Врата Лилит (Проклятие Художника)

ШЕСТЬ…

Снежана проснулась рано утром от резко бьющей по ушам мелодии мобильного телефона. Однако она, мысленно послав все к черту, спряталась с головой под подушку, а сверху ещё накинула толстое одеяло, как когда-то давно, в детстве, и решила ни за что на свете не вставать — «ничего, отзвонятся да отстанут!». Но звонок и не думал прекращаться, как будто телефон решил сыграть ей всю 45-ю симфонию Моцарта за один раз.

А потом так некстати раздался голос мамочки:

— Да… да… Константин Михайлович… да… да, она здесь… приболела немножечко… что-нибудь передать?.. Ах, лично… Это так срочно? Да? Ну хорошо, она перезвонит вам… Я передам… Да-да, обязательно…

— Ну что там, мам, опять? Я ж отгул на два дня взяла! — недовольно скривила губы Снежана, выбираясь из-под одеяла — заснуть снова уже не представлялось никакой возможности —, и сладко потянулась. — Мне такой сон снился — супер просто! Надо ж было мне позвонить!

— Снежа, доченька, зайчик мой! — залепетала мама, виновато глядя на дочь. — Да я уж и хотела его отправить-то, Константина Михайловича, да он прям вцепился как клещ в меня. Говорит, срочнее некуда, кровь из носу, ну и все такое прочее…

— У него всю жизнь «срочнее некуда», «кровь из носу» и «все такое прочее» в придачу! — с досадой махнув рукой, ответила Снежана. — А в результате я ни отпуска нормального уже лет пять не видела, ни выходных!

Снежана встала с постели и отправилась в ванную. «Пусть хоть весь мир разорвется на куски, а ванную я приму спокойно, как полагается!» — упрямо подумала она и вывернула краны на полную катушку.

Снежана приняла «как полагается» не только ванную, но и съела вкусный мамин завтрак и выпила большую кружку черного ароматного натурального кофе. Все это время мама просто дырки сверлила в её голове своим взглядом, видимо, ожидая подробностей о её вчерашних приключениях, но Снежана упорно и с некоторым тайным наслаждением продолжала завтракать молча. И лишь когда последний кусочек был съеден и последний глоток кофе выпит, Снежана вдруг посмотрела в глаза матери и сказала:

— Все было хорошо, мама. Просто замечательно! — и почему-то, не удержавшись, прыснула от смеха. На душе у неё было легко, хорошо и светло. И даже этот дурацкий звонок Константина Михайловича, её шефа, не мог ей испортить до конца настроения от чудесного вечера.

А мама — кругленькая румяная женщина с веселыми морщинками у глаз и полных губ — рассмеялась в ответ и, присев рядом с дочерью, обняла её и погладила своими большими ласковыми руками по золотистым волосам:

— Я рада за тебя доченька… Какой он?

— Мам! Обещаю тебе, как только будет у меня свободная минутка, обо всем тебе расскажу, честно-пречестно! — и чмокнула маму в румяную полную щеку. — А где Светик?

— В школе уже, отвела давно, ещё утром…

— Ой, а сколько время-то?.. Ах! Почти двенадцать! Боже мой! Ну и спать я… За весь год наверное выспалась!

Снежана вскочила с табурета и бросилась в зал, открыла ноутбук и позвонила по скайпу шефу.

Шеф ответил сразу же, будто нарочно её ждал. На экране показалось осунувшееся беспокойное круглое «лягушачье» лицо с маленькими глазками с красными опухшими веками и мешками под ними, толстыми висячими щеками, двойным подбородком, оттопыренными ушами. Глазки его суетливо бегали и выглядел он явно встревоженно.

— Ну что, проснулась, спящая красавица? — натянуто улыбнулся толстыми губами Константин Михайлович, которые в сочетании со слишком большим ртом, делали его улыбку похожей на улыбку болотной жабы. — Я знаю, знаю, знаю — тут же замахал он рукой на экране. — Виталий мне уже все рассказал. Ты, безусловно, давно заслужила отгул. Но обстоятельства — ты же знаешь, для нас, журналистов, это небесные боги! — требуют от нас зачастую невозможного…

— И что на этот раз? — сложив руки на груди, спокойно сказала Снежана, приготовившись к самому худшему — к командировке в какую-нибудь деревню, где вчера какой-нибудь пьяный тракторист увидел НЛО или черта с рогами…

— Кхе-кхе-кхе, — смущенно прокашлялся Константин Михайлович, как бы набираясь смелости — характер у Снежаны был взрывной и если что-то не так, она могла даже начальнику устроить приличную головомойку — в студии её все боялись, — в общем, Виталий мне тут вчера сказал, что ты, так сказать, вошла в доверие к этому сумасшедшему художнику… «Ганин», кажется, у него фамилия?

Снежана скорчила гримасу, но сдержалась. «Ну встречу Витальку, дам ему по шее как следует! Болтает языком как баба помелом!».

— Да, Константин Михайлович, он оказался очень интересным мужчиной, мы с ним прекрасно провели время… в разговорах об искусстве, — сказала Снежана последнюю фразу чуть тише и покраснела — врать она вообще-то не привыкла, несмотря на свою профессию. — Ой, а почему «сумасшедший»? — недоуменно подняла она брови.

Лицо Константина Михайловича расплылось в довольной ухмылке, щеки порозовели, а в глазах загорелся масляный огонек — таким он становился всегда, когда у него был повод рассказать какую-нибудь сплетню.

— А-а-а-а, заинтересовалась… Это хорошо, хорошо… — проговорил он, потирая руки, едва не мурлыкая при этом как довольный кот. — Профессиональный интерес в исполнении ответственного задания — это очень, очень хорошо…

— Ближе к делу, — сухо сказала Снежана: у неё в груди начинал появляться неприятный холодок.

— У меня есть кое-какие источники информации в компетентных органах… В общем, репутация у него, кхе-кхе, мягко говоря… хе-хе… В общем, странный он человек. Жил непонятно где, в какой-то глуши, три девушки, которые его знали, заканчивают жизнь самоубийством, один его старый друг недавно упал под рельсы поезда, а мой источник совсем недавно совершенно случайно разбился на машине… Ну а теперь, извольте, живет он в усадьбе долларового мультимиллионера Никитского, а сам Никитский-то — тю-тю! — , причем вместе со всей своей семьей в полном составе! Согласись, это почище, чем НЛО над Зуевкой, а?! Да тут целое журналистское расследование раздуть можно! Сенсация, Снежаночка! Даже на федеральное телевидение продать можно! Ух!

Снежана с откровенным отвращением смотрела на сладострастный масляный блеск в его глазах и влажные от слюней губы. Ей нестерпимо хотелось плюнуть прямо в экран монитора, но она сдержалась.

— И что за источник у вас, Константин Михайлович? — сухо процедила Снежана.

— Это секрет, Снежаночка, даже для тебя, красавица ты моя! Не могу, ей-Богу, не могу! Если б я свои источники кому-то раскрывал… — махнул он пухлой рукой, — давно бы без материала остался!

— Ну а Никитский-то, с чего ради он пропал? Ну, уехал за границу с семьей отдыхать… Какие проблемы? — недоуменно пожала плечами Снежана.

— А такие, Снежаночка, зайка моя, что Никитский никогда бы не уехал за границу сам, а уж тем более с семьей, с мероприятия, которое он сам же и организовал, в которое вложил уйму денег, пригласил на него всех своих друзей, да ещё и губернатора с мэром в придачу! — с наслаждением потирая потные ладони, брызгая слюной прямо на экран своего ноутбука, выпалил Константин Михайлович. — Уж я-то его знаю… При других обстоятельствах, я бы, может быть, подумал просто, что его подстрелил кто-нибудь из его конкурентов, но учитывая, с КЕМ он у нас связался… Чутье, Снежаночка, профессиональное чутье мне говорит, ждет нас с тобой сенсация! Слышишь? Немедленно собирайся, наводи свой женский марафет и — айда к твоему Ганину. Раскрути его, расшевели, выпытай у него… Ты же очаровательная женщина, в конце концов, а он — мужчина, и притом одинокий… А? Как придумано?!

Снежана задумчиво смотрела на толстую рожу Рогозина Константина Михайловича, ведущего редактора телеканала «2+2», самого скандального канала, пожалуй, не только в области, а и во всей европейской части России, но ничего не видела перед собой от роившихся в её голове тревожных мыслей. Чутье у Рогозина на сенсации, конечно, было отменным — это Снежана знала по опыту. Даже банальные НЛО или полтергейсты он умел раскрутить и подать так, что аудитория не могла отлипнуть от экранов. И Снежана здесь ему только помогала. У неё тоже был дар нужным образом подать информацию. Да и связи в разного рода «компетентных органах» и «структурах» у него были надежные… Но не это беспокоило Снежану. А то, что поднявшееся у неё где-то глубоко в груди предчувствие подтвердило, что что-то тут не так, с Ганиным, что-то не так…

Во-первых, Никитский. Да, конечно, Никитский — известный на всю область эстет и любитель старины, но все же, чтобы этот полубандит так вдруг заинтересовался никому не известным художником. А во-вторых… Снежана отчетливо вспомнила то ощущение, которое возникло у неё вчера ночью, когда она услышала от Ганина о портрете, на котором тот нарисовал точную копию её самой, причем за пять лет до их встречи, и как ей неодолимо захотелось взглянуть на эту картину… Снежана закрыла глаза и попыталась как можно яснее припомнить это чувство… Да… С одной стороны, её сердце тогда охватило приятное жжение, сладострастное жжение, неодолимо влекущее её к портрету, а, с другой, какой-то не совсем понятный страх, отвращение, липкий ужас, как будто бы одна часть её естества сладострастно ликовала, стремясь сорвать запретный плод с ветви, а другая часть — корчилась от ужаса и неприязни перед чем-то отвратительно мерзким и смертельно опасным…

— … Снежана, Снежаночка? Что с тобой? — донесся до неё словно из какого-то тумана обеспокоенный голос Константина Михайловича. — Тебе плохо?

— Нет, нет, Константин Михайлович… — торопливо проговорила Снежана. — Я берусь за это дело. Я встречусь с Ганиным и постараюсь у него все узнать.

— Ну, вот и здорово, Снежаночка! По рукам! — облегченно вздохнул Рогозин. — Сделаем этот репортажик — и тогда отпуск дам. Честное слово! Две недели — как пить дать — обещаю!

— Если я доживу… — мрачно улыбнулась Снежана.

— Доживешь-доживешь, милочка, — тут же подхватил, тряся обвисшими щеками Рогозин. — Если что… мало ли… будешь попадать в историю… — сразу звонок ко мне, не тяни! Мне есть к кому обратиться, одна не останешься, идет?

— Идет… Ну все, Константин Михайлович, пойду наводить «марафет» — одними губами улыбнулась Снежана и первая прервала связь.

«Марафет» Снежана наводила, вопреки обыкновению, довольно долго. Только почти через час Снежана была готова и вполне удовлетворенно осматривала себя в ростовое зеркало. Темно-вишневые плотно облегающие её стройные красивые ноги брюки, темно-синяя непрозрачная блузка с рукавом «три четверти», завязанная по-ковбойски узлом на животе и расстегнутая на три пуговицы вверху, на шее — шелковый платок в сине-красных тонах, небольшая сумочка в тон блузке и такого же цвета туфли без каблука, волосы распущены. Остался макияж. Снежана решила не делать его сильно ярким — выразительные глаза, немного румян и прозрачный блеск на губах. Она долго перебирала коробочки теней, пузырьки подводок для глаз и карандаши помад, решая сложнейшую женскую дилемму: что лучше всего ей сейчас подчеркнуть и сделать ярче — глаза или губы? Дерзкий «кошачий взгляд» или сочная вишня на губах? Подумав, что ей жаль тратить любимую помаду на поцелуи с Ганиным — а это один из главных пунктов в ее плане по обольщению художника — Снежана сделала выбор в пользу «дерзкого взгляда». Она старательно выводила стрелки, прокрашивала каждую ресничку. Наконец, осталось нанести последние штрихи — немножко румян, сияющий блеск для губ. «Ну, а если ещё одеть солнцезащитные очки… Так вообще замечательно будет!».

Вообще-то, Снежана была та ещё модница. Время, проводимое ею перед зеркалом в наведении «марафета», было, так сказать, бальзамом для её души. Но не теперь… Пожалуй, впервые в своей жизни она по сто раз проверяла, не смазала ли она какую-то деталь в своем макияже — руки уж больно дрожали —, не переусердствовала ли она с чем-нибудь, поскольку почти непрестанно думала и думала только об одном — Ганин, портрет, Ганин, портрет, Никитский, опять Ганин, опять портрет, а в ушах при этом почему-то слышался какой-то легкий холодный металлический звон, как будто по голове её хорошенько чем-то ударили. «Да не звон это… А смех какой-то! — подумала Снежана. — Видимо, я переспала чуток». Наконец, когда все было закончено, она облегченно вздохнула и направилась к выходу из спальни, но на какую-то долю мгновения ей показалось, что в зеркале мелькнуло вроде бы её собственное лицо, которое искажала жуткая гримаса какого-то ненормального гомерического смеха. «Да я ведь не смеялась…». , — подумала Снежана и на душе ей стало жутко.

— … Ой, доченька, да куда ж ты так намылилась? Ой, какая ты у меня крас-и-и-и-и-вая, просто принцесска! Заглядение прямо! — всплеснула руками мама, уже вернувшаяся из магазина с сумками, полными продуктов.

— Иду на задание, мамочка, а потому… — лихо надевая на глаза солнцезащитные очки и резко разворачиваясь в противоположную сторону от зеркала… — надо выглядеть, как киндерсюрприз, и даже лучше! — хихикнула Снежана и чмокнула маму в щеку.

А потом быстро взяла мобильник и набрала Ганина.

Гудки были долгие, пришлось изрядно подождать. «Что он, спит до сих пор, что ли? Неужели правда, что эти художники живут и пишут по ночам, а весь день спят до вечера, как граф Дракула?» — промелькнуло у неё в голове. Ехать к Ганину в гости без приглашения тоже как-то не хотелось…

Когда Снежана уже готова была смириться с тем, что в гости ей придется всё-таки ехать без приглашения, Ганин взял трубку.

— Алло? Это Ганин… — раздался глухой и какой-то не на шутку встревоженный голос.

— А я думала, это крокодил Гена! — зазвенели серебристые колокольчики в трубку. — Привет, Ганин! Это тебя беспокоит Чебурашка!

— Ой, Снежа… — голос изменился. — Я так рад, так рад… Слушай, здорово, что ты мне позвонила, супер просто! Я и сам, если честно, собирался, да тут пока встал, пока то да се… Думал, вечером позвоню…

— Эх ты, соня-засоня! — засмеялась Снежана. — Ну тебе простительно, ты ведь художник, творческая личность… Вы, небось, так и живете — по ночам ваяете и потом до вечера спите… Кстати, Ганин, а ты не помнишь, что ты мне вчера пообещал, а?

— Что… что… пообещал? — голос Ганина из радостного вновь стал каким-то испуганным.

— Ну-у-у-у-у… — протянула Снежана, строя глазки зеркалу. — Показать мне твои новые апартаменты за семью печатями, покатать меня там на лошади, сыграть со мной в гольф, ну и все такое прочее… Говорят, у Никитского самые лучшие орловские рысаки в стране и гольф-площадка у него тоже ничего… — голосок Снежаны стал ворковать точь-в-точь как у влюбленной голубки — такая тональность сражала не одного нужного ей мужчину.

Но его ответ принес разочарование.

— Ка… кие апартаменты… Ник… китского? Нет, нет, Снежа, это исключено! Неужели во всей области у нас нет других гольф-площадок или верховых лошадей? Давай я посмотрю в сети, поедем в любое другое место…

— А что это ты так? — недовольно надув губки, капризно воскликнула Снежана. — А, может, я хочу посмотреть, как ты живешь? Я, например, всегда мечтала осмотреть этот старинный дворец, который Никитский себе захапал, какие там зеркала, статуи, колонны, картины… — последнее слово она произнесла с глубоким придыханием.

И тут Ганин сдался.

— Ну, если картины… Да, таких картин, как у Никитского, ты, пожалуй, нигде не сыщешь в округе! Моя мазня — это просто ничто по сравнению с мастерами эпохи Великого века! Тут, пожалуй, тебя ждут великие открытия… Ну что ж, давай, тогда я буду ждать тебя. Как ехать знаешь?

— Ещё бы! Кто ж не знает, где живет Никитский, скажешь тоже! Я сама сколько там с камерой караулила, не пускают туда, свол… Ой, прости, охранники там злые всегда были. Окей, минут через 40 буду — готовь шампанское, лед ну и все такое! — хихикнула Снежана и быстро прервала связь, чтобы не возникло у него никакой лазейки вывернутся — без Ганина в этот чертов особняк можно прорваться только если раздобыть где-нибудь корочки сотрудника ФСБ, не меньше.

Снежана облегченно вздохнула, но маска легкомысленной девической веселости тут же слетела с её лица, сменившись выражением озабоченности и встревоженности, переносицу прорезала некрасивая морщинка. Она быстро прошла к своему рабочему столу и из его ящика достала свою маленькую портативную цифровую видеокамеру, электрический фонарик, а также, помимо всей прочей дамской требухи, незаметно положила травматический пистолет — на всякий пожарный, как говорится…

«Ну, вот, вроде бы все готово», — с легким волнением подумала Снежана и, последний раз взглянув в зеркало и поправив солнцезащитные очки-зеркалки, поднятые на лоб, отправилась к выходу из квартиры.

— Мам, Светика заберешь, ага? Я буду поздно! Если не приду ночью, не беспокойся, хорошо?

— Это… куда ж… — опять всплеснула руками мама, которые все были перепачканы в белой муке.

— Мам, ну что ты опять начинаешь! Работа у меня такая…

— А я думала, у тебя свидание…

— Ну и свидание тоже, мам… Все вместе… Просто и то, и это… В общем, совпало так… Ты не беспокойся, мамочка, все будет хорошо! — и Снежана ещё раз крепко обняла и поцеловала маму.

Но когда она уже взялась за дверную ручку…

— Доча, доченька, подожди! На, одень, одень-одень, мне спокойнее так будет… — дрожащие руки матери держали в руках блестящий серебряный крестик на серебряной же цепочке.

— Мам, ну что ты! — отмахиваясь, воскликнула Снежана. — Я же не верю во все это! Зачем?

— Одень-одень, доченька, ради меня, золотко, заинька моя! Сегодня не веришь, завтра — кто знает как оно? Ты же крещенная у меня, одень…

Снежана послушно склонила голову и позволила матери одеть крестик себе на шею. Холодный металл приятно щекотнул кожу на шее и на груди и Снежана вдруг почувствовала, что тревога и страх, все это время гнездившиеся у неё на сердце, куда-то рассеялись, и ей стало как-то легко и хорошо, так что она улыбнулась.

— Ну, все, мам, пока, теперь уже точно, пока-пока! — и Снежана как бабочка выпорхнула на лестничную площадку, а мама быстро перекрестила свою дочь, что-то шепча себе под нос.

Старенький ярко-красный «опель» быстро вынес Снежану на федеральную трассу — слава Богу, не из центра выбираться — жила-то она на окраине — и она понеслась на большой скорости в сторону Марьино — старинного имения князей Барятинских, жемчужины культурного наследия края, в котором по какой-то странной прихоти судьбы располагалась резиденция Никитского. Радио передавало какую-то ритмичную музыку, потом — веселый треп двух диджеев, солнце грело по-летнему жарко, на небе — ни тучки, ветер от большой скорости развевал золотистые волосы Снежаны, а на трассе — почти никого. Благодать! И Снежана замурлыкала себе под нос лившуюся из радиоприемника песню, ритмично пощелкивая длинными ноготками по баранке руля…

Ганин проснулся почти в полдень. Настроение у него было — сквернее некуда. Голова болела, все мышцы и кости ломило, как будто по нему всю ночь прыгал добрый десяток чертенят. Он привстал на кровати и, взявшись за голову, с трудом соображал, что же с ним вчера происходило. Мысли и образы бегали в его голове, как стекляшки калейдоскопа, и никак не могли уложиться в какую-то стройную картину… Снежана, выставка, камеры, потом яхта, потом какие-то сумасшедшие приключения со всякого рода канатными дорогами, ресторанами, вертолетами…, потом лавочка, прощание… Да, а что было потом, ахххх? ПОРТРЕТ! Проклятье! Портрет заговорил! Вчера! Да, вчера, заговорил! И плакал, и угрожал… Черт! А потом все это… Кольцо, храм, свеча, луна… «Боже, ну это просто какой-то кошмарный, нелепый, страшный сон — и всё! — подумал, цепляясь как утопающий за соломинку, Ганин. — И доказательство тому, что я лежу на кровати, а не на полу — там, где я должен был вчера упасть!».

С этой мыслью Ганин вскочил с постели и принялся искать очки, даже под кровать залез, но только там сообразил, что очки у него итак на носу. А когда он вылез, наконец, из-под кровати, встал, то его взгляд тут же упал на этот проклятый портрет! Девушка на нем по-прежнему радостно улыбалась, держала в беленьких тоненьких ручках лукошко с цветами, а над её золотоволосой головкой в соломенной шляпке с алыми ленточками светило ярко-желтое солнышко. Вот только глаза… Да… Глаза приобрели какое-то новое выражение…

Ганин подошел к портрету поближе и увидел, что в глазах девушки играют ярко-красные искорки, а улыбка чем-то напоминала хищный оскал — белоснежные зубки чуть-чуть сильнее выпячиваются из-под чувственных кроваво-красных губ, чем обычно, и от этого Ганину стало не по себе. Он поспешно отвернулся и отправился в противоположную сторону комнаты, к большому, сделанному из цельного дуба, платяному шкафу. Насколько помнил Ганин, он упал у портрета, ещё не успев раздеться, но сейчас на нем одежды не было…

В шкафу, как ни странно, оказался только один комплект одежды — белоснежные летние брюки, рубашка с коротким рукавом, длинноносые белые летние туфли и широкополая соломенная шляпа. «И что мне, получается, — подумал Ганин, — в гольф идти играть предлагают, что ли?» Пока он одевался, его взгляд привычно скользил по стенам, увешанным старинными картинами, в основном, портретами, прекрасных дам в париках, декольтированных платьях и в перчатках, и важных кавалеров в париках и при шпагах, хотя были там и несколько великолепных пейзажей. Застегивая пуговицы на рубашке, Ганин бегло осмотрел некоторые из них, но одна из них показалась ему смутно знакомой…

Ганин, затаив дыхание, медленно подошел к ней — она висела справа от шкафа — и сердце его забилось как мотор, в глазах поплыли красные круги, голова закружилась… Он увидел на полянке, покрытой изумрудно-зеленой травой, накрытую скатерть для пикника, а вокруг неё сидели… «Боже правый!» — Ганин схватился рукой за сердце, кожа на лбу покрылась испариной: там сидели Никитский, его жена и двое детей! Все в легких летних костюмах, все с улыбкой смотрели прямо на художника, как бы в объектив фотокамеры. Но, присмотревшись повнимательнее, Ганин увидел, что в глазах их застыл лютый ужас, какой бывает у людей, погибших насильственной смертью, а сами их улыбки скорее напоминают гримасы, настолько неестественно, как бы чьими-то сильными руками, растянут их рот… Картина производила жутчайшее впечатление и Ганин готов был поклясться, что ТАКОЙ картины тут быть просто не могло! НЕ МОГЛО!

Ганин протянул было руки, чтобы снять эту ужасную картину со стены, но не смог этого сделать — она висела на стене, как приклеенная. И тут его озарила догадка! Он резко развернулся в сторону портрета и… отчетливо увидел злорадные веселые огоньки, плясавшие на глазах девушки, и выражение торжества на всем её лице…

— Твоя работа, ведьма!? — вдруг внезапно выйдя из себя, закричал Ганин. — Вот почему я здесь, а не в комнате для гостей! Вот почему он не пришел на мою выставку, да?!

Но ответом ему был звонок мобильного телефона. Ганин механически ответил и услышал звонкий радостный мелодичный голосок Снежаны…

Ярко-красный «опель» Снежаны мягко подкатил к семиметровому забору, за которым не видно было совершенно ничего, с мощными, обитыми железными листами, воротами. Сигналить не потребовалось — ворота при её появлении открылись сами — и она медленно въехала на территорию бывшей усадьбы князей Барятинских. К ней тут же подбежали два охранника в «хаки» и, открыв дверцы машины, помогли выйти. А чуть поодаль уже стоял сияющий как новенький пятак Ганин. Один из охранников отправился закрывать ворота, а другой сел в машину Снежаны, чтобы отвезти её на стоянку. А Ганин, слегка покрасневший, быстро подошел к Снежане и, галантно поцеловав её ручку, сказал:

— Ты не проголодалась случайно? Я предлагаю начать с обеда. Конечно, Снежана была не против…

Обед был превосходен. Столик на двоих накрыли внутри небольшой и уютной деревянной беседки белого цвета, прямо у искусственного озера с живыми лебедями. Ганин отпустил прислугу и ухаживал за дамой один — то подливал шампанского из ведерка со льдом, то накладывал блюда — благо, они были уже нарезаны. Снежана облокотилась на подбитую плюшем спинку скамейки и блаженствовала — она обожала, когда за ней ухаживают мужчины, тем более что в таком месте она отродясь не была. Роскошный особняк XVIII века нежно голубого цвета перед глазами, аккуратно постриженные лужайки, утопающие в цветах клумбы, искусственные пруды, правильно разбитые аллеи, дорожки посыпанные мраморной крошкой… Требовалось всего небольшое усилие воображения, чтобы представить себя в длинном платье на кринолине, в пышном, усыпанном ароматной пудрой парике, сидящей за столом, за которым тебе прислуживают лакеи, в длинных алого цвета ливреях, также в париках и в белых тонких перчатках, а где-то совсем рядом стоит роскошная позолоченная карета, запряженная четверкой вороных коней, на козлах которой сидит важный кучер, в такой же ливрее и парике, что и лакеи… Снежана вовсю отдалась так ненавязчиво окутавшей её сознание фантазии, что совершенно забыла про все на свете — и про задание, и про Константина Михайловича, и про таинственные происшествия, и даже про Ганина… Майское солнце жарило вовсю, было душно, но от пруда с птицами веяло приятной прохладой. Жара в сочетании с прохладой вызывало чувство сладостной истомы, говорить не хотелось. Снежана съела совсем немного — несколько кусочков мяса, рыбы, греческий салат, шарик клубничного мороженого, зато шампанского выпила не в пример много. Оно было ледяное, терпкое, и сразу же ударило в голову. Ганин что-то говорил и говорил, то суетясь возле стола, как завзятая домохозяйка, то потом сел и стал наворачивать еду за двоих (если не за троих), но Снежана не воспринимала, ЧТО он говорил. В её глазах все поплыло. Она разомлела…

Поместье, располагавшееся всего метрах в двухстах от беседки, стало покрываться какой-то призрачной дымкой, какая бывает в очень сильную жару, когда воздух нагревается так, что начинает видимым образом колебаться перед глазами. Снежана лениво рассматривала дворец, совершенно не слушая Ганина: сначала портик, потом широкие распахнутые окна первого этажа, потом второго… Вдруг внимание Снежаны привлекло шестое окно справа, на третьем этаже. Оно, в отличие от других окон, было закрыто, но Снежана отчетливо увидела, как за стеклом мелькнул какой-то женский силуэт. Детально рассмотреть его Снежана не могла — слишком далеко она находилась —, но она отчетливо увидела, что женщина была красива, стройна, что волосы у неё были светлые и что она приветливо улыбалась. Женщина посмотрела прямо на Снежану и помахала рукой, а потом сделала жест, приглашающий её внутрь дома — мол, заходи, не стесняйся! — и Снежана махнула ей в ответ…

— … Снеж, а, Снеж? Снежа! — Снежана вдруг почувствовала как чьи-то пальцы теребят её за щечку и что-то холодное прикасается к ней. Она удивленно открыла глаза и увидела встревоженное лицо Ганина. Он держал в руках кусочки таявшего льда из ведерка с шампанским. — Что с тобой? Ты не заснула случайно? Или у тебя тепловой удар?

— Ой, Леш, да… что-то разморило… Наверное, просто перепила шампанского… Слушай, такого вкусного шампанского ещё ни разу в жизни не пила! Леш, ты вроде сказал, что Никитский куда-то срочно уехал, а жена его здесь осталась, да?

— Да нет… — голос Ганина слегка дрогнул. — Она… она… ну… она тоже с детьми уехала… с ним… Я тут один вообще-то, ну, если не считать прислуги и охраны…

— Странно…

— Что — странно?

— Да нет, ничего… Мне просто подумалось, что в доме осталась хозяйка, вот и все… Ладно, Леш, я думаю, нам обоим надо немного освежиться — как насчет искупаться в-о-о-о-от в этом самом пруду, а? Ты не проверял, там глубоко? Дно хорошее? Ганин сразу повеселел. Он и сам уже об этом подумал.

— Да, Снеж, там можно купаться — мне дворецкий сказал. Слушай, но у тебя же нет купальника…

— Я думаю, купальник бесследно исчезнувшей хозяйки мне как раз будет впору! — рассмеялась Снежана. — У меня такое ощущение, что она на меня нисколечко не обидится! — и хлопнула ладошками по ногам.

Ганин как-то странно взглянул на Снежану, но промолчал…

Молодые люди отправились в дом и довольно быстро нашли комнату жены Никитского. Снежана так и ахнула от восторга и где-то в глубине души её кольнула иголочка женской зависти. Комната жены Никитского была размером в три её с мамой двухкомнатные квартиры без стен, если не больше. Правда, в ней не было такого количества картин и статуй, как по всему дворцу, видимо, хозяйка была не любительницей такого рода искусств, зато во всем остальном комната утопала в роскоши. Мебель из полированного красного дерева, роскошная кровать под светло-розовым балдахином, люстра и подсвечники из золота. Однако как они не искали, обнаружить в этой комнате залежи одежды им не удавалось, пока Снежана не додумалась открыть незапертую дверцу второй комнаты. Самое интересное, что мебель в этой смежной со спальней и такой же, если не больше, по размеру комнаты в основном состояла из шкафов-купе, наполненных самой разнообразной одеждой. Чего тут только не было! Платья, шубки, юбки, нижнее белье, брюки, шорты, шляпки, туфли… Сотни и сотни самых разнообразных вещей и вещиц — и все — надушенное ароматными благовониями, видимо, сохранявшими одежду от моли. Глаза у Снежаны загорелись и она опять чуть ли не позабыла все на свете, только и делая, что перебирая десятками модели, примеривая их на глазок у зеркала и весело смеясь. Затем она заставила Ганина отвернуться и битый час примеряла то один наряд на себя, то другой. «Ну, как, Леш, тебе это?», «А это?», «Ну просто прелесть!», «Знаешь, мне кажется от этой шляпки у меня лицо какое-то круглое получается, нет?», «Ну в этом купальнике я точно на пляже не появлюсь — умру со стыда!», «А вот это вроде бы ничего… Ну, Леш, ну посмотри же!», «Ты ж сказала отвернуться?», «Ну отвернуться, а сейчас повернуться! Я для кого тут выбираю, а? Для Пушкина что ли? Или кто тут был хозяином сто лет назад? Ха-ха-ха», «Нет, ну это вообще прелесть! Слушай, Леш, ну зачем, спрашивается, одной бабе столько тряпок, а? ну скажи мне пожалуйста! Ой… ну это вообще… Ну-ка помоги-ка мне застегнуть… Вот так, так… Супер! Нет ну… Блин, ну что ж она худая такая, а? Неужели я так растолстела за зиму… Леш? Леш! Ну куда же ты?!».

В конце концов, терпение Ганина лопнуло, и пока Снежана возилась с очередным платьицем, он просто дал деру. «Если я уйду в сад, ей, наверное, надоест примеривать, и она выберет, наконец, что-то одно», — подумал Ганин. Он с детства ненавидел магазины, особенно одежды и обуви, в которые его с детства таскала мама, от душного запаха духов, от пестрых цветов, от обилия марок и фасонов у него всегда болела голова. А тут переодеваниям Снежаны не было видно ни конца, ни края…

— Ну вот, — недовольно цокнула язычком Снежана. — Сбежал… Ну и ладно, сама выберу! Вот это, думаю, мне точно подойдет…

Снежана вытащила из темно-красного чрева шкафа ещё одну модель купальника небесного цвета и тут же одела его на свое белоснежное — загорать-то некогда, все время работа да работа! — тело и кокетливо скорчила рожицу зеркалу. И… тут же застыла от удивления! Зеркало, вместо того, чтобы отразить её лукавую гримасску, отразило её собственное лицо, но с совершенно другим выражением на нем — спокойным, по-королевски величественным, смотрящим несколько свысока, как госпожа смотрит на свою служанку. Но самое удивительное было не в том, что выражение лица совершенно не совпадало с её собственным, а глаза… От их взгляда у Снежаны спина покрылась гусиной кожей и по ней прошел неприятный холодок. Сколько Снежана ни смотрелась на себя в зеркало, она никогда не замечала, что её глаза могут быть ТАКИМИ… Веселыми, хитрыми, живыми — да, но здесь… Казалось, эти глаза были древнее самого неба, глубже самого глубокого океана, страшнее самой опасной трясины…

— Ой, да это же не я! — вскрикнула Снежана. — Кто ты? — и отражение её лица в зеркале не отразило ни испуга, ни даже движения губ, как будто бы это не зеркало было, а окно, по ту сторону которого стоял её, Снежаны, двойник, сестра-близнец, полностью похожая на неё саму, но в то же время совершенно другое существо. Отражение ничего не ответило ей, только снова сделало приглашающий жест, куда-то в ведомое лишь ей Зазеркалье, и — улыбнулось, но в улыбке её не было ни теплоты, ни искренности.

— … Снеж! Я устал уже тебя ждать! Давай ты пойдешь купаться в том, что ты уже надела, хорошо? Какая разница?! Ты же в воде будешь, а не на подиуме — все равно ничего видно не будет! — Ганин не удержался и все-таки пришел уже явным образом поторопить Снежану. — Что с тобой, Снежа? Ты побледнела…

— Да нет, все в порядке, Леш! Тут очень душно. Ты прав, пойдем искупаемся, а то я в такую жару точно в обморок бухнусь, как кисейная барышня… — хихикнула Снежана и, чмокнув Ганина в щеку, побежала к пруду в только что одетом купальнике, а Ганин побрел следом.

Вода в пруду действительно была в самый раз для такой жары. Прохладная, но не холодная, освежающая. Дно было ровным, покрытым мягким песочком, без ям, которые могут быть в естественных водоемах, создавая угрозу для безопасности купающихся. В центре пруда было довольно глубоко, так что можно было преспокойно нырять, прямо как плававшие здесь же серые уточки. Ганин оказался превосходным пловцом, так что они со Снежаной соревновались, кто быстрее доплывет до противоположной стороны пруда, который был довольно большим, метров 500 в диаметре, и кто глубже нырнет. Самое интересное, что лебеди и утки здесь были почти ручные и не боялись пловцов. Они только отплывали на противоположную сторону пруда, недовольно крякая, но не улетали и даже не пытались вылезти на берег. Снежана, звонко смеясь, окатила несколько серых уточек пару раз потоком прохладных брызг и с удовольствием наблюдала, как они, переваливаясь с одной стороны на другую, все-таки вылезли на берег и стали деловито ёршиться и отряхивать воду со своих перышек. А потом молодые люди вылезли на берег и расположились в белых матерчатых шезлонгах загорать. Снежана с удовольствием подставила лицо, грудь, живот и ноги ласковым теплым солнечным лучам и блаженно закрыла спрятавшиеся за темно-зеркальными стеклами солнцезащитных очков глаза. «Благодать! — подумала она, с наслаждением вытянув немного продрогшие ноги. — Чтоб мне так всю жизнь жить: купаться, загорать, одевать красивые шмотки… Эх, ну почему же богатых так мало, а? Нет, чтобы все так жили…». — Снежана сонно зевнула и целиком сосредоточилась на приятных ласковых прикосновениях солнечных лучей к своему телу. Наваждение у зеркала ушло куда-то на периферию сознания. «Ну, показалось и показалось, мало ли? В такую жару все что угодно померещиться может!».

— Слушай, Леш, ты не спишь там?

— Нет… — сонно ответил Ганин, накрыв лицо соломенной шляпой, сдвинутой на лоб.

— Слушай, а ты веришь в привидения? Знаешь, есть всякие истории про то, что в древних замках обитают призраки давно умерших владельцев, пугают там всех…

— Не знаю, не видел их никогда, — также сонно ответил Ганин. — А почему ты спрашиваешь?

— Да так… Просто мой шеф, Рогозин, черти бы его побрали, хи-хи, он просто помешан на всем этом. Я вообще числюсь на телеканале специалистом по освещению культурной жизни, а он, толстый черт, гоняет меня по всей области в поисках историй про НЛО, полтергейсты, призраков, русалок… Я ему — «какая ж это культура?», а он мне — «Снежаночка, это-то и есть самая что ни на есть культура — народный фольклор! На этом же сенсации делать и делать!».

— А-а-а… — лениво протянул Ганин, почти засыпая.

— А тут, понимаешь, имение князей Барятинских… Старина… Привидения-то тут и любят обитать… Старые тайны, нераскрытые преступления… Скелеты в сундуках, убитые жены в подвалах, висельники на чердаках… — Снежану мысль про призраков и привидений привела в такой восторг, что у неё напрочь пропал сон. Она крадучись, на цыпочках, подошла к шезлонгу Ганина и, шутливо схватив его за горло, закричала:

— А-а-а-а-а! Крови хочу, мя-я-я-я-яса!

Ганин судорожно дернулся и с испуганным криком вскочил, шезлонг перевернулся и он покатился прямо на мягкую коротко стриженную траву лужайки, а Снежана залилась мелодичным смехом и принялась его щекотать…

— Слушай, Леш, все, хватит спать. Ты мне, между прочим, ещё дом собирался показать!

— А как же гольф, кони?

— Точно! Как это я забыла? Ну, давай гольф и коней, а дом посмотрим вечером!

Всю вторую половину дня Ганин и Снежана провели на свежем воздухе. Снежана оказалась неплохой наездницей, в отличие от Ганина, который напоминал в седле мешок с картошкой, который везли на грузовике по сельской ухабистой дороге. Несколько раз он чуть не свалился и до боли натер себе ноги.

— Ну, кто ж так ездит, Леш?! Ну, в самом деле! Ты ж себе так все отобьешь — детей не будет! — прыснула от смеха Снежана. — Ты постарайся поднимать таз и ноги одновременно с лошадью: лошадь вверх и ты вверх, лошадь вниз — и ты вниз. Понимаешь? Вот так, вот так…

— Слушай, Снеж… а… где… ты… так… на… уч… илась… — запыхался Ганин, готовый уже проклясть все на свете и, прежде всего, себя самого, что рассказал ей про лошадей.

— А я в кружок верховой езды ходила в школе. Мой первый парень обожал лошадей, ну и я заодно с ним пошла. А потом парень сплыл, а лошади остались… — Снежана опять весело рассмеялась. — В жизни, Леш, ничего просто так не бывает, даже первые парни, хи-хи!

— Ну, значит, и мы с тобой не зря пересеклись. Вроде бы на лошади я сидеть уже могу… Надеюсь только, что ты после того, как я научусь кататься как ты, никуда не сплывешь?.. А потом они играли почти до вечера в гольф. Здесь уже Ганин учил Снежану — и как держать клюшку, и как правильно бить. У Ганина оказался зоркий на удар глаз и отработанные движения, но Снежане эта наука была чересчур — ей больше понравилось гонять по полю на электромобиле.

— Блин, Ганин, всю жизнь мечтала погонять по такому полю! Давай наперегонки?!..

… - Фу, устала я совсем! — сказала, наконец, Снежана, когда они с Ганиным, ещё раз искупавшись в пруду, шли к дому. — После такого отдыха надо ещё на два дня брать отгул и отдыхать уже лежа на диване! — А потом с наслаждением легла в одной из зал на диванчик, прямо в купальнике.

— Все, Ганин, никуда больше не пойду! Придется тебе оставлять меня на ночь. Ты, надеюсь, не против? — она хитро посмотрела на Ганина, которому птиценогий и клювоносый дворецкий каркающим голосом сказал, что ужин будет готов через двадцать минут, а стол накрывать будут в Бильярдной.

Ганин густо покраснел.

— А мама твоя, дочка?

— Ничего, агххх, — снова зевнула Снежана. — Они уже привыкли, что я за полночь прихожу. Какая разница, если прибуду утром?

— В самом деле… — развел руками Ганин.

— Кстати, с тебя ещё должок, Ганин, ты мне, помнишь, дом обещал показать, картины… — на последнем слове Снежана сделала еле заметное ударение и, приподнявшись немного, взяла Ганина за руку и потянула на диван, присесть рядом с ней.

— Да, да… — механически закивал головой Ганин, стараясь не смотреть ни на лицо, ни на полуобнаженное тело Снежаны. — Знаешь, оденься лучше… А то бикини с интерьером XVIII века как-то не очень сочетается.

— Какой ты сноб, Леша! Главное, чтоб красиво было! Ну, ладно, ладно, давай, отнеси меня на руках в гардеробную и я, так уж и быть, оденусь… — и Снежана томно закрыла глаза. Ганин довольно рассмеялся и действительно взял тонкое и легкое тело Снежаны на руки и как заправский молодожен понес его в спальню.

К ужину Снежана выбрала аристократическое длинное белоснежное платье из мягкого шелка, жемчужное ожерелье и перламутровые туфельки. Волосы слегка завила на кончиках, но косметики нанесла минимум — только немного подкрасила глаза. Никаких посторонних отражений в зеркале больше не появлялось. Ганин оделся в бежевый вечерний костюм с белой бабочкой и бежевые ботинки с удлинёнными носами.

Бильярдная представляла из себя довольно небольшую уютную комнату, обклеенную изумрудно-зелеными обоями с несколькими люстрами также зеленого цвета, от света которых вся комната казалось изумрудной. Каждая люстра располагалась над соответствующим бильярдным столом, которых всего было четыре, в разных концах комнаты, а посредине комнаты стоял небольшой круглый деревянный стол, накрытый зеленой скатертью. За ним уже орудовали слуги.

Когда Ганин и Снежана вошли в комнату, он, как и за обедом, отпустил слуг и они со Снежаной оказались одни. Ганин выключил лампы и зажег натуральные ароматные восковые свечи на двух позолоченных трехсвечниках и таинство ужина пошло своим чередом.

Вино было красное, терпкое, полусладкое, бифштекс с кровью, салат «Цезарь», на первое — куриный бульон, а на десерт — фруктовое желе и фисташковое мороженое. На этот раз обязанности хозяйки исполняла Снежана и получалось это у неё отменно. Она с такой ловкостью и нежной заботой разрезала и подавала мясо и десерт, что Ганину доставляло наслаждение уже просто смотреть на то, как она это делает. Он только сейчас обратил внимание, какие красивые у Снежаны руки: круглые, точеные, как изящные ножки антикварной мебели, с длинными тонкими пальцами, будто бы созданными для того, чтобы ими перебирать струны арфы, лютни или клавиши фортепиано. Такие руки превосходно смотрелись, если бы она давала домашний концерт… Ганин с удовольствием представил себе уютную мини-концертную залу в этом дворце, клавесин, а рядом с ним сидит Снежана в сочно-голубом длинном платье с большим вырезом, в пышном парике, локоны которого свободно ниспадают вниз, с открытыми, как сейчас, круглыми плечами и аккуратными руками, а её пальчики ловко и изящно бегают по многочисленным клавишам…

— Леш! Да ты ешь, ешь… Что ты так на меня смотришь? Аппетит пропал, что ли?

— Да нет, Снеж, просто я представил тебя в платье XVIII века. Твои руки и плечи идеально подходят для арфистки или пианистки, тебе об этом никто ещё не говорил?

Снежана фыркнула и покраснела.

— Скажешь тоже! У меня вообще даже близко не было таких людей! Знаешь, Леш, — вдруг, понизив голос, почти шепотом сказала Снежана, поднимая бокал, наполненный красным вином, — я очень рада, что я тебя встретила, честно…

Ну а после ужина Ганин устроил Снежане форменную экскурсию. Сколько комнат они только не обошли! Снежана только и успевала хлопать своими густыми ресницами, казалось, Ганин знает в этом доме все. Но самое удивительное было не только в том, что он знал, где что лежит, висит или стоит и как это называется, но практически про каждую из этих вещей он мог рассказать. Почти каждый важный мужчина в парике с косичкой и при шпаге обретал в устах Ганина не только свое имя, но и удивительную судьбу, полную жизненных взлетов и падений, равно как и прекрасная дама в высоком парике и декольтированном платье или пухлый мальчуган в коротеньких штанишках…

— Вот это — князь Василий Николаевич. Замечательная личность! Между прочим, участвовал в Чесменской битве. Видишь, у него ухо немного скошено? Это ранение он получил в абордажном бою…

— Аборт… Какай такой «абортажный»? — еле выговорила Снежана — она явно была не очень сильна в истории.

— Да не «абортажный», а «абордажный» — рассмеялся Ганин, схватившись за живот. — От слова «борт». Это когда корабль с кораблем сцепляются бортами и обе команды нападают друг на друга в рукопашной схватке. Обычно так делают, чтобы не топить чужой корабль, чтоб имущество не пропадало зря. Между прочим, в таком бою погиб знаменитый адмирал Нельсон при Трафальгаре. Какой-то французский матрос подстрелил его, сидя на мачте своего корабля… Так вот, князь Василий взял со своими матросами на абордаж турецкий корабль, а вот видишь — какой-то турок ссек ему полуха. Он получил орден Андрея Первозванного — высшую морскую награду, а уже во вторую войну с турками умер от сыпного тифа…

— А вот это… Снеж, иди сюда, вот, смотри! А вот это его отец — князь Николай Андреевич. Смотри, какой важный! Он был одним из высших чинов при Елизавете Петровне и Петре III. Был дипломатом, знал хорошо несколько языков. Правда, ему не повезло. Когда Екатерина II пришла к власти, его, увы, — тут Ганин крякнул, сделав выразительный жест руками, — убрали. Доживал он свои годы в этом поместье и писал мемуары, потом стал много пить, гулять, да потом нашли его в пруду утопшим…

— А вот прекрасная Лизет. Смотри, какие у неё лукавые глазки! Роковая женщина была. Скольких мужчин соблазнила! Граф Ридигер, местная знаменитость, и какой-то заезжий штабс-капитан стрелялись из-за неё даже насмерть, да и не только они. А она, представляешь, дожила до глубокой старости и под старость сошла с ума — разговаривала вслух со своими бывшими любовниками, как с живыми…

— А вот малыш Никита. Он, бедняга, зимой заигрался с ребятами деревенскими, угорел, наелся снега, ну и помер…

Снежана всхлипнула и прослезилась — вид пухленького черноволосого мальчика в коротеньких бархатных алых штанишках до колен с бантами, такой же курточке и туфельках, в белоснежных гольфах, вызывал у неё живое сострадание. Рядом с мальчиком лежала большая собака породы «колли», которую он поглаживал. Его глазки были такие веселые, такие жизнерадостные…

— Жалко… мальчишечку… — еле выговорила Снежана, утирая слезы руками.

— Самое интересное, Снеж, что портрет написали буквально за пару месяцев до смерти, чуть опоздали бы — и не осталось бы от Никиты Барятинского ничего! Портрет же не фотография! Хорошо, если две-три штуки за всю жизнь сделают…

— А это кто? — вдруг резко спросила Снежана, подойдя к другому портрету. — Фу, лица такие смазливые, как у плейбоев… Бабники, наверное, жуткие!

— А-а-а! Верно заметила! — довольно воскликнул Ганин. — Это сами что ни на есть известные Барятинские. Большинство князей были служаками средней руки, а то и вообще не служили — жили в свое удовольствие, тихо да мирно, а вот эти — два братца-акробатца, Снеж, были сами что ни на есть роковые мужчины: тайные фавориты самой императрицы Екатерины! Екатерина была на редкость любвеобильная женщина, и причем чем старше она становилась, тем более была неразборчивой в связях. Если вначале у неё были постоянные партнеры, которые были и великими полководцами и государственными деятелями — братья Орловы, Григорий Потемкин Таврический, например, то потом… — Ганин смешно махнул рукой в воздухе. — Кроме официальных ещё было куча неофициальных, тайных, о ком мало кто знал тогда… Вот эти два брата — из этой чертовой дюжины! Михаил и Алексей — прошу любить и жаловать!

Снежана с нескрываемым интересом вглядывалась в моложавые лица, вальяжно развалившихся уже немолодых мужчин, одного — на диване, другого — на кровати. Оба были полуобнажены, в каких-то простынях вместо одежды, с венками на головах. Один держал в руке тучную кисть винограда, а другой — лиру. У обоих лица были изнежены, напомажены, как у дам, видно, что и глаза и губы подкрашены, грудь у обоих была безволосой, кожа — нежной, глаза — масляные, с сладострастным огоньком. Снежану передернуло. Казалось, эти молодчики глядят на неё и прямо через полотно портрета мысленно раздевают её — взгляд их был до отвращения непристоен и гадок, а издевательские ухмылки и того хуже…

— А что это они одеты как-то странно — без париков, венки, простыни… — не в силах оторваться от портретов, произнесла Снежана.

— А… — Ганин просто светился от счастья — он обожал демонстрировать на людях своих познания. — Это они в образе античных богов: тот, что с виноградной кистью — это Дионис, а с лирой — Аполлон. Такие портреты называются аллегорическими. Наполеона так рисовали часто, королей и королев… При дворах того времени были очень распространены маскарады, когда все участники одеваются в различные костюмы. Например, знаменитый Король-Солнце Людовик XIV обожал принимать на себя образ именно Аполлона — бога солнца и красоты, покровителя искусств у греков, — у него было очень красивое тело в молодости, вот и эти…

— Ну и взгляды же у них, Леша! У меня такое чувство, что они прямо через портрет видят меня голой! Фу… — по лицу Снежаны пробежала гримаса отвращения.

— Это ты верно отметила. С Екатериной они сошлись так, ради карьеры. Она к тому времени уже старая была, некрасивая, а они — простые гвардейские офицеры — надо ж карьеру как-то делать! Зато в Петербурге они наводили шороху… Сколько репутаций погубили, сколько дуэлей — не счесть! Говорят, они оба входили в масонскую ложу и даже в какой-то оккультный кружок, занимались колдовством, переписывались с знаменитым магом тех времен Калиостро… Может быть, именно поэтому императрица была от них без ума?

— Ну и…? — с любопытством посмотрела на Ганина Снежана, затаив дыхание. Ганин также на мгновение задержал дыхание и не мог ничего ответить — так его заворожило личико Снежаны. Полуоткрытые губы, покрасневшие щечки, блестящие фиалковые глаза при мягком романтическом свете свечей…

— Да ничего! Императрица умерла, пришел Павел I. Братьям припомнили их прошлое — дуэли там всякие, испорченные девичьи репутации — и убрали их с гвардии куда подальше. В общем, уехали они обратно, в имение. Здесь пили, кутили, безобразничали, даже крепостным девицам и смазливым деревенским юношам жить не давали, да потом исчезли…

— Куда… Исчезли? — недоуменно спросила Снежана.

— А леший их знает! — с видимым удовольствием сказал Ганин. — Никто не знает! Не нашли… Когда приехала полиция, стали искать, мужики и бабы так им и говорили в показаниях, что, мол, черти их утащили в ночь на Ивана Купалу. С бесами, мол, общались, да по их воле баб и пацанов портили, вот и утащили! Так это или нет, — пожал плечами Ганин, — история умалчивает, но их так и не нашли… А имение досталось их троюродному брату, вот он, Семен Аркадьевич — честный малый, хороший семьянин, служака, герой войны 12-го года, отец декабриста…

— Слушай, Леш, — вдруг остановила его Снежана, — ну откуда ты все это знаешь? Откуда в твоей голове все это помещается, а?

Ганин опять довольно покраснел.

— Я ведь этой усадьбой давно интересовался, мечтал попасть сюда, вот и читал. Мне ж не только портрет интересен как художественное произведение, но и личность изображенного на нем человека, история…

— А какая история у моего портрета, а? Ганин? А ну колись-ка! Да и вообще, что это ты меня водишь от одного портрета к другому, а мой-то не показываешь!? — Снежана шутливо сложила руки «в боки» и внимательно посмотрела на Ганина. Тот отшатнулся в сторону.

— Его… его… его здесь нет, Снежа, он у меня на чердаке, в моем домике остался! — не моргнув глазом соврал Ганин. — Пойдем, ещё кой чего покажу… Снежана поджала губы, но ещё сильнее пришла к убеждению, что с портретом что-то явно не чисто, и ещё — она отчетливо поняла, что портрет этот здесь, и нигде больше! Но где? В какой из многочисленных комнат он может быть?

Они ещё некоторое время бродили по роскошным залам имения, любуясь превосходными картинами, статуями, барельефами, мимо роскошной, сделанной из драгоценных пород дерева, мебели, по мягким пушистым персидским коврам, и Снежана не переставала восхищаться роскоши и красоте покоев Никитского, но восхищалась она больше внешне, а в смысл слов Ганина почти и не вникала совсем — в голове её пульсировала одна мысль — портрет, портрет, портрет, портрет… Интуитивно она понимала, что именно портрет — ключ к разгадке, ключ к её заданию, ключ к Ганину! И Ганин ведь явно обо всем этом знает, но почему не говорит, почему скрывает? Мучение!

… - Ну, ладно, Снеж, на сегодня, думаю, хватит лекций по краеведению, — улыбнулся Ганин. — Я вижу, ты уже клюёшь носом. День сегодня был насыщенный. Давай, ты пока пойдешь, примешь душ, а я договорюсь, чтобы тебе постелили в комнате для гостей — я сам там спал, когда рисовал тут все.

— А ты, Леш, ты-то где спать будешь?

— Я… с тобой, конечно же… — Ганин густо покраснел. — Там две кровати, Снежа, — быстро добавил он. — Она рассчитана не на одного человека…

— А-а-а-а… — кивнула головой Снежана. — Ну что ж, в душ так в душ! Веди меня, Сусанин! — и она игриво хлопнула Ганина по плечу.

В комнату для гостей зашли уже при свечах. Она была небольшой, но вполне уютной. В отличие от апартаментов Никитского и его домочадцев, она была скромной и небогатой. Видимо, когда-то она служила комнатой для прислуги. Здесь было все как в гостинице — шкаф, тумбочка, две двуспальные кровати, ситцевые занавески и туалет с умывальником. После всей кричащей роскоши комната показалась чем-то вроде чулана, хотя и чистенького и уютненького. Ганин ушел умываться, а Снежана тем временем, сняв шелковый халат, юркнула под одеяло. Потом лег и Ганин.

— И все-таки, Леш, — не выдержала Снежана, — странный ты человек какой-то… И дом этот — странный… То ты прячешь от меня мой собственный портрет, то Никитские куда-то пропадают… Слушай, Леш, а может — и Никитских тоже черти утащили, а? — Снежана как-то натянуто хихикнула.

Ганин так и подскочил на постели и сел, подслеповато щуря глаза без привычных очков.

— А… а… с чего ты… это… взяла? — испуганно шепотом произнес он.

— Ну, ты же сам сказал, что этих самых братьев Барятинских черти взяли! Если даже собрать то, что я знаю про Никитского, то он уж точно кандидат?2 на такое!

— А ты… ну… ты… веришь во все это, Снеж? Ну, про чертей, ведьм и все такое прочее…

— Не знаю, Леш… Понимаешь, я уже лет пять моталась по всем городам и весям за этими НЛО, полтергейстами и домовыми. Конечно, бывало всякое и люди тоже… Но все-таки напрямую я ничего этого не видела, а с теми, с кем я говорила… В общем, явно с башкой у них было не все в порядке — полусумасшедшие бабульки, алкаши, шизоиды… Да и в Бога я тоже как-то не особенно верю… Не знаю.

Ганин промолчал, а потом вздохнул.

— Ну и хорошо.

— Что… хорошо?

— Ну, то, что ты во все это не веришь.

— Почему?

— Просто если ты в это веришь, вся эта нечисть становится для тебя реальной, и тогда ты можешь от этого пострадать, а если ты не веришь, то даже если тебе явится сам сатана, то ты просто подумаешь, что у тебя галлюцинация, выпьешь снотворного и спокойно заснешь.

— А я думаю, Леш, — зевая, протянула Снежана, — что если к тебе явится сатана, веришь ты в него или не веришь, он все равно утащит тебя в преисподнюю, ведь если бы его не было, кто бы тогда тебе явился? А если у тебя галлюцинация, то ты и со снотворным не заснешь. Я вон с этими психами по работе-то пообщалась… Знаешь, при сильных галлюцинациях человек без посторонней помощи и снотворное не примет со страху-то! Агххх…

Снежана уютно свернулась калачиком на мягкой постели и тут же погрузилась в глубокий сон.

… Темный-темный тоннель, ведущий непонятно куда. Длинная кишка, вроде какого-то подземелья, но постоянно извивающаяся из стороны в сторону. Идти приходится наощупь. Жарко, тесно, душно, темно… Когда же закончится этот ад? Вдруг — облегчение! — проход стал прямым, а где-то впереди забрезжил свет, потянуло прохладой, ясно ощущался запах полевых цветов, нагретой на солнце хвои, запах естественного водоема. Ноги сами побежали на свет и запах как заведенные. Все быстрее и быстрее — все, что угодно, лишь бы вырваться из этой тесноты и духоты на волю! Наверное, то же самое чувствует птичка, когда приоткрывается дверца её клетки… Но вот свет становится всё ярче и ярче — настоящий солнечный свет, бьющий как будто бы из широко открытого окна… Ещё мгновение — и перед глазами — большое окно, размером примерно в средний человеческий рост, а за ним — кусочек природы: яркое солнышко, сосновый лес, полянка, пруд с громко крякающими утками, белая беседка, а где-то далеко, на холме, розовый замок с развевающимися флагами… У неё возникло неодолимое желание поскорее подбежать к этому окну и со всего размаху перепрыгнуть оконную раму и оказаться там — посреди этого прохладного летнего рая…

Снежана проснулась вся в поту. В комнате было невероятно душно. Одеяло лежало на полу, простыня была скомкана, на подушке были пятна от пота. Снежана бросила взгляд на окно, но оно было распахнуто настежь. «Видимо, скоро будет гроза, — подумала она. — Перед грозой всегда такая духота бывает». Снежана встала и подошла к окну. Яркая и полная луна на небосводе среди звезд, как царица в окружении придворных дам и кавалеров, сияла бледно-желтым светом.

Снежана присмотрелась, и ей показалось, что круглый диск луны чем-то напоминает женское лицо: если присмотреться, можно различить черты лица — фиолетовые точки глаз, сжатые губы… Да нет! Снежана готова была поклясться, что губы у неё не сжаты, а, наоборот, растянуты в улыбке! Странная какая-то улыбка… Как на оскаленном черепе! Ей стало жутко и она отвернулась от окна и бросила взгляд на спящего Ганина.

Ганин тоже во сне сбросил свое одеяло и лежал непокрытым, в одной пижаме. Ему тоже было, видимо, душно. Однако лицо его было спокойно. Он улыбался во сне, наверное, ему снилось что-то приятное… «Удивительное дело, — подумала Снежана, — у всех спящих лица почему-то напоминают детские…». . И, действительно, лицо Ганина, расплывшееся в улыбке, было на удивление детским — светлым, ясным, добрым, ничем не отличаясь по выражению от личика её маленького Светика. Снежана быстро оделась, взяла свою сумочку и решительно направилась к выходу из комнаты — она оказалась не заперта. Коридор тонул в темноте, но Снежана достала из сумочки маленький фонарик и отправилась на поиски…

Если честно, она и сама не могла полностью отдать себе отчет в том, что же она хотела найти. Загадочные самоубийства или несчастные случаи с близкими к Ганину людьми вообще были необъяснимы с точки зрения здравого смысла. Ганин — и в этом её женская интуиция говорила твердое «да» — был простак и тихоня, вряд ли он мог быть замешан во всем этом, хотя — и это вполне возможно, особенно если учесть его странную реакцию на портрет, на возможность «уик-энда» в поместье, — он что-то определенно знал, но не хотел говорить. «Значит, — рассудила Снежана, — здесь должно быть что-то ещё, что-то, что связано с Ганиным и в то же время то, что действует и само по себе… Портрет? Но как портрет может что-то делать сам, ведь это всего лишь раскрашенный кусок холста! А, может… Привидение?!». Снежана хлопнула себя по лбу и мысленно расхохоталась — это история прямо в стиле старого дурака Рогозина: призрак, преследующий художника, и ревниво убивающий всех тех, кто дерзает приблизиться к нему вопреки его воле… Тем не менее, Снежана пожалела, что у неё нет возможности выйти на связь с Рогозиным и поговорить на этот счет, ведь для этого надо было либо выйти из дома, либо спрятаться в какую-нибудь комнатушку — в практически полностью пустом здании разговор будет сразу услышан. «А что если набрать смс? Впрочем, нет, нужно сначала разобраться с портретом! В конце концов, ясно, что он каким-то образом со всем этим связан, но вот каким?.. Это мы выясним на деле!» Но вот где найти этот загадочный портрет? Вот в чем вопрос! Ведь Ганин водил её повсюду, но нигде его не было. В сказку, что портрета здесь нет, она не верила.

Впрочем, кое-какая догадка на этот счет у неё была. «Явно, портрет должен быть где-то спрятан, в какой-то закрытой комнате, подальше от людей, а, значит, надо искать закрытую комнату!». Снежане вдруг вспомнилась сказка «Синяя борода», которую она сквозь сон слышала как-то, когда мама читала её Светику. Там что-то было в таком роде: что-то запретное, что было спрятано в какой-то закрытой потайной комнате, а главная героиня, молодая жена Синей Бороды, туда как раз и проникла… Чем кончилась сказка, Снежана, откровенно говоря, не помнила — наверное, заснула все-таки к концу, — но сама идея ей очень понравилась. «Ну что ж — будем искать закрытую комнату!». Комнаты в поместье располагались на втором и третьем этажах — на первом сплошь были залы. Снежана пошла методично просматривать каждую комнату по отдельности. К её досаде оказалось, что добрая половина всех комнат закрыта на ключ, преимущественно на третьем этаже, что, впрочем, было вполне объяснимо — комнаты на втором этаже, преимущественно, носили общественный характер — детские игровые, музыкальная комната, детская библиотека, а на третьем, видимо, располагались уже жилые комнаты.

Но как выбрать из них нужную? А даже если таковая и найдется, как проникнуть в закрытую комнату без ключей? Снежана закусила губку от досады. Она ведь даже и не подумала о таком элементарном препятствии! Тут она вспомнила, что в фильмах видела, что в подобных ситуациях у главных героев всегда были отмычки, но от этой мысли ей стало ещё более не по себе, а идти к охране в «хаки» с автоматами и просить у них ключей от запертых комнат, конечно же, было немыслимо…

Наконец, Снежана присела на корточки, прямо посреди широкого коридора, у статуи какого-то полуобнаженного мужчины с жезлом с навершием в виде змеиной головы, и задумалась, что же делать дальше. Самое плохое ещё было в том, что двери все были одинаковы — высокие, в два человеческих роста, двустворчатые, позолоченные —, не подписаны, с одинаковыми позолоченными ручками и старинными бронзовыми стучалками. Под какой из них прячется этот злополучный портрет? От досады ей захотелось заплакать — в самом деле, целый час таскаться по этой необъятной усадьбе только для того, чтобы вернуться обратно с пустыми руками? Что же делать…

Снежана молча уставилась на противоположную стену, но никаких дельных мыслей в голову ей не приходило. Вдруг какой-то звук мгновенно привлек её внимание. В доме стояла гробовая тишина — никого кроме неё с Ганиным в нем не было, а Ганин спал в закрытой комнате на другом этаже и в другом конце дома —, но Снежана готова была поклясться, что она услышала какой-то царапающий, скрипучий звук, как будто бы кошка точила свои когти о ковер. Снежана осмотрелась кругом, но никого не заметила — полутемные коридоры, призрачно-бледные прямоугольники лунного света на стенах и полу, тишина…

Но стоило только ей опять сосредоточиться на своих мыслях, как звук раздался снова и снова, все отчетливей и отчетливей, а потом, как будто бы чтобы развеять последние сомнения, — тихое мурлыканье.

«Кошка? Откуда тут кошка? — встревоженно подумала Снежана. — Ганин мне ничего об этом не говорил! Хотя, кто знает, может, и была у Никитского кошка или со двора забежала…». .

Снежана встала и пошла на звук. Он вел дальше по коридору третьего этажа. Мурлыканье становилось все ближе и ближе. Наконец, Снежана увидела справа, между двумя комнатами, небольшую рекреацию. Здесь стоял низенький журнальный столик, несколько мягких кресел, небольшой диван и две пальмы в кадках с землёй. Слабый лунный свет из окна освещал рекреацию. Здесь же, прямо посредине дивана, Снежана увидела неровное черное пятно, которое и издавало мурлыкающие звуки. При приближении Снежаны у черного пятна загорелись два ярко-зеленых огонька.

— Кс, кс, кс, кс, кс! — механически прошептала Снежана — она обожала кошек! Кошка на диване встала и сладко потянулась, выгнув упругую и гибкую спину вверх. Снежана подошла к дивану, присела на краешек и несколько раз погладила спинку абсолютно черной, как ночь, кошки и ласково потрепала её за ушко. — Хорошая, хорошая киска, умница… — Кошка ещё громче замурчала.

— Бедненькая, кисонька! Одна здесь, одна… Хозяева уехали, а кисоньку оставили! Бедненькая, хорошенькая… — сама чуть ли не замурлыкала Снежана. Кошка услужливо подставляла белым тонким ручкам Снежаны свою спинку, а потом вдруг громко мяукнула и, спрыгнув с дивана, побежала куда-то дальше по коридору.

— Эй! Киса! Куда ты?! — чуть не закричала Снежана и бросилась за ней. Но удивительное дело! Обычно кошки бегают достаточно медленно, в отличие от собак, и человеку ничего не стоит догнать её, но Снежана этого сделать почему-то никак не могла! Более того, ей все время казалось, что, сколько бы она не бежала, она ничуть не приближается к кошке — та от неё держится все время на одном и том же расстоянии. Дом был огромный, коридоры — длиннющие, при желании здесь можно было бы гонять на велосипеде. Снежана вообще-то и понять не могла — зачем она бежит за этой кошкой, сдалась она ей! Но почему-то все равно бежала и бежала…

Наконец, когда Снежане показалось, что сейчас сердце у неё выскочит из груди — давно она так не бегала! — кошка неожиданно остановилась возле одной из дверей и стала осторожно скрести её когтями и мяукать. Когда Снежана подошла к ней, кошка снизу вверх посмотрела на неё своими яркими, как прожекторы, зелеными глазами, и пронзительно замяукала.

— Что, кисонька ты моя, не пускают, зайчик ты мой? — засюсюкала Снежана. — А ну-ка, давай-ка я попробую…

Она нажала на позолоченную медную ручку двери и… — та моментально открылась! Кошка юркнула внутрь и Снежана, не долго думая, вслед за ней…

Она оказалась внутри большой и темной комнаты. Луна к тому времени, видимо, уже зашла за облака, а звездный свет позволял увидеть только темные контуры предметов — роскошной кровати под балдахином, шкафа, стола, кресел, подсвечников… Снежана щелкнула выключателем фонарика и яркий кружок электрического света заплясал по полу, стенам и даже по потолку комнаты, похищая из чрева ночной темноты её законную добычу. Вдруг луч её фонарика выхватил на стене, напротив кровати, какое-то до боли знакомое изображение. У Снежаны от неожиданности перехватило дыхание и она быстрым шагом направилась к нему и, подойдя, пригляделась повнимательнее…

«Боже мой! Да это ж я!» — чуть не вскрикнула Снежана и как будто бы сильный электрический заряд ударил её — фонарик выпал у неё из рук на пол и закатился за кровать, но нужды в нем уже не было, потому что прямо над изображением вспыхнули лампы подсветки и перед глазами Снежаны показалась ростовая картина с девушкой с золотистыми волосами и с корзинкой цветов в руках.

Снежана не могла отвести глаз от лица, как две капли воды похожее на её собственное, как будто бы она сама видела себя в зеркале. Вот только веснушек на щеках и носу не было, да щербинки в зубах, и глаза… Глаза — совсем, совсем другие… Снежана, затаив дыхание, приблизилась к портрету вплотную…

Её собственные большие миндалевидные фиалковые глаза на портрете смотрелись совершенно не так, как она видела их обычно в зеркале. Что-то в них было нехорошее, отвратительное, пугающее. Цвет глаз тот же, причудливо и искусно переданы искорки света на радужной оболочке, как искорки на темной морской воде, преломляющей лунные лучи, но за яркими цветами скрывалась угроза — такая угроза, которая исходит от внешне ласковой и нежной, но грозной и смертельно опасной морской волны. Вдобавок красные прожилки на белках глаз придавали взгляду какую-то кровожадность, хищность, равно как и неестественно яркие красные полные губы — всему лицу. Ну а прихотливый изгиб этих губ вообще можно было понять как издевательскую усмешку.

— Значит, это и есть тот самый, мой, портрет… — прошептала Снежана и ноги её предательски задрожали. Она чуть не упала, если бы рядом не оказался, буквально под рукой, мягкий стул. Снежана села на него, не отрывая глаз от портрета. — Ой, что же это я сижу! — вдруг спохватилась она, открыла сумочку, достала оттуда видеокамеру и сделала тут же десяток снимков и небольшой видеоролик. Глядя в объектив видеокамеры на картину, Снежана никак не могла отделаться от неприятного чувства, что глаза написанной на ней девушки все время пристально за ней наблюдают, даже тогда, когда она в эти глаза и не смотрела, направляя объектив на розовый замок вдали или на корзинку с цветами. Наконец, закончив снимать, она направилась к выходу. Однако выйти из комнаты ей не удалось — дверь оказалась запертой. Снежана несколько раз подергала ручку, но все тщетно.

— Черт! — в сердцах зашипела она. — Неужели захлопывается? — Снежана повернулась спиной к двери и опять взглянула на портрет. Ей показалось, что в глазах и ухмылке девушки было что-то торжествующее, издевательское. Несколько раз ударив ногой по двери, Снежана, решив, однако, благоразумно не кричать и не поднимать переполох, быстро подошла к окну. Оно было распахнуто.

Снежана поглядела вниз — прыгать было бы довольно высоко…

В этот момент в ночной тиши раздалось пронзительное карканье, и на подоконник влетела большая иссиня-черная жирная и отвратительная ворона. Снежана отпрянула внутрь комнаты, ворона же, казалось, и не думала покидать подоконник, только съежилась, растопырила перья и крылья в стороны и ещё несколько раз угрожающе каркнула, блеснув в ночной темноте яркими маленькими бусинками глаз.

Тогда Снежана достала мобильный телефон, но он оказался полностью разряжен.

— Тьфу ты! Когда это он успел, а? — притопнула ножкой с досады Снежана. — И что мне теперь — до утра тут торчать, а?

— Ну зачем же так сразу — «торчать»… мрррмяу! — раздался мягкий вкрадчивый голосочек за спиной. — Можно и посидеть, с комфортом-с, мррррр…

Снежана чуть не подпрыгнула от неожиданности и отскочила в сторону. Между портретом и столом находился черный, без единого пятнышка, кот, только в отличие от обыкновенного черного кота он стоял на задних лапках, был ростом с невысокого мужчину и одет в изящный черный бархатный костюм, с бархатной же береткой с черным пером на голове, в мягких полусапожках и вдобавок со шпагой и кинжалом в серебряных ножнах на поясе. Он держал в своей левой передней лапке спинку стула, а изящным жестом правой — приглашал Снежану сесть.

— Садитесь, госпожа, мрррмяу, садитесь! Теперь мой черед вас ласкать и гладить. Вы устали, не выспались, ваши плечи затекли… Садитесь, и я сделаю Вам массаж, вы расслабитесь. Обещаю, не пожалеете…

— Кот?! Говорящий?! — только и смогла сказать Снежана, все ещё не в силах прийти в себя. — Прямо как в сказке!

— Ну почему же, ну почему же, мррррррр, сразу «как в сказке»? — обиженно замурлыкал кот, подходя к Снежане и нежно беря её за ручку. — Что такое сказка, милейшая госпожа? Что такое? — с пафосом воскликнул он, ведя девушку к стулу перед портретом, как галантный кавалер барышню в танцевальную залу. — Вся наша жизнь — это сказка. Сегодня ты Золушка, а завтра — Принцесса, а послезавтра — злая королева-мачеха, которая тиранит очередную падчерицу-золушку. Коней сменяют машины, замки — панельные дома из железобетона, кольчуги — эти… как их там?.. — кот на секунду сморщился, — броне… жилеты, а людоеды, дорогуша, остаются людоедами, ведьмы — ведьмами, и, что самое смешное, коты в сапогах — котами, мяу! Никакого тебе повышения в звании, понимаешь, никакулечки! Вот такая вот дрянная сказка эта жизнь!

Слушая глубокомысленные философские рассуждения кота, Снежана и сама не заметила, как оказалась опять на стуле перед портретом, а мягкие теплые пушистые лапки тут же стали приятно разминать ей плечи и шею. Действительно, делал кот это мастерски, как заправский массажист. Снежана мгновенно расслабилась, облегченно вздохнула и совершенно перестала чему-либо удивляться.

Она опять бросила взгляд на портрет и тут же спросила:

— Скажи, Кот — или как там тебя зовут? — , ведь это ж не я на портрете — не правда ли? Хотя и жутко, жутко похоже…

— Не ты, милочка, не ты… — успокаивающе мурлыкнул Кот, продолжая массировать плечи и шею, — а имени моего лучше тебе не знать… Я просто Кот — и все, просто Кот, мяу!

— Тогда скажи мне, мистер Кот, кто же это на портрете изображен, если не я?

— Там? Ах, там… Моя госпожа, милочка, моя дражайшая владычица. Она-то, дорогуша, и повелела мне привести тебя к ней, на аудиенцию, в личные, так сказать, апартаменты.

— На аудиенцию? — удивленно воскликнула Снежана. — Но почему она не явится мне сама? Да и может ли быть аудиенция у портрета?

— Видишь ли, милочка, моя госпожа с удовольствием побеседует с тобой лично, но для этого ты должна кое-что сделать, мяу! Знаете, в древние времена, когда шли к королю или королеве на прием, принято было страже сдавать оружие и всякие там опасные штуки — посохи, трости, длинные ножи, даже — охххх! — обыкновенные заколки. А то мало ли… Знал я один случай, когда заколку у одной дурочки не забрали, так она прямо в глаз, прямо в глаз ею залепила, мяу!

— Но у меня нет никакого оружия, мистер Кот! — воскликнула Снежана. — Ну, только травматический пистолет, но он в сумочке.

— Ахххх-с… Пистолеты — это детские игрушшшшшшки, игрушшшшшечки-ссс, мяу! Оружия у тебя нет, милочка, но на тебе есть вещица, которая весьма неприятна ей. Давай, мы её с тобой с-с-с-с-снимем — и все дела-ссс! — тут Кот поддел коготком серебряную цепочку на шее Снежаны и резко рванул её на себя, но… цепочка не поддалась, а Кот разочаровано фыркнул!

Снежана быстро вскочила со стула и отпрянула в сторону. Кот досадливо бил длинным хвостом по ногам, а сзади опять закаркала ворона. Снежана запустила руку за блузку и нащупала теплый металлический крестик.

— А почему он вам неприятен? — с вызовом воскликнула Снежана и, достав крестик, опустила его на поверхность блузки изображением Распятого наружу. В глазах Кота блеснул злобный зеленый огонек, точь-в-точь как у раздраженной кошки, — и он угрожающе зашипел.

— Ш-ш-ш-ш-ш-ф-ф-ф-ф-ф! Не люблю, не люблю, ненавиж-ж-ж-ж-ж-жу! Убери эту гадос-с-с-с-с-ть! Или мы с тобой говорить больше не будем! Да-с-с-с-с, не будем, ф-ф-ф-ф-ф-ф!

— Нет, будешь, котик, будешь! — вдруг закричала Снежана и одним прыжком оказалась рядом с котом. Кот зашипел и отпрыгнул было в сторону, но Снежана успела его схватить за шею и сунуть ему крестик прямо в морду. Кот завизжал, забился, его острые коготки больно царапнули Снежану за шею и руку.

— А ну, говори, хвостатый, кто тебя послал, что это за портрет, что ты хотел со мной сделать! Говори, сволочь, говори!!!

— Пу-с-с-с-с-с-ти, дура, пу-с-с-с-сти! Жить тебе осталось три ночи! ОНА нашла путь к твоей душе, ОНА нашла! На-ш-ш-ш-ш-шла-а-а-а-а-а-а!!!

— Кто?! Кто нашла?! Кто??????????!!!!!

— Дьявол, дьявол, дьявол!!! Ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф!!!!!!

— Если она нашла, зачем эта чертова аудиенция?! Зачем?! А ну говори, кошачья твоя башка! — визжала не слабее кошки Снежана, тыкая и тыкая крестик в морду коту, цепко держа другой рукой его за горло, хотя сама при этом обливалась кровью — царапины от когтей кота ростом с человека были не шуточные!

— Не з-з-з-з-з-з-наю, не з-з-з-з-з-наю, ш-ш-ш-ш-ш-ф-ф-ф-ф-ф-! Она может хотела задушить тебя с-с-с-с-с-с-ама-а-а-а-а-а-а-а-а! Пус-с-с-с-с-ти!

В этот самый момент за спиной Снежаны раздался глухой шум птичьих крыльев, и прямо в макушку ей ударило несколько раз что-то крепкое, острое, больно-пребольно. У Снежаны закружилась голова и она, разжав руки, рухнула навзничь. Последнее, что увидели её глаза, были ШЕСТЬ свечек на люстре, что висела под потолком.