Воспоминания

Глава 8. [Аренский]

Антон Степанович Аренский (1861–1906). Родился в Новгороде, отец его, доктор, играл на виолончели, мать была пианисткой. 7-л[етний] мальчик уже играл, а [в] 9 стал сочинять. Теорией музыки занимался сначала у Зикке, а затем в Петербургской] консерватории] у [257] и Римского — Корсакова. Блестяще окончив консерваторию] в [18]82 г[оду], он был приглашен преподавателем] в Москву по кл[ассу] гармонии и контрап[ункта], а потом был профессором] энциклопедии, фуги и свободного соч[инительства]. Последние годы жизни состоял директором Певческой капеллы в Петербурге][258]. Один из выдающихся русских композ[иторов], Аренский больше чем кто — либо подтверждает ту мысль, что истинное музыкальное творчество тесно связано с духовным миром творящего. Изящество изложения и благородство мыслей составляли существенное достоинство творчества Аренского. Он находился под сильным влиянием сначала Шопена, Мендельсона, а затем и Чайковского.

Многие из его романсов, некоторые] ф[орте]п[ианные] сочинения], трио d-moll принадлежат к образцовым произведениям, и все же как ни суров над ним приговор его учителя Р[имского] — Корсакова, но в нем есть доля справедливости: “По характеру таланта и композиторскому вкусу он ближе всего подходил к А. Рубинштейну], но силою сочинительского таланта уступал последнему. В молодости Аренский не изб[ег некоторого] моего влияния, впоследствии влияния Чайковского. Забыт он будет скоро…”[259]А между тем, повторяю, Аренский не только много обещал, но даже дал в своих произведениях. Я помню его оканчивающим консерваторию].

Скромный, деликатный, изящный — он производил самое благоприятное впечатление. Первые годы его преподавательской деятельности в Москве (и тогда же он создал много хорошего) сделали его любимцем учащихся. Это была лучшая пора жизни Аренского. А затем его захватила московская безалаберная жизнь с кутежами и картами. То, чего более зрелый и сознательный Чайковский остерегся, вредно повлияло на более юного Аренского. Одно время он даже психически расстроился, но потом оправился. Прожигание жизни сказалось на творчестве. Оно измельчало, потеряло первоначальное изящество и благородство, — словом, композитор выдохся. Скромный учитель первых лет превратился в задорного полного насмешливой иронии профессора]. Отсюда и столкновения даже с таким учеником, как Скрябин.

Но все же трио d-moll, посвящ[енное] памяти К. Ю. Давыдова, является одним из прекраснейших в камерной литературе, опровергая до некоторой степени суровый приговор Римского[- Корсакова]. В нем проявились лучшие стороны дарования Аренского. В первой части можно проследить горячее стремление к чему — то прекрасному. Если Аренский желал дать образ замечательного чел[овека] и музыканта К. Ю. Дав[ыдова], то он нашел отзвук лучших стремлений покойного директора Петербургской] консерватории в своей душе. Scherzo[260] — по легкости и грации, изящества и воздушности не уступает лучшим “скерцо” Мендельсона, которые, несомненно, служили прообразом для Аренского. Элегия — венец сочинения. Здесь скорбь композитора вылилась с такою искренностью, простотой и изяществом, что глубоко трогает всякого, кто его прослушает. Финал, борющийся с охватившим чувством скорби, несколько раз силится победить это чувство. Это почти удается, но вот звучит нежная и грустная тема, которая вызывает еще больший протест, приводящий, однако, к анданте, полному отзвуков пережитого и приводящему] к адажио, в котором первая тема 1‑й части вместо стремительности полно какой — то неизъяснимой размышляющей груст[и]. Но все заканчивается бурным allegro molto[261].

Молодость победила, и, несмотря на минор, чувствуется победа жизни над смертью.

Вспоминается мне сложный момент, как для нас, так и для камерного хора. Это было приблизительно в [1]901 г[оду], в мае мы объявили концерт в Ялте. В день концерта мы встретили Аренского, который для поправления здоровья жил в Ялте. В программе стояло его трио, и мы были особенно рады этой встрече. Вечером Аренский после исполнения трио сделался предметом самых горячих оваций со стороны очень чуткой и избранной публики. После этого мы провели с ним очень приятный вечер у композ[итора] Спендиаряна, у кот[орого] была чудная дача на берегу моря, но особенно хорошее впечатление произвел на меня Аренский, когда приехал к нам в гости в Гурзуф, где мы решили несколько дней передохнуть после концерта. Снова точно вернулась к нему прежняя простота, искренность и расположение к людям. Это были минуты незабвенные, проведенные на берегу моря с умирающим композитором. Тогда он чувствовал себя бодрым и был весел, остроумен и много шутил. Больше мы с ним не видались. В [1]906 г[оду] он умер от чахотки