М. А. Волошин считал себя, прежде всего, поэтом — и, естественно, что предметом исследовательского внимания является его поэтическое творчество. При жизни Волошина вышло из печати шесть его поэтических сборников, вобравших в себя 210 стихотворений. В тридцатые годы писатель Л. Е. Остроумов подготовил по планам самого Волошина полное собрание стихов поэта. Получилось 700 страниц машинописи, вобравших 300 стихотворений (11 из них — переводы), 3 поэмы («Россия», «Протопоп Аввакум», «Святой Серафим»), 135 стихотворных надписей к его пейзажам и 163 стихотворных фрагмента.
Этот корпус стихов Волошина не вобрал в себя еще минимум 50 стихотворений. Думается, что полное собрание стихотворений поэта включит в свой состав и самое первое из опубликованных «Над могилой В. К. Виноградова» (1895), и «Камни Парижа», и семь шуточных «Сонетов о Коктебеле», и стихотворение «Сибирской 30-й дивизии» (1920), и стихотворения, написанные на поэтических конкурсах: «Портрет», «Соломон», «Не остывал аэролит…»; многие юношеские стихотворения. В процессе изучения будут, возможно, найдены и другие стихи, принадлежащие Волошину. Так, не обнаружено до сих пор стихотворение 1900 года «Предсказание», упоминаемое в бумагах царской охранки, конфисковавшей его как «тенденциозное».
Предстоит огромная текстологическая работа, работа по собиранию и подготовке полного свода стихотворений. Первостепенной задачей является точная датировка произведений. Стихи последних лет Волошин, как правило, датировал сам, а вот ранние — до 1913 года — очень редко. Позднее он датировал их, — но, полагаясь только на память, иногда ошибался. Черновые автографы, упоминания в письмах и дневниках позволяют с большой точностью определять время и место создания стихотворений. «Жизненный контекст» позволит сопоставить то или иное стихотворение с происходившими тогда событиями и с окружавшей поэта обстановкой. Исследователю о многом, например, говорит то, что стихотворение «Полынь» написано в Петербурге, а «Пустыня» — в Париже. В процессе работы над подготовкой полного собрания стихотворений возникает необходимость реального комментария к стихам. Каждое малоупотребительное слово, редкое географическое название, не слишком известное имя — должны будут разъясняться и истолковываться.
В журнале «Литературная Грузия» (1972, № 10) Л. Хаиндрава опубликовал стихотворение «Нет у меня ничего…», как оригинальное произведение Волошина. Между тем это перевод из Анри де Ренье, напечатанный в сборнике статей Волошина «Лики творчества»[203]. Недавно удалось установить, что стихотворение «Сидела царевна…», стоящее у Л. Е. Остроумова среди оригинальных стихов Волошина, — также переводное.
Не один раз вызывало путаницу существование у Волошина литературного однофамильца. Киевский поэт Михаил Цуккерман (ум. в 1914 г.) подписывал свои стихи и статьи псевдонимом «М. Волошин». И Максимилиан Александрович, зная о существовании «двойника», как правило, подписывал свои произведения «Максимилиан (иногда „Макс“. — В. К.) Волошин». Составители сборника «Стихотворная сатира первой русской революции» (1969 г.) приняли Михаила Волошина за Максимилиана; в 1971 году эту ошибку повторил Ф. Я. Прийма, приписавший Максимилиану Волошину статью Михаила Волошина о Некрасове из «Киевской газеты».
Сомнительна принадлежность М. А. Волошину трех стихотворений, хранящихся в Рукописном отделе Института мировой литературы в Москве: это скорее списки стихотворений. Не установлены авторы стихотворений «Тидальские тени» и «Колыбельная песенка», переведенных Волошиным. Нет исследований поэтики Волошина, техники его стихосложения.
Творчество Волошина-переводчика неразрывно от его оригинального творчества. В 1919 году вышла книжка волошинских переводов из Эмиля Верхарна, включившая 18 стихотворений. Волошин перевел 26 стихотворений из Анри де Ренье, 4 — из Виктора Гюго, поэму «Музы» Поля Клоделя; в юности переводил Ш. Бодлера, П. Верлена, Г. Гейне, О. Барбье, Д. Макая, Л. Уланда, Ф. Фрейлиграта. За пределами остроумовского собрания остались переводы трагедии Вилье де Лиль Адана «Аксель» (недавно частично опубликованной издательством «Наука») и драмы Поля Клоделя «Отдых седьмого дня». В полное собрание Волошина должны быть включены его прозаические переводы: «Боги и люди» Поль де Сен-Виктора, «Маркиз д'Амеркёр» Анри де Ренье, «Легенда о святом Юлиане Странноприимце» Г. Флобера, рассказ Октава Мирбо. Тема «Волошин-переводчик» лишь начинает разрабатываться.
Богатейшим материалом для изучения являются статьи Волошина о литературе, изобразительном искусстве, театре и танце. Часть этих статей вошла в его сборник «Лики творчества». В 1913 году он выпустил небольшую книжку «О Репине», в 1916 подготовил обстоятельную монографию о В. И. Сурикове (частично публиковавшуюся в «Огоньке», «Литературной России», в киевском журнале «Радуга»). К настоящему времени выявлено более 250 его статей, разбросанных по различным газетам, журналам, альманахам. В его архиве сохранилось 57 неопубликованных в печати и 11 незаконченных статей. Незавершенной осталась книга «Дух готики», над которой поэт работал в 1912—1913 гг. Отдельные статьи Волошина утрачены, — как, например, «Горная сказка» (1900), «Перламутровый ларец» (1907). Некоторые из статей Волошина написаны на злобу дня, однако, большая их часть сохраняет свой интерес и сейчас. Издательство «Наука» предполагает выпустить том избранных статей М. А. Волошина в серии «Литературные памятники».
Волошинское наследие многогранно. Волошин — художник, работавший маслом и пером, в технике офорта и темперой, известен сегодня прежде всего как мастер акварели. К настоящему времени учтено около трех тысяч его работ. В последние 6—7 лет жизни Волошин писал пейзажи ежедневно (иногда — по три-четыре в день) и дарил их каждому из своих гостей — и его акварели разбросаны чуть ли не по всей стране.
Перед исследователями стоит задача не только учесть это огромное наследие, но и датировать многие работы, проследить эволюцию живописной техники, оценить художественные достоинства его пейзажей.
Огромно эпистолярное наследие Волошина. Он умел писать письма — а при его дружелюбии, адресатов у него было множество. Волошинский архив сохранился на редкость полно. Значительную его часть составляют его собственные письма, дневники и записные книжки. Сохранились почти все письма Максимилиана Александровича к матери (с 1896 по 1922 г.), переписка с Александрой Михайловной Петровой, феодосийским другом поэта (более чем за 20 лет); некоторые черновые автографы и письма, почему-либо неотосланные. В 1917 году поэт приобрел пишущую машинку — и несколько лет печатал свои письма, оставляя в архиве копии. Часть писем удалось вернуть в Дом поэта Марии Степановне Волошиной, обращавшейся с этой просьбой ко многим бывшим корреспондентам своего мужа.
Значительная часть писем разбросана по архивам — государственным и частным; их надо выявлять, копировать, изучать. В 1976 году в печати появились две первые подборки писем М. А. Волошина — к матери и к Федору Сологубу. В архиве сохранились письма от тысячи двухсот корреспондентов. И среди них: А. А. Блок и В. Я. Брюсов, И. Ф. Анненский и А. Н. Толстой, И. А. Бунин и М. И. Цветаева, К. Ф. Богаевский и А. П. Остроумова-Лебедева. На очереди — каталог переписки Волошина.
Очень важен и неоднозначен вопрос оценки наследия Волошина. Начало XX века — сложный, переломный момент в истории нашей страны; в жизни и деятельности тогдашних деятелей русской культуры много противоречивого. И исследователь должен стремиться к объективности, видя не только достоинства своего героя, но и недостатки, просчеты, заблуждения.
Изучение творчества М. А. Волошина неразрывно связано с изучением его жизненного пути. Материалы для биографии содержатся и в его стихах и в статьях, но особенно много их в его письмах и дневниках. Большой интерес представляют дарственные надписи Волошина на книгах и акварелях. Собиратель А. Ф. Марков разыскал около сорока книжных автографов поэта. Среди них — дарственные Вяч. Иванову, В. Брюсову, А. Ремизову, А. Блоку, А. Белому, В. Татлину, М. Булгакову. Но ясно, что это лишь малая часть книг, которые щедро раздаривал Максимилиан Александрович.
Особый интерес представляет в этом смысле библиотека М. А. Волошина, хранящаяся в его коктебельском Доме. Более девяти тысяч различных изданий разместилось на стеллажах волошинской мастерской: книги и журналы, альбомы и оттиски статей…
Что читал Волошин, чем он особенно интересовался, от кого получал книги? Все это немаловажно для его биографов. Показательно, например, что в библиотеке поэта, начинавшего свой путь с символистами, хранятся отдельные труды К. Маркса и Ф. Энгельса, Г. В. Плеханова и В. И. Ленина. Научное описание библиотеки, проводимое сотрудниками Дома-музея М. А. Волошина, даст большой и важный материал не только для волошиноведов.
Дарственные надписи авторов на книгах волошинской библиотеки подводят нас еще к одной проблеме: изучению окружения М. А. Волошина. В списке лично знавших поэта к настоящему времени около шести тысяч человек. Разумеется, список этот еще не полон, а степень близости различна. С одними Волошин был дружен многие годы, с другими — встретился лишь раз; одни — всемирно известны, другие — ничем себя не проявили. Исследователю предстоит собрать некоторый минимум сведений о каждом: имя и отчество, род занятий, даты жизни. Изучение жизни и творчества Волошина необходимо вести на фоне исторической реальности. Какие события волновали тогда живущих; на что они отозвались, мимо чего не могли пройти? О чем писали тогдашние газеты и как воспринимаются эти события ныне? Необходимо хорошо представлять себе бульвары Парижа и набережные Петербурга, ледники Швейцарии и пустынное коктебельское побережье.
Неоценимую помощь в этом отношении оказывает волошинский фотоархив: несколько сот фотоснимков самого Максимилиана Александровича, его друзей, виды Коктебеля, Парижа, Константинополя. Не всегда снимки Волошина попадали к нему. Целых 20 лет дружил Волошин с К. Бальмонтом, некоторое время они жили на одной квартире: вероятно, им приходилось фотографироваться вместе! А таких снимков пока не обнаружено. В 1975 году музею преподнесли 8 негативов на стекле, снятых в Коктебеле в 1909 году: среди них оказалось два, запечатлевших Волошина с молодым А. Н. Толстым. Три фотографии Волошина удалось обнаружить в букинистическом магазине в Москве, вложенными в одну из книг. Портретные изображения М. А. Волошина, его иконография — ценный биографический материал.
Интерес к личности и к жизни Волошина рос быстрее научного их изучения, что привело к возникновению различных слухов и «легенд». Этих легенд уже достаточно много, они проникают в печать — и некоторых из них следует коснуться. Становясь в ряд с реальными фактами биографии М. А. Волошина, «легенды» тормозят процесс изучения его биографии и мешают созданию верного представления о поэте. Волошин значителен сам по себе и не нуждается в приукрашивании.
Одна из наиболее ходких легенд связана с пребыванием в Коктебеле ряда знаменитых людей. Расхожей фразой стало: «В Доме поэта пел Шаляпин, танцевала Анна Павлова, играл Скрябин». Однако в перечне В. А. Рождественского (в книге «Страницы жизни»), не раз бывавшего в Доме Волошина и интересовавшегося окружением поэта, ни Шаляпин, ни А. Павлова, ни Скрябин не упомянуты. Да и трудно представить себе, чтобы Шаляпина мог привлечь лишенный комфорта дореволюционный Коктебель. В 1913 году после выступления М. А. Волошина с критикой картины И. Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван», знаменитый певец писал М. Горькому: «Прочитал сейчас в газетах о Волошине и Бурлюке, глодавших старые кости Репина. Сделалось очень больно и стыдно. Все больше и больше распоясывается хулиган — эко чертово отродье!» Думается, знай Ф. И. Шаляпин Волошина хоть немного, то не отозвался бы так о нем…
О том, что А. Н. Скрябин никогда не бывал в Доме поэта, узнаем из письма Волошина (1916) к А. Н. Брянчанинову. «Музыки А. Н. Скрябина я не знаю совершенно: те годы, когда ее чаще можно было услыхать на концертах, — я провел либо в Париже, либо сидел у себя в Коктебеле. Я слыхал только несколько коротких вещей, исполненных им самим в тот вечер в студии Е. И. Рабенек, когда встретился с ним впервые. Эта встреча была единственной».
Об А. Павловой в архиве Волошина — совершенно никаких упоминаний. Между тем балерина была столь знаменита, что окажись она в Коктебеле, об этом немедленно появились бы сообщения, — прежде всего, в феодосийских газетах. Отмечалось же там прибытие куда менее известных танцовщиц, — таких, как Эльза Виль, Инна Быстренина, Маргарита Кандаурова… Т. В. Шмелева, двоюродная племянница поэта, бывшая балерина, утверждает, что имя Павловой им никогда не называлось.
«В самом начале века в Коктебеле у Елены Оттобальдовны побывал Чехов», — утверждает легенда. Действительно, в «Острове Сахалине» А. П. Чехов упоминает «феодосийский Тохтебель», о котором напомнили ему берега Байкала. Но книга вышла в 1895 году, а писатель был в Коктебеле — проездом — и того раньше: в 1888 г. — за 5 лет до того, как там поселились Волошины. Нет данных о пребывании в Коктебеле И. А. Бунина. В воспоминаниях о Волошине сам Бунин назвал места их встреч: Москва и затем, в 1919 году, Одесса. Приезд академика И. А. Бунина в Коктебель был бы непременно отражен местной прессой. Биографы Бунина А. К. Бабореко и О. Н. Михайлов о путешествии Бунина в Коктебель никогда не слыхали.
Вряд ли соответствует истине утверждение, что М. А. Волошин «отбирал полотна французских импрессионистов» для щукинской коллекции, — якобы засвидетельствованное «сохранившимися в архиве Волошина письмами С. И. Щукина». Таких писем нет и, скорее всего, не было. Дело изображается так, что богатый и не слишком сведущий в искусстве купец Щукин опасливо приценивался к непонятным ему произведениям новейшей живописи, а Волошин терпеливо растолковывал ему их значение и ценность[204]. Достаточно сказать, что С. И. Щукин (бывший на 23 года старше Волошина), по мнению многих, обладал замечательным даром распознавания художественных ценностей и к 1901 году был уже опытным коллекционером. Первая картина Клода Моне появилась в Москве в 1897 году — и привез ее из Парижа именно С. И. Щукин. Волошин же, по его собственным словам, воспитался на живописи передвижников. Определенную роль в его «прозрении» на современную живопись сыграло именно знакомство с коллекцией С. И. Щукина (1903). Правда, признав «новое искусство», Волошин стал ревностным его адептом, — и, находясь подолгу в Париже, мог выполнять отдельные просьбы С. И. Щукина. Свидетельством такой возможности служит письмо Е. О. Волошиной к сыну от 7 февраля 1904 г. «Вчера получила твое письмо с запиской к Щукину и сегодня через час отправляюсь в его галерею… Он принимает по субботам от 8 ч[асов]». Это единственный документ, намекающий на какие-то деловые контакты поэта с собирателем. Сотрудники Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, где хранится щукинская коллекция и идет изучение биографии ее собирателя, также пока не обнаружили никаких дополнительных свидетельств.
Легенда о зарождении в Коктебеле планеризма утверждает, что Волошин «подсказал летчикам Узун-Сырт — планерную гору». Согласно легенде, Волошин, в ответ на рассказы К. К. Арцеулова, только что вернувшегося с состязаний планеристов из Германии, заметил: «Зачем же ездить в Германию, когда у нас есть превосходное место для планерных полетов!» Повел Арцеулова на Узун-Сырт, бросал с обрыва свою широкополую испанскую шляпу — и она не падала: парила в восходящем потоке… Все это становится не так убедительно, если вспомнить, что К. К. Арцеулов — уроженец Восточного Крыма, один из опытнейших русских летчиков, первый советский конструктор планеров, интересовался планеризмом как профессионал. Вот запись рассказа Арцеулова, сделанная мною в Москве 26 января 1972 г.: «Я еще мальчишкой мастерил в Отузах свои первые летные конструкции. В 1908 году я был там по болезни у матери и строил третий свой планер. Изучал окрестные горы, наблюдал полеты орлов. И, хотя в Отузах была подходящая гора, я выбрал Узун-Сырт — и в 1916 году предлагал его для планерных полетов. Весной 1923 года я приехал в Отузы, — перевезти больную мать в Москву. Когда я приехал, она была уже в больнице в Феодосии. По пути туда я зашел в Коктебель, к М. А. Волошину, и мы вместе пошли пешком в Феодосию. Я предложил пойти не напрямик, через Куру-Баш, а через Узун-Сырт. Волошин заинтересовался, как образуется восходящий поток, как можно летать без мотора. Когда мы поднялись на вершину, дул ровный бриз. Я бросил какую-то бумажку, она полетела. Ему это так понравилось, что он бросил свою шляпу — и она перелетела через наши головы…».
20 ноября 1923 года Волошин писал К. И. Чуковскому: «Под Коктебелем на Узун-Сырте в течение двух недель было всероссийское состязание „планеров“. Его организовал мой приятель Арцеулов (летчик и художник — внук Айвазовского). Мы с ним еще весной выбрали место». В 1925 году М. А. Волошин подарил Арцеулову свою акварель с видом Узун-Сырта и надписал ее: «Дорогому Константину Константиновичу, зачинателю Узун-Сырта (1923)».
Легенда о Таиах — скульптурном изображении древнеегипетской царицы, украшающей мастерскую Дома поэта, наиболее разработана. Однако есть основания предполагать, что это мистификация. Можно утверждать, что краеугольный камень этой легенды — утверждение о путешествии поэта в Египет — ошибочно. Не соответствуют истине рассказы о поездках Волошина-гимназиста в Константинополь, о его путешествиях «путями апостола Павла» и Дон-Кихота; преувеличено его участие в строительстве своего дома и в студенческих волнениях в Московском университете. Думается, что со временем возникшие о поэте легенды получат истинное освещение, вымысел удастся отделить от действительности и создать научную, сообразующуюся с фактами его жизни и творчества биографию.
Несколько слов об источниках, о методе работы и о целях исследователей жизни и творчества М. А. Волошина. Материалы поэта и о нем мы находим в государственных архивах. Подавляющая часть материалов Волошина хранится в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР в Ленинграде: сотни писем М. А. Волошина к ряду лиц и писем к нему, дневники и записные книжки поэта, альбомчики набросков, вырезки из газет. Эти поистине бесценные сокровища бережно сохраняла в течение сорока лет Мария Степановна Волошина, а затем передала их на государственное хранение. В настоящее время материалы фонда обрабатываются и уже служат исследователям.
Самостоятельные фонды М. А. Волошина образованы в Центральном государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ), в рукописных отделах Института мировой литературы имени М. Горького (ИМЛИ), Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина и Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. Отдельные материалы о М. А. Волошине имеются в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, в Институте Маркса — Энгельса — Ленина, в Государственном Русском музее, в Государственном музее музыкальной культуры, в Крымском областном архиве, в рукописных отделах Государственной Третьяковской галереи, Государственного Исторического музея, Феодосийской картинной галереи имени И. К. Айвазовского и других.
Частные собрания менее доступны исследователю, — но все же и в них волошиноведы почерпнут немало. Акварели и письма Волошина, его фотографии и книги хранятся в Москве и Ленинграде, Киеве и Одессе, Кисловодске и Алма-Ате, во Франции и Швейцарии. Современников М. А. Волошина остается все меньше, но эстафету любовного отношения к наследию поэта перенимают их дети и внуки, они берегут крупицы волошинской мысли, искусства и делятся ими с исследователями.
Существенным источником сведений о Волошине становится печать. Воспоминания о Максимилиане Александровиче появляются в журналах, газетах, в мемуарной литературе. Если в 50-е годы его имя упоминалось в советской печати один-два раза в год, то в 1972 году — 28, в 1973 — 38, в 1974 — 54, в 1976 — 86 раз.
Обилие материала диктует необходимость систематизации сведений о М. А. Волошине, — основным способом которой является каталогизация. В Доме-музее М. А. Волошина в настоящее время существует карточная опись его стихотворений, переводов, литературно-художественных статей. Составлены именной, географический, предметный указатели ко всему поэтическому, критическому и эпистолярному наследию поэта. Библиография о Волошине на русском языке насчитывает более двух тысяч названий. Подготовлена подробная «Летопись жизни и творчества М. А. Волошина». Начата работа над описанием произведений живописи М. А. Волошина и над каталогом его писем.
Хочется вспомнить одно начинание. В октябре 1936 года ленинградский поэт Н. Лебедев задумал подготовить десятитомное собрание сочинений М. А. Волошина. План его был таков: 1—2 тома — стихотворения, 3-й том — переводы, 4—6-й — статьи, 7-й — автобиографии, дневники, записки и заметки Волошина, 8—9-й — письма, 10-й — «Летопись жизни и творчества Волошина», библиографии трудов Волошина и о нем, воспоминания о Волошине. Этот план может быть принят и сегодня; структура и содержание этого издания намечены удивительно заманчиво…
Создание научных монографий о поэтическом и художественном творчестве М. А. Волошина и обстоятельной популярной его биографии — еще одна из перспективных задач волошиноведения. Все это поможет дать Максимилиана Волошина народу, сделать этого человека, по своему масштабу приближающегося к деятелям высокого Возрождения, достоянием многих и многих.