Война за независимость Чили

Глава 5 Освободительный поход в Перу

После разгрома при Майпу роялисты отступили к Консепсьону. Осорио планировал организовать сопротивление в Талькауано, ожидая подкреплений из Перу для реванша. 12 мая Осорио сообщал в Лиму, что под его командой осталось 1200 человек, из которых только половина имела ружья[655]. Помимо регулярных войск весь юг от Чильяна до реки Био-Био был наводнен роялистскими отрядами партизан из «ополченцев короля». Войскам патриотов предстояла сложная борьба во враждебном окружении.

Несмотря на решимость вице-короля Песуэлы направить новую экспедиционную армию в Чили, он не смог собрать ни достаточных войск, ни средств для такого мероприятия. В сентябре 1818 г. Осорио принял решение вернуться в Лиму, оставив командование полковнику Х.Ф. Санчесу[656]. Часть армии, прежде всего артиллерия, были вывезены морем в Вальдивию и на остров Чилоэ, остававшиеся верными Испании. После сражения при Майпу шансов на реванш в Чили у роялистов не было никаких.

Создание Андской армии имело целью не только освобождение Чили, но и поход в Перу для уничтожения бастиона роялизма на континенте. После битвы при Чакабуко, когда весь юг Чили ещё оставался под контролем королевских войск, в марте 1817 г. Сан-Мартин отправился в Буэнос-Айрес для решения срочных проблем организации похода в Перу. Он собирался договориться о новых поставках вооружений и о выделении средств для покупки кораблей освободительной эскадры.

О’Хиггинс приказал арестовывать все испанские суда в портах Чили, задерживая их с перспективой переоборудования в военные корабли будущей чилийской эскадры. Первыми её кораблями стали суда, конфискованные патриотами в Вальпараисо и купленные у частных лиц, затем переделанные из торговых в военные, а также некоторые корсарские суда, добровольно вставшие на службу нового правительства Чили. 11 августа 1818 г. О’Хиггинс издал декрет о конфискации всех корсарских судов вместе с их командами[657]. Эти корабли переходили в собственность государства и включались в эскадру[658].

Чилийские корабли захватывали испанские суда и присоединяли их к своей всё растущей эскадре[659]. В мае 1818 г. правительственная газета сообщала о захвате испанских 40-пушечного фрегата «Эсмеральда» и бригантины «Песуэла». Тогда же эскадра пополнилась 84-пушечным кораблем и другими судами, прибывшими в Вальпараисо из Лондона, где они были приобретены агентами патриотического правительства[660].

Первым крупным успехом чилийской эскадры стал захват одного из лучших судов испанского флота, только что прибывшего из Европы фрегата «Мария Исабель» в бухте Талькауано в октябре 1818 г. Фрегат был переименован, получив имя О’Хиггинса[661]. В последующие дни были перехвачены транспортные суда, спешившие с оружием на помощь испанским войскам. Захват «Марии Исабель» и транспортов с оружием и солдатами имел большой резонанс в Испании и Лиме. В нем отличился командир отряда, захватившего корабли, М. Бланко Энкалада, после этого назначенный командиром эскадры в чине адмирала (ему было 28 лет)[662]. Эти и другие победы 1818 г. превратили чилийцев в хозяев южных морей.

После победы при Майпу Сан-Мартин вновь отправился в Буэнос-Айрес, будучи уполномочен правительством Чили осуществить приобретение судов там, где это будет возможно. Сан-Мартин вел переговоры с правителем Буэнос-Айреса Пуэйрредоном и другими членами ложи «Лаутаро» о дальнейшем ходе войны. Было решено нанести совместный удар чилийских и аргентинских войск в 5 тысяч солдат под единым командованием Сан-Мартина по столице Перу[663]. Для осуществления этой цели было необходимо создать флот.

Для приобретения судов Сан-Мартин привез с собой в Буэнос-Айрес 100 000 песо, предоставленных чилийским правительством. Пуэйрредон поддерживал эти начинания, но аргентинские суда были нужны для борьбы за занятый португальцами Монтевидео, и не могли быть использованы на Тихоокеанском театре военных действий. По убеждению Сан-Мартина, закупить корабли следовало в США. Туда была послана делегация, которая договорилась о строительстве двух сорокапушечных фрегатов.

Представители новых государств столкнулись там с большими трудностями. Американские власти не признавали независимость бывших испанских колоний, сами чилийцы и аргентинцы страдали от недостатка денежных средств и не могли получить займы. Чилийское правительство раздавало американцам патенты на пиратство у своих берегов против испанских торговых судов. Однако это не могло дать серьезных средств для закупки кораблей и вооружений. В результате чилийские представители были вынуждены подписывать кабальные договоры с американскими дельцами в счет гарантий от казначейства в Лиме, которое еще предстояло захватить[664]. С той же целью была послана делегация в Лондон.

К этому времени в Буэнос-Айресе уже находились два судна, приобретенные Х.М. Каррерой в США для похода в Чили. Пуэйрредон и Сан-Мартин не желали участия Карреры в делах Чили. Корабли были отобраны у Х.М. Карреры, а сам он в марте 1817 г. 665 арестован[665].

После битвы при Майпу все действия правительства О’Хиггинса были направлены на подготовку экспедиционной армии для освобождения Перу. Без ликвидации постоянной угрозы, исходящей от роялистской Лимы, было бессмысленно направлять большие ресурсы и войска на юг, где еще шла партизанская война в районе Арауко и оставались под испанским контролем крепость Вальдивия и остров Чилоэ.

Все средства, которыми могло располагать правительство, оно направляло на создание эскадры, подготовку её и войск к походу на север. Однако ресурсы страны были весьма ограничены, а перспектива помощи Буэнос-Айреса более чем сомнительна. Соседняя страна всё более погружалась в водоворот междоусобиц и анархии. Для упорядочения финансовых дел в стране 22 апреля 1818 г. О’Хиггинс подписал приказ о создании Чрезвычайной хунты по финансам во главе с Х.М. Инфанте[666].

Финансовая ситуация крайне беспокоила новые власти. Большую часть доходов государства составили принудительные займы, контрибуции и штрафы. В отчете правительства за март – апрель 1818 г. почти 50% доходов казны приходились именно на чрезвычайные формы обложения. Однако в разоренной стране дальнейшие возможности получения средств таким образом были очень ограничены. 95% расходов приходились на военные траты[667]. С момента победы при Майпу армия выросла на 1500 человек, достигнув 8176 солдат[668]. Долго содержать такую огромную армию Чили не могла. Было крайне необходимо ускорить подготовку экспедиции в Перу с надеждой, что там войска найдут ресурсы для своего содержания. К тому же военные опасались, что задержка даст возможность вице-королю получить подкрепления из Испании и лучше подготовиться к обороне.

По договоренности с Пуэйрредоном экспедиционная армия должна была получить деньги и от аргентинского, и от чилийского правительства. Пока чилийцы предпринимали отчаянные усилия, чтобы найти средства в своей бедной и разоренной войной стране, Буэнос-Айрес оказался неспособным выполнить свои обязательства. Только представленная Сан-Мартином отставка заставила аргентинское правительство выделить деньги за счет заимствований.

В октябре 1818 г. Сан-Мартин посчитал, что финансовые вопросы в целом решены и можно возвращаться в Чили. В феврале 1819 г. между Чили и Аргентиной был заключен формальный военный союз.

23 ноября 1818 г. чилийский Сенат принял решение о походе на Лиму. На следующий день власти собрали самых знатных и богатых жителей столицы. На собрание прибыл Сан-Мартин. Он сообщил, что экспедиционная армия будет состоять из 5400 пехотинцев, 400 артиллеристов, 200 кавалеристов, 24 пушек. Для осуществления проекта военные просили деньги на эскадру и вооружения. Буэнос-Айрес обещал полмиллиона песо[669]. Чили должна была предоставить эскадру, которую ещё предстояло создать, её стоимость оценивалась в миллион песо, еще полмиллиона песо были нужны на вооружения и амуницию. Было принято решение наложить на граждан принудительный заём.

Для реализации этих задач предстояло много сделать. А пока изыскивали средства и ждали покупки судов, О’Хиггинс послал войска на юг, где в провинции Консепсьон ещё оставались отряды роялистов. Кроме того, в их власти находились далекие и почти неприступные крепость Вальдивия и остров Чилоэ. О’Хиггинс рассчитывал активным наступлением за полгода полностью очистить от роялистов Консепсьон и зону к югу до границы по реке Био-Био.

После отъезда Осорио под знаменами Испании на юге Чили оставалось 1500 человек, в большинстве своем местные крестьяне. Катастрофа при Майпу вынудила роялистов на юге провести практически тотальную мобилизацию. Свидетель этого американец Дж. Ф. Коффин, находившийся тогда в Талькауано, писал в своем дневнике: «Солдат ищут повсюду, и любое существо, способное носить оружие, под охраной отправляется в Талькауано»[670].

Штаб роялистов во главе с полковником Х.Ф. Санчесом находился в Консепсьоне, но часть сил ещё занимала Чильян, который был утрачен в ноябре 1818 г. Перед лицом превосходивших сил противника роялисты решили эвакуировать Консепсьон, покинув город вместе со всем его населением. Роялисты приказали покинуть город даже всем монахам и священникам[671]. Жители, запуганные рассказами о злодеяниях армии патриотов, последовали за отступающими войсками. Отряды под началом Санчеса должны были уйти за Био-Био и организовать сопротивление с помощью партизан и индейцев-арауканов, остававшихся верными испанцам[672].

Пока роялисты отступали из Консепсьона, патриоты получили известия о готовящемся нападении на Чильян. Командиры патриотов решили не искушать судьбу и отступили на север от Чильяна. Сложилась забавная ситуация, когда, опасаясь превосходивших сил противника, и одна и другая сторона отступали. Войска противников двигались в противоположных направлениях, желая избежать боевого столкновения. Покинутый Консепсьон был разграблен бандолерос[673]. Вся огромная территория юга погружалась в пучину хаоса и безвластия, где царили мелкие отряды и банды разного рода вооруженного люда.

На юге Чили с особенной силой проявились недостатки новой армии. Военачальники сталкивались с такими проблемами как дезертирство и отсутствие денег для выплаты жалования. Дезертирство было столь масштабным, что власти в Консепсьоне боялись потерять всех, вплоть до последнего солдата. В день убегали от 6 до 8 человек[674]. Эти дезертиры сбивались в банды, которые довершали общий хаос. Крестьяне под влиянием священников и роялистских «пропагандистов» шли в партизанские отряды, воевавшие против патриотов. Как отмечал Дж. Коффин, находившийся тогда на юге, среди крестьян отмечается искреннее сочувствие роялистам[675].

Правительство снарядило небольшую экспедиционную армию под командованием Рамона Фрейре, который был назначен губернатором Консепсьона. У властей не было ресурсов, чтобы организовать большую армию для похода на юг, поэтому завоевание Вальдивии и Чилоэ откладывалось на неопределенное время. Сан-Мартин рассчитывал склонить роялистов на юге к сдаче. Деликатную задачу переговоров он поручил пленному роялисту, приговоренному к смерти за двойное предательство, Висенте Бенавидесу. Его даже снабдили деньгами для этой миссии. Это была крупная ошибка патриотов. Бенавидес не только не оправдал надежд, но и стал одним из самых жестоких и непримиримых вождей роялистских партизанских отрядов, наводивших ужас на население на всем юге. Чилийский историк и писатель Б. Викунья Маккенна писал о нём: «Бенавидес по своей природе противился всему доброму и хорошему, у него был непокорный характер, его с полным правом можно назвать злым гением Чили»[676].

Бенавидес сумел договориться с индейскими вождями и мобилизовать огромные массы арауканов (мапуче) для борьбы с креолами, патриотами. Так исполнился один из самых страшных кошмаров, беспокоивших О’Хиггинса сразу после Чакабуко. Он делал все возможное, чтобы привлечь индейцев на свою сторону или, по крайней мере, нейтрализовать их. Он встречался с их вождями, обещал, договаривался, однако арауканы выбрали партию короля. И в этом роковую роль сыграл Бенавидес, сумевший добиться их доверия[677]. Крестьянские партизаны и индейские орды придавали войне народный характер реакции низов на насилие со стороны властей, разорявших деревню чрезвычайными поборами и мобилизациями. Как вспоминал один из участников войны, роялисты и индейцы нападали на поселения, «убивая (убивали в основном индейцы) всех, кого находили работающими на полях, сжигали их ранчо, не брали пленных, ни щадили детей старше восьми — девяти лет»[678].

Армия Фрейре медленно продвигалась на юг из Сантьяго, к нему постоянно шли подкрепления. В декабре 1818 г. на помощь Фрейре были посланы основные силы патриотов, которые достигли более 3 тысяч человек. Эту армию возглавил аргентинец А. Балькарсе. Патриоты заняли Чильян, Сан-Карлос, Лос-Анхелес и Консепсьон. Отряды роялистов отходили, не вступая в бой с противником. Постепенно страх и паника овладели отступающими, солдаты в беспорядке бежали на юг, полностью дезорганизовав остатки армии. Юг был освобожден патриотами без серьезной борьбы, но за рубежом реки Био-Био территория контролировалась партизанскими отрядами роялистов и ордами индейцев.

Санчес признал своё полное поражение и решил разделить остатки армии на две части. Профессиональные военные, в основном испанцы, ушли в сторону Вальдивии, а отряды местных партизан остались на Био-Био под командованием В. Бенавидеса. Их задачей стало ведение партизанской борьбы с патриотами по ту сторону границы с Арауканией[679]. На долгое время юг погрузился в пучину войны на уничтожение, которая в чилийской традиции называется «война на смерть».

Пока шла подготовка экспедиции в Перу, эскадра судами, бывшими в распоряжении чилийцев, готовилась провести рейд на перуанском побережье. Эти корабли везли с собой массу прокламаций, которые должны были, по замыслу О’Хиггинса, поднять население Перу на борьбу за независимость. Сан-Мартин скептически относился к этим планам, так как делал ставку на исключительно военное решение.

Между тем, в феврале 1819 г. пришли известия из Испании о снаряжении в Кадисе экспедиции умиротворения на Рио-де-Ла-Плату. Обеспокоенные этим известием, власти Буэнос-Айреса потребовали от Сан-Мартина перейти Анды и вернуться в Аргентину, чтобы занять оборону от возможного нашествия испанских войск. Эта новость вызвала большое смятение в Чили.

О’Хиггинс понимал, что угроза испанского нашествия на Рио-де-Ла-Плату нешуточная, и успех роялистской кампании может уничтожить все завоевания патриотов. С другой стороны, эти новые обстоятельства ставили под вопрос саму идею освободительной экспедиции в Перу, которая должна была ликвидировать угрозу роялистской реставрации в Чили. После этих известий 16 марта 1819 г. на чрезвычайное заседание собралась ложа «Лаутаро», которая решила срочно отправить для переговоров своего представителя к Сан-Мартину, который уже находился в Мендосе. Цель поездки — убедить аргентинцев отменить приказ о переброске армии. Одним из аргументов был тот факт, что после Майпу Андская армия на две трети состояла из чилийцев. Позиция чилийцев неожиданно была полностью поддержана Сан-Мартином[680].

Получив такую мощную поддержку в лице Сан-Мартина, ложа, а значит, и правительство, приняла решение, что армия должна остаться в Чили. Кроме того, надо было ускорить подготовку похода в Перу[681]. Большой импульс к этому был получен после прибытия в Чили опытного английского флотоводца лорда Томаса Кокрена, который принял командование чилийской эскадрой.

Кокрен проникся симпатией к испаноамериканской революции ив 1817 г. решил покинуть Англию, чтобы присоединиться к борьбе против испанского владычества в Южной Америке. Чилийский агент Альварес Кондарко сделал все для того, чтобы привлечь на сторону Чили этого английского аристократа[682]. По договоренности с правительством Альварес Кондарко предложил Кокрену возглавить чилийский флот. Кокрен и несколько других английских морских офицеров отправились в Чили[683], куда прибыли в ноябре 1818 г. На первой же встрече с О’Хиггинсом между ними установились дружеские отношения.

23 декабря 1818 г. Кокрен возглавил эскадру, став её вице-адмиралом, а предыдущий командующий М. Бланко Энкалада стал его заместителем с чине контр-адмирала[684]. Возвышение английского лорда до командующего флотом вызывало некоторые сомнения у членов ложи «Лаутаро», которые решили поставить рядом с ним в качестве соглядатая и контролера представителя правительства (военного аудитора) члена ложи А. Альвареса Хонте[685], который сопровождал адмирала в его поездке из Европы в Чили.

Первым заданием эскадры под руководством Кокрена стала блокада главного порта Перу Кальяо, являвшегося морскими воротами Лимы. Распространялись слухи, что корабли пойдут на юг, к Консепсьону, где ещё шли столкновения с роялистами. На самом деле в секретной инструкции говорилось: «Главная цель экспедиции — блокада порта Кальяо, пресечение каких-либо действий флота вице-короля и последующий его разгром»[686]. Предписывалось нападать на все суда с испанским флагом и захватывать их, «проявлять полный нейтралитет к кораблям под флагом не враждебных государств, особенно британским, французским и североамериканским»[687].

Эскадра имела строгие указания не причинять ущерба мирному населению и имуществу горожан. Чилийцы искали в перуанцах союзников в борьбе с вице-королевской властью, надеясь подтолкнуть их к восстанию во имя собственной независимости. 6 января 1819 г. перед отплытием Кокрен получил инструкцию правительства, в которой говорилось: «Любая враждебность со стороны горожан Лимы в отношении эскадры принесет неисчислимые роковые последствия, угнетенное население от нашей армии должно получить поддержку»[688].

Чилийское правительство рассчитывало на начало восстания в Лиме при первом появлении патриотической эскадры. С целью поддержать возможное восстание на корабли погрузили 600 ружей, которые следовало передать инсургентам, оказав им всю возможную помощь. При этом запрещалось высаживать десант с кораблей и предпринимать какие-либо наземные операции. Правительство запрещало всякие действия, которое могли поставить под угрозу целостность кораблей эскадры[689].

10 февраля 1819 г. чилийские суда неожиданно подошли к Кальяо. Флот вице-короля имел больше кораблей[690] и поддерживался мощными крепостными батареями порта, но он оказался слабее чилийского, сумевшего установить своё господство на Тихом океане. 1 марта 1819 г. Кокрен объявил блокаду всего побережья, контролируемого испанцами, от Атакамы до Гуаякиля[691].

Блокада имела большой успех, но восстания в Лиме не последовало. Чилийцы перехватили много судов, испанские конфисковались, а нейтральные проверялись на предмет характера груза и конвоировались в Вальпараисо. 18 июня 1819 г. Кокрен сообщал в своем донесении с рейда в Кальяо: «Ни одно судно не решается выйти в море, все идет по суше, даже почта»[692]. Блокада наносила огромный ущерб экономике и лишала Лиму возможности получить быструю помощь по морю.

После нескольких недель блокады Кальяо чилийские экипажи стали испытывать нужду в продовольствии, что заставило Кокрена в марте предпринять поход на север к Гуаякилю, оставив Бланко Энкаладу у Кальяо. Но Бланко в мае увел свои корабли в Вальпараисо, не исполнив приказа Кокрена. Он объяснял свой поступок нехваткой продовольствия. Бланко был отдан под суд, а его корабли получили приказ вернуться под знамя Кокрена[693]. Вскоре прибывший в Вальпараисо Кокрен выразил крайнее недовольство положением дел. Помимо самодеятельности Бланко Энкалады, бунтов на кораблях с требованием повышения жалования, он столкнулся с проблемой недоверия со стороны чилийской правящей верхушки, а именно ложи «Лаутаро» и Сан-Мартина. Только О’Хиггинс продолжал во всем верить адмиралу. Во время похода Кокрен арестовал правительственного аудитора Альвареса Хонте, поставленного ложей наблюдать за ним. Кокрен был в ярости, когда застал Альвареса Хонте просматривающим его личные бума-ги[694].

В это время в Сантьяго пришла почта из Буэнос-Айреса с сообщением об отплытии из Кадиса экспедиционной армии в 18 тысяч человек. Аргентинцы просили Чили позволить им оставить у себя чилийские корабли, прибывшие в Буэнос-Айрес и построенные в Европе по заказу чилийского правительства. Они должны были присоединиться к аргентинской эскадре, усилив её, чтобы воспрепятствовать высадке испанского десанта. Аргентинцы призывали О’Хиггинса отправить всю чилийскую эскадру в Атлантику для защиты Буэнос-Айреса от возможной интервенции Испании.

О’Хиггинс был убежден, что эти корабли нужны в водах Чили и Перу, но не мог отказать союзнику. Кокрен воспротивился этой просьбе аргентинцев, так как считал переход эскадры в Атлантику опасным и не отвечавшим задачам момента. Центром роялизма была Перу и, не сокрушив испанской власти там, было бессмысленно воевать на других второстепенных фронтах.

В то время английские газеты сообщали о тревожных для чилийцев и аргентинцев событиях в Испании, где король собирал огромную армию и флот для похода на Рио-де-Ла-Плату. Испания запросила суда у Англии, купила корабли в России. Пока шла подготовка к военной экспедиции, в Испанию пришли новости из Перу о действиях чилийской эскадры и призывы о помощи от вице-короля. Тогда в Чили и Перу были посланы три мощных корабля, в том числе 74-пушечный русский корабль «Александр I». Кокрен собирался возобновить блокаду Кальяо, но правительство Чили, узнав об отплытии этих трех кораблей, задержало свою эскадру и приказало дать бой испанскому флоту, спешащему на помощь Лиме[695].

Три корабля вышли из Кадиса в мае 1819 г. Бывший русский корабль сразу же дал течь и был вынужден вернуться в порт[696]. Два остальных при прохождении мыса Горн сильно пострадали от бури и потеряли друг друга, став легкой добычей чилийской эскадры, блокировавшей Кальяо.

Тем временем аргентинское правительство, которое возглавил X. Рондо, просило Сан-Мартина вернуться в Буэнос-Айрес и организовать оборону страны от экспедиционной армии Испании. Сан-Мартин обратился к О’Хиггинсу с просьбой перевести эскадру в Атлантику, чтобы атаковать испанские транспорты до того, как они смогут высадить десант. В действительности, в Кадисе стояла 15-тысячная армия, готовая к отправке в Америку, но у неё не было ни судов, ни денег для их приобретения. Испанские солдаты не хотели плыть в Америку, они были убеждены, что их посылают на верную смерть. Все говорили, что за годы войны в Америке туда отправили 40 тысяч солдат, и ни один из них не вернулся. Как известно, армия никуда не отправилась, а в 1820 г. восстала под предводительством Р. Риего и провозгласила либеральную конституцию 1812 г. Король был вынужден восстановить конституционное правление и созвать Кортесы. Ни о какой экспедиции в Америку не могло быть и речи.

Чилийская эскадра осталась в родных водах и готовилась к походу в Перу. Кокрен в 1819 г. собирался осуществить второй поход в Перу, включавший налет на Кальяо с возможной высадкой десанта. В новых инструкциях, как и прежде, указывалось на цель — добиться уничтожения власти Испании и создания независимого перуанского государства. Впервые появился пункт о задаче установления господства чилийского флота в тихоокеанских водах Южной Америки[697]. В сентябре 1819 г. эскадра под командованием Кокрена и прощенного Бланко Энкалада вышла из Вальпараисо в направлении Перу.

У Кокрена появилось увлечение ракетами Конгрева[698], которыми он рассчитывал нанести основные удары по городу. Он приказал изготовить большие заготовки этих ракет перед походом и делал на них ставку. Он ожидал, что один ракетный залп приведет к поражению кораблей врага и пожарам в городе. Однако первый же опыт их использования в боевых условиях против Кальяо быстро рассеял иллюзии.

Ракеты были плохо изготовлены, загорались на старте и летели в самые разные стороны, не причиняя никакого вреда противнику. Кокрен объяснял провал с ракетами тем, что правительство экономило на их производстве, используя труд пленных. В результате трубы были плохо заварены и разваливались еще до взлета[699]. Испанцы потешались над чилийцами, но Кокрен не унывал и приказал усовершенствовать ракеты. Первый бой в Кальяо окончился безрезультатно, что было равносильно поражению патриотов. 8 октября 1819 г. чилийские корабли ушли от Кальяо.

В ноябре эскадра высадилась в перуанском порту Писко, где осадила крепость, в которой был сильный гарнизон, большие запасы вооружений и продовольствия. Здесь чилийцы одержали решительную победу над превосходящими силами противника, в панике бежавшего из крепости вглубь страны. Там ракеты Конгрева сыграли свою роль, внеся панику и хаос в ряды противника. Чилийцы захватили большие трофеи, а что не смогли вывезти, сожгли. Имущество и дома местных жителей были взяты под охрану солдатами эскадры, чтобы избежать враждебности со стороны местного населения к будущей освободительной операции[700]. Небольшая победа в Писко чуть не привела к панике в Лиме, где преувеличивали число чилийских войск и подумали, что это прибыла вся армия Сан-Мартина.

Кокрен повел эскадру на север и 25 ноября неожиданно для испанского флота оказался у Гуаякиля. При первом же сражении чилийцы приобрели два трофейных фрегата. Затем часть судов была отправлена в Вальпараисо во главе с Бланко.

Сан-Мартин недолюбливал Кокрена, считая его заносчивым и самонадеянным. Сан-Мартин был недоволен результатами похода эскадры, так как не была установлена блокада Кальяо, не велись боевые действия на суше. Он требовал сместить адмирала, но О’Хиггинс отстоял его и был прав, как показали дальнейшие события. После возвращения из похода на север Кокрену была поручена важная задача: завоевание Вальдивии, самой мощной крепости на юге Чили, все ещё находившейся во власти испанцев.

Кокрен разработал дерзкий план по захвату крепости. 3 февраля 1820 г. два небольших чилийских судна, подняв испанские флаги, вошли в устье реки Вальдивии[701]. Испанцы подумали, что это как раз те корабли, что должны были выйти из Кадиса на помощь испанцам в мае прошлого года. Вскоре обман был обнаружен, и на чилийцев обрушился град пушечных ядер со всех батарей противника. На чилийских кораблях был очень небольшой отряд в 310 солдат, но это не остановило патриотов.

Высадившиеся на берег солдаты штурмом взяли несколько батарей и первые форты на подступах к городу. Отряд наступавших чилийцев насчитывал всего 200 человек против 500 королевских солдат. Их мощный натиск так напугал роялистов, что они в панике бежали, смутив защитников других фортов, которые без боя оставили свои позиции и бежали в Вальдивию. Ярость чилийцев была столь велика, что солдаты хотели убить всех пленных. Воена–702 чальникам с трудом удалось предотвратить резню[702].

Бежавшие солдаты говорили, что десант патриотов насчитывал 2 тысячи человек, преувеличивали их огневую мощь и число кораблей. Испуг был столь велик, что роялисты без боя оставили мощную крепость, бежав во внутренние районы. Город покинули и почти все 15 000 жителей. Когда чилийские разведчики обнаружили, что Вальдивия пуста, Кокрен распорядился немедленно занять крепость. 5 февраля 1820 г. над городом был поднят чилийский флаг. Кокрен обратился к жителям с воззванием, гарантировавшим им свободу и безопасность, после чего они вернулись в город[703]. Новому гарнизону предстояла трудная задача обороны крепости, так как во внутренних районах бежавшие роялисты собрали отряд в тысячу человек.

После столь успешного похода в Вальдивию эскадра 13 февраля 1820 г. отправилась на покорение острова Чилоэ. После столь легкой победы казалось, что не имевший больших крепостей Чилоэ будет легкой добычей чилийских сил. Высадка десанта, поддержанная ракетами Конгрева, которые навели ужас и панику на королевских солдат, была успешной и бескровной. Однако столь успешное начало не нашло развития. Десант встретил упорное сопротивление солдат и жителей, которых францисканские священники благословляли на смертный бой как на крестовый поход против еретиков. Через день Кокрен приказал завершить операцию и отплыл к Вальдивии. Освобождения Чилоэ ещё предстояло ждать ещё 6 лет.

Возвращение флота в Вальдивию было своевременным. Роялисты приступили к осаде крепости, но появление эскадры убедило их в бесперспективности этих действий. Командиры роялистов решили отступить от крепости и увести свои силы на юг, в Осорно. Кокрен сформировал колонну из 200 человек, которые отправились преследовать отступавшего противника. Эти действия закрепили успех патриотов в Вальдивии.

После возвращения Сан-Мартина в Чили в январе 1820 г. главной задачей правительства стала отправка экспедиционной армии в Перу. Войска сосредотачивались у Сантьяго и Кокимбо на севере, всего удалось собрать 4759 человек[704]. 9 мая декретом О’Хиггинса чилийская и Андская (то есть аргентинская) армии были объединены в единую армию, командующим назначен Сан-Мартин, который тем самым полностью освобождался от обязанности подчиняться приказам Буэнос-Айреса.

23 июня 1820 г. Сенат Чили выработал инструкции Сан-Мартину о целях экспедиции. В них подчеркивалось, что речь идет не о завоевании Перу, а о его освобождении для передачи всей власти правительству уже независимой страны. 19 августа 1820 г. полностью завершилась погрузка армии на корабли. На следующий день О’Хиггинс присутствовал в Вальпараисо при отплытии экспедиции на север. Начинался новый этап Войны за независимость Испанской Америки — освобождение Перу.

3 сентября 1820 г. О’Хиггинс вернулся в Сантьяго, где ему был устроен торжественный прием как триумфатору после большой победы. Однако там он столкнулся с целой серией внутренних проблем, полностью посвятив себя укреплению независимой государственности Чили. Помимо политических вопросов перед ним стояла военная задача подавить последние очаги сопротивления роялистов на юге, что было непросто.

Если на юге Чили ситуация сводилась к вялотекущему военному кризису на грани катастрофы, то из Перу после высадки Освободительной армии приходили реляции о блестящих победах, о создании в Лиме независимого правительства во главе с Сан-Мартином[705]. Но затем после периода ликования и оптимизма пришли беспокойство и разочарование. Войска Сан-Мартина завязли в Сьерре, во внутренних районах Перу, где королевские войска наносили болезненные удары по армии патриотов.

К осложнениям на полях сражений и непростой политической ситуации в Перу добавился конфликт между Сан-Марином и Кокреном, которые и раньше не очень ладили друг с другом. Кокрен едва удерживал эскадру от мятежа из-за неуплаты жалования. Сан-Мартин отказывался оплачивать расходы эскадры и жалование экипажей, заявляя, что это дело Чили[706]. Положение на кораблях было отчаянным. Матросы и офицеры практически голодали, и дело шло к бунту.

В сентябре 1821 г. Кокрен захватил казну Перу в Анконе, куда она была перевезена по приказу Сан-Мартина. Из этих денег он оплатил долги на содержание экипажей кораблей. Хотя Кокрен оправдывал свой поступок именно опасностью мятежа и потери эскадры, Сан-Мартин был в ярости из-за такого самоуправства. Неподчинение приказу вернуть деньги неизбежно привело к разрыву между двумя военачальниками. Сан-Мартин приказал Кокрену немедленно покинуть эскадру и отправиться в Чили[707].

Кокрен отказался подчиниться и продолжил свой план военных действий на море, заявляя, что служит интересам Чили. Он отправился к Гуаякилю, где рассчитывал найти два оставшихся на тихоокеанском побережье испанских фрегата. В Гуаякиле Кокрен отремонтировал свои суда[708] и пополнил запасы, потратив на это деньги, захваченные в Анконе. Далее в поисках вражеских судов эскадра совершила переход в северное полушарие и в январе 1822 г. бросила якорь в Акапулько (Мексика). Чилийская эскадра полностью покончила с военным присутствием Испании в водах Тихого океана[709].

Происшедшее поставило непростую дилемму перед О’Хиггинсом, он был связан клятвами верности с Сан-Мартином, но и к Кокрену относился с огромным уважением. Сан-Мартин требовал отставки Кокрена и объявления его вне закона. При этом общественное мнение в Чили было полностью на стороне Кокрена, которого рисовали защитником чести и достоинства чилийской эскадры и интересов страны.

О’Хиггинс оказался в большом затруднении. Он не мог принять действия Кокрена, но и не хотел публично признать его виновным. О’Хиггинс ответил Сан-Мартину, поддержав его, с одной стороны, и отказавшись объявить адмирала вне закона, с другой. Это был мудрый поступок, позволивший избежать больших опасностей и внутренних военных столкновений в дальнейшем ходе войны в Перу[710].

После похода на север к берегам Мексики чилийская эскадра 25 апреля 1822 г. вернулась в Кальяо. На судно к Кокрену явился Б. Монтеагудо с предложениями Сан-Мартина сойти на берег в Лиме. Якобы у последнего была идея нового похода объединенной перуанско-чилийской эскадры. Кокрен не поверил и отказался, В следующие дни в Кальяо прибыли суда под перуанским флагом, по приказу Сан-Мартина они отказались приветствовать союзные чилийские корабли. Среди них было одно чилийские судно, шедшее под перуанским флагом. Разъяренный Кокрен отправил на берег всю команду этого судна и заменил их своими матросами[711]. Это стало последней каплей в чаше терпения Сан-Мартина.

Сан-Мартин привел в боевую готовность береговые батареи Кальяо и суда перуанской эскадры. Дело шло к военному столкновению двух союзников. К счастью, до стрельбы дело не дошло, Кокрен с эскадрой ушел на юг, в Вальпараисо, куда прибыл 13 июня 1822 г. Адмирал был приглашен в Сантьяго, где ему было оказано самое высокое уважение. Однако О’Хиггинс, восторгаясь деяниями Кокрена на посту командующего эскадрой, признавая его победы и достижения, решительно осуждал его действия в отношении Сан-Мартина. Он понимал невозможность дальнейшего сотрудничества с английским лордом. Кокрена не допустили более к кораблям, и тот отправился в свое поместье, купленное в 1820 г. Так закончилось героическое участие Кокрена в освобождении Чили.

Тогда же закатилась и звезда Сан-Мартина. После исторической встречи в Гуаякиле с Симоном Боливаром, вождем освобождения Венесуэлы и Новой Гранады, Сан-Мартин решил уйти со сцены[712]. 12 октября 1822 г. он вернулся в Чили, где ему предстояло снова столкнуться с Кокреном. Кокрен потребовал судить Сан-Мартина за то, что тот передавал чилийские суда Перу и прочее[713]. О’Хиггинс пресек эту попытку. Сан-Мартин не хотел никаких публичных актов в свою честь и вскоре отбыл в Мендосу[714].

Отплытие эскадры и армии в Перу стало новым этапом Войны за независимость. Казалось, что силы роялистов на юге без поддержки из Лимы будут быстро побеждены. Однако война становилась все более ожесточенной, а партизанская борьба роялистских отрядов приобретала характер народного сопротивления. За короля и испанские власти долгие годы без видимой поддержки из метрополии сражались партизанские отряды, опиравшиеся исключительно на поддержку местного населения. Постепенно роялистская контрреволюция приобрела большую социальную составляющую, выражавшуюся в борьбе крестьян-инкилино с креолами-помещиками, землевладельцами, зажиточными слоями населения.

В сентябре – октябре 1820 г. немногочисленные войска патриотов потерпели ряд поражений на юге Чили от роялистов, поддержанных индейцами. Ситуация была столь плачевна, что 3 октября 1820 г. чилийские войска оставили без боя Чильян. Это сильно обеспокоило власти в Сантьяго. Банды роялиста Пинчейры фактически контролировали целые районы на юг от реки Мауле. Консепсьон был окружен и находился под угрозой взятия Бенавидесом[715]. Почти все силы О’Хиггинса были отданы созданию освободительной армии Перу и поддержке правительства провинции Куйо, охранявшего границу Чили от возможного похода Карреры. Одновременно О’Хиггинс приступил к созданию новой дивизии для похода на юг в помощь терпящему бедствие Фрейре. В первую очередь он отправил туда эскадрон своей охраны. Возглавил новую дивизию полковник Хоакин Прието, будущий президент Чили.

Армия начала действия против роялистов по всем правилам военного искусства, но здесь они оказались малоэффективными. И Фрейре в Консепсьоне, и Прието на юг от Тальки добились военных побед, но в целом регион по-прежнему продолжал оставаться неподконтрольным правительству. В ноябре роялисты повсюду были разбиты и бежали, но не ушли окончательно. Бенавидес в декабре 1820 г. вступил в переговоры с Фрейре об условиях прекращения сопротивления. Однако тот использовал эти переговоры исключительно для того, чтобы выиграть время и остановить наступление патриотов. Как только роялисты собрали свои силы, рассеянные при последних поражениях, война возобновилась.

Война, длившаяся с небольшими перерывами уже 10 лет, разрушала производство и быт в сельской местности. Крестьяне, страдавшие от конфискаций и мобилизаций, подались в леса, присоединяясь к дезертирам, уцелевшим отрядам роялистов, вышедшим из повиновения солдатам патриотов, месяцами ждавшим жалования. Это была социальная база самых стойких отрядов роялистского сопротивления под руководством братьев Пинчейра. Сопротивление было больше социальным, чем роялистским; это была армия бедняков[716].

Партизанские действия имели свою логику и преимущество перед регулярной армией, ибо пользовались поддержкой населения. Партизаны и бандолерос обращались к роялистским символам в оправдание своих действий. Дж. Линч, изучавший этот феномен, утверждал, что у них не было собственной идеологии, они лишь стремились восстановить традиционный мир и порядок, предшествовавший хаосу и разрушениям революции[717]. Поддержка населением роялистов была обусловлена не только социальными причинами, противостоянием крестьян с помещиками-креолами, в своем большинстве сторонников независимости, но и идейным влиянием консервативных священников. Ярким примером этого являлась огромная популярность францисканских монахов в Чильяне и его окрестностях. Именно благодаря этому Чильян стал постоянной проблемой для патриотов[718].

Патриоты смогли оправиться от поражений и в ноябре 1821 г. нанесли решительный удар по отрядам Бенавидеса, который бежал в леса Араукании в сопровождении нескольких самых преданных сподвижников. После этого поражения индейцы, являвшиеся самой сильной частью партизанского войска Бенавидеса, окончательно отвернулись от него, осознавая бесперспективность борьбы без поддержки Лимы, уже бывшей в руках освободительной армии. Индейцы предпочитали союз только с сильнейшей стороной. Всеми покинутый Бенавидес попал в плен и в феврале 1822 г. был повешен[719]. Смерть этого каудильо нанесла решающий удар по организованному роялистскому сопротивлению на юге. Партизанские группы и бандолерос еще долгое время нарушали покой южных провинций, но уже не могли угрожать республиканскому режиму в Чили.

Несмотря на постоянные осложнения на юге, восстания военных в Вальдивии и Осорно, правительству удавалось сохранять контроль над этими территориями. Единственным бастионом роялизма оставался остров Чилоэ.

После революции в Испании в 1820 г. перспективы реконкисты американских колоний становились более чем призрачными. Для многих стало очевидным, что в Испанской Америке будут существовать независимые республики. В 1821 г. Чилийскую республику признало первое государство старого света, Португалия. 28 марта 1822 г. Конгресс США решил признать независимые де-факто правительства новых государств в Испанской Америке.