Молния Макгинти держала несколько кресел-колясок для самых разных целей. Больше всего ей нравилось лёгкое кресло-коляска из алюминия, покрытое блестящим хромом. Оно было не самым удобным, но очень подвижным, и на нём Молния с лёгкостью передвигалась и даже кружилась с немалой скоростью, а сидеть в нём было приятнее, чем в гоночных креслах-колясках без спинок.
Именно в этом кресле она с тревогой ожидала приезда Лучика и Ворчунов. Молния очень за них беспокоилась. Кроме того, бунгало казалось ей не самым лучшим убежищем. Кошмарный Роддерс Лэзенби был с ней знаком (об этом читайте в книжке «Ворчуны за бортом!»), а Обломы даже знали, где она живёт. Неужели Ворчуны не могли выбрать другое место, где их никто никогда не видел?
Впрочем, куда бы мистер Ворчун и миссис Ворчунья ни отправились, они нигде не сумели бы смешаться с толпой. Однажды в походе они случайно подожгли все окрестные палатки пылающими факелами для жонглирования. А когда они увязались за любителями птиц, миссис Ворчунья нечаянно села на необыкновенно редкую особь, которую бедняги как раз и искали. Не переживайте, птичке ничего не сделалось. Она выжила, только стала чуть площе и печальнее прежнего.
Ещё Ворчуны часто и громко кричали. Им нравилось смеяться и показывать на других пальцем. Конечно, смеяться и кричать на камешек у моря или овощ забавной формы — это не страшно, но мистер Ворчун и миссис Ворчунья привыкли смеяться над людьми. Порой они хихикали и показывали пальцем на тех, кто случайно уронил тарелку или наступил в коровью лепёшку, — словом, на несчастных, которым и без того было неудобно и стыдно. А из-за насмешек Ворчунов стыд становился невыносимым. Бывало, Ворчуны смеялись над окружающими без видимой на то причины.
Это тоже не очень-то хорошо, потому что бедняги, на которых они, дико хохоча, показывали пальцем, принимались гадать, ЧТО же с ними не так, ПОЧЕМУ над ними смеются и показывают на них пальцем? Неужели они сотворили глупость и не заметили? Или у них между зубами застряла еда и эта странная хохочущая парочка на той стороне дороги УВИДЕЛА ЕЁ ИЗДАЛЕКА?
Вот почему Молнию Макгинти одолевали мучительные, мучительные, мучительные — трижды мучительные — сомнения касательно затеи Ворчунов «залечь на дно».
Что ещё её беспокоило, так это мистер Ворчун — он всегда с неохотой заходил в бунгало Молнии. Обычно они разговаривали через дверь или окно. Порой даже через закрытое окно! Причиной тому была собачка Молнии Макгинти.
Мистер Ворчун не боялся, что Росинка — так звали собачку — его укусит. Совсем наоборот. Он опасался наступить или сесть на малышку. (Однажды он зашёл в бунгало и наступил на пищащую собачью игрушку. Тогда мистер Ворчун принял её за собачку и никак не мог забыть эту леденящую кровь историю. Конечно, у мистера Ворчуна много недостатков — о, список огромный! — но по крайней мере животных он любит.)
Так или иначе, Ворчуны решили спрятаться в бунгало Молнии, и она была слишком добра, чтобы им отказать.
Собака всё не шла у Твинкла из головы. Но думал он не о Росинке, маленькой собачке Молнии. Теперь, когда Облом воссоединился с Мэнди, Твинкл захотел, чтоб с ним был его пёс. (Если у тебя, дорогой читатель, хорошая память, то ты, вероятно, помнишь, что на шестнадцатой странице я упоминал о псе, сидящем в грузовике.)
— А теперь поехали за моим псом, — заявил Твинкл.
— Как за псом? — переспросил Облом. — Да от него же шерсть будет повсюду.
— А вот так, за псом, — подтвердил Твинкл, глядя на Облома (который и сам был довольно волосат).
— За вашим псом? — уточнил Лэзенби. — Чудесно! Чем больше народу, тем веселее. Кто знает, может, по пути нам удастся поймать дрессированную обезьянку.
— О, я его помню, — проговорил лорд Великанн. — Зубастый такой.
— Саблезуб, — напомнил Твинкл. — Его зовут Саблезуб.
— Ну что ж, вот поймаем Ворчунов — и отправитесь за своим… — начал было Облом.
— СПЕРВА пёс, — внушительно произнёс Твинкл.
— Л-л-ладно, — согласился Лэзенби. — Сперва пёс. — Никому из них не хотелось расстраивать гиганта в костюме птицы.
— Вообще говоря, отличная мысль, — заметил Великанн. — Если наш грозный друг сам по себе не способен напугать Ворчунов до такой степени, чтобы они начали во всём нас слушаться, то уж вдвоём с разъярённым Саблезубом он точно добьётся успеха.
— Прекрасно, — одобрил Облом.
— За дело! — воскликнул Лэзенби.
На том и порешили. Они заедут к Твинклу домой и заберут Саблезуба — собаку-рваку-и-кусаку, на-всех-врагов-нападаку.
Сев в поезд, компания принялась строить дальнейшие планы. Облом заметно повеселел с тех пор, как нарисовал над верхней губой усы и воссоединился с Мэнди. Он то и дело поглядывал на перебинтованную с головы до ног сестру, сидящую в углу.
— Так что же мы будем делать после того, как заберём Саблезуба? — поинтересовался Роддерс Лэзенби, откинувшись на спинку своего сиденья. Он чистил сваренное вкрутую яйцо, складывая кусочки скорлупы на большой белый хлопковый носовой платок, расстеленный у него на коленях.
— Устроим Ворчунам небольшой сюрприз, — проговорил Великанн.
— Но как же мы доберёмся до места, где нас ожидает чудесный огромный ящик, когда их схватим? — спросил Облом.
— Была у меня одна мыслишка…
Вне зависимости от того, какая такая мыслишка была у Твинкла, рассказ о ней пришлось отложить. Дверь купе отъехала в сторону, и в неё сунул нос Сэм Цент, кондуктор.
— Господа, предъявите, пожалуйста, билеты, — сказал он. И удивлённо посмотрел на лорда Великанна.
— В чём дело? — спросил тот.
— О, ни в чём! Простите, сэр! — сказал Цент, который моментально узнал лорда Великанна и которому было отлично известно, что тот должен сидеть в тюрьме. Сэм тут же придумал предлог для своей озадаченности. — Дело в том, что в соседнем купе едут Ворчуны. — И он кивнул головой туда, откуда только что пришёл. — А все, кто с ними знаком, прекрасно знают: встретил Ворчунов — жди беды.
Сбежавшие заключённые обменялись взглядами.
— Как вы сказали, Ворчуны? — уточнил Роддерс Лэзенби.
— Именно так. Мистер Ворчун, миссис Ворчунья и их сын Лучик, — подтвердил Сэм Цент, которому становилось решительно не по себе. Очень большой человек в очень большом костюме птицы улыбался ему как-то очень пугающе.
— Знаете ли вы, кто я такой? — внезапно спросил лорд Великанн таким грозным голосом, что сразу стало понятно — с ним шутки плохи.
— Нет, ваша светлость, — признался Сэм Цент.
Ой-ой. Очень зря он это сказал. Совсем как в тот день, когда он приготовил своей жене, миссис Цент, сюрприз ко дню рождения, а когда она пришла домой и спросила его, почему на камине стоит ваза с цветами, выпалил: «А, так это вовсе не праздничный сюрприз для тебя!»
Лорд Великанн внимательно на него посмотрел. Сэм вздохнул.
— Ну, то есть да, ваша светлость. Но… но райзве же вы… э-э-э… не должны быть в тюрьме?
Великанн взглянул на Лэзенби. Лэзенби — на Облома. Облом — на Великанна. Великанн — на Твинкла. А Твинкл? Твинкл схватил кондуктора, прежде чем тот успел понять, что происходит.
Мумифицированная Мэнди сидела на месте. Не прошло и пяти минут, как несчастного Сэма Цента скрутили, связали, заткнули ему рот обрывком старого мешка, позаимствованного в бесхозном гараже, и забросили его на багажную полку, прибитую над головами Лэзенби и Облома.
— В соседнем купе! — воскликнул лорд Великанн. — Какая удача!
— Большенос! — хрипло прокричал Монти.
А тем временем в купе по соседству миссис Ворчунья беспокойно ёрзала на своём сиденье.
— Ну сколько ещё? — спросила она.
— Сколько ещё что? — грозно поинтересовался мистер Ворчун.
Миссис Ворчунья оставила его слова без внимания.
Лучик развлекался тем, что выводил свое имя пальцем на запотевшем оконном стекле, положив подбородок на другую руку. Как я говорил по меньшей мере один раз, Ворчуны не были его родными родителями. Мистер Ворчун спас его, сняв с бельевой верёвки, на которую мальчика подвесили за уши, когда он был ещё совсем крохой. А потом мистер Ворчун подарил Лучика своей супруге. Но они воспитывали его очень старательно — хотя и безумно — и, несомненно, очень любили. Сам же Лучик помнил только блестящие ботинки отца и ангельский голос матери (этот голос пел ему песню о скачущих барашках, но он не мог припомнить ни мотива, ни слов, как ни старался).
Когда-то он думал, что его родителями были Агнес, кухарка и горничная из поместья Великаннов, и ее муж Умелец Джек (также известный как Джек-умелец). Потом он стал подозревать, что его папа и мама — это лорд и леди Великанн. Но ужасно обрадовался, когда выяснилось, что это не так. Теперь он почти совсем отчаялся узнать, кто его родители, — а уж встретиться с ними и подавно. Но капля надежды в нём всё же оставалась и постоянно напоминала о себе, будто крошечная заноза в пальце, о которой трудно забыть и не думать, хотя она и мала.
— Я голоден, — сообщил мистер Ворчун, стянув одеяло с головы.
— И глуп, — добавила миссис Ворчунья.
— Это-то да, — подтвердил он, чем невероятно удивил всю троицу. — А в поезде не продают еду? — Он куда больше привык путешествовать на крыше, с которой давно бы уже свалился.
— Тут есть буфет в отдельном вагоне, — сообщил Лучик. — Но ты же помнишь, что мы ото всех скрываемся?
— Как раз ты и мог бы принести нам чего-нибудь перекусить, — заявила миссис Ворчунья, которая тоже изрядно проголодалась. — Ты же совсем незаметный.
Лучик всмотрелся в своё отражение в маленьком зеркале, висящем на противоположной стене купе. Посмотрел на свои оттопыренные уши — одно ухо чуть выше другого, — на волосы, торчащие во все стороны. Подумал о своём голубом платье. Мысль о том, что он «совсем незаметный», показалась ему сомнительной.
— Мне кажется, лучше нам всем остаться тут, — проговорил Лучик.
— Полная чушь! — воскликнул мистер Ворчун. — Нам нужна еда. — Он запустил руку в карман и достал несколько монет, расплющенную пробку от бутылки и арахис в скорлупе. Арахис он съел, а всё остальное отдал Лучику, в том числе и кусочки от скорлупы.
— Мои вкусы ты знаешь, — проговорил он.
Ворчуны и Лучик чаще всего утоляли голод тем, что находили на дороге — останками животных, сбитых или раздавленных машинами. Шоссе служили для них постоянным источником бесплатного мяса. Лучик и сам не знал, действительно ли им нравился вкус такой еды, однако они ею питались. Но он был абсолютно уверен в том, что в вагоне-буфете ему не удастся купить сандвич с белкой или несколько порций рагу из барсука.
— Постараюсь найти что-нибудь, — пообещал Лучик.
Он вышел в коридор и начал подсчитывать жалкую горстку монет у него в кулаке, как вдруг его подсчёты прервал пугающе знакомый голос:
— …Не исключено, что для меня всё это закончится разбитым локтем или коленом…
Нет, не может быть…
—.. Хотя не то чтобы меня не радовала возможность поучаствовать в небольшой заварушке.
Ещё как может. «Так разговаривает только один человек, — подумалось Лучику. — Роддерс Лэзенби!»
Окна следующего купе, выходящие в коридор, были зашторены, но Лучик решился заглянуть в узкую щель сбоку… И чуть не ахнул от изумления. Там и в самом деле был Роддерс Лэзенби (но уже без полосатого костюма и галстука цвета лосося). А с ним рядом сидел лорд Великанн (вот только на лице у него уже не было привычных кусочков пластыря, приклеенных крест-накрест). А ещё Лучик увидел мужчину, известного ему под именем Макс (вот только теперь усы у него были не приклеенные, а нарисованные), ОГРОМНОГО человека в поношенном костюме птицы и незнакомого пассажира, перебинтованного с головы до ног. ТА САМАЯ ЧЕТВЁРКА ЗЛОДЕЕВ, КОТОРЫЕ ПОКЛЯЛИСЬ ПОЙМАТЬ ВОРЧУНОВ, ОКАЗАЛАСЬ С НИМИ В ОДНОМ ПОЕЗДЕ.
Лучик отскочил назад, забежал в своё купе и захлопнул за собой дверь.
— Быстро ты, — заметила миссис Ворчунья.
— Они здесь! — выпалил Лучик.
— Где? — поинтересовался мистер Ворчун, оглядываясь в поисках угощений.
— Лорд Великанн и все остальные. Они в соседнем купе!
— Что?! — вскричала миссис Ворчунья да так и застыла с широко раскрытым ртом. — Остановите поезд! Я дальше не поеду!
— Надо обо всём рассказать кондуктору, — быстро проговорил Лучик. — Тогда машинист свяжется с полицией, и их арестуют на следующей станции.
— И рисковать при этом жизнью? — уточнила миссис Ворчунья. — Нет уж, спасибо большое! — Она поднялась на ноги и распахнула наружную дверь. В купе ворвался холодный воздух, за окном проносился сельский пейзаж.
— Куда ты, жена? — прикрикнул мистер Ворчун. — Мы же едем, глупая ты унта! Если ты сейчас сойдёшь с поезда, то упадёшь и шею себе сломаешь.
— Что же нам тогда делать? — спросила „миссис Ворчунья, с трудом закрывая дверь.
— А они вообще знают, что мы здесь? Вот что мне интересно, — проговорил мистер Ворчун.
— А как ещё объяснить, что они сели с нами на один поезд, пап? — спросил Лучик.
— Хм-м-м. А это точно они?
— Точно-преточно.
— Хочу сам взглянуть, — заявил мистер Ворчун.
Он встал со своего места и направился к двери в коридор.
— Нет, папа, подожди! — с неподдельным страхом выкрикнул Лучик. — Если они тебя заметят, нам грозят ужасные неприятности. Насколько нам известно, они вооружены и очень опасны.
— Я буду соблюдать осторожность и двигаться с бесшумностью пантеры, — пообещал мистер Ворчун, страшно гордый тем, что использовал (причём к месту!) умное слово «бесшумность».
— Но это слишком опасно, — проговорил Лучик. — Давай лучше я схожу поищу кондукто…
— Я решил, и мне уже не отмазаться, — заявил мистер Ворчун.
— А я решила намазаться! — сообщила миссис Ворчунья.
— Чем, женщина? У тебя же нет косметики!
— Конечно, нет, я же пока только решила! — отрезала она в ответ.
— Они наверняка опасны, — проговорил Лучик. — Откуда нам знать, что у них нет сообщников? Или оружия? В Твердокаменной тюрьме они наверняка сидели с настоящими головорезами. Этот самый
Твинкл выглядит очень страшно. Пап, он настоящий великан.
— Я готов пойти на риск! — объявил — мистер Ворчун, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие, — на случай, если его заметят. Он хотел было схватить Шоколадного Пряника — подставку для двери в виде кота, принадлежавшую миссис Ворчунье, но та его опередила.
— Ну уж нет! — воскликнула она. — Если ты идёшь на разведку, чтобы проверить, не ошибся ли Лучик, я тоже пойду на разведку, чтобы проверить, не ошибёшься ли ты. А Шоколадный Пряник отправится со мной и будет меня защищать. — Она бросила чучело ежа мужу в руки иголками вперёд. — Вот, возьми-ка Колючку, — посоветовала она.
Лучику вовсе не казалось, что это хорошая затея, но отставать от родителей ему не хотелось, как не хотелось и допустить, чтобы Ворчуны полностью контролировали ситуацию.
…И вот, мистер Ворчун с Колючкой в руке, миссис Ворчунья с Шоколадным Пряником в руке и Лучик с пустыми руками поползли по коридору фургона (простите, кажется, я что-то путаю: конечно же, вагона) на четвереньках.
— Они вон там, — тихонько прошептал Лучик, указывая на дверь в соседнее купе и окна, выходящие в коридор.
Мистер Ворчун поднял голову и заглянул в щель между стеной и шторой. Не считая связанного, разъярённого кондуктора на багажной полке и пятна птичьего помёта посреди пола, купе было совершенно пустым.