Вокруг королевства и вдоль империи

ОТЕЛЬ «У МУНИ»

В Белфасте я остановился в грязном отеле с сырыми номерами. Обои пахли табаком, пивом и прогорклым жиром. Зато постояльцев не досматривали. В Эннискиллене, где взрывов не случалось уже несколько лет, меня обыскали, и в величественном отеле «Европа» в Белфасте обыскали бы тоже — он был обнесен высоким забором из колючей проволоки и охранялся часовыми с собаками. В «Европе» жили туристы и журналисты — отличная мишень для бомб. Но «У Муни» стоящие люди не останавливались.

Отель назывался иначе, но я нарек его в честь клоповника миссис Муни из рассказа Джеймса Джойса «Пансион»: очень уж они были похожи. У нашей «миссис Муни» тоже было большое, пышущее здоровьем лицо, пухлые руки и красные пальцы. Она давала приют коммивояжерам и бродягам. Ковры были драные, обои облезшие, двери и плинтусы исцарапанные. Но здесь, в отличие от дорогого отеля, я был на воле. Вдобавок жить в этой грязной дыре было безопасно, — полагал я, исходя из локальной логики Белфаста. Кстати, я был уверен, что в мегаполисах будущего эта логика возобладает.

Бар отеля до утра был полон. Из его зала по всему зданию рассеивались дым и гам.

— А в котором часу закрывается бар? — спросил я в свою первую ночь «У Муни».

— В октябре, — ответил мне со смехом один из выпивающих.

В Ольстере никто не сознавался в том, что нарушает законы. В лучшем случае признание выражалось фразой: «Вы только поглядите, к чему они нас вынуждают!». Казалось, все уличные беспорядки либо вымысел, либо провокация военных, которые (как гласила молва в Дерри) сами подзуживают мальчишек, чтобы те восставали. Жили там в сумраке, в тени, разбившись на кланы, все делая украдкой. Царила народная традиция размахивания флагами и самых мелочных проявлений религиозной предвзятости, какие только можно встретить западнее Иерусалима. Например, в уставе футбольного клуба «Линфилд» из Белфаста, значилось, что католиков в команду нельзя брать ни при каких условиях. Крупномасштабные преступления против общества в целом прекратились, если не считать взрывов. Только коварные засады, убийства на пороге домов («Я тут твоему папе кое-что принес») да установка противопехотных мин на деревенских проселках. Часто самые жуткие вещи происходили в красивейших местах: людей расстреливали, дома поджигали, коров увечили среди зеленых холмов, под птичий щебет.

Люди говорили: «Никак уж тут не уладить… в Ирландии всегда были беспорядки… авось, со временем утихнет… в конце концов, можно за границу уехать».

А я постоянно говорил себе: «И это в Великобритании!».

Я чувствовал себя так, словно заперт в комнате с каким-то недружным семейством и вынужден выслушивать вопли: «Ты первый начал!» и «Это он меня стукнул!». В Ольстере мной завладевало то же желание, как в некоторых пансионах на южном побережье Англии в дождливую погоду — хотелось на цыпочках проскользнуть в прихожую, потихоньку улизнуть и уйти, куда глаза глядят.

Но в то же самое время я был признателен окружающим. Мне никто не навязывался. Я только и делал, что задавал вопросы, а ответы всегда были интересные. Люди на моем пути были честны и радушны. Меня никто не спрашивал, чем я зарабатываю на жизнь. Возможно, они проявляли тактичность: в городе, где столько людей сидело на пособии по безработице, интересоваться такими вещами было бы невежливо.

А вот в Англии и Уэльсе меня спрашивали, чем я занимаюсь. — Работаю в издательстве, — непременно говорил я. «Издательство» — звучит безобидно и респектабельно, пищи для разговоров не дает. Собеседники тут же переводили разговор на другую тему. Признание: «Я — писатель» — было бы роковым. Это один из лучших способов оборвать беседу. В любом случае, кто бы поверил, что я писатель, поглядев на мои промокшие ботинки, потертую кожаную куртку и обвисший рюкзак? Зато как выглядят работники издательств, никто не знал.

Но один раз в Белфасте мне все-таки задали пресловутый вопрос. Это было в мой последний вечер перед отъездом из «Муни». Беседуя в отеле с неким мистером Дораном, я чересчур рьяно расспрашивал его о детстве и матери, планах на будущее, ситуации с преступностью, его работе…

— А вы чем занимаетесь? — спросил Доран, рискнув поднять вопрос, на который еще никто не отважился.

Я никак не мог быть человеком без определенного рода занятий — как-никак, приезжий.

— Работаю в издательстве, — сказал я.

Доран просиял. Мой дежурный ответ ни у кого не вызывал такого восторга, пока я семь недель колесил по Англии. Но теперь-то я находился в Ирландии.

— Я тут вообще-то над романом работаю, небольшой такой роман, — объявил Доран и угостил меня еще пинтой. — Страниц четыреста готово. Он при мне, в номере, наверху лежит. Давайте завтра встретимся, еще по банке накатим. Я роман прихвачу. Вам понравится. Он про беспорядки.

На следующий день я прокрался мимо двери Дорана на цыпочках. Услышал, как он храпит — точно ветры носом пускает. Я выскользнул из «Муни» на улицу и прикрыл за собой дверь Белфаста.