Вечером мы ещё одну шутку придумали. Вот нырнул Коля Семихин с нашего берега, а вынырнул почти у кильковского. И была у Коли верёвка в руках.
Привязал он верёвку к лодке Шурки Шарова, а тут как раз по кильковскому прогону Шурка, бригадирский сынок, идёт. А с ним Тришка, у него руки все в бородавках. А с ними Надька, Шуркина сестра. А с нею Ленка-дачница, я таких зануд ещё не видел.
Пришли они к берегу, удочку разматывают, в нашу сторону даже не смотрят, будто нас на реке и нет. А мы-то ведь здесь: Санька с Ванькой рыбу ловят, Федяра пиявок дразнит, а у Коли верёвка в руках. Даже Куварин здесь, сидит, улиток из раковин выковыривает.
Надька вошла в лодку, а за нею и Ленка, дура дурой, хочется ей на нас посмотреть, а она не глядит.
Шурка стоит на берегу, в лодку не входит. «Ну что же ты, — думаю, — Шура, входи, входи!»
— Вы, мальчики, с берега пока половите, — говорит Надька, — а мы в заводь сплаваем.
Кувшинок, значит, захотели нарвать.
Наконец и Шурка голос подал:
— Ну что, равки, клюёт?
— Пока нет, — отвечаю, — но, может, ещё и клюнет.
— Да они никак на верёвку ловят!.. — крикнул Тришка. — Равки-то совсем помешались, на верёвку щуку хотят поймать!
— Щуку не щуку, — говорю, — а какая-нибудь килька, может, и клюнет.
Коля от смеха давится. Лодка-то ведь их привязана, а конец верёвки у Коли в руках!
Надька вывела лодку в тростники. Коля знай себе верёвку отпускает. Это я такую большую верёвку принёс.
Ленка с Надькой уселись вместе на корме и вдруг как затянут:
Как в одном небольшом городке-е
Колумбина с семьёю жила-а…
Это ж надо такую молитву выдумать! Неужто в Килькове других песен нет?
Мы иначе поём. Коля Семихин у нас очень хорошо песни запевает. Я его подтолкнул: давай, мол, Коля. И мы как заорём:
Каменный век — эгей!
Пещера среди гор!
И человек — эгей!
Несёт в руке топор!
«Эгей» — это припев такой, он у Федяры лучше всех получается. Прямо непонятно, такой маленький, а голосина у него истошный, даже в ушах звенит. Этой песне нас брат Паша научил, когда в отпуск весной приезжал. Весёлая песня! Когда её поёшь, нужно руками и ногами всякие кренделя выделывать.
Э-э-ей, мама Ева!
Э-э-ей, папа Адам!
Э-э-ей, маму съели!
Э-э-ей, папу не дам!
Шурка с Тришкой на нас уставились и хохочут, а Надька с Ленкой, что ты скажешь, ноль внимания, знай свою молитву тянут, распевают про Колумбину. Слушать тошно!
Шурка кричит:
— Эй вы, рыбаки в кавычках, давайте ещё!
Я говорю:
— Сами-то вы в скобках!..
Шурка подумал и говорит:
— А вы с вопросительным знаком!..
— А вы кильки! — кричу. — Эй, кильки, килечки! Вас самих надо ловить и в банке мариновать!
Потянули мы верёвку, лодка сначала пошла тяжело, девчонки ничего даже и не заметили. Но потом лодка стала всё быстрее от тростников отдаляться, Надька тут и крикнула:
— Ой, а куда ж это мы плывём?..
— Ага-а! — закричали мы. — Попались!..
И давай изо всех сил тянуть верёвку.
А Надька в лодке вскочила и орёт:
— Отпустите!.. Слышите, отпустите!
— Вы чего там? — кричит Шурка.
— Клюёт рыбка, клюёт!
— Дураки!.. Отпустите сейчас же, чего мы вам сделали?..
Шурка вопит на берегу:
— Надька, развязывай верёвку, чего орёшь!
— Кильки, какие крупные кильки! — кричим мы. — Тянем-потянем! Тянем-потянем!.. Эге-е!.. Ого-го-о!..
Лодка уже совсем к нашему берегу приблизилась. И тут Надька с Ленкой сели тихонько на корме и стали реветь.
А я, честно скажу, не могу терпеть, когда ревут девчонки. Крикнул я нашим ребятам:
— Погодите тянуть!.. Да ну их!..
Вынул я перочинный нож, зажал его зубами и к лодке поплыл. Девчонки как увидели в зубах у меня нож, так и замерли. Надька-то реветь совсем перестала, а Ленка как завизжит:
— Ай, ай, ай! Режу-ут!..
Ну, думаю, пока доплыву до лодки, ты криком всю деревню соберёшь. Пропадай моя верёвка! И разрезал её чуть ли не посередине.
Девчонки увидели это, успокоились, Надька стала к берегу грести, а Ленка кричит:
— Вот равки, думают, мы их испугались! Я нарочно визжала!
Надька говорит:
— Пусть бы только вытянули, я бы этому Антошке-картошке все глаза выцарапала.
И запели как ни в чём не бывало, только громче прежнего:
Знать, судьба их такая была-а…
Так погибли они, оба друга-а.
Ну не зануды ли? Верёвка-то теперь пропала. И рубаху свою я только зря измочил.