Война без людей

Глава 17 Прямо как в кино

В момент, когда всё началось, мы с дедом лаконично срались, пытаясь теоретически выяснить, с какой силой я могу шарахнуть по двери так, чтобы в последствии не повредить себя и тем более огневика, вовсе не являвшегося богатырём. Что-то делать надо было, это понимали оба, потому что оба, в силу возраста и жизненного опыта, прекрасно понимали: лицо дуры, озаренной гениальным решением — это к очень большим проблемам!

…особенно для сидящих в мышеловке крыс.

— Да не надо бить, парень, — уговаривал в тот момент меня огненный дед, — Стоим, ждём. Снаружи она ничем по нам шарахнуть не сможет, а дверь откроет — тут либо ты уклонишься, либо её ко мне бросишь!

Только он договорил, как начали наливаться неярким, белым, но почему-то сильно режущим глаза светом четыре огромных круглых лампы на потолке. Только начали, а я уже лупил в дверь кулаком что было силы!

И… удар оказался обычным. Слабым. Человеческим.

Взвыв от боли, я, схватившись за расшибленную руку, упал на жопу, чувствуя такую знакомую подавляющую слабость. Резь в глазах от ламп, оказавшихся прямо перед рожей, вообще ошеломила, я еле разобрал хрип старого пердуна, тоже упавшего на четыре кости. Я чувствовал себя распятой лягушкой в микроволновке, медленно и со вкусом запекающейся на радость какому-нибудь оголтелому гурману. Мышцы ломало, виски давила сверлящая боль, из горла вырывался хрип.

— Пожри таких моих бананов, сука! — донёсся до меня торжествующий и злобный женский вопль, — Контролёр х*ев! Говна кусок! Что ты, что Любимов! Предатели Родины! Паскуда! А!!! Сдох уже?! Ха!!

Плохо. Горячо. Больно. Сил нет. Никаких. Ни тех, ни тех. Дед помер. Машка орёт. Торжествует, сука, селянка. Ей бы дровни, да путь обновить. На х*й!

…это мы сейчас… устроим.

— Ты забыла…? — хриплю я, переворачиваясь на живот и отжимаясь на руках, — А, Машундра?

Она забыла. Нет, она не знала, конечно, как я больной куклой провёл несколько дней, живя в кошмаре полного бессилия. Но она была там в Стакомске, когда люди Валиаччи врубили прерыватель. Её, Машку, я и отбросил, как промокашку, когда рванул к своим, спасать их от ходячего мертвеца. Всего-то надо знатно пересраться. Сейчас-то мне не с чего, свои где-то там в тепле чаи гоняют и жопы чешут, но, знаете, что, дорогая публика? По проторенной дорожке и дурак пройти может.

Главное, взвинтить себя до предела и за ним.

— Забыла, коза драная? — тяжело дышу я, уставившись на обомлевшую неогенку, — Забыла Стакомск?! Террористка гребаная!

— Ты труп! — очухавшись, срывается Машка на совсем уж пронзительный визг, — Мертвец! От этого никто не выживал, понял?! Старик сдох! Ты тоже сдохнешь! Ничто тебя не спасёт!

— Тебя тоже, — улыбаюсь я так, что мышцы едва не рвут уголки рта, — Выражение… лица… сучка. Я его видел много… раз. У тех, кто смотрел мне… в глаза!

…и начинаю кричать. Мне больно и горячо. Не только снаружи, но теперь и изнутри, оттуда, откуда рвется энергия источника, преодолевшего искусственный прерыватель. Не обращаю внимания на бледную, как смерть, неогенку, на ужас, возникший на её лице. Таком знакомом, почти родном, совершенно не созданном для подобной жалкой гримасы.…Как? Почему я её вижу? Мои глаза же направлены в пол, чтобы хоть немного ослабить это чудовищное жжение…?

Находит помутнение. Вроде бы я и здесь, и не здесь. Стою и ору, поджариваемый смертельным излучением, а вроде и наблюдаю всё со стороны. Себя, Машку, лежащего в луже вытекающей изо рта крови огненного деда. Всё это здоровое здание, которое, как оказалось, находится прямо на красивейшем обрыве над живописным морским берегом. В городе. Большом таком.

Потом что-то лопается. Где? Не знаю. Не вижу. Я куда-то бегу и когда на моем пути появляется что-то твердое — бью по нему кулаком. От каждого удара всё переворачивается, я переворачиваюсь тоже. Жжение, зуд, полнейшая дезориентация. Ничего не понимаю, просто ору и бью перед собой что есть силы, периодически попадая кулаками по пустоте. Вязкой пустоте. Затем следует удар уже по мне. Не от моих трепыханий, а нечто, пришедшей извне. Он срывает меня с места, поднимает в воздух, отправляет в полёт. Именно так, кувыркаясь куда-то, я рефлекторно меняю собственное состояние, вновь обретая зрение, осязание, слух…

…и даже чуть-чуть рассудка.

Ослепительное солнце, темно-синее море, сочная зелень побережья, белые облака. Всё это оглушает, ошеломляет, заставляет на несколько долгих секунд полностью забыть о терзающем изнутри зуде и жжении. Я лечу на высоте в несколько десятков метров над землей, блаженно впитывая в себя этот мир…

…а затем по мне хлопают две гигантские полупрозрачные розовые ладони.

Удар страшен, он сотрясает моё псевдоматериальное тело жуткой и резкой болью от нежеланной и неконтролируемой деформации, но я умудряюсь сохранить целостность, став на какое-то время огромным и тонким туманным бубликом. Сохраняя контроль чудовищным перенапряжением сил, нахожу взглядом своего врага — Машку. Она, голая, парит подо мной, по-прежнему в облике Окалины, на благоразумно далекой дистанции. За ней, там внизу, снова вижу этот крупный город, залитый солнечным светом.

Последнее для меня неважно. Гнев, даже ярость, хорошо глушат внутреннее жжение, а оно, наоборот, разжигает их. Не угомонилась, сука? Так получи сюрприз, который я готовил для тебя еще в камере!

Вектор полёта вверх, моментальное превращение в человека, запоминаю ощущение. Снова туман, снова вверх, снова в человека, но теперь уже размахнувшегося, держащего Машку в прицеле. Залп! Неогенку, летящую чуть ли не пузом кверху и пытающуюся догнать меня своими розовыми проекциями, сносит почти литровым комком густой и упругой слизи, которую я в неё кинул.

…и сносит очень мощно!

Она как будто получила из главного крейсерского калибра! Вон она здесь, а вот уже летит, постепенно превращаясь чуть ли не в точку, проламывающую крышу пятиэтажного здания! Огромные руки тут же исчезают!

Мало! Тварь нужно добить! Расплескать, сжечь, уничтожить! Хотя бы снести ей голову, размазать мозг в кровавую сыпь, обнулить личность этой «чистой»!

Устремляюсь вниз. Быстро. Соображать почти не соображаю, нечем. Зуд, жжение, злость, эйфория освободившегося человека, ярость, горечь обреченного, знающего, что успел поймать дозу смертельного излучения, радость… Я… рад? Да. Теперь не нужно бояться, не нужно переживать, планировать, незачем сдерживаться. Бояться за будущее, искать компромиссы, играть в дипломатию. Всё, финита. Я обречен. Эта сучка — тоже.

Только особого смысла все эти выводы не имеют!

Я просто хочу её грохнуть. И могу это сделать. И делаю!

Если тело сбитой девушки проделало в крыше аккуратную дырку, то я эту самую крышу разворачиваю основательно, обрушиваясь с небес настоящим облаком. Принимать человеческий облик не нужно, кажется, я стал сильнее и быстрее, этого хватает. Обломки, падающие камни, пыль в воздухе, кто-то орёт человеческим голосом определенно нецензурные вещи? Плевать! Ищем! Ищем нашу добычу!

Ага, вот она, пытается натянуть вслепую белый халатик. Уже сменила облик? Какая резкая. Смени-ка еще!

Следующий заряд слизи впиливается прямиком в обширную смуглую задницу невысокой фигурки, вынуждая Машку покинуть здание, но уже по другому вектору, сквозь стену.

Сразу же вылетаю за ней. Никакой пощады, никакого злословия. Нагнать и размозжить голову. Всё, точка. Каждое моё действие заточено только на это. Любой сопутствующий ущерб… не имеет смысла.

Она пытается контратаковать. Огнём изо рта, какими-то невнятными резкими вспышками и куда более медленными и опасными зарядами дезинтеграции, но я пропускаю всё это сквозь дыры в себе, одновременно метко плюясь в агента «Стигмы» маленькими дозами слизи. Прямо так, в динамичном и быстро меняющимся туманном облике. Слоновьей силы воздействия у них нет, но моя слизь и глаза? Не лучшая комбинация.

Почти настигаю её, но чертова Машка вспоминает, что умеет телепортироваться. В результате сам впечатываюсь после трансформации в и так уже получившее неогенкой здание, обваливая его несущую стену, а когда вытекаю туманом из продолжающих обваливаться кусков дома, вижу удирающую по воздуху сволочь, еще и помогающую себе прыжками телепортации.

Ярость.

— Не уйдешь… — рычу я, впадая в тотальное бешенство. Выражается оно в том, что я швыряю в удаляющуюся фигуру припаркованный у тротуара автомобиль. Попадаю, такой-то железякой сложно промазать…

Лечу к месту, куда упала моя добыча. Лечу быстро, прямо над землей, распихивая всё, что мне мешается. Всё и всех. Умные люди уже задали стрекача, так что под горячую руку попадаются лишь зеваки и идиоты, а между ними разница тоньше, чем из п*зды волосок. Ладно, детей и женщин огибаю, остальных не жалко. Херовый из меня турист, да? Подайте в суд!

Вот здесь у нас всё хорошо, да, очень хорошо. Проклятую дуру-психопатку мало того, что прибило машиной к асфальту, так еще и переломало так, что та никак не может сообразить, как двигаться. Руки, ноги, тело, всё переломано, но открытые раны уже заросли самым причудливым образом, превратив этого мутанта в нечто, довольно отвратительное на вид. Впрочем, мне всё равно. Определив, где в этом месиве её голова, кидаюсь туда, трансформируясь по дороге в человека. Надо разрушить мозг!!

И снова — почти. Чуть-чуть мне не хватает, чтобы дотянуться пяткой до пустоголовой башки этой ментальной калеки — тело сдавливает железной хваткой, а моментально отбрасывает с огромной силой. Я лечу вверх тормашками черт знает куда, снося по пути что-то или кого-то, пролетаю через стекло, столы, стулья, людей, сношу ряд мотоциклов и втыкаюсь в автобус, проминая его посередине.

Ярость. Досада. Зуд. Жжение. Всё это почти невыносимо и так, а когда выбираюсь из согнутого железа и вижу над улицей, в воздухе, несколько десятков человек, замерших компактной группой прямо над машиной, под которой осталась эта Машка…

…я окончательно теряю над собой контроль.

Всё, что изначально хотела Ванда — так это вернуться в свою любимую Францию. Да, она хотела служить своей стране и служила, но в комфорте, в цивилизованных местах, прилетая после рабочего дня в свою скромную шестикомнатную квартиру на Тампле. Меньшего ей, как одной из самых лояльных и мощных «нео» не полагалось. Это была хорошая жизнь… ровно до момента, когда пришли серьезные люди и крайне убедительно «попросили» её присоединиться к рейду.

Для неё подобное было почти шоком, всё-таки ценность Ванды была настолько велика, что даже «Чистота» во Франции не смела упоминать её имя в негативном ключе, однако… задумывалось нечто важное. Когда ей пояснили, какие еще люди примут участие в этом так называемом «рейде», у Ванды пропало малейшее желание протестовать. Просто за отсутствием смысла в подобном! Всего лишь привезти ребенка. Пусть от этих проклятых варварских комми, но всего лишь позаботиться о малыше! Может, немного поискать, но, послушайте, мадемуазель, всё это невероятно важно, а ваш отряд лишь страховка!

Как же! Кто набирает в страховку целую команду знаменитостей со всего света?! Самых сильных, самых эффективных, тех, кого специально просят сдерживаться на публичных акциях, чтобы не затмевать совсем уж других!

Ванда поняла, что дело серьезней некуда, когда они были вынуждены вступить в бой с солдатами русских, прямо посреди русского города. Зная, как на подобное среагирует Союз, женщина трижды благословила себя за то, что не начала тогда спорить и отказываться — игра шла по самым крупным ставкам. Это поняли и другие, терпеливо сидя в холоде подводной лодки, а затем и самолёта, пока их переносили с места на место в погоне за удирающим мальчиком и его свитой. Его… командой. Надо же, «чистые»! Бессмертные, вечно юные, неспящие… почти миф. Почти.

В их рейдовой команде тут же началось горячее обсуждение, какой может быть награда за захват троих «чистых». Ведь правду говорят, что если уничтожить их мозг, то подобный бессмертный отрастит новый, став младенцем, которого можно воспитать как угодно?!

Но потом… потом случился этот. Нечистый. Знаменитый Симулянт, про которого ходило так много слухов. Повелитель Кошмаров, Суперэкспат, Человек-Облако. Только в этих слухах что-то ничего не было про то, что этот парень является тренированным убийцей! Чудовищем!

Ванду часами трясло, когда она лежала в своем номере на базе, куда их перенесли прямо из того побоища. Она боялась, как никогда раньше. И ведь этот русский не показал ничего особого, просто умение расползаться туманом по местности, стрельбу из четырех автоматов и… жестокость. Дикую и беспощадную. Он разогнал их как овец. Только Пламенеющий смог его победить. От Майкла Лайкерса, конечно, невозможно ожидать меньшего, но остальные! Merde! Даже она, с её почти пятнадцатью годами полевого опыта, и то бежала в страхе по снегу, не зная, что еще можно ожидать от неосапианта, уничтожившего целый десяток из их рейдерской команды!

За дни, пока они провели на базе, в тишине и покое, впечатления чуть улеглись, размылись. Они даже начали посещать местный спортзал, всерьез готовясь к моменту, что их чуть подрастерявшую в количестве команду вернут завершить дело. Да и Лайкерсу как раз требуется время на восстановление, герой в бою умудрился очень сильно потянуть спину…

А затем… А потом… Вот она, Ванда Лимье, висит в воздухе посреди живописного города Мар-дель-Плата, вместе со всеми остальными. Их подняли по тревоге — Симулянт вырвался на свободу, убив своего пленителя, Выжигателя. Приказ, переданный женщиной, которую сейчас извлекают телекинезом из-под обломков автомобиля, однозначен — уничтожить русского любой ценой. Немедленно. Всеми доступными способами.

— Это безумие! — прошепчет Ванда, тихо радуясь своей способности, окружающей её полем невидимости. Русского Иаким только что зашвырнул метров на двести, и они всей группой видели, что превратиться в туман он не успел. Значит, труп.

— Господа! — громко и на английском прозвучит радом с ней, от нервозного седого джентльмена с растрепанной шевелюрой, — Что будем делать, господа?! Мы не можем вернуться! Наше убежище…

Здание, в котором квартировали неосапианты, было почти полностью разрушено. От него по счастливой случайности уцелело лишь дальнее гостевое крыло, в котором как раз и проживали участники «рейда», но возвращаться в эти развалины не имело ни малейшего смысла. Они буквально зависли посреди крупного аргентинского города без каких-либо вариантов. Паникующего города, следует отметить. Люди кричали и разбегались, издалека слышались звуки сирен, везде стояли машины и общественный транспорт, из которых убежали водители и пассажиры.

Тут же послышались новые вопросы и на других языках.

— Что нам делать?

— Кто-нибудь знает русский? О чем кричит эта голая особа? Магда?! Магда, ты где?! Переведи нам!

— Это наш супернео, Лютер! Она умеет менять облик!

— Не похоже, чтобы она нас благодарила. Но я не понимаю, о чем она говорит. Ей нужна одежда? Где Магда?!

— Нет, кажется, тут дело в друг…

Договорить молодой чернокожий мужчина, носящий изящные золотые очки, не успевает — нечто, с жутким гулом-визгом прилетевшее непонятно откуда, сносит ему верхнюю часть туловища. Ударной воздушной волной невидимую Ванду откинет в сторону, и она, пытаясь обрести равновесие, будет слишком занята, стараясь не навернуться с десятка метров вниз на асфальт, но потом, когда француженка, недоуменно моргнув, проведет себя ладонью по лицу, то, находясь внутри своего поля невидимости, прекрасно сможет разглядеть кровь на своей ладони.

…правда, одним глазом. Второй будет взрезан куском тонкой золотой оправы, оторвавшейся от тех самых щегольских очков.

Навык невидимости, шок, паника и чувство бессилия из-за увечья иронией судьбы превратят Ванду Лимье в свидетельницу того, что будет происходить далее.

Француженка даже не успела как следует рассмотреть остатки своего глаза, стекающие ей в ладонь, как в воздухе засвистели новые снаряды в виде кирпичей и каких-то труб, вынуждая телекинетика массово распихивать его «пассажиров» по близстоящим закоулкам. Далеко не все успели спрятаться, два тела, встретившиеся со снарядами, летевшими на страшной скорости, упали туда, где ранее корчилась беспомощная русская.

Эта самая русская, улетая своим ходом, как раз и столкнется с находящейся в состоянии шока Вандой, схватит её, утащит за здание, а затем, ругнувшись на своем варварском языке, укусит себя до крови за ладонь, тут же прикладывая её раной к отсутствующему глазу француженки. Кровь вспенится розовым, заполняя рану, а сама Ванда потом почувствует себя намного-намного лучше. Боль уйдет, шок исчезнет, она снова начнет соображать.

Впрочем, сама русская это сделает не по доброте душевной, а чтобы использовать мадемуазель Лимье в качестве передвижного генератора поля невидимости. Маленькая, коренастая, определенно пребывающая в ярости, она, обняв Ванду сзади, будет таскать её как игрушку, постоянно шипя что-то на ухо. Возражать опытная неосапиантка даже не подумает, зная, какими страшными и разнообразными способностями обладает это чудовище. Их чудовище. Лучшая защита, которую только можно сейчас представить.

Затем, спустя три минуты кружения над улицами, они увидят его, Симулянта. Совершенно голый и пыльный, он, внезапно выскочив сквозь стеклянную витрину, оторвет голову Пауле Гарсия, известной всей Европе миловидной героине по прозвищу Пастушка, а затем со страшной силой швырнет её в сквайра Джейкоба Барнера, шедшего чуть впереди несчастной испанки. Барнер, как обладатель укрепляющей способности, лишь пошатнется, когда жуткий снаряд разбрызжется от контакта с его головой, а потом резко выбросит вперед правую руку, посылая во врага с десяток длинных острых игл, растущих у него под кожей предплечий. Иглы, безошибочно попав в цель, превратят верхнюю часть Симулянта в ежа, пробив тому, в том числе, и голову. Русская в ту секунду до боли сдавит ребра Ванды, шипя что-то счастливое, но поперхнется, когда голый парень просто сделает шаг вперед, размываясь на неуловимую долю секунды в зрении, а иглы, торчавшие в нём, просто-напросто упадут на асфальт. Он, еле заметным переходом из плоти в туман и обратно, просто избавится от смертельных ран.

Две зависшие в воздухе под невидимостью женщины станут свидетелями короткой, но невероятно свирепой стычки, в которой мужчины будут друг друга бить, швырять в стены, пытаться брать в захват или выбить глаза. В ближнем бою верх будет брать весьма известный у себя на родине англичанин, пока русский, сохраняя на лице совершенно безумное выражение, не покроет свои плечи и голову слизью, вынуждая не ожидавшего такого подвоха противника провалиться вперед. Сам сквайр успеет в падении разрядить иглы с другой руки, превратив живот парня в дуршлаг, но это ему ничего не даст. Не успеет голова англичанина коснуться асфальта, как Симулянт коротким и отработанным ударом воткнет ему пятку в поясницу, ломая позвоночник. А затем, переступив чуть выше и поднатужившись, оторвет голову, которая вылетит со своего места вместе с позвоночником.

Тогда-то Ванду и стошнит. Громко. Настолько, что русская перепугается, толкнет её в сторону лысого маньяка, а сама пустится в бегство, тут же куда-то подевавшись. Сама француженка, встретив, несмотря на невидимость, пустой взгляд на искаженном страшной гримасой лице, лишь тихо всхлипнет, зависнув на одном месте. Её от смерти в тот момент будет отделять отрезок времени меньше секунды, но она выживет — на чудовище выйдет их телекинетик, Иаким. Могущественный неосапиант, способный удерживать в воздухе полсотни человек.

Начнется бой, чудовищный, невозможный, потрясающий всякое воображение. Телекинетик будет швырять всем, до чего сможет дотянуться, в существо, способное моментально становиться клоком тумана, залечивая при этом свои повреждения. Симулянт будет пытаться добраться до висящего в воздухе мужчины, будет швырять в него камни и куски стен, будет избегать его захватов и самой настоящей шрапнели, атакующей с любых углов и векторов. Ванда в этот момент, забравшись на крышу соседнего здания, будет лежать и молиться Господу, чтобы её не задели эти снаряды.

Не заденут. Более того, ей даже повезет стать свидетельницей, как чудовищный русский умудрится обмануть телекинетика, схватив того за ноги и за руки тонкими веревками из своего же тумана. Затем, когда монстр резко разведет свои конечности в разные стороны, отделяя части Иакима друг от друга, мадемуазель Линье снова скорчится в рвотных спазмах.

Ей в этот черный день повезет еще неоднократно, пока женщина, перелетая с крыши на крышу, будет пытаться убраться куда подальше из Мар-дель-Плата. Симулянт будет уничтожать и их, и сам город, пользуясь направо и налево своей чудовищной силой и регенерацией. Он будет охотиться за участниками «рейда», заблудившимися в развалинах, будет падать на них с неба, будет подкрадываться, хватая за ноги и разрывая на части. Она, Ванда Линье, неоднократно еще услышит стоны, мольбы и крики о помощи.

Затем появятся они, почти сотня вооруженных людей в черной униформе, тяжело вооруженных и бронированных. Подмога, наверное, растерянно подумает пережидающая очередную схватку невидимая француженка, подмога, присланная их загадочным и могущественным нанимателем. Возможно, это действительно будет подмога, пусть и состоящая из простых людей. Возможно, они действительно будут прекрасными профессионалами своего дела, готовыми к любому исходу и даже самым опасным ситуациям.

Облаку, которое накроет всю полуразрушенную площадь, на которой появятся эти одетые в черное люди, — будет на все плевать. Оно, облако, просто зависнет на целых пять минут, легко удерживая сходящих с ума от ужаса солдат внутри себя. Тогда Линье поймет, что все обречены. Поймет ужас и отчаяние в глазах той русской, которую никто не понимал кроме Магды. Поймет, почему она пустилась наутёк, несмотря на то что считалась сильнейшей в мире.

Правда, это будет последнее, о чем подумает Ванда. Состав-заплатка, которой, как она думала, её исцелила Мария, окажется сложным и сильнодействующим стимулятором-коагулянтом с очень неприятными постэффектом в виде вскоре начавшихся приступов неконтролируемого смеха. Именно так, лежащую на крыше и смеющуюся взахлеб, он её и найдет.

И убьет.