Волошинские чтения

В. И. Цветков М. А. ВОЛОШИН И ЕСТЕСТВЕННЫЕ НАУКИ

Глубокая эрудиция в естественнонаучных вопросах является значительной чертой поэтического облика Максимилиана Волошина. В этом качестве следует видеть не столько дань личным склонностям и увлечениям поэта и не столько проявление присущей его натуре многогранности, сколько важнейшую деталь всей его творческой концепции, усилие преодолеть то трагическое разделение путей искусства и науки, которое возникло, по словам Волошина, в эпоху, непосредственно следовавшую за Ренессансом.

Волошин — не ученый, а поэт, и он нигде не позволяет своему научному багажу играть самодовлеющую роль, никогда не переходит грань, отделяющую поэзию от дидактики. Естественнонаучные знания вовлекаются в поэтический мир Волошина в двояком качестве. С одной стороны, это источник сведения о материале творчества, материале не в смысле языка, а в смысле образного строя. Знание вещной, предметной стороны мира позволяет поэту обогатить арсенал изобразительных средств, ввести неожиданные и емкие аналогии, основанные на достижениях аналитического научного метода. Сюда относится вся поэтическая астрономия ранних циклов Волошина, именно этот аспект имеет в виду поэт и художник, когда сожалеет об отсутствии «художественной метеорологии» и «художественной геологии». Поэтическое опосредствование действительности, по Волошину, должно иметь под собой твердый фундамент знания. С другой стороны, само научное познание мира интересует поэта как исторический и духовный процесс. Какие взлеты и какие падения принесла человеческой душе неуемная жажда знания? Что получил и что потерял человек благодаря науке?

В дальнейшем я буду касаться только связи произведений Волошина с физикой и астрономией — фундаментальными науками, занимающимися наиболее общими вопросами физической картины мира.

Астрономические образы присутствуют во многих ранних стихах Волошина, и не перестаешь удивляться их точности. Вот, например, в киммерийском вечернем пейзаже появляется «…низко над холмом дрожащий серп Венеры / Как пламя воздухом колеблемой свечи». Утренняя и вечерняя звезда Венера на самом деле является планетой, меняющей свои фазы подобно Луне; правда, диск ее имеет столь малые видимые размеры, что увидеть серп Венеры без помощи оптических приборов могут только люди с чрезвычайно острым зрением.

Оба венка сонетов Волошина — «Corona Astralis» и «Lunaria», отнюдь не посвященные астрономической теме, целиком построены на астрономических образах, реализующих мысль автора. Это, например, развернутое сравнение пути особенной человеческой души, души поэта и скитальца, с путем кометы в упорядоченном мире других небесных тел.

Чтобы оценить точность сравнения, нужно представлять себе особенности движения комет. Большинство из них приходит непредсказуемо из периферийных частей солнечной системы, чтобы, во много раз увеличив свою яркость вблизи Солнца, несколько кратких месяцев просиять на небосводе, а затем навсегда удалиться, постепенно затухая, по разомкнутой («безвозвратной») кривой — параболе.

Очень большое место тема научного познания мира занимает в самом крупном поэтическом произведении Волошина — цикле «Путями Каина», в котором поэт, по его собственным словам, «формулировал „почти все“ свои „социальные идеи“». Волошин был свидетелем первых громких успехов того процесса, который мы теперь называем научно-технической революцией, но отнюдь не разделял безоглядного восторга многих современников по поводу достижений этого процесса. Нескрываемая ирония, часто переходящая в сарказм, сопровождает авторское описание завоеваний науки в разные эпохи, и особенно открытий гордого своим научным взлетом XX века:

Перебирая длинную цепь исследователей и преобразователей мира, Волошин обнаруживает во главе ее символическую фигуру первоубийцы Каина, который совершил не только первое насилие над человеком, но и первое насилие над природой. Путь Каина — это путь насилия, он может привести только к мрачному и жестокому бездуховному миру, к трагическим мировым катастрофам. И вместе с тем вникающий в природу и тем более преобразующий ее человек не может не вызвать в ней тяжелых нарушений, последствия которых неизбежно испытает на себе, поскольку Вселенная есть единый строй и организм.

Любопытно, что физика XX века также пришла к выводу о серьезной роли искажений, вносимых инструментом познания в изучаемую систему. Особенно ярко это отразилось в принципе неопределенности Гейзенберга, утверждающем принципиальную невозможность одновременного точного знания двух взаимосвязанных величин, описывающих состояние частицы: чем точнее известна одна, тем менее определенной становится другая.

Согласно Волошину, разум не воплощает творческую функцию человека, скорее наоборот:

Разум

Научное познание по своей природе аналитично, склонно к разложению видимых реальностей на первоэлементы, в то время как задачей творчества является синтез, создание новых форм. Наука есть способ познания причинности и необходимости мира, притом познания, искаженного исторической перспективой, невозможностью выйти за пределы изучаемого процесса. А по Волошину именно мятеж против законов необходимости и естества является спасительным горением человеческой души. Он бессмыслен с точки зрения незыблемости законов природы, но преобразует внутренне самого человека.

«Научные» главы цикла «Путями Каина» поражают той же удивительной точностью, что и ранние стихи Волошина. Поэт непринужденно оперирует научно-историческими фактами, показывает солидное знание классических теорий и, что удивительнее всего, совершенно свободно обращается со сложными, зачастую чувственно непредставимыми понятиями современной ему физики, такими, например, как энтропия или кривизна пространства. При этом Волошин не просто вникает в эти понятия, а использует их в своих размышлениях о путях человечества.

Нужно сказать несколько слов об источниках научных знаний Волошина. Они очень солидны и авторитетны. На полках библиотеки поэта стоят испещренные его пометками книги Эйнштейна и Макса Борна, Иоффе и Анри Пуанкаре. Это не специальные научные труды, но популяризация науки на высочайшем уровне, авторское изложение самой сути физических теорий. Волошин пользуется этими источниками там, где речь заходит о современной науке, всегда, впрочем, оставляя за собой последнее слово и суждение. Приведу пример. В книге известнейшего английского астрофизика Эддингтона, вышедшей на русском языке в 1923 году, рукой поэта отмечены такие слова: «Мы сознаем искажение, вносимое в царство природы нашей узкой точкой зрения, с которой мы наблюдаем ее, и стараемся поместиться так, чтобы исключить это искажение — так, чтобы наблюдать то, что в самом деле есть. Но это тщетное стремление. Куда бы мы ни поставили нашу камеру, фотография необходимо оказывается двумерным изображением, искаженным соответственно законам перспективы; никогда нет точного сходства с самим предметом».

У Волошина в главе «Космос» цикла «Путями Каина»:

Здесь кончается изложение поэтически оформленной мысли Эддингтона. Далее — вывод:

Какое же, в конечном итоге, место занимает наука в мировоззрении и творчестве поэта Максимилиана Волошина? Как уживается гордость художника точностью своих произведений с уничтожительной характеристикой все разъедающего разума?

Вслушаемся в волошинские строки:

Самоотказ, самоограничение, самообуздание — вот чего требует от человека увеличение суммы знаний. Чем больше наша власть над природой, тем в более жесткие моральные рамки должен человек укладывать свое поведение. Не бездумное служение прихотям своего тела, не праздный интерес к механике мироздания — задача человеческой науки. Она является одним из поприщ любви — самой высокой и светлой способности человека.

Кажется, что Волошин пророчески предвидел наше время, когда человек реально вступил в конфликт с природой, которую теперь он зовет окружающей средой. Мы уже потеряли многие ценности — чистый воздух и чистую воду, прекрасные леса, удивительных животных. Сейчас мы пытаемся предпринять меры по охране и защите уцелевших природных богатств, но все эти меры будут тщетными, если в каждом из нас не будет звучать истинная любовь к природе, если каждый не будет готов во имя этой любви на самоограничение и на жертву.

По глубине охвата научной темы Волошину нет равных в поэзии XX века. Лишь в прошлом, в творениях гигантов типа Лукреция или Гёте мы находим подобный синтез науки, философии и поэзии. Но в их время наука была гораздо менее изощренной и расчлененной, чем в XX веке. Волошин шел по свежим следам сложнейшего научного процесса не только с пониманием, которое в его время само по себе было доступно немногим, но и с немедленной поэтической оценкой, с определением места этого процесса в общем ходе истории культуры. По Волошину путь познания и преобразования мира, путь «земного мятежа» представляет ценность не как средство к созданию удобств для современного человека как он есть, а как «первый шаг к пожарищам любви», как попытка «пересоздать себя», как способ