Ворчуны в бегах!

Глава первая Строим планы

— Лучик прав, — заявил мистер Ворчун.

— Ты о чём? — спросила миссис Ворчунья.

— Нам придётся пуститься в бега.

— Что-что?

— Пуститься в бега, — повторил Лучик и спрятал руки в карманы голубого платья, чтобы они не мёрзли.

— Зачем бежать? — возмутилась миссис Ворчунья. — Что нам мешает ехать в фургончике?

— Мы и будем в фургончике, чучело ты совиное, — объяснил мистер Ворчун.

Он быстро потерял терпение и весь раскраснелся от злости, выделяясь на фоне белых сугробов. Миссис Ворчунья посмотрела на мужа так, словно он из ума выжил.

— Тогда надо запрячь в него Пальчика, — напомнила она.

— Боюсь, нам придётся оставить Пальчика здесь, — сказал Лучик.

Красавец Пальчик — его личный слон — стоял рядом и пристально смотрел на Лучика своими умными глазами. Хоботом он рылся в большом пакете чёрствых булочек, слегка припорошённых снегом.

— Оставить? — переспросил мистер Ворчун. — А кто повезёт фургончик?

— Его мы тоже оставим, — ответил Лучик.

— Здесь? На этом месте? — уточнила миссис Ворчунья.

— На этом. На том. Какая разница, жена?

— Если Пальчика оставить здесь, ему придётся толкать фургончик, а он должен его тянуть, моллюск ты непробиваемый!

— Ничего он не должен, потому что фургончик никуда и не поедет, тесто ты песочное!

— Зуб акулий!

— Пачка маргарина!

Ворчуны частенько обменивались подобными любезностями. Точнее, выкрикивали их во весь голос. Такая у них была манера общения. Не подумайте, что они друг друга не любили. Очень даже любили. Некоторые супруги дарят своим вторым половинкам цветы, Ворчуны же предпочитают перебрасываться оскорблениями, а иногда — дынями.

— Ремень облезлый!

— Сирена визгливая!

Вот видите?

— В доме, — вмешался Лучик. — Мы оставим Пальчика здесь, в доме.

Он имел в виду поместье Великаннов (с двумя «н»).

— Почему? — потребовал ответа мистер Ворчун.

— Про Пальчика все знают, так что нас будут искать по слону… А маскировку для слона придумать сложно, — объяснил Лучик. Правда, он никогда и не пробовал.

Вот что называется разумным предположением. Даже если нацепить на Пальчика громадную маску с вытянутым носом, очками и фальшивыми усами, менее слоновным он не станет.

Да-да, слоновным. Именно так. Впрочем, это слово вам не попадётся ни в одном толковом словаре, разве что я доберусь до словаря раньше вас и успею его туда вписать.

Кого же Лучик подразумевал под «всеми»? Вот список этих четверых:

Лорд Великанн (с двумя «н») — любитель птиц и законный владелец поместья Великаннов (всё так же с двумя «н»), не расстаётся со своим попугаем Монти (с одной «н»);

Родни Лэзенби, также известный как Роддерс Лэзенби — бывший владелец компании «Разрушения Лэзенби»;

Майкл Облом — обладатель фальшивых усов, часто отзывается на имя Макс (брат Мэнди Облом, которая часто отзывается на имя Марта);

Томас Винкл — более известный как Твинкл, крупный, устрашающего вида господин в костюме птицы.

Все они — Великанн, Лэзенби, Облом и Твинкл — сидели в Твердокаменной тюрьме, пока не устроили побег.

Роддерс за свою жизнь совершил немало плохого, например обманом вытягивал у окружающих деньги. Но худшим его преступлением было то, что он запер свою милую старую мамочку в подвале. Вы не ослышались: он запер в подвале свою милую старую мамочку. И это ещё не всё! Лэзенби не оставил ей ни еды, ни воды. Несчастная умерла бы от голода и жажды, не догадайся она прорыть на волю подземный ход вставной челюстью.

В камере вместе с Роддерсом сидели трое других преступников: высокий лорд Великанн с похожим на клюв носом и речами более высокопарными, чем у Лэзенби (а это что-то да значит!); сомнительная личность Майкл Облом без фальшивых усов, отчего его верхняя губа казалась возмутительно ГОЛОЙ; и рослый незнакомец, к которому все обращались Твинкл, потому что он сам их об этом попросил, а с таким человеком лучше не спорить.

Лорд Великанн попал за решётку по целому ряду причин, начиная с хранения краденого имущества и заканчивая незаконно устроенным шоу фейерверков. Список преступлений Облома был куда БОЛЕЕ впечатляющим. Его обвиняли в неосторожном вождении, похищении человечка в бочке и в том, что он выдавал себя за усатого господина.

Позже всех в камеру попал Твинкл: всего за несколько недель до того, как созрел план побега. Любой при взгляде на него подумал бы, что громила навлёк на себя неприятности ограблением банка — причём без оружия, голыми руками, или незаконными драками с животными в зоопарке, но правда была неожиданной: он украл яйца. Нет, не обычные куриные яйца, которые можно купить в любом супермаркете, спешу добавить. Вовсе нет. Твинкл стащил невероятно редкие яйца птиц, находящихся под угрозой исчезновения, потому что он был без ума от птичьих яиц. Похищенное удалось найти — всё, кроме самого крупного, самого редкого яйца. Твинкл отказывался говорить, что с ним сталось.

Несколько лет назад лорд Великанн продавал садовые статуи из своего поместья, и купил их именно Твинкл. Он приехал за товаром, нарядившись в костюм орла с оранжевым клювом и лапками. Тяжёлую каменную статую он поднял с такой лёгкостью, будто она весила меньше живого человека из плоти и крови. Лорд Великанн наблюдал за ним с восхищением. Обычно для такой работы требовалось двое или трое не слишком хилых молодых людей.

А Твинкл даже не вспотел! Он ловко перенёс в грузовик вторую, третью и четвёртую статуи. На лице силача — насколько возможно было его разглядеть — не отражалось ни малейших признаков усталости.

На пассажирском сиденье грузовика Твинкла восседал пёс с огромной головой, состоящей почти полностью из пасти, а эта пасть, в свою очередь, состояла исключительно из ЗУБОВ. Звали его Саблезуб, и он, будучи послушным псом, не издавал ни звука, пока лорд Великанн не заглянул в окошечко. Саблезуб превратился в рычащий клубок ненависти, набросился на стекло и измазал его слюной.

Лорд Великанн с Твинклом легко нашли общий язык, потому что и Твинкл обожал птиц — вы, наверное, догадались по его костюму, и лорд Великанн их любил — тут несложно догадаться по сидевшему у него на плече попугаю. Стоило Твинклу сказать: «Мне нравится ваш попугай, милорд. У меня самого есть несколько видов попугаев», — как между ними тут же завязалась дружеская беседа. Твинкл упомянул свой птичник — большой вольер для птиц, занимавший весь задний двор его дома. Коллекция у него была впечатляющая, и лорд Великанн про себя предположил, что многие особи вылупились из украденных яиц.

Во второй раз эти любители птиц встретились в камере Твердокаменной тюрьмы. Как тесен мир! Заключённые не сразу поняли, как у них всех много общего (помимо того, что они преступники, попавшие в одну камеру одной тюрьмы), но однажды вечером, буквально за несколько минут до того, как погасили свет на ночь, Роддерс Лэзенби сказал Монти кое-что важное.

Монти заключённым не считался. Впрочем, можно было его и так назвать. Вот только он был не человеком, а попугаем лорда Великанна, о чём я недавно упоминал, и не привык к жизни в клетке, в отличие от большинства домашних птиц. Лорд Великанн не следовал примеру типичного владельца попугая и позволял Монти летать на свободе. Лорд любил своего питомца, и тот был сильно к нему привязан. Особенно Монти нравилось клевать хозяина. Вот почему попугай не бросил его светлость в беде и остался с ним.

Когда они вдвоём жили в поместье Великаннов, лорду Великанну ГОРАЗДО больше нравилось проводить время с Монти, чем со своей супругой, леди Ля-Ля, которая поселилась в свинарнике вместе со своей любимой свинкой Малинкой.

И уж КОНЕЧНО, лорд Великанн любил Монти намного больше пятерых своих слуг. Если бы кто из них укусил его светлость за нос, он впал бы в бешенство! А попугаю Монти лорд неоднократно (высокопарный вариант слова «часто») позволял себя клевать.

Лорду Великанну разрешили взять с собой в тюрьму Монти, но только при условии, что жить он будет в клетке (попугай, не его хозяин). Таким образом Монти тоже оказался заключённым. (А лицо лорда Великанна больше не покрывали наклеенные крест-накрест пластыри, потому что никто его теперь не клевал.)

Итак, тем судьбоносным вечером Роддерс Лэзенби направился к своей койке и, проходя мимо клетки, сказал:

— Спокойной ночи, Монти! Пора мне вздремнуть на этом отвратительном неудобном матрасе… И увидеть прекрасный сон о том, как я разделываюсь с Лучиком и мерзкими Ворчунами!

— Добр-р-рой ночи, Большенос! — крикнул Монти (он всех так называл).

Лорд Великанн, услышав, как Лэзенби упомянул Ворчунов, тут же приподнялся на нижней койке и отложил еженедельник «Всё о птицах», а Майкл Облом приподнялся на своей нижней койке и чуть не ударился головой о верхнюю койку Лэзенби. Твинкл уже крепко спал, и с верхней койки над лордом Великанном доносилось его тяжёлое дыхание, а матрас прогнулся под весом силача и теперь больше походил на гамак. Его светлость даже не думал жаловаться. Таким заключённым, как Твинкл, лучше позволять делать всё, что им вздумается.

— Я уж думал, разговор о Ворчунах больше не зайдёт, — пробормотал Майкл Облом. — Как и об их парнишке в голубом платье.

— Я правильно расслышал — вы говорили о Ворчунах, Лэзенби? — уточнил лорд Великанн.

— Да, лорд, говорил, — признал Лэзенби, отворачиваясь от клетки (лорд Великанн настаивал на том, чтобы его называли лордом). — А почему вы спрашиваете? Не то, чтобы мне не нравились допросы перед сном…

Прозвенел сигнал отбоя, и Лэзенби — в тюремной пижаме, как и его товарищи по камере, поспешно забрался на верхнюю койку. Охранник щёлкнул большим красным выключателем в конце коридора, и свет потух.

— Дело в том, что я очутился в тюрьме из-за Ворчунов, — прошептал лорд Великанн, и слова его, будто злобная оса с крошечной пилой, разрезали мрачную тишину. — Ворчунов и нелепого циркача, Ларри Крохса.

Его светлость был (почти) совершенно — ладно, может, лишь отчасти — неправ. Конечно, Лучик с Ворчунами присутствовали при его аресте, и фейерверками Ларри Крохса снабдил именно мистер Ворчун, а когда лорд Великанн вылез из окна поместья, приехала полиция и обвинила его в незаконном запуске фейерверков. Вот только Лучик пытался спасти поместье Великаннов и не имел никакого отношения к коварным замыслам Ларри Крохса. В воспалённом же мозгу лорда Великанна возникла уверенность в том, что Лучик, Ворчуны и Крохе действовали сообща.

— Эти Ворчуны — прекрасные люди, — произнёс Роддерс Лэзенби. — Грубые, неприветливые, отзывчивые до неприличия. Всем сердцем их ненавижу!

Ему вспомнилось, как его бросили связанным на корабле, затем отвели в участок, отдали под суд, публично унизили и, наконец, упрятали в тюрьму.

— И я, — шёпотом признался Облом, потирая затылок.

Ему вспомнилось, как ловко миссис Ворчунья запустила шиной в мотоцикл, на котором он ехал со своей сестрой Мэнди, и как неприятно было падать на твёрдую землю. — Они всё испортили: мои планы и мои вещи.

На самом деле непутёвые брат с сестрой попали в тюрьму из-за своего преступного образа жизни, но таким бандитам, как они, нравилось обвинять других в своих неудачах.

Ещё целый час узники злобно бормотали себе под нос проклятия, адресованные мистеру Ворчуну, миссис Ворчунье и их сыну Лучику, пока сон, наконец, не взял своё.

На следующее утро они вернулись к обсуждению заклятых врагов и разработали план. Твинкл внимательно прислушивался к разговору. Все четверо — пятеро, если считать Монти, — решили не ныть попусту, а попробовать устроить побег (причём не ради того, чтобы сменить имена и перебраться в соседнюю страну, навстречу новой жизни, а ради МЕСТИ) и выследить злополучную семейку Ворчунов.

Лорду Великанну нравилось слово «МЕСТЬ». В нём была чудесная буква «Т», похожая на шпагу, которой ему отчаянно хотелось бы кольнуть Ворчунов в мягкое место.

Твинкл ни слова не сказал про Ворчунов за всё время беседы, но трое его сокамерников не смели обсуждать план побега без этого грозного здоровяка. Они просто обязаны были предложить сбежать вместе. Вряд ли Твинклу понравится, если они выберутся на свободу без него. А разве можно насолить такому человеку, как Твинкл? Никто не рискнул бы его обидеть. Мало того, при побеге его недюжинная сила не помешала бы. Роддерс Лэзенби втайне побаивался мистера Ворчуна, а что уж говорить про ОБОИХ супругов! От них добра не жди.

Впрочем, первым делом заключённым предстояло сбежать. И, поверьте мне, они сбежали.