Воскресенье

6.

Не будь я взрослым мужчиной, человеком среднего возраста, с давно сформировавшимся твердым характером, с высокой самооценкой и огромным жизненным опытом за плечами, я бы, наверное, упал в обморок от страха, услышав этот голос.

Но вместо этого я одеревенел — замер столбом, вытянувшись перед дверью с задранными вверх руками, и не мог ни пошевелиться, ни повернуть голову налево или направо. Я чувствовал, как пот каплями стекает по позвоночнику и, промочив резинку трусов, льется вниз по щели на заднице.

Меня парализовала мысль о том, что меня открыли и что с этого момента моя неинтересная среднестатистическая жизнь, вероятно, станет интересной выше среднего.

— Если ты будешь все время тут торчать, то тебя кто-нибудь увидит, и тогда нам обоим конец, — сказал голос и приказал мне снова лечь на пол и отползти подальше назад.

Я подчинился. А что еще я мог сделать? Я снова упал на живот, повернулся и пополз по-пластунски в том направлении, откуда доносился голос. Итак, я добрался до тяжелой занавески в глубине магазина, отодвинул ее в сторону и увидел очертания обычной женщины среднего возраста, сколько точно ей было лет, я с уверенностью определить не мог, но явно больше, чем мне. Не на много, но все же. Я подполз к ней и лишь услышал в темноте металлический звук браслетов у нее на руках, брякавших, когда она задергивала занавеску.

— Понимаешь, — прошептала она, — дверь сломана и открывается только снаружи, по крайней мере, я так думаю!

Я пытался получше разглядеть в темноте едва различимые контуры ее тела, представить себе ее одежду, волосы, руки, фигуру, как она сидела, свернувшись калачиком и прижав колени к подбородку, но не мог.

Мне и потом так и не удалось этого сделать, так что я описал ее, исходя лишь из слуховых и обонятельных ощущений, дошедших до моих испуганных органов чувств и достигших моего паникующего мозга: я уловил ее дыхание, пропитанное сигаретным дымом, духи, чье качество я не берусь определить, запах пота, к которому примешивался аромат ацетона от пропотевшей одежды, звук металлических браслетов — которых у нее, по-видимому, было немало — как они позвякивают в темноте, когда она пытается даже в такой тягостной ситуации поправить прическу, и, наконец, холод ее ладони, которой она держала меня за локоть, с одной стороны это выглядело так, будто она боялась от меня отойти, а с другой — будто поймала и не отпускает.

Я отодвинулся немного в сторону, чтобы освободиться от сжимающей меня руки, и потянул ее к лучу света, падавшему снопом с потолка прямо вниз.

И тогда мы посмотрели друг другу в глаза. Или, скорее, в то, что можно было бы назвать глазами, потому что в полутьме сверкали одни только белки. На ней был периодически съезжавший парик, который она тщетно пыталась поправить — из-за того, что она сидела, прижавшись затылком к стене, он постоянно сползал ей на лоб. Я не мог точно определить ее вес, но она наверняка была тяжелее меня в то время, когда Марта перестала со мной разговаривать. Заметить это и сделать соответствующие выводы мне удалось благодаря ее белому костюму, который был ей тесен и который в темноте притягивал малейшие лучи света, исходящие извне.

Я шепчу:

— Не знаю, как вы попали в такую ситуацию, но я нахожусь здесь совсем не по тем причинам, по которым, как вы предполагаете, я здесь нахожусь.

Она шепчет:

— Не надо оправдываться, я долго наблюдала за вами, вы стояли, как статуя, перед открытой дверью магазина и совсем не колебались, войти или нет, вы просто ждали, чтобы никого не было рядом, то есть, чтобы никто вас не увидел, а потом воспользовались моментом…

Я шепчу:

— Неправда. Передо мной стояла дилемма, входить или нет, и я решил ее, поставив гражданские интересы выше своих собственных, поэтому и позволил себе войти, чтобы посмотреть, была ли открытая дверь результатом забывчивости или, может быть, речь шла о какой-либо противоправной деятельности. И в том, и в другом случае, уверяю вас, я собирался оповестить полицию.

Повышаем тон шепота:

— Что за чушь ты несешь! Давай, оповещай, и увидишь, что тут же станешь первым подозреваемым.

— Подозреваемым в чем, я же ничего не сделал.

— Ну, да, ничего не сделал, потому что дверь сломалась… а то бы…

— То, что, как вы думаете, сделал бы я, является ничем иным, как проекцией того, что вы сделали бы сами!

Она перешла на ты.

— Ты что, меня воровкой назвал?

— Я ничего такого не говорил, но все же должно быть какое-то логическое объяснение, как и почему вы оказались здесь, в этом месте… да еще при этом прячетесь за занавеской.

Она замолчала, и я не знаю, просто ли она не хотела больше ничего говорить, или ее молчание подтверждало мой тезис, что она оказалась тут таким же образом, как и я, что было более чем очевидно. Но я был полностью уверен, что ее не мучила философская дилемма, над которой размышлял я.

Я попытался разрядить напряженную ситуацию.

— Учитывая, что мы оба пришли сюда с честными намерениями, лучше всего подумать о том, как выйти из этой ситуации. Вы полностью уверены, что дверь сломана и не стоит пытаться открыть ее снова?

— Абсолютно. Я здесь давно и чего только ни испробовала!

— А вы уже осмотрели эту комнату, есть ли другой выход? Мне кажется, что там, сзади, хоть тут и темно, я вроде как видел дверь.

Она сказала, что ничего об этом не знает и не собирается ползать на животе по комнате в поисках выхода, и что мне лучше тоже не трепыхаться, пока мы не найдем решение. Голос ее дрожал. Но не от страха, а скорее от злости. В чем причина этого негодования, я в то время понять не смог.

Тогда я сказал ей, что не вижу другого выхода, кроме как позвонить хозяину. А потом мы объясним ему, как все случилось. Но как узнать его номер? Она шепнула мне, что мы не должны делать этого ни при каких обстоятельствах. Почему? Потому что нам никто не поверит. Взять хозяина и нас, обычных людей, к кому будет больше доверия у органов правосудия? Как мы докажем свои честные намерения?

Ее голос во время разговора напомнил мне одну мою тетку, которая всю жизнь постоянно ругала меня по любому поводу, и поэтому я решил взять дело в свои руки.

Я растянулся на полу во всю длину и выполз из-за занавески. Она пробормотала мне вслед, чтобы я не делал глупостей, но потом умолкла.

Я отправился на поиски.