Воровка

Глава 43

— Ты снова употребляешь?

Когда Марисоль задала вопрос, мозг Эссейла не мог осознать, о чем она спрашивает, и девушка, словно почувствовав это, прошла в ванную и сказала, понизив голос:

— Об этом ты хотел поговорить со мной?

Я — не тот, кем ты меня считаешь. Я другой, не такой, как ты. Внешне я похож на человека, и ты любишь меня таким, но я…

— Эссейл! Марисоль!

Настойчивый голос, раздавшийся снизу, нельзя было игнорировать — это был Эрик, и в его тоне чувствовалась тревога.

Эссейл мгновенно потянулся к ближайшему ящику и достал заряженный пистолет.

— Что?!

— Миссис Карвальо! Она лишилась чувств!

Марисоль бросилась к двери, и Эссейл устремился следом… и только на полпути осознал свою наготу. Вернувшись, он спешно натянул халат… и по привычке оставил пистолет в руке.

Спустившись в кухню, первым делом он увидел резиновую подошву домашних тапочек Миссис Карвальо возле стола. На подошве был выбит антискользящий узор из маргариток, цветы были стертыми и немного грязными.

Она бы не хотела, чтобы их кто-нибудь увидел, мелькнула в голове глупая мысль, когда Эссейл подошел ближе и опустился на колени.

Марисоль уже сидела возле своей бабушки и судорожно взывала к женщине.

— Вовэ?

Она то и дело переключалась на испанский, слова наслаивались друг на друга, как охваченный паническим страхом табун лошадей, которые топтали более слабых особей.

— Что случилось? — требовательно спросил Эссейл.

Эрик покачал головой.

— Мы готовили у плиты. Она сидела здесь. Мы услышали странный звук, а потом она упала со стула.

— Звони Доктору Манелло…

Когда Эрик выхватил телефон и отошел в сторону, Эссейл прикоснулся к руке Марисоль. Когда она посмотрела на него, он сказал:

— Мы вызовем врача. Немедленно.

Марисоль сморгнула слезы.

— Мы не можем везти ее в больницу. В обычную больницу. Мы не… она здесь нелегально. Нельзя рисковать, ее депортируют.

— Не волнуйся. Мы позаботимся обо всем.

Когда Марисоль сосредоточилась на своей бабушке, Эрик подошел к Эссейлу и сказал на ухо:

— Доктор Манелло немедленно отправляет к нам медсестру. Он на машине выехал сюда, Док Джейн, по всей видимости, занята…

Раздался резкий стук в дверь, а потом женский голос:

— Это Элена.

Эвейл с Маркусом одновременно бросились к двери, и медсестра не тратила времени зря, обойдя стол и поставив сумку на пол.

— Марисоль, привет, — поздоровалась женщина. — Как зовут твою бабушку?

— Миссис Карвальо. — Марисоль похлопала по руке, которую держала. — Правда, вовэ, ведь тебя так зовут.

— Заболевания или особенности организма, о которых я должна знать? — спросила медсестра, достав манжету для измерения давления и стетоскоп.

— Нет, ничего, — ответила Сола.

— Она принимает какие-нибудь лекарства? — Когда Марисоль покачала головой, медсестра сказала: — В последнее время были недомогания?

— Нет. Она полностью здорова…

Эссейл отступил назад, становясь рядом с кузенами и Маркусом. Медсестра работала эффективно, но по ее лицу невозможно было ничего понять, пока она продолжала задавать вопросы, и Марисоль пришлось немного отстраниться, чтобы дать место женщине.

— Ты говоришь, что недавно она провела много времени в машине? — спросила Элена. — У нее раньше были проблемы с тромбозом…?

Сола пыталась сохранить голову ясной, отвечать на медицинские вопросы и поддерживать бабушку… но продолжала ускользать в прошлое… во времена, когда находила мать пьяную на полу.

Иногда пол был укрыт ковром. Порой это была плитка. Один раз — дерево.

Хотя нет, дважды.

Воспоминания пришли серией снимков, которые сопровождали запахи… неприятные. От алкоголиков всегда пахло неприятно — рвотой, телесными запахами, перегаром с привкусом не только последней кварты выпитой текилы, но и нездорового, гниющего организма.

Ее бабушка ни разу не напивалась. Если говорила, что придет, то всегда держала слово. Ни разу не подняла руку в гневе и не ругала девочку только за то, что она появилась на свет. Не пыталась совершить самоубийство, Соле не приходилось выбивать таблетки из ее рук. Не пропадала на несколько дней кряду, оставляя ее без денег на еду. Она даже ни разу не проспала.

Видя бабушку на полу, Сола застряла между двумя крайностями своего детства, и было невозможно сдержаться и не начать молиться сквозь слезы.

На этой ноте она подняла взгляд на Эвейла… просто он стоял ближе.

— Спустись в ее спальню, четки лежат на Библии. Принесешь их сюда?

— Что такое четки? — спросил парень, направившись к двери, ведущей в подвал.

— Ожерелье с бусинами и крестом. Они там.

Она сосредоточилась на бабушке: медсестра светила фонариком сначала в ее правый, потом в левый глаз.

— Как думаешь, в чем дело? — спросила Сола. — Ты можешь сказать мне что-нибудь?

— Доктор Манелло в пути, я здесь для первичной помощи… пульс слабый, давление низкое, и, думаю, придется сделать анализ крови. Манелло лучше меня управляется с людьми.

Сола покачала головой на последних словах.

— Значит, ты не знаешь, чем вызван обморок?

— Нам нужно больше информации. — Элена улыбнулась своей пациентке. — Но вы в сознании, а это хороший знак. Миссис Карвальо, у вас что-нибудь болит? Головная боль? Боль в ногах?

Покачивание головой, означавшее «нет», пришло не сразу, но было уверенным.

— Вы можете сжать мои пальцы? — спросила она, положив в ее ладонь два пальца. — Можете? Хорошо. А этой стороной? Хорошо. Сколько пальцев я показываю? Три? Отлично. Миссис Карвальо, вы прошли все мои тесты.

— Вот чечетки.

Когда Эвэйл протянул цепочку с потертыми бусинами, Сола не стала поправлять его.

— Спасибо. Большое спасибо…

Раздался вой сирены, резкий и отдающийся болью в ушах, и все подскочили.

— Плита… черт! — Эссейл бросился и выключил что-то загоревшееся на конфорке. — Эрик… открой дверь. Нужно проветрить помещение от гари и дыма.

Краем глаза Сола отметила, как мужчины взяли кухонные полотенца и начали разгонять дым возле датчика сигнализации, последовавшая тишина стала облегчением, но нисколько не повлияла на реальную проблему.

Которая разрешится, когда бабушка сядет, сама встанет на ноги и начнет кричать на парней за то, что они проворонили картофель.

Элена поднялась.

— Я позвоню Доктору Манелло… он скоро приедет. Прошу меня извинить.

Сола кивнула медсестре, которая затем отошла в угол, прижала телефон к уху и тихо заговорила в трубку.

Наклонившись к бабушке, Сола вложила четки в руку вовэ и сказала на испанском:

— Не бросай меня.

— Ты выйдешь за него замуж, — сказала вовэ слабым голосом. — Выйдешь.

— Да, вовэ, хорошо.

— Обещаешь?

— Ты не умираешь.

— Это решать Господу, не мне. И я с радостью вернусь к Нему, зная, что тебя есть кому любить.

Сола вытерла глаза.

— Бабушка, ты никуда не уйдешь.

— Ты в безопасности с ним. Он смотрит на тебя… словно ты — целый мир. Это делает меня счастливой… сейчас я могу умереть счастливой.

— Перестань говорить такое.

— Дитя… — Бабушка, казалось, с усилием смогла сосредоточиться. Но потом она протянула руку и прикоснулась к лицу Солы. — Я стара. Мое время пришло… я не вечная. Но сейчас… я могу не бояться. Он позаботиться о тебе. Я… буду спокойна, если ты поклянешься сейчас… что выйдешь за него замуж.

Соле снова пришлось стереть слезы с глаз. Не верю. Это не могло происходить на самом деле, думала она. Она привезла бабушку на север не для того, чтобы вовэ умерла здесь.

Боже, я убила ее.

— Марисоль, поклянись мне. — Ее голос был слабым, но требование — железобетонным. — Иначе я не обрету покой.

— Я клянусь… я выйду за него.