от «синего». Весь личный состав в ружье, приготовиться к атаке! Повторяю, снайперы вдоль забора, у нас убитый. Ночное снаряжение. Всем постам, доложить на командный пункт!

— «Альфа», gdye vi? — Это был дежурный сержант. — Укройтесь! Группа идет к вам! Доложите позицию «синему».

Оглушительный взрыв заставил Казакова припасть к земле. Это было прямое попадание противотанковой ракетой по посту охраны у главных ворот. Он явно недооценивал этих головорезов из Армии освобождения Косово — они имели очень хорошее оружие, раз смогли обстрелять здание издалека.

— По «синему» попали! По «синему» попали! — Услышал Казаков по рации. Он вскинул свой автомат АКМ-74[7] и направил его на облако дыма, медленно оседающее вокруг пункта пропуска. Какое-то вооруженные люди метались вокруг поврежденного сооружения, выделяясь среди поднятой взрывом бетонной крошки и грязи, но с расстояния в пятьдесят метров Казаков не мог сказать, были это его люди или боевики. Однако они двигались из-за ворот внутрь базы, так что он рассудил, что это были боевики АОК. Он выстрелил по паре силуэтов, бежавших рядом, и сразу же несколько раз перекатился влево, поднялся на ноги и побежал, пригнувшись. Вовремя — несколько секунд спустя в том место, откуда он стрелял, ударило несколько пуль.

Он ничего не мог сделать, мрачно осознал Казаков. Он ненавидел идею показывать врагу свою спину и бросать выживших, но атакующие брали верх, а он остался один. Лучше было уходить, чтобы найти помощь и контратаковать.

Казаков только направился в сторону штаба, когда увидел, что из-за угла появилась его командно-штабная машина. Пулеметчик стоял на турели, фары не горели, дабы не демаскировать ее приближение. В командной машине должны были находиться четверо солдат, радист, помощник, водитель и стрелок. Если все так и было, это было хорошее подспорье для контратаки, которое поможет им продержаться до подхода подкреплений.

Казаков был настолько занят обдумыванием своих действий, что не заметил, что командная машина направляется прямо к нему. К тому времени, как он понял, что что-то не так, было уже слишком поздно. Бронемашина врезалась в него на скорости более тридцати километров в час.

Толстый зимний бушлат и шлем спасли его, но Казаков почти потерял сознание от удара. Все, что он мог сделать — это слышать ликующие албанские голоса. Затем ему в лицо направили фонарик.

— Dobriy vyechyeer, полковник Казаков, — сказал один из албанцев на очень хорошем русском. — Хорошо, что мы нарвались прямо на вас. Мы вас искали, когда наши люди сообщили, что вы осматривали посты охраны.

— S kyem vi? — Пробормотал Казаков. — Из какого подразделения?

— Вы знаете, кто мы, полковник, — ответил некто. — Мы ваши заклятые враги. Мы поклялись сделать все, что в наших силах, чтобы заставит вас убраться с нашей родины. Вы захватчики, оккупанты и убийцы. Наказанием за убийство в Косово — смерть. Приговор приводиться в исполнение немедленно.

— Вы убили много российских солдат, — сказал Казаков. — Подкрепления уже в пути. Отпустите меня, или вас всех вырежут.

— Я бы предпочел, если бы вы просто умоляли сохранить вам жизнь, полковник, — сказал некто. — Но спасибо за ценное замечание. Мы должны уходить немедленно. Das svedanya, полковник Казаков. Spasiba va vychyeer.

— Idi v zhopu, pizda, — выругался Казаков.

Фонарик ударил прямо в глаза Казакову. Лицо боевика оказалось достаточно близко, чтобы он ощутил запах алкоголя, пороховой гари и крови на его форме.

— Вы хотели проверить посты, полковник хамло? Kharasho. Мы вас проводим.

Казакова привязали за ноги к заднему бамперу машины и потащили по улицам Призрена, испуская ликующие вопли. Он оставался в сознании несколько кварталов, пока не ударился головой об обломки разбитого грузовика, и сознание милостиво отключилось. Его последняя мысль была о его жене и троих сыновьях. Он не видел их несколько месяцев и знал, что они уже не увидят его. Он понимал, что его похоронят в закрытом гробу.

Затем тело полковника повесили за ноги перед воротами российской базы, раздели догола и начали поливать пулеметным огнем, пока оно совсем не потеряло человеческий облик. Боевики давно ушли, когда прибыли подкрепления ООН.