Война без людей

Глава 5 Гадость ближнему

Никогда не блистал особым умом ни в первой, ни во второй жизни. Да и что взять с человека, в детстве повстречавшегося с таким чудом, как компьютерные игры? О, они тогда целиком овладели моим временем, лишь скупо выделяя крохи на все остальное. Не жалею, кстати. Однако, было кое-что, всего одна мысль, которая залетела мне в голову удивительно рано, где-то лет в десять. Великая мысль. Основополагающая. Трансцендентно-прозаическая, я бы сказал.

ВСЕ СРУТ.

Вот прямо говном! Кто регулярно, кто не регулярно, в этих нюансах ничего полезного нет, в отличие от самой общей идеи. Все гадят. Профессора, депутаты, президенты, принцы Чарльзы, дворники, отличники и двоечники. Тоненькие, хрупкие и изящные девочки тоже СРУТ. Даже если они принцессы или балерины. А может быть, даже особенно, потому что такие тонкие девочки и едят понемногу, и гадят, наверное, тоже по крошке. Но часто.

Не суть. Каким бы смешным высказывание не было, его смысл в том, что все мы люди, все мы человеки, как бы не хотелось обратного. А его очень хочется, потому что мы, гомосапиенсы — архинеприятные и мерзкие сволочи. Мы не хотим смотреть на товарища милиционера как на человека, мы хотим видеть в нем лишь защитника. Функцию. Также на продавщицу. На уборщицу. На депутата. Не понятно? Я говорю о взгляде мельком, о стереотипе, среди которых мы живем. По которым мы в жизни ориентируемся.

Я бросил ориентироваться еще в детстве, сразу же, как понял, что пожарный хочет не спасать нас от пожаров, а хочет пить дома пиво. Врач не лечит нас потому, что хочет, он простой человек со своей семьей, хобби и прочими хотелками, он нас лечит потому, что у него такая работа, он за неё деньги получает. И так буквально со всем. Даже самый умный, самый важный и самый толстый писатель срёт точно также, как это делает алкаш дядя Олег. Просто у писателя унитаз, а у Олега клумба тети Дуси, которая, внезапно, тоже срёт. Тетя, не Дуся. Ой, то есть не клумба.

Уничтожение стереотипов убирает и эмоциональный налет, с ними связанный. А жить без этого налета, поверьте, товарищи, куда ближе к реальности, чем нам обычно хочется.

К чему это я?

А вот к чему.

— Пош-шёл вон, собака! — именно с этими словами я, только что собственноручно вынесший мусор из собственного дома, отвесил несильного, буквально шуточного пинка человекообразной дряни, пять минут назад как пролезшей к нормальным людям.

Дрянь, издав полагающийся высшим приматам стон, зарылась своим очкастым жирным рылом прямиком в снег.

— Вы что себе позволяете?! — ко мне тут же подскочил ожидавший дрянь на улице человек в штатском, имеющий протокольную морду и жабьи тонкие губы. Правда, все это его богатство было весьма растянуто в гримасе шока первые секунды зрелища, но теперь оно вновь собралось назад, причем в явно немиролюбивую рожу.

— Не знаю твоего звания, но мне насрать, — процедил я, а затем ткнув пальцем в копошащуюся на снегу фигуру, рыкнул, — Только вот запомни, товарищ, запомни и другим передай — следующего я еще и обоссу, понятно?!

— Ты как… — мужик внезапно обнаружил себя болтающимся в воздухе. Поднять за лацканы его восемьдесят килограмм мне было совсем несложно.

— Пасть закрой, — сквозь маску глухо проговорил я, — Потом бери этот кусок говна и валите отсюда. Перед тем, как мне угрожать, включи мозги, подумай, чем мне, коморскому, вообще угрожать можно. Всосал? А теперь еще всасывай — вы отобрали у нас все разработки, понял? Теперь и еб*тесь с ними дальше сами. Сотрудничать я отказываюсь.

— Это… это так не останет-ся! — внезапно ожил собирающий себя с грязного снега лауреат премии Хаузера профессор кафедры кибернетических наук Московского Технологического Института, — Слы… ААааа!!!

Еще один пинок. Опять-таки легкий, но достаточный, чтобы лауреат набрал себе полную пасть ледяной грязи.

Изрядно замызганная «Чайка» стартовала с места как редкая модель «запорожца», в который воткнули шкодовский движок. Я смотрел в след уехавшим, сжимая и разжимая кулаки.

Еле сдержался. Честно. Вот еще чуть-чуть, и…

«Ну что вы как маленький, молодой человек». Покровительственная улыбка. «Мы же не дети. Ваш вклад в исследования недостаточно существенен, чтобы мы… ААА!!! Что вы делаете?! Немедленно поставьте меняяяЯЯя!!»

Недостаточно существенен. Сука. Недостаточно существенен! Мало того, что они нагло отжали наши с Янлинь разработки по дронам, так еще и не сумели в них разобраться! Точнее, сумели, всё-таки где мы, а где эти гребаные профессора и прочие доценты, но материалы (материалы!) — совсем другой вопрос. Программное обеспечение — тоже совсем другой вопрос! Наши наброски, иначе не назовешь, опирались на имевшиеся у меня воспоминания о материалах из другого мира. Пластик, углерод, компактные схемы, всё такое. Повторить в этом? Да, можно, но только используя дорогие и легкие ресурсы вроде титана. Пластиковая революция только начинается.

Не в материи дело. Советские ученые, при желании, дрон и из палладия соберут, бешеной собаке семь верст не крюк. А вот программная часть — это вопрос совсем иного уровня. Любой примитивный дрон является простой рамой с четырьмя винтами, передатчиком, приемником и парой релешек на схеме. Его любой школьник с зудом в жопе соберет. А вот разобраться в том, что мы понаписали, чтобы оно летало и управлялось — этот вопрос никак не для уважаемых ученых старой школы, тут нужен свой отдел разработки и тестирования этого самого программного обеспечения.

А где его взять? Предпосылок к тому, чтобы советские программисты росли и колосились десятками тысяч — нету. Компуктерные игры тут никто не изобрел, популяризация нулевая, отрасль развивается сугубо как технологическое ответвление. Поэтому и пришли к нам. Без поклона, почти с приказом.

— У нас будут проблемы, Витя, — пасмурная Янлинь, стоящая в одной майке на зимнем ветру, грустно смотрела на меня.

— Не волнуйся, — кровожадно оскалился я, — К этим неприятностям я давно готов.

Еще одна тернистая проблема этого Советского Союза. Неогены сильны, их способности эффектны, их дела обширно освещаются прессой, их любит публика. Но, превознося полезность нашей братии, необходимо держать марку и просто человекам. Наука — как раз является одной из монополий homo sapiens. Именно поэтому у нас так нагло и легко отжали разработки. Их постоянно отжимают, выдавая за достижения «простых советских ученых». Это нужно и… даже правильно. Баланс должен соблюдаться.

Только мне насрать. Нас с Янлинь нагло грабанули? Ладно, мы утёрлись. Но вот если наглости хватает на то, чтобы прийти еще и требовать не просто пальчиком показать, а «доделать»? Это уже за гранью добра и зла. А что у нас за гранью добра и зла? Правильно. Злой, коварный и неуравновешенный Витя, обладающий чуждым для этой вселенной опытом. Смешным, на самом деле, безобидным, но…

— Изотов!! — из интеркома почти показалась взбешенная голова моего любимого товарища майора, — Ко мне! Немедленно!!!

Выходя из «Жасминной тени» с ноутбуком и рулоном скатанных диаграмм, я улыбался так, что любой заглянувший мне под маску кархародон (это такая большая злая акула) уплыл бы на Северный Полюс и там бы повесился от зависти. Нашёл бы где и как, честно.

Говорят, что месть — это блюдо, которое надо подавать холодным. В целом, я полностью согласен с этой сентенцией, но с одним небольшим нюансом, уточняющим дырку, в которое нужно пропихивать это холодное блюдо. В этом случае еще и длинные сильные руки нужны, а они у меня есть.

— Витя… — устало и ласково встретило меня начальство, — Вот скажи мне, ты совсем ох*ел?

— Нет, еще немножко осталось, — сняв маску, я прямо посмотрел в глаза Окалине-старшей, — А если серьезно, товарищ майор…

— Если серьезно, то ты попал, Симулянт, — прорычала майор, — Ты попал, и меня за собой тащишь. Радиевский любимчик Цаплина и Стояловой, а знаешь, председателем чего является Цаплин? Ты…

— Нелла Аркадьевна, — я слегка повысил голос, — Мы можем ругаться, либо я могу вам предложить более интересную альтернативу! Видите же, что не с пустыми руками пришёл?

— Мне не нужна альтернатива! — рыкнула блондинка, — Мне нужно, чтобы вывалянный тобой в грязи Радиевский заткнулся! А знаешь, что еще круче?! Крики Березовского пять минут назад! Знаешь, кто такой Березовский? Генерал он у нас! А ты его обоссать пообещал! Яиц ему к тебе выехать не хватило, зато вонь поднял! Представляешь, какой шум они устраивают? Крики, что у меня в Стакомске люди от рук отбились, сейчас звенят в каждом коридоре Кремля! И Дома Науки! За час, Витя, *б тебя об угол! За час!

Взгромоздившаяся на ноги блондинка стояла, сверля меня взглядом и упершись руками в столешницу своего монстроподобного стола. Я же спокойно торчал напротив, сжимая подмышкой ноутбук, а в руке авоську с рулонами.

— Нелла Аркадьевна. У меня материалы на руках. Выделите мне помещение, видеокамеру, полчаса своего времени, и вам всё станет ясно. Потом вы этой записью заткнете столько ртов, сколько сочтете нужным.

— Ты так в себе уверен, Изотов? — процедила моя будущая теща, с хрустом сжимая кулаки.

Угу, как будто выбор у неё есть. Понимает же, что я, если удила закушу, то до конца пойду. А я их закусил.

— Да, уверен, — вздохнул я, — Скоро узнаете почему.

Презентация была простенькой и безыскусной. Всё-таки, я этим уже почти тридцать лет как не занимался, да и карандашами многое не сделаешь. Голая схематика, все простыми словами. Зато очень-очень доходчиво, а это было главным.

— Потенциал военного применения технологии крайне широк, — вещал я, красиво стоя с указкой сбоку от вывешенного графика, — Разведка, уничтожение огневых точек, огневое поражение бронированного транспорта противника. Триангуляция для наведения огня вслепую, приспособления для штурма закрытых помещений…

Дроны могли изменить все на поле боя. Их основной фишкой была именно дешевизна изготовления одной единицы, а универсальность поражала воображение. Технически, даже устройство, способное быстро и точно скинуть противопехотную гранату на голову окопавшимся, уже было рычагом, способным много что наворотить в тактике полевых боестолкновений. Литиевый аккумулятор, корпус из дешевого пластика, одноразовость оружия при многоразовости оператора. И все это благодаря маленьким четырехлопастным жужжалкам. Оружие индустрии. Мелкое, злое, бесконечное, безжалостное ко всем, кто не спрятался.

— Я имею серьезные основания предполагать, что в теории развитие программного обеспечения для «умного» оружия быстро достигнет стадии, когда можно будет выпускать беспилотные самолеты, управляемые с земли оператором, — наконец выдал я, — А также кластерные «рои» летающих роботов, с распределенной вычислительной сетью, способные к сложным маневрам и формациям. В общей перспективе развития этой отрасли…

Окалина слушала, окаменев всем, чем только можно. Она ни в одном месте не была ученой, но, как я уже и говорил, моя презентация была предельно доходчивой, а уж действующий командир подразделения вполне себе хорошо представляет — что такое граната, внезапно упавшая на твоих людей с высоты. Ночью. А я все говорил, говорил и говорил, постоянно упоминая, что всё, что нужно генералам — так это рабочий прототип, который можно изготовить из дорогостоящих материалов, плюс департамент разработки ПО, который разовьет и дополнит украденные у нас с Янлинь разработки.

От последней фразы майор поперхнулась, а я сменил тон, глядя в камеру.

— Прошу не считать меня человеком, ищущим личной выгоды или славы, кроме тех, что заслужены моим личным трудом. Я могу рассмотреть возможность вернуться к своей собственной разработке только при высочайших гарантиях, что сам и Цао Янлинь будем указаны как авторы идеи и основные разработчики проекта. Любая попытка продавить иное решение будет означать немедленное прекращение каких-либо переговоров на эту тему. Навсегда. Изотов Виктор Анатольевич, старший лейтенант КГБ, доклад закончил.

Щелкнув переключателем камеры, огромная блондинка начала тереть себе лицо. Красивая у меня будущая теща, что ни говори. Косметика? Пф, для слабаков. Родись красивой, занимайся собой, получи хороший артефакт — вот секрет успеха.

— Витя, зачем это тебе? — вздохнув, спросила она, поднимая голову, — Вот скажи, зачем?

— Затем, что вот это, — обвёл я рукой листы на стенах, — никак не продукт неогеники, товарищ майор. Это я и Янлинь. Может быть вам, Нелла Аркадьевна, это и непривычно, но вы, извините уж сердечно, человек. Вы родились, учились, сами пошли на службу, сами всего добились. Как человек. Вы пользовались этой системой, а она пользовалась вами. У меня же система забрала всё. Детство, молодость, возможность мирно жить и заниматься любимым делом. Из-за неё у меня руки в крови по локоть. Со всем этим можно смириться, но не со вседозволенностью. Я ничей не слуга. Ни ваш, ни генералов, ни Советского Союза Социалистических Республик. Что бы тому в очередной раз не понадобилось.

— Один в поле не воин, Изотов, — отчеканила майор, — В этом деле можешь на меня не рассчитывать. Единственное, что я могу для тебя сделать и сделаю — это упомяну в приложенном рапорте, что ты находишься на реабилитации после серьезнейшей психической травмы. Что ты, старший лейтенант, отстранен от службы и что я не несу за тебя ни малейшей ответственности, понятно?

— Это будет просто прекрасно, Нелла Аркадьевна, — удивил я женщину счастливой улыбкой, — Большего и не нужно.

— Ты что-то придумал, да? — напряглась Окалина, — Только смотри, Витя, втянешь в это Юльку…

— Втянул уже, — еще свободнее улыбнулся я, — Вы всё правильно сказали. Один в поле не воин, но вот приманка — просто отличная!

— Твою мать…

Люди часто упускают из внимания то, что на глаза им не лезет. Призраки? Ох, это же умнейшие неогены поколения, но что они делают? Сидят безвылазно в общежитии, возвращают себе эмоции? Получается? Замечательно. Только вот у призраков нет тех, кто заходит к ним на чай, стреляет трояк до получки, или там зовёт в гаражи. У них никого нет, поэтому они, как бы, невидимы. Однако, это уже живые люди. Пусть отстраненные, пусть… не суть важно. Главное, что про них забыли. А зря.

Это я дурак с почти нулевой «невой», уверенный, что всё равно рано или поздно сдохну, а вот товарищи призраки в таком исходе совершенно не уверены. И, когда они почувствовали вкус к жизни, эмоции и чувства, перед ними остро встал вопрос собственной защиты. Особенно на фоне возможного добровольно-принудительного посещения космоса.

Спросите меня зачем и на кой половой орган всё это мы затеяли? Что нам спокойно не жилось?

… чтобы нам спокойно жилось. Зашедший ко мне чуть ли не с ноги Радиевский, всей своей харей демонстрирующий, что он хозяин положения — явственный показатель того, в какой позе некоторые паразиты привыкли видеть неосапиантов.

— Виктор, повторюсь, я тебя не прикрою, вообще. У нас руки заняты так, что я спать ложусь с мыслью, как бы тебя сдёрнуть на службу. Вешаемся. И теперь еще эта твоя… как её… презентация. Ты очень уверенно всё объяснил.

— Вам понравилось?

— Издеваешься? Нет. Любое изменение баланса всегда ведет к крови, запомни это.

— Говорят, Нелла Аркадьевна, правила безопасности пишутся кровью. Сейчас она нужна для тех, кто возомнил неосапиантов игрушками. Зверьми. Послушными медведями на велосипеде, готовыми на всё за пайку.

— Меня уже почти тошнит от твоего пафоса, — скривилась женщина, закуривая, — Катись уже. Лечись. Воюй.

— Так и поступлю, — я начал послушно сворачиваться, — Только вот еще одна деталь для нашей широкой публики, товарищ майор…

— Что?!

— Недавно «Жасминную тень» обокрали, — проигнорировав возмущенный вопль богатырши, я демонстративно потыкал пальцем в переключатель, вырубающий маленькую и старенькую, но очень хорошо работающую благодаря стараниям Янлинь камеру в ноутбуке, — Как вы думаете, а могли эти нехорошие люди еще и обрывки наших с Цао наработок в Китай упереть, м?

Щелчок.

На выходе, я обернулся. Огромная блондинка молча смотрела на меня.

— Что, даже отнимать не будете?

— Зачем? — пожала женщина плечами, — Вижу, что ты… вы всё спланировали. Это не моя головная боль. Я тебя понимаю, Витя. Вас понимаю. Но мы разные. Я большую часть жизни креплю существующий порядок. Вы хотите… нет, вы работаете над новым. Нинка мне объяснила. Единственное, что мне жаль, так это то, какое чудовище вы придумали. Эти… дроны, да? Они изменят всё. Солдаты и так боятся неба, Витя.

— А мы боимся завтра, — вздохнул я, — Потому что может прийти очкастая свинья и всё забрать. Потому что нас могут, оправдываясь высшими интересами, которые вы защищаете, забросить всех в космос. Меня, Юльку, остальных. Просто как котят. До свидания, Нелла Аркадьевна.

— Давай, Изотов. Постарайся только никого не убивать.

— В планах не было. Только обоссу.

— Катись нахер!

Я и укатился. Сначала домой, свалить всё это добро, отдать ноутбук милой китаяночке, поцеловать мимо пролетающую Юльку, выдать щелбан по заднице подслушивающую перепалку Коробанова и Довлатовой Онахон (или Охахон), а затем, подкравшись к шатающейся вокруг пруда Викусику, утащить её по магазинам. Там мы накупили много вкусностей, которыми вечером и угостились, устроив общий сбор всех немногочисленных жителей общежития.

Это был просто скромный праздник на ровном месте. Такое сложно устроить в общаге, где нет столовой, а сплошь одни «нумера», но у нас на втором этаже главного корпуса был небольшой зальчик, в котором поместились все, включая даже призраков. Последние, возбужденные моим утренним дебютом, вполне нормально общались с окружающими, задавая, правда, множество личных вопросов. Особенно Викусику, пролезшей к нам внутрь на четвереньках. Бедная девочка, буквально зажатая стенами и людьми, не знала куда деваться и горела от смущения.

Было весело.

Паша и его девчонки решили, что это лучшее время, чтобы объявить о том, что они женятся. Это вызвало серию воплей нужного характера, а также подвыпивший Салиновский раскрыл хитрый план по использованию собственных способностей — он собирался чуть-чуть воздействовать на даму в ЗАГС-е, чтобы она нечетко прописала имя «Онахон» (или Охахон) так, чтобы как бы обе сестры имели возможность значиться её женами. Мы за это без задней мысли выпили, искренне радуясь за троицу балбесов. Те, впрочем, не собирались на этом останавливаться — мой белобрысый друг, с горем пополам научившийся кодить, собирался принять какую-то мелкую должность на кафедре, а вот его подруги хотели с поклоном пойти ко мне любимому, дабы я, подёргав ниточки, узнал, где и как могут пригодиться… супердератизаторы. Видимо, сестры преодолели свою брезгливость или, наоборот, подались лени (чтобы больше ничему не учиться). Я, конечно, пообещал.

Следующей внезапно высказалась Викусик, от которой Юлька отогнала призраков. Девушка решила пойти в школу милиции, на следователя. Тут её начали хором отговаривать, убеждая, что такого счастья ей и даром не надо, но Виктория Ползунова встала в позу (фигурально, конечно), а потом, твердо заявив, что она всё решила, хлопнула мой стакан с водкой, где было много-много «эсэски». Дальше мне пришлось банально делать ей коктейли, потому как подвыпившая великанша, понятия не имея о порошке, могла бы запросто израсходовать весь наш наличный запас водки. Тем не менее, Викусик оставалась в общежитии, что меня, безусловно, радовало.

…как и кислая физиономия лысой панкушки, взглядом провожающей каждый стопарик. Но Ленка у нас была теперь трезвее всех живых. Разумеется, мимо подогретого меня это пройти не могло, поэтому я насел на девушку, прилюдно домогаясь голосом и желая узнать, как и чем она теперь живёт.

…и чуть челюсть не потерял.

— В школу милиции иду! Вместе с Вичкой! — сердито махнула лысой головой на кивающую пьяненькую Викусика Ленка.

— Ты?! В милицию?! — я неприлично заржал, за что и получил под дых от насупившейся лысяшки.

— В меня, Вить, — как-то жалко ухмыльнулась Ленка, — Буквально вдолбили эти мысли. Как ты думаешь, кто?

Гм. Стыдно.

— Да и вообще, ты телевизор когда последний раз смотрел? — хмыкнул Коробанов, потирая сетку глубоких шрамов на левой руке, — Вообще знаешь, что в мире творится?

— Не знаю пока, уши не дошли, — вяло отмахнулся я, пытаясь вжиться в реальность, где мирные невинные девочки и разбитные панкушки мерным шагом идут вместе служить правопорядку.

Додумать мне не дали, потому что как раз мирная, невинная и подвыпившая девчуля на триста кило издала нетрезвый вопль:

— Васю привезли!!