Волд Аскер и блюз дальнего космоса

Глава 53. Бегом к началу начал и обратно

Поутру явилась представляться комиссия, которую власти собрали для взаимодействия с нами. Я был приятно удивлён. Я ожидал увидеть пожилых напыщенных сановников, озабоченных только постановкой подножек политическим конкурентам, а увидел неплохой набор специалистов. В основном, довольно молодые люди. Философы, экономисты, финансисты, психологи, инженеры, даже одного программиста прислали. Парень до этого занимался разработкой систем искусственного интеллекта, точнее, "милых зверюшек" нового поколения, и совершенно не понимал, зачем его включили в набор. Впрочем, один пожилой сановник в комиссию всё же вошел, но уже по его первым замечаниям я понял, что дядька обладает острым умом и в команде совсем не лишний. А может быть, даже и лучший.

Вместе с программистом пришел человекообразный робот, оформленный под низкорослую девушку. Робот сел в сторонке и внимания до конца дня не привлекал.

Комиссия ввалилась как раз тогда, когда мы завтракали. Всю свою команду (включая монахов) я усадил завтракать приказом. Они пищали и просили "ещё чуть-чуть поработать". Я их "чуть-чуть" знаю прекрасно, оно вполне может растянуться на несколько суток. Всю ночь они "изучали виртуальные реальности", не сомкнув глаз, и теперь едва не сползали на пол со скамеечек (местные сидят по-собачьи на маленьких скамеечках). Комиссия застала нас тёпленькими — я ещё не проснулся, команда уже засыпала.

После завтрака я услал всю банду спать. Со мной остался Суэви. Он спит разными половинами мозга поочерёдно. Теперь игровую он усыпил, а философскую пробудил. Серьёзные дядьки были удивлены, что я остался общаться один, но возражать не стали. Дракона они сочли экзотической наплечной птицей.

Власти просили нас помочь по целому ряду направлений. Во-первых, у них свирепствовал затяжной экономический кризис. Целый ряд производств уже остановился, и слишком большой процент людей перешел на минимальное обеспечение за счёт государства. Во-вторых, они наблюдали усталость от жизни и нежелание жить у многих простых людей. В-третьих, их беспокоила ситуация с виртуальными реальностями. Они подозревали, что в результате неправильных решений они разрушают психику. И все эти ответы они хотели получить от нас немедленно.

Я начал задавать вопросы. Во-первых, я спросил, нельзя ли отменить институт рабов. Пожилой чиновник — теперь его должность именовалась "Глава комиссии по связям с космическим разумом" — довольно мрачно сообщил, что им самим это учреждение не очень нравится, поскольку оно в значительной степени подрывает высокие моральные нормы их цивилизации, но поделать они ничего не могут — в противном случае всех детей "сверх лимита" придётся просто убивать. Как раз пример тех детей, которые попали в рабы, должен удерживать родителей от поспешных поступков.

Я спросил, нельзя ли отделить игровые деньги от реальных. Чиновник ответил, что они пытались это сделать три тысячи лет назад, но целый ряд предметов и преимуществ в виртуальном мире настолько вожделенны, что люди всё равно находили способы обменять одно на другое. В настоящее время это вообще невозможно — от трети до половины трудовых ресурсов планеты заняты обеспечением виртуальных реальностей, а многие из этих людей получают деньги за услуги прямо в виртуале. При этом услуги могут быть самыми разнообразными — от трёхмерного дизайна до помощи в прохождении некоторых игр способом составления компании, многие зарабатывают тем, что составляют свиту.

— Составляют свиту? — удивился я.

— Да. Для подчёркивания важности богатого игрока. Просто ходят следом. Те же рабы, по сути, только их функции выполняют свободные люди, — пояснил чиновник, — рабов для этой цели считается покупать непрестижным, слишком дёшево. Кроме того, некоторые составляют свиту только несколько часов в неделю, а в остальное время занимаются чем-нибудь ещё. Я сам так студентом подрабатывал.

— А, — сказал я.

— Не удивляйтесь этому и не думайте, что мы развращённая нация. Мы нация с очень высокими моральными стандартами. Дело в том, что производительность труда у нас слишком высока. Весь тот набор продуктов и изделий, которые необходимы для выживания нашему населению — тому, которое ещё может выдержать планета — могут произвести десять процентов трудоспособного населения. Чтобы не допускать появления большого количества безумных паразитов, мы стараемся привлечь к работе как можно большее число людей. Увеличиваем сроки учёбы до двадцати лет. Уменьшаем рабочее время. Стараемся найти такие промыслы, продукты которых будут востребованы всеми и займут как можно большее количество людей. Виртуальные реальности, человекообразные роботы в этом плане — очень удобное средство. Они позволяют дать многим людям умное занятие, в некоторой степени — обучающее занятие, и при этом не очень нагружают ресурсы планеты. Сидят люди, занимаются друг другом, а за право доступа к забаве мы можем организовывать их на некоторые общеполезные действия. Но этот ресурс небеспределен. Люди перестают покупать и использовать новое тогда, когда у них просто не остаётся времени на новое, а старое всё ещё вызывает восторг.

— То есть у вас экономический кризис потому, что люди просто не успевают потребить то, что вы произвели?

— Грубо, но по сути правильно.

— Падение астероида вам бы помогло. Шутка.

Комиссия дружно рассмеялась:

— Да, помогло бы. Подобный вариант — искусственных бедствий — рассматривался, но мы от него отказались по причине избытка страданий.

— Я за вас рад. Насколько богаты у вас богатые люди?

— Формально разница в доходах очень сильно ограничена. Высший управленец не имеет права получать зарплату больше, чем в три раза отличающуюся от самого низкооплачиваемого сотрудника. Однако, из-за того, что все жизненно важные товары — из-за перенаселения — стоят слишком дорого, разница в остатке после оплаты еды и других жизненно важных надобностей может составлять многие десятки раз. Кроме того, многое зависит от того, сколько людей в семье работают. В итоге одним еле хватает на жизнь, другие способны купить несколько рабов. Ещё очень многое зависит от успехов в игровых мирах. Люди, которые имеют несколько замков или другой игровой собственности, доставшейся им от предков, могут на несколько порядков быть более богатыми, чем управленцы высшего уровня. Мы пытались с этим бороться, устанавливали налог на наследство, иногда даже просто отбирали, но это только осложняло ситуацию. Тысячу лет назад мы от этого отказались.

Что у них ни спросишь, всё это у них уже было, и тысячу лет назад.

Под конец Суэви возбудился и ещё раз вернулся к вопросу о рабстве:

— Но давайте всё-таки поговорим про рабство! Как можно избавиться от рабства? Для человека очень важна свобода, лишая человека свободы, вы лишаете его даже теоретической возможности думать о таких проблемах, о которых он иначе должен был бы думать — кем стать, какие последствия хочет вызвать в мире своей деятельность, на каких принципах организовывать своё дело. Это тормозит развитие и человека, и — может быть — общества, если этот человек гениален.

Я насладился видом шокированной комиссии. Они не ожидали, что мой дракон на плече — более, чем украшение. Глава комиссии посмотрел на главного философа. Тот принял пас начальства:

— Мы иначе относимся к свободе. Человек не свободен от молока, пока он младенец, человек не свободен от обучения и вскармливания, пока он ребёнок, человек не свободен от коллег по работе, чтобы промыслить что-нибудь. Человек не свободен от долга помочь другим детям и людям вырасти и заработать себе на жизнь. Мы понимаем свободу как свободу сделать ещё что-либо, кроме долга и жизненно необходимого, в процессе работы и выживания. А это могут все в любом положении. Всегда ты что-то можешь и чего-то не можешь.

Суэви не согласился и пустился в рассуждения. Через пару часов подобной болтовни я поблагодарил членов комиссии, попросил остаться тех, кто мог мне рассказать что-либо про религию и идеологию, а остальных отпустил.

— На слух тяжело воспринимать цифры. Мне нужен кто-то, на примере жизни которого я смогу увидеть, что для обычного человека дорого, а что доступно. "Обычный человек из толпы", так сказать, — попросил я.

Взгляд главы комиссии упёрся в программиста, который всё время разговора тихо колдовал над своим ноутбуком.

— Вот он у нас был до недавнего времени обычным сотрудником.

Так программист остался на сверхурочные.

С философами и знатоками религий мы общались очень долго. Общение оказалось очень плодотворным и навело нас с Суэви на некоторые мысли, которые мы пока придержали про себя. За это время Алуки, позволившая себе спать не более пяти часов, успела встать и принять на кухню новую порцию продуктов от грузчиков. Ещё час спустя она принесла обед. Я отпустил религиозных знатоков и взялся за программиста. За обедом мы поначалу просто болтали.

Я спросил у Алуки, почему она посмела вопреки приказу не отдыхать, а встала работать. Алуки ответила, что как хорошая рабыня не может себе позволить спать более пяти часов, если господин работает. Программиста почему-то шокировало то, что у нас с ней смогло случиться запечатление. Когда я сказал, что могу чувствовать её тоже, он впал в ещё больший шок. Интересно, что их так удивляет?

Пока Алуки сервировала, робот программиста подошла к столу и положила голову на стол, сбоку от приборов. Программист этого даже не отметил, а на автомате запустил руку ей в гриву и начал поглаживать. До чего же они привязаны к свои играм и куклам!

Мы обсуждали работу программиста, новый вариант обитателей компьютерных игр. Оказалось, что это никакой не новый вариант "милых зверушек", а попытка полностью смоделировать поведение человека. Парень (его звали Лукиранийя Всалиниуйя — у них тут у всех имена были такие длинные, кроме рабов) был очень увлечён этой идеей, болтал без умолку, и из его рассказов я узнал об их мире больше, чем от философов. Я очень заинтересовался проектом. Вероятность получить на дальнем конце космоса "электронных людей", возможно, превосходящих обычных людей по боевым качествам, не могла не заинтересовать боевого офицера Охранителей Жизни.

— У нас ничего не получается, — жаловался Лукиранийя, — мы вроде как полностью смоделировали все стремления потенциальных существ, включаем симуляцию — а они всё равно ведут себя, как роботы.

— А что такое "потенциальные существа"?

— Существа, мыслящие ощущениями. Упрощённо говоря, если вы каждый день будете подкармливать дворовую собаку, то первые дни она будет на вас бросаться, последующие — радоваться, а потом станет считать вас своим. То есть потенциал отрицательных чувств постепенно снижается, а положительных — повышается. Спустя некоторое время собака, глядя на вас, будет вспоминать только ощущение "свой". Так и в человеке постоянно действуют ряд потенциалов — стремление прославиться блокируется ленью, страх перед активными действиями, обусловленный памятью о болях, полученных в детстве, преодолевается любопытством и стремлением получить высокую общественную оценку, и так далее. Мы думали, что заложили все известные нам потенциалы в программу, а включаем — и симуляторы либо ничего не делают, либо ведут себя абсолютно эгоистично, — рыдал вслух Всалиниуйя, размахивая в воздухе фруктом одной рукой и поглаживая робота другой.

— И не должно ничего получиться, — ответил Суэви, подумав, — если говорить на вашем языке, то живые люди постоянно сравнивают свои ощущения от происходящего с идеальными ощущениями, которые у них имеются потому, что у них есть движущая суть, данная им от Бога — творца. А у ваших роботов таких ощущений нет. Поэтому живые постоянно хотят чего-то нового и всегда всем недовольны. То идеальное, с чем они сравнивают, слишком сильно лучше того, что есть.

— Гениально! — возопил Лукиранийя, переставая гладить робота, — Как бы теперь смоделировать это положение? Может быть, создать идеальные ощущения производными от ощущений болей, записать их как ощущения "отсутствия ранее запомненных болей"? Правда, потребуется большой период для обучения на собственном опыте, период получения "первых ощущений". Хм, или, может, скопировать их как приятные ощущения от человека?

Я косо посмотрел на дракона — похоже, мы ненароком натолкнули парня на мысль, которая может помочь ему создать дееспособного искусственного человека. Девчонка — робот подняла голову и потёрлась о руку хозяина, требуя продолжения. Алуки, сидевшая чуть позади меня, положила голову сбоку от меня точно так же, как до этого сделала робот Лукиранийя (мы уже давно умяли свои обеды — Алуки ела мало, я мне можно было есть лишь очень немногое из того, что было на столе, продолжал есть один Лукиранийя). В качестве шутки я протянул руку и погладил её по загривку точно так же, как до этого делал наш гость со своим роботом. Её шерсть на ощупь была очень приятной. Внутри меня шевельнулись однозначно должные к подавлению сладострастные ощущения. Но это было лёгкой рябью на воде по сравнению с тем цунами страсти, которое пришло от Алуки. "Рабыня" слегка приоткрыла глаза и скосила их на меня. Я отвесил девчонке символический подзатыльник:

— А ну-ка успокойся!

— Потрясающе! Вы действительно можете её чувствовать! — опять удивился Лукиранийя.

Проклятие, Алуки замурчала. Продолжая гладить своих как бы девчонок по загривкам, мы продолжили обсуждать проблемы моделирования поведения человека, мотивацию деятельности и жизненные ценности, от которых перешли к стоимости жизни на планете. Прервало нас однажды только падение заснувшего Суэви. Выжав Лукиранийя досуха, я отпустил его домой поздним вечером. Всё это время Алуки мурчала на столе, а моя команда, прокравшаяся на цыпочках к компьютерам, изучала виртуальные реальности. А попросту говоря, безбожно резалась в самые азартные игры. Даже монахи.

Лукиранийя оставил меня в глубокой задумчивости. Я вышел из размышлений только через два часа после его уходя. Моя команда провела это время с пользой.

Следующие два дня мы мотались по всей столице и встречались с разными экспертами. "Мы" — это я, Алуки и безмерно страдающий Валли Ургпущу. Нас сопровождал взвод охраны в гражданском.

Ситуация в экономике стала мне ясна довольно быстро — предыдущее поколение правителей в своё время затушило горячие проблемы общества, надавав всем дешёвых кредитов, то есть взяли взаймы, по сути, у будущего. Теперь это будущее настало, средства кончились, всем было пора отдавать долги, но никто ничего не покупал, и началось схлопывание. Нынешнее поколение правителей, происходящее из той же семьи, не желало оглашать данный факт и потому предпочитало делать вид, что паралич в обществе наступил не из-за их плохого управления и тотального самообмана, а из-за каких-то непонятных причин. Теперь, когда все системы общества отключались одна за другой, они ждали, когда станет совсем плохо и всё разрешится само собой, или какого-нибудь чуда.

Я огласил им длинный список разных грязных трюков, позволяющих выйти из подобной ситуации, — от гиперинфляции до формальной смены политического строя с переходом на распределяющие безденежные системы управления. Оказалось, что и это у них это тоже уже было много тысяч лет назад, и весь этот список был прекрасно известен как властям, так и жаждущим их крови оппозиционным кланам. Попытка применить любой из них моментально вела к политическому кризису.

В таких случаях наши силы обычно создают агентуру и сносят всех, кто мешает обновлению, но это требовало намного большего количества наших сотрудников, причём из числа Постигателей, и совсем других средств. Я счел доставочным нанести несколько визитов оппозиционным силам и намекнуть им о том, что если они не хотят падения всего и вся, то лучше просто подкупить действующие власти обещанием не мстить за ошибки и дать им спокойно уйти на богатую пенсию, после чего начать глубокие преобразования. Те призадумались. Потом я пошел разбираться с философией, предоставив разбираться с экономикой властям и оппозиции самостоятельно. С философией получилось получше. На третий день мы с Суэви докладывали первые выводы комиссии:

— Насколько мы смогли понять, современный мир вашей цивилизации создали три направления, выросших из древних религий. Первая религия говорила о том, что мир создан вечным изменяющимся информационным существом, что душа человека переходит из жизни в жизнь неизменной, но, в зависимости от совершенных поступков, попадает в новой жизни в тело людей высшей или низшей касты. Религию создали и поддерживали захватчики — бывшие кочевники, которые создали также теорию о том, что заслуги родителей наследуются детьми, и что дети родителей высших классов — вождей и священников — должны также стать соответственно вождями и священниками. Эта религия в неизменном виде частично существует до сих пор и является основной.

— Да, это так, — гордо подтвердил один из философов, по совместительству — также жрец этой религии.

— Я вижу в этом учении три неправды. Во-первых, всё изменяется. Если человек получает новый опыт, то изменяется и он, вся Вселенная, поскольку из-за изменённого человека все процессы уже текут по-другому. Во-вторых, имеется очень сильное духовное поражение и явное враньё в виде учения о наследовании заслуг. Изменения могут идти как в ту, так и в другую сторону. Если человек всю жизнь вёл себя неправедно, то к концу жизни он сам превратится даже не в безответственного человека низших классов, а в животное, а его дети не получат должного образования и будут ещё хуже. В-третьих, учение о том, что дети высших классов должны тоже стать работниками высших классов ведёт к тому, что число людей высших классов будет расти в ущерб людям низших классов и их уровню жизни, что не может не вызвать социального противостояния.

Получив такую пилюлю, жрец собрался гневно опротестовать мои слова, но я не дал ему такой возможности:

— Вторая религия появилась около сорока тысяч лет назад в противостояние первому. Она утверждала, что всё раз и навсегда заранее предрешено, что мир неизменен, и что нет смысла делать хорошие поступки, поскольку они ничего не меняют, а единственное, чем стоит заняться — это осознанием своей непринадлежности к миру, своего единства с вечным неизменным существом, создавшим мир. Эта религия также, как и первая, утверждает, что души переходят из жизни в жизнь неизменными. Представители этой религии известны аскетическими подвигами, благодаря им также было разработано учение о том, как различные страхи и животные программы управляют поведением человека. Последнее учение активно используется как в воспитательном процессе, так и в технологии создания человекообразных роботов.

— Да, это так, — сказал психолог, сторонник этого учения, — и что, в этом учении вы тоже нашли изъяны?

— Да, всё изменяется. Если человек мечтает о счастье, то он находит к нему пути. А если вы говорите, что ничего делать не надо, то даже учения о счастье не появляется. И счастья тоже.

— Третье учение возникло позже первых двух, во многом в качестве противостояния первому, и утверждает, что изначальное великое информационное существо создало мир из себя потому, что у него были проблемы, и сделало это для того, чтобы его части, взаимодействуя друг с другом, чувствовали боль и осознали эти проблемы. Это учение утверждает, что душа из жизни в жизнь переходит, но не целиком, а частями, то есть после смерти душа рассыпается на ряд отдельных частей — воспоминания отдельно, манера действовать отдельно, привычки отдельно, — а новая душа собирается из этих "кирпичиков" разных людей в произвольном порядке. Это учение известно тем, что рекомендовало своим последователям совершение множества добрых дел ради улучшения всего мира, оно также много взяло из аскетической практики второго учения.

Второй философ — по совместительству также политолог и сторонник третьего учения — согласился с тем, что основы я излагаю правильно.

— Теперь о недостатках. Как и во втором случае, основная практика учения направлена на то, чтобы выбить из человека эгоизм и страхи не достигнуть высокого общественного положения. Теории о счастье нет даже в помине. Религия учит в основном о том, что не делать, и ничего не говорит о том, что делать, чем и второе, и третье учения значительно уступают первому, которое обязует человека совершать ряд некоторых общественно полезных дел.

Я почувствовал, как Алуки, сидевшая позади меня, излучила мощную волну счастья. Настолько мощную, что я запнулся.

— Ну, это вы перечислили типовые дразнилки, которыми у нас сторонники всех трёх религий дразнили друг друга последние несколько десятков тысяч лет, — вмешался глава комиссии, — наш современный мир значительно ушел от первоначальной резкости этих учений, в настоящее время наша религия — это взаимопроникновение всех трёх плюс учение о взаимных уступках высших и низших классов ради существования промышленного мира.

— Да, но при этом ваш мир упустил целый ряд направлений развития. Вы тут с ума посходили от всеобщего упоения собственной ничтожностью, от упоения смирением и от нежелания думать о причинах возникновения вопросов. К целому ряду вопросов надо подходить не от "вообще", а от "конкретно". Главный вопрос — это не "какой бог на небе", а "почему мы думаем о том, какой бог на небе". Вы много тысяч лет воевали за то, считать ли изначальное существо — создателя Вселенной изменяемым или неизменным, но никто так и не спросил себя о том, почему этот вопрос приходит в голову. А причина возникновения этого вопроса лежит скорее не в том, что вас интересует начало начал, а в особенностях строения системы управления и самопринуждения у вашего вида.

Скажем так: существует такой образ мышления, будто всё сущее создало некое неизменное разумное существо. При встрече с проблемами, решение которых может оказаться рискованным для гордости, человек, использующий этот образ мышления, думает примерно так: "Раз всё неизменно и душа неизменна, то и от моих действий по сути ничего не зависит, по сути меня нет и можно предпринимать действия, ничего не боясь". При другом образе мышления в подобной ситуации человек думает иначе: "Сейчас я что-то сделаю, если я сделаю неправильно, то создам плохие последствия, попаду в плохую жизнь, осознаю их, и всё изменится к лучшему".

Образ мышления разный, но причина его одна: страх перед неправильными действиями, страх перед наказанием, страх перед общественным порицанием. Следовательно, надо думать не о первопричине сущего, а о происхождении страха, способах его снятия и о том, как определять правильные действия, чтобы не мучиться неуверенностью. А для определения правильных действий надо сначала иметь понимание того, что правильные действия приводят к счастью и нужно понимать, из чего состоит счастье для каждого человека и всего мира. Это направление у вас не разработано никак. У вас много сочинений о том, что человек должен, и ни одного о том, что такое счастье и при каких условиях его можно достичь.

У вашего вида — как и у многих других, у моего, в частности — перед тем, как сделать любое движение, система управления сначала создаёт образ действия. Образ действия состоит из памяти о ранее полученной боли, которым явное сознание принуждает двигаться ленивое тело, и символа её преодоления. Необходимость вспоминать о старой боли вызывает страдание, для преодоления которого человек вынужден создавать некоторый образ преодоления страдания. Те, кто считают создавший Вселенную Абсолют неизменным, образ преодоления страдания создают из пассивного подхода, в духе "ах, как мне себя жалко оттого, что Великий Неизменный создал всё так, что не преодолеть этих страданий, можно только вытерпеть". Те, кто считают Абсолют изменяемым, создают образ преодоления страданий из активной позиции, из любования собой как "великого убивателя препятствий". Но при этом, чтобы не стать излишне грубыми, они нуждаются в освященных свыше правилах о том, в каких случаях как себя вести. Если я не ошибаюсь, предписаний о том, как себя вести, в первой религии очень много?

— Более трёх тысяч томов, — подтвердил жрец.

— Однако, если мы зададим вопрос описанным образом: "Почему я вынужден об этом думать?", то мы выходим на совсем другой уровень технологий и другого понимания человека. Получается, что нужно думать не о характере начала начал, а о том, какими именно страхами внутренние системы принуждают тебя двигаться, какие мотивы поведения они навязывают, какие поступки ведут к благим последствиям и какие — к нежелательным, какая правда нам нужна и что нам мешает. Всё это создаёт совсем другой образ человека, образ человека — творца счастья, который должен изучить себя и перепрограммировать себя так, чтобы перестать быть безумным животным и стать тем, кто всегда совершает только такие действия, которые ведут к наилучшему решению в данной ситуации. Это понимание ведёт к следующему — к пониманию того, что цель человека — это научиться жить счастливо, а не умереть с честью, как об этом сейчас думает большая часть населения. Вы спрашивали меня о том, почему большая часть вашего населения не хочет осваивать сложные профессии да и вообще не очень хочет жить. Да потому, что у неё не было ни будущего, ни интересного дела в жизни. При новом подходе многие люди смогут найти жизнь интересной.

Алуки опять излучила такую порцию счастья, что я вынужден был замолкнуть.

— Это не совсем новость для нас, часть того, что вы сказали, входит в медитативные практики третьего учения. Идею о том, что о начале начал думать не надо, а надо думать о том, почему этот вопрос встаёт, провозглашали так называемые "объективисты", их уничтожили двадцать пять тысяч лет назад. Они восстали, создали своё царство и пытались сделать общими и все вещи, и всех женщин. После их поражения это учение было запрещено, — пояснил глава комиссии. Остальные члены комиссии сидели, опустив глаза.

— Насколько я понимаю, идея об изучении мотивов поведения и обобществление женщин никак не связаны.

— Да, это так. В том, что вы сказали, есть элемент новизны, это надо обдумать, — признал глава комиссии и попытался закрыть собрание.

— Это ещё не всё. У вас очень мощная традиция социальной справедливости, небольшая разница в доходах на разных должностях, и это похвально. Однако, у вас полностью исчез слой людей, которые могли бы жить изобильно. Введите институт людей, "выигравших изобилие". Пусть это будут случайные люди, выигравшие в лотерею право на изобильное обеспечение на определенный срок. То есть человек, выигравший в такую лотерею, будет получать некоторые — и очень большие — суммы от общества за то, что он будет делать то, что хочет — хочет, забавляться, хочет — организовывать некоторые общества, а не хочет — бездельничать, в обмен на то, что все подробности его похождений должны будут быть известны обществу. Пусть воплощают все свои детские мечты.

— Это вызовет некоторый рост коррупции, кроме того, нам придётся снизить количество людей, чтобы общество могло нести такие затраты, — подумал вслух политолог.

— Ничего страшного. С коррупцией пусть борются правоохранительные органы. Зато ваше общество узнает много нового о себе. Появятся люди, которые попробуют быть счастливыми, и всем остальным будет интересно, как у них это получится. Кроме того, люди, как правило, не выдерживают давления больших денег, и это тоже будет очень поучительно.

— Зато у нас появится индустрия вещей с хорошим дизайном, а также индустрия технически сложных дорогих вещей, сделанных ради забавы, это тысячи новых рабочих мест, мы на этом всю экономику поднимем! Это стоит обдумать! — сообразил глава комиссии.

— Да что он такое говорит, какое такое счастье! У человека есть долг, и в его выполнении и есть счастье. А вот про "выигравших изобилие" — это вообще развращение общества, — заверещал жрец.

— Заседание закрыто. Нам надо всё обдумать, — объявил глава комиссии. На этот раз я ему не мешал.

Когда они ушли, я спросил у Алуки:

— Чего это ты там так радовалась? Что-то задело?

— Нет, господин так умно говорил с такими важными людьми, я так горда служить такому хозяину…

— И только это?

Алуки не смогла соврать:

— Нет, не только.

Я вздохнул. На входе появился программист, он сбежал от главы комиссии и горел желанием обсудить один важный вопрос.

— Как думаете, если мы в роботе сделаем систему мотивации по предложенному вами типу, на базе ощущений от запомненных ранее болей… помните, мы говорили?

— Да?

— А что, если робот как-нибудь раз начнёт изучать эти ощущения, исследует их и поймёт, что это просто потенциалы, которых не стоит бояться? Он ведь остановится?

— Наверно.

— А человек?

— У человека есть сострадание. Он будет помнить своё страдание от перенесённых болей, и даже если он их все переосмыслит и перестанет считать тем, что пугает, то он не остановится — он сможет благотворить миру, опираясь на чувство сострадания — чтобы у других не было таких же болей. Кроме того, у человека есть эрос, есть фантазия. Он в любом случае не остановится.

— Хм… хм… сострадание — это способ перенести на другого свои ощущения, представить, что он испытывает такие же ощущения, и посчитать это недолжным… Наверное, это можно запрограммировать тоже, а эрос мы программировать умеем, — с этими словами программист умчался, беседуя на ходу сам с собою.

— Какой увлекающийся человек, — сказал я Алуки. Та захихикала.

Я пошел искать монахов, чтобы задать им вопрос про перерождение, но те героически отсыпались.