Возвращение Безумного Бога 15

Глава 32 Я остался один

Под маской было… лицо ее отца.

Константина Безумова.

Искаженное. Покрытое сетью черных, пульсирующих вен Бездны. Они ползли по коже, как живые змеи. Глаза горели мертвым, голодным черным пламенем.

Но это было его лицо.

Черты. Скулы. Нос. Подбородок.

Все до мелочей.

Тень. Темное отражение. Клон. Доппель.

Или… нет.

Хуже.

Это был он сам. Ее отец. Только… другой.

Осколок бога.

— Ну здравствуй, дочь, — произнес он голосом Кости, — Наконец-то мы можем… поговорить нормально. Без масок и личин.

Тот же тембр. Та же интонация. Без искажения динамиками противогаза. Но холодный. Лишенный всякого тепла. Всякой жизни.

— Знаешь, Кривотолков тоже видел мое лицо. Но я показал ему лишь маску монстра. А тебе, дочка… на этот раз тебе я дарю правду… — задумчиво произнес он, предаваясь воспоминаниям, — Ты, пожалуй, первая из ныне живущих, кто видит мое настоящее лицо.

Перчинка попыталась отступить. Ноги не слушались. Она стояла, как вкопанная.

— Что… что за бред? Ты… ты не он, — прохрипела она, — Не можешь быть им. Отец… он…

— Он что? — Босс… нет, не Босс, эта тварь в обличье отца… склонил голову набок, — Добрый? Честный? Благородный?

Он усмехнулся. Улыбка была холодной. Хищной.

— Перчинка, я тебя не узнаю. Где же твой холодный, аналитический разум? Я — та часть твоего отца, которая и позволила ему достичь высот в прошлом. Я — тот, кем он был в молодости. Первый Осколок его личности. Отколовшийся от него в Бездне. Тот самый, что Громовержец и Безумная Лилия подняли ритуалом в Небесном Чертоге…

Перчинка почувствовала, как мир рушится вокруг нее.

— Нет, — прошептала она, — Это… это невозможно…

— Невозможно? — он рассмеялся. Звук был эхом смеха отца, но искаженным, неправильным, — Дорогая моя. Из всех дочерей именно ты — больше всех похожа на меня. Твои решения. Твои сны. Твои мысли. Твоя логика. Твоя паранойя. Как думаешь, откуда они?

Он подошел вплотную. Протянул руку. Коснулся ее щеки.

Прикосновение было ледяным.

— Это были мои семена. Семена души, полученные по наследству, от родителя к ребенку. И ты так прекрасно их взрастила. Знала бы ты, как я горжусь тобой, родная.

Перчинка отшатнулась. Но спина упёрлась в стену.

— Зачем? — выдавила она, — Зачем тебе все это? Организация… Теракты… вся эта… скрытность?

— Зачем? — он улыбнулся шире, — О, дочка. Разве не очевидно? Потому что я люблю вас. Всех. Тебя. Твоих сестер. Твою мать. Настю. Эмми. Лилию. Никталию. Светлану. Даже… его.

Он указал на себя.

— Настоящего Костю. Оригинал. Который сейчас мечется по особняку и пытается понять, как спасти тебя. Бедняжка. Если бы он только знал…

— Что знал? — Перчинка сжала кулаки. Хитиновая броня на руках затрещала.

— Что ты уже моя, — просто ответил он, — Давным-давно. С того самого момента, как совсем молоденькой была ранена по ошибке Игорем Волковым. Ведь именно в тот день родилась настоящая Перчинка, верно? Ты тогда очень сильно испугалась, молодая и наивная. И отчетливо осознала, что могла… умереть.

Он наклонился к ее уху. Прошептал:

— И ты поняла, что даже на папу во всем нельзя положиться. Что надо брать судьбу в свои руки. И ради своих любимых и родных… делать вещи, которые могут показаться… неоднозначными с моральной точки зрения. Этой идеей в твоей голове был я. Всегда был я.

Перчинка почувствовала, как слезы застилают глаза.

— Нет…

— Да, — он отстранился, — И теперь, когда ты здесь… когда Светлана здесь… Все фигуры на месте. Пора начинать финальную игру, моя любимая дочка.

Он повернулся и пошел по коридору. Его шаги гулко отдавались от стен.

— Пойдем, Перчинка, — бросил он через плечо, — Маски сброшены. Теперь я вижу, что ты готова. У нас много работы. Нужно подготовить сцену. Для великого финала. К которому я вел наш мир на протяжении тысячелетий.

Перчинка стояла, не в силах пошевелиться.

Все, что она делала. Все, что планировала. Все, ради чего предавала…

Все это было частью его плана.

Она не была мастером-кукловодом.

Она сама была марионеткой.

И только сейчас увидела нити, за которые ее дергали.

Из-за угла появились два медика в белых халатах. Они молча подняли бессознательную Ирму на носилки и понесли прочь. Двигались механически. Синхронно. Как роботы.

Перчинка смотрела им вслед. Хотела крикнуть. Остановить их. Проверить, что с Ирмой все будет в порядке.

Но голос застрял в горле.

— Не волнуйся, — произнес Осколок, — О ней позаботятся. Она нам еще понадобится. Верные слуги — редкость в наши дни. Её верность — ценнейший актив. Распорядись им мудро.

Он протянул ей руку.

— Пойдем. Покажу тебе, как работает… переорганизованная база. Без секретов. Без недомолвок. Отец с дочерью должны быть честны друг с другом, не находишь?

Перчинка смотрела на его протянутую ладонь. Колебалась.

Это был враг. Тот, кто манипулировал ею. Кто захватил ее базу. Кто сейчас держит в заложниках Ирму и Светлану.

Но…

Это был так же ее отец. Или его часть. Та часть, которая понимала. Которая думала как она. Которая не осуждала. А, напротив, поддерживала.

Медленно, очень медленно, она взяла его руку. И пожала.

Холодная. Как лед. Но крепкая.

— Молодец, — он улыбнулся, — Я знал, что ты поймешь.

Они пошли по коридору.

База жила. Работала. В штатном режиме.

Солдаты маршировали строем. Техники проверяли оборудование. Операторы сидели за мониторами. Все как обычно.

Но когда Осколок и Перчинка проходили мимо, все замирали. Вытягивались. Отдавали честь.

Им обоим.

Как равным.

— Видишь? — Осколок обвел рукой вокруг, — Твои люди. Они служат тебе. Даже сейчас. Даже зная правду.

— Они под контролем, — тихо возразила Перчинка, — Ты их переподчинил.

— Частично, — согласился он, — Но не полностью. Я лишь… скорректировал их приоритеты. Убрал сомнения. Они все еще свободны. В рамках разумного.

Перчинка посмотрела на проходящего мимо капитана. Тот отдал честь. Его лицо было спокойным. Почти… довольным.

— Они счастливы, — продолжил Осколок, — Знаешь почему? Потому что теперь у них есть цель. Настоящая цель. Не просто охранять базу. Не просто выполнять приказы. А изменить мир. Сделать его по настоящему справедливым для всех. Без аристократов, без одаренных, без крупного капитала и прочих мерзавцев.

Они прошли через лабораторный отсек. Ученые склонялись над образцами. Что-то записывали. Обсуждали.

— Твои исследователи продолжают работу, — заметил Осколок, — Над проектом «Чистилище». Над способами борьбы с Бездной. Я не останавливал их. Напротив, дал им новые данные. Из моего… личного опыта.

— Личного опыта? — Перчинка нахмурилась.

Осколок остановился у одного из столов. Поднял пробирку с темной, вязкой субстанцией.

— Я провел в Бездне… много времени, Перчинка, — его голос стал тише. Жестче, — А потом ещё тысячу лет в плену у Громовержца. Знаешь, что он делал со мной?

— Что? — тихо спросила Перчинка.

— Он изучал меня, — Осколок поставил пробирку обратно, — Вскрывал. Препарировал. Пытал. Он хотел понять Бездну. Хотел научиться ее контролировать. Использовать как оружие против других богов.

Его рука сжалась в кулак. Черные вены на лице пульсировали ярче.

— Он считал себя ученым. Исследователем. А я был его подопытным. Его крысой в клетке. И одновременно консультантом по вивисекции.

Перчинка почувствовала укол… сочувствия? Жалости?

— Прости, — прошептала она.

— За что? — он посмотрел на нее. В его черных глазах мелькнуло удивление, — Ты же не виновата.

— Мне не стоило спрашивать. Вижу, для тебя это мучительно. Ты… ты же часть отца. А значит, и часть меня. Мы… семья.

Осколок замер. Потом медленно, очень медленно улыбнулся.

— Да, — выдохнул он, — Семья.

Они продолжили путь. Прошли через командный центр. Через казармы. Через склады.

Везде кипела жизнь. Работа. Порядок.

— Ты знаешь все, что знает отец? — заметила Перчинка, — Как?

— Потому что я — это он, — просто ответил Осколок, — Его память — моя память. Его знания — мои знания.

— Но он-то твои воспоминания не видит…

— Разница лишь в… приоритетах. В методах. В готовности идти до конца.

Расплывчатый ответ.

Он остановился у большого окна. За ним открывался вид на подземный ангар. Там стояли транспортники. Мехи. Оружие.

— Когда Безумная Лилия захватила меня и отдала Громовержцу, — начал он задумчиво, — Я только что откололся от Эстро. Я был слаб. Неопытен. Молод. Но я учился. Быстро. Очень быстро.

Перчинка слушала молча.

— Я научился манипулировать им. Подбирать правильные слова. Разжигать его паранойю. Он и так был параноиком. Боялся предательства. Боялся, что другие боги свергнут его.

Осколок усмехнулся.

— Я просто… подливал масла в огонь. Намекал. Подсказывал. После низвержения Эстро он начал подозревать всех подряд…

— И Верховный бог верил? — Перчинка приподняла бровь.

— Он хотел верить, — поправил Осколок, — Паранойя — это самообман. Человек… в нашем случае бог… ищет подтверждения своим страхам. А я их щедро предоставлял при помощи возможностей Бездны и Книги Судьбы.

Он повернулся к ней.

— Постепенно Громовержец избавился от всех прочих богов. Одного за другим. Расколол их на осколки. Кого-то запер в Бездне, кого-то в карманных мирах. Некоторых уничтожил совсем.

— А сам? — спросила Перчинка, — Что стало с самим Громовержцем?

Осколок помолчал. В его глазах промелькнуло что-то похожее на… удовлетворение?

— Паранойя сгубила его окончательно, — медленно произнес он, — Когда рядом не осталось никого, кроме меня… он начал бояться самого себя. Своих мыслей. Своих желаний. Он боялся, что предаст сам себя.

Он рассмеялся. С явным удовольствием.

Перчинка похолодела.

— И ты…

— Я помог ему принять правильное решение, — Осколок улыбнулся. Холодно, — Шепнул последнюю мысль. Последний страх. И он…

Осколок не договорил. Воцарилась тишина.

— Я остался один, — продолжил Осколок, — В пустом Небесном Чертоге. Среди руин павшего царства богов. Но я был слишком слаб. Неполон. Я был лишь осколком. Частью целого. Я не мог противостоять наступающей Бездне…

Он посмотрел на нее.

— Все это время я ждал. Ждал возвращения Эстро. Ждал, когда он выберется из Бездны. Когда станет достаточно силен. Потому что только слившись с ним… только став цельным… Безумный Бог сможет вернуться по-настоящему.

— И изгнать Бездну? — уточнила Перчинка.

— Да, — твердо ответил он, — Изгнать ее навсегда. Закрыть портал. Спасти мир. Это всегда было моей целью. Нашей целью.

Перчинка нахмурилась.

— Если твои намерения благие… — медленно произнесла она, — Почему ты прятался? Почему создал Организацию? Почему не сказал правду отцу? Почему действовал из тени?

Осколок повернулся к ней полностью. Посмотрел прямо в глаза.

— Потому что нынешний Эстро мне не нравится, — просто ответил он, — Так же, как и тебе не нравится.

Перчинка замерла.

— Он слишком благородный, — продолжил Осколок, — Слишком… правильный. Слишком мягкий. Он верит в честь. В справедливость. В то, что можно спасти мир, не запачкав руки. Я не хочу становиться рабом таких… пагубных идей.

Он сделал шаг ближе.

— Но ты и я… мы знаем правду. Знаем, что мир жесток. Что цель оправдывает средства. Что иногда приходится жертвовать немногими ради спасения многих.

Перчинка сглотнула.

— Кто думает иначе, — Осколок наклонился к ее уху, — просто разумом незрел. А мы… мы видим мир таким, какой он есть.

Его слова падали в пустоту ее души. И находили отклик.

Глубокий. Болезненный. Правдивый.

Потому что…

Она согласна.

Боги, она согласна с ним.

Именно такого отца она всегда хотела. Такого же, как она сама. Понимающего. Жесткого. Готового делать то, что нужно, а не то, что «правильно».

— Видишь? — Осколок отстранился, — Ты чувствуешь это. Связь между нами. Мы одной крови. Одних мыслей. Одной воли.

Перчинка медленно кивнула.

— Да, — прошептала она, — Чувствую.

Последние сомнения таяли. Уходили. Как дым на ветру.

Это было правильно. Логично. Разумно.

Эстро — слишком добрый, чтобы спасти мир. Он будет колебаться. Сомневаться. Жалеть врагов. Как однажды уже пощадил князя Кривотолкова, хотя мог бы его убить…

А Осколок… Осколок знает, что нужно делать.

И она поможет ему.

— Хорошо, — произнес Осколок, — Тогда пойдем дальше. Покажу тебе кое-что интересное. Я закончил тот особый проект… К слову, именно благодаря ему я теперь могу спокойно гулять без маски и противогаза. Он полностью меня излечил.

Они двинулись по коридору. Перчинка шла рядом с ним. Не позади. Не впереди.

Рядом.

Как равная.

И где-то глубоко внутри, в самой темной части ее души, что-то тихо шептало:

«Ты предала отца. Предала сестер. Предала все, во что они верят».

Но она заглушила этот голос.

Потому что цель оправдывает средства.

А ее цель — спасти мир. Спасти семью.

Любой ценой.