Время кобольда

Глава 15. Кэп

— Ведьма-ведьма, выходи!

— Ведьма-ведьма, погляди!

— Черти ждут тебя в аду!

— Твою чёрную манду!

Странная считалочка приглушённо доносится из-за двери, у которой стоят две женщины: некрасивая коренастая белой расы и худая длинноногая — чёрной. Обе на нервах, даже со спины вижу. Я должен бы их знать, раз просыпаюсь в одном помещении, но нет. Не знаю. Я и себя-то…

— Оу, Кэп-сама? Вы снова с нами?

— С кем «с вами»? — уныло спрашиваю я.

Голова трещит, но не как с похмелья, а как будто по ней били. Почему-то не сомневаюсь, что оба варианта мне хорошо знакомы. Наверное, у меня хреново с социализацией. Или слишком хорошо — как посмотреть.

— Вы сесяс нисего не помните, но это не страсно. Страсно было носью, а тут они нас не найдут…

— Где «тут»? — тупо спрашиваю я, оглядываясь.

Нахожу себя на матрасе, на полу в какой-то кладовке. Рядом весьма растрёпанная и помятая азиатка в порванной одежде и со следами побоев на лице. Симпатичная, но явно видала лучшие времена. У меня сбиты костяшки на руках, предплечья исцарапаны и даже, кажется, покусаны. Зеркала нет, но ощущения на лице позволяют предположить, что ему тоже досталось.

— Кэп, проснулся? Как самочувствие? — коренастая, поперёк себя шире, толстожопка поворачивается ко мне, так и стоя у двери, и улыбается разбитыми опухшими губами.

Её сизый нос забит запёкшейся кровью, отчего она гнусавит, левый глаз превратился в щёлочку среди лилового фингала, татуированные мощные руки изодраны. Но она рада меня видеть, хотя, улыбаясь, одновременно кривится от боли.

— Как будто меня зверски отмудохали, — признаюсь я.

— Примерно так и случилось, — сообщила негритянка.

Синяки на чёрной коже выделяются меньше, пухлые от природы губы и широкий нос слегка скрадывают эффект, но ей тоже недавно неплохо прилетало по физиономии. Кроме того, она почти раздета, в одной рваной майке, на ногах запеклась кровь из нескольких неглубоких ран, наскоро перемотанных полосами ткани.

— А почему я ни хрена не помню? По голове били?

— Не, — пояснила белая, — не поэтому. Хотя по голове тоже били, конечно. На вот, почитай.

Она выудила из набедренного кармана карго-штанов мятую бумагу.

Летописи тоже досталось, но почти всё можно разобрать.

Летопись оказалась неполной, но концовку мне наперебой изложили Натаха и Сэкиль. К концу чтения я уже вспомнил. Оказывается, мы были близки к победе над Стасиком и его бандой, но внезапно на поле боя объявилась группа фанатов Абуто. В масках из фанеры и с дубинками. Они считали, что мучить чёрную ведьму — их эксклюзивное право, потому что в её аду они главные черти. К счастью, Стасик и Ко были против. К несчастью, мы им уже успели изрядно навалять, и силы были неравны. В общем, досталось всем.

— Кэп-сама! Вы с Абуто бирись как, как… Не знаю, как кто! Она настоящая онна-бугэйся! Вы верикий буси! Вы быри безумны и прекрасны! — вдохновенно сверкнула подбитыми глазами Сэкиль. — Но их было сришком много…

В общем, нас с Абуто синхронно ресетнуло посреди драки, и мы впали в амок, как намухоморенные берсерки. Только благодаря этому прорвались на лестницу. Натаха даже утащила с собой Сэмми, которого кто-то (возможно, что и я) нокаутировал.

— Его пришлось связать потом, — пожаловалась она. — Так и норовил самоубиться, придурок. А ещё я утащила пистолет, Кэп. Но это практически всё, что удалось спасти. Еды нет. Вода только в сортире. Одно радует — теперь не я одна уродина! У Секи тоже рожа страшней жопы!

— А что за концерт под дверью?

— Абутины поклонники. Те, с деревянными харями. Чуют, что она где-то здесь, но найти не могут. Это странное место, оно, кажется, только твоё. Ты нас сюда привёл и свалился. Тебе здорово досталось.

— Я сейсяс намочу тряпку и промою тебе раны, Кэп-сама.

— А я посмотрю, как там Сэмми, — вздохнула Абуто.

Негритосик наш пришёл в себя, и его развязали. Выглядел не очень, но досталось ему меньше всех. Похоже, что вырубился в самом начале драки.

— Он всё же нам помог, — пояснила Натаха, — как-то нехорошо было бы его бросить.

— А надо было, — натужно проскрипел пересохшим ртом Сэмми. — Я всё равно мёртвый.

— Вот он теперь всё время так, — опять вздохнула Абуто.

— Ты дурак, — обратилась она к нему, — мёртвым не бывает больно.

Сэмми ничего не ответил, не похоже, что его это соображение утешило.

Потом я лежал, а Сэкиль обтирала меня мокрыми тряпками, очищая от засохшей на теле моей и чужой крови. Наверное, хорошо, что я не помню подробностей — судя по всему, драка была жестокой и грязной.

— Гравное не пострадаро? — спросила она меня озабоченно, оттянув резинку трусов.

— Прекрати, — отмахнулся я.

— Сека, я тебе сейчас сама по бесстыжей морде добавлю! — возмутилась Натаха. — Представляешь, Абутка, на секунду буквально отвернулась — а она уже ему в трусы лезет!

— Она очень боится остаться одна, — неожиданно серьёзно ответила негритянка. — И стать мёртвой, как Сэмми.

— Всё-то ты знаес… — буркнула Сэкиль, и разговор увял сам собой.

***

— Это тупик, — сказал я, когда все более-менее привели себя в порядок. — Здесь безопасно, но мы не можем сидеть тут вечно.

— И что ты предлагаешь? — спросила мрачная Абуто. Считалочка про ведьму доносилась из-за двери то громче, то тише, но не замолкала, что не прибавляло негритянке позитива.

— Пойду пообщаюсь с ними.

— Кэп, тебе, похоже, по тыкве хорошо насовали… — сказала Натаха. — Не пущу никуда, пока не оклемаешься. Выдумал тоже — разговаривать…

— Так надо. Остынь.

— Кэп-сама гравный, — неожиданно поддержала меня Сэкиль. — Он знает, что дерает. Я пойду с ним.

— Никто со мной не пойдет. И спорить я ни с кем не буду. Натаха, давай пистолет.

— Уверен? — она подала мне ремень с кобурой.

Я кивнул и застегнул его на поясе. Вытащил оружие, выстегнул начатый магазин, вставил полный, убрал в кобуру обратно.

— Ждите здесь.

За дверью никого, голоса доносятся с лестницы. Фанерных харь оказалось семь человек, выглядят не очень — видимо, тоже ночка тяжёлая выдалась. Увидев меня, замолчали и уставились плоскими досками. Похоже, это очищенные от дерматина сиденья от стульев, на которых нарисованы жуткие рожи. Не хочется даже думать, чем именно нарисованы.

— А где ведьма? — спросил фанернорылец.

— Больше вы её не увидите. Проваливайте.

С кряхтением снявший самодельную маску мужчина оказался вполне обычным. Этакий мужичок с невыразительным лицом, но от его глаз неприятно. Знаю такие глаза. Не помню, где и когда, но я с подобными людьми встречался. Они могут быть глупые или умные, но не могут быть злые или добрые. Не ведают добра и зла. Люди вне этической шкалы. Даже лютый злодей-живорез может любить жену, собаку, детей или котят, периодически поступаясь своим интересом ради другого существа. Эти — нет. Им нельзя объяснить, что грабить и убивать — плохо. Они искренне не поймут, почему. Если могут отнять — отнимут. Если для этого надо убить — убьют. Если будут знать, что за это ничего не будет — убьют точно. Просто потому, что так проще.

Увидев эти глаза, я понял, что переговоры не будут успешны.

— Эй, послушай, не знаю как там тебя… — мужичок сделал паузу, но я не стал представляться. — Нам нужна ведьма, и мы её получим.

Фанернорыльные за ним одобрительно забубнили.

— Нет других вариантов. Пока она у нас, мы живём. Каждый вечер ставим её на круг, а потом я открываю на трубе вентиль, и становится по-настоящему жарко! Иногда она дохнет, изредка ей удаётся сбежать. Но утром она просыпается у нас, и ничего не помнит. Привязываем и начинаем сначала. Ты бы видел эту чёрную рожу, когда в середине дня ведьма вспоминает, что ждет её вечером! Как она воет, дружок, как она воет! Как просит убить! — мужичок усмехнулся в усы. — А когда её нет — мы умираем. Каждую сраную ночь. Либо терзаем её, либо терзаемся сами. Выбор очевиден, дружок.

Он сделал было шаг вперёд, но я покачал головой, и он остановился.

— Не уверен, что ты её полноценно заменишь, но готовы попробовать. Так что лучше просто отдай нам ведьму. Что тебе до неё? Отдай и забудь, у тебя есть свои бабы, свои черти и свой ад. Не лезь в наш.

Я знал, что они кинутся, и был готов. Одним магазином меньше. Оказывается, неплохо стреляю. Почему-то так и думал.

***

— Никогда! Никогда так больше не делай! — Натаха вцепилась в меня ручищами так, что пришлось отцеплять, отгибая пальцы.

Глаза безумные, на бледном лице контрастно выделяются синяки. Сзади, обхватив руками, прижалась Сэкиль:

— Кэп-сама, это было осень страсно! Дверь закрырась и мы не могли открыть… Где вы быри так дорго?

— Долго? Да получаса не прошло!

— Кэп, не гони. Тебя сутки, наверное, не было! — Натаху конкретно трясёт. — Ладно, что жрать нечего, но этот ужас… Сэмми-то мы связали, но ещё немного, и пришлось бы связывать Сэкиль и себя. Кэп, это пиздец как жутко! Словами не передать. Понимаю, почему наш негрила бесперечь суицидит.

— Я просто вырубилась, — признала Абуто. — Только-только вспомнила, кто вы такие всё.

— Чернявая не наш вариант, — сказала Натаха. — На нас не действует. Короче, Кэп, больше ни на шаг. Как сиамские, сука, близнецы. Я хоть своей жизни и не помню, но зуб даю — так херово мне ещё не было.

— И мне, Кэп-сама! — пискнула из-за спины Сэкиль.

— Ничего не понимаю, — признался я.

— А и не надо! — Натаха обхватила ручищами нас обоих, сжав в сэндвич «Кэп между баб». — Хера тут понимать. Главное, будь рядом.

— Нет, я хочу разобраться. Почему тогда на Сэмми моё присутствие не действует?

— Действует, Кэп, — ответил негр. — С вами мне гораздо легче, чем без вас. Глядишь, со временем и вовсе попустит. Думаю, дело в том, что мы не так… Хм… Близки. Как вы с ними.

— Даже не думай. Я тебе не Стасик.

— Да я что? Я ничего. Пожрать бы только…

— У меня есть идея.

***

— Я боюсь туда заходить, — сказала Абуто. — Сейчас, когда я всё помню.

На неё тяжело смотреть — посерела лицом, руки трясутся.

— Там никого нет. Я убил их.

— Я тебе верю, просто… Ты не представляешь, что они со мной делали. Изо дня в день.

— Их переклинило на том, что это ад, а они в нём бесы. Ребятки старались, как могли.

— Прекрати!

— Всё-всё. Понимаю травматичность ситуации, но у нас уникальный случай осмотреться.

На этаже по-прежнему жуткая жара и влажность. Парят трубы, что-то неприятно на низких частотах гудит.

— Стой. Я загляну.

— Уверена?

— Да.

Абуто решительно входит в свою пыточную и сморит на трубу со свисающей цепью. Лицо непроницаемо, как фанерная маска её палачей, только руки подрагивают. Я замечаю ряд деталей, ускользнувших от моего внимания в прошлый раз, и меня передёргивает. Негритянку здесь фиксировали в разных позах, остались крепления. Понятно для чего. У стены большой диаметром в полметра вентиль, регулирующий подачу пара по трубе, на нём от частого использования даже краска подстёрлась.

— В конце… После всего… Они меня буквально поджаривали. Медленно увеличивали температуру, чтобы я дольше не теряла сознание. Потом обливали холодной водой, чтобы привести в себя — и начинали снова. Каждый день. Каждый, сука, день.

— Хватит, Абуто. Всё кончилось.

— Нет. Они вернутся. Нельзя убить бесов в аду.

— Прекрати. Это не ад, даже если очень похоже. Мы не умерли.

— Ты уверен? — спросил Сэмми. — Как по мне, так ещё как.

— Я отказываюсь рассматривать происходящее в религиозном ключе. Это не мистика. Это херня. Мистике нужно мировоззренческое обоснование. Херня просто случается.

***

Еда у фанеромордов в наличии. Такая же, как везде — гадкое пюре, посредственные котлеты, жидкий компот.

— Кто-нибудь вообще задумывался, откуда она берётся? — спросила Натаха, уминая котлетосы. Пюре она побрезговала. — Жратва, в смысле?

— Из кухонного лифта же, что тут думать, — ответил Сэмми. — Суёшь туда пустой контейнер, получаешь полный. Большого ума не надо. Чёрт, ну и жара тут! Неудивительно, что они башкой подвинулись.

В столовой зверски грязно. Посуду, похоже, отродясь никто не мыл, столы покрыты слоем присохшей еды, на пол и смотреть страшно. У здешних «бесов» был сугубо мужской коллектив — во всяком случае, женской одежды мы не обнаружили. Бедная Абуто…

Очень жарко. И влажность такая, что на крашеных масляной краской стенах тонкий слой конденсата. Пахнет плесенью, хлоркой и сыростью. Одежда уже влажная вся.

— Про лифт понимаю, не дура. А в лифт она как попадает? Вот он спустился — или поднялся, хрен его поймёшь. Кто-то же должен вынуть пустой контейнер, поставить полный, тот помыть, наполнить заново… И варит же кто-то эту картоху! И котлеты лепит…

— Может, тут всё автоматическое? — спросила Абуто. Её всё ещё потряхивало, но естественный цвет лица вернулся. И аппетит, судя по всему, тоже. — Вы же рассказывали про этаж-холодильник? Может, там замороженных контейнеров миллион, микроволновка размером со шкаф и конвейер с манипуляторами?

— Не, — сказал Сэмми, — контейнеры стальные, их в микроволновку нельзя. Но вообще идея богатая.

— А мозет, тут есть отдерьный ад для поваров… Представьте, как им надоеро чистить картоску…

— Тьфу на тебя, Сека, — фыркнула в компот Натаха, — придумаешь же… Я огляжусь тут, мальчики и девочки, а то совсем без инструмента осталась. Может, хоть пассатижи где завалялись, или ключ разводной…

Она встала, вытирая пот с красного, как помидор, плоского лица, и вышла из столовой. Мы, доев котлеты и завернув остаток с собой, тоже прошвырнулись по этажу, не найдя ничего интересного. Абуто мстительно запихала в мусоропровод фанерные маски с завязками, Сэмми и Сэкиль вооружились неплохими деревянными дубинками. Кто-то тут у них по дереву недурно работает, обходясь одним сточенным сапожным ножом. Нож этот тут же присвоила негритянка. Выражение лица её не обещало фанеромордым лёгкой смерти. Если они, конечно, снова попадутся на нашем пути. Я этого не исключаю — ведь Стасика и прочих мы тоже считали покойниками.

Натаха вернулась с таким сложным лицом, что я сразу спросил:

— Что стряслось?

— Ничего. Но мы можем решить проблему с этими уродами. Реально можем.

— В смысле?

— Магистральные паровые трубы. В них приличное давление, восемь атмосфер, если верить манометру. Я попробовала — если прикрыть проходной вентиль, то давление начинает понемногу расти. Значит, если его полностью закрутить при перекрытых байпасах, то…

— Сто? Сто? — спросила взволновано Сэкиль. — Натаса, сто будет?

— Будет большой «БУМ»!

— Насколько большой? — заинтересовался я.

— Не очень. Скорее всего, просто сорвёт вентиль. Однако тут будет шикарная пароварка. Твоим чертям будет не до тебя, Абутка.

— Делай! — тут же сказала негритянка. — Крути!

— Погоди, — остановил я Натаху. — Мы же не знаем, что ещё произойдёт.

— А нам не пофиг? — спросил Сэмми. — Что нам терять-то?

Я покрутил эту мысль в голове. Действительно, и так всё в жопу валится. А сделать фанеромордым гадость — само по себе приятно.

— Все так думают? — спросил на всякий случай. — Единогласно?

Все кивнули. У Абуто аж глаза засветились. Прямо факельное шествие тараканов в голове.

— Крути, Натах.

— Мигом, Кэп. А вы на выход, и ждите там. Мгновенно оно не рванёт, но лучше не рисковать.

— Ну, что? — спросили мы её хором, дождавшись на лестнице.

— Да ничего. Как давление дойдёт, так и хлопнет. Я не знаю, когда это будет, так что обратно уже не зайду.

Натаха плотно вбила в проём разбухшую от сырости дверь и подперла столом.

— А есри не хропнет?

— Значит, Сека, не судьба. Пойдёмте отсюда на всякий случай.

И мы пошли.

***

Двумя пролётами выше на ступеньке сидит унылый Стасик. Рожа разбита куда сильнее моей, приятно посмотреть. Я было взялся за кобуру, но сразу понял, что это не засада. Это переговоры.

— Кэп, я как руководитель общины приношу вам глубочайшие извинения за принятые в спешке нерациональные решения.

— Нерациональные? Это так теперь называется?

— И неэтичные, увы. А самое главное — ошибочные. Нас извиняет только, то, что они приняты в состоянии аффекта.

— Извиняет?

— Ну, не извиняет. Согласен.

— Страх не оправдывает подрость!

— Говнюки вы, а не община! — откровеннее выразилась Натаха.

— Вы не знаете, что мы пережили!

— Знаем, — сказала Сэкиль.

— Тогда тем более должны понимать — нет ничего, что не сделает человек, чтобы избежать таких мучений.

— Даже извинится?

— Даже. И не думай, что мне это легко! Я по-прежнему считаю, что ты плохой человек, и все наши беды из-за тебя.

— А вы, значит, хорошие? И вообще ни при чём?

— Нет, — вздохнул Стасик, — мы тоже плохие. Наверное, получаем по грехам нашим. Во всяком случае, многие так думают.

— А ты как думаес?

— Я думаю, даже в аду надо договариваться.

— Серьёзно?

— Драться мы уже пробовали… — он осторожно потрогал разбитую скулу.

— И о чём нам договариваться?

— Возвращайтесь, Кэп. Как ни неприятно это признавать, но, похоже, что весь смысл нашего существования — в вас. Вы мне отвратительны, но пока вы в общине, мы живём. Когда вас нет — умираем.

— Хотя бы к трубе не приковали… — хмыкнула Абуто.

— К какой трубе? — удивился Стасик.

— Ни к какой, проехали, — скривился я.

Не стоит подавать им идеи.

***

На нашем этаже царят уныние и депрессия. Настолько плотные, что ощущаются медным привкусом во рту. На нас не смотрят, отворачиваются, обходят по стеночке. То ли страх, то ли совесть… Но, скорее всего, просто и так погано.

Стасик обещал и клялся, что никто и никогда больше, и что бес попутал. Но бесов я уже видел, у них хари фанерные. Поэтому для нас очистили «склад» — самую большую комнату, где сваливают всякий хлам вроде лишних кроватей и стульев. Мужчины вынесли разобранную мебель, женщины вымыли пол и протёрли пыль. Теперь тут стоят пять лучших кроватей, застеленных наименее истёртыми простынями, стол, стулья, тумбочки — всё чистенькое. Личные апартаменты нашей группы, в которую как-то сам собой включился Сэмми.

Важный плюс возвращения — нормально помылись. Зашли вместе, моемся по очереди. Двое дежурят с пистолетом и дубинкой, остальные — в душе. Никто на нас не покушается, рожи у всех виноватые, но мы помним, как вязали к кроватям и рвали одежду. И что будет ночью?

Еду предлагали приносить, но я отказался. Лучше держать руку на пульсе — как смотрят, как держатся, о чём шепчутся. В столовой это лучше видно. На раздаче снова Васятка, на Натаху старается не смотреть, пока ей накладывал — покраснел до свёкольности. Может, и не безнадёжен, но это уже всё равно.

Я смотрю на этих людей — и не вижу их людьми. Так, некий фактор, который надо учитывать. Не прощу, не забуду, не пойму, не оправдаю. Те, кого я перестрелял на лестнице, хотя бы морды за фанерой прятали. Не смотрели в глаза друг другу. Нет, это не лучше, ничуть. Но всё же.

За наш стол, составленный из двух и задвинутый в угол, подсел Стасик.

— Знаете, — сказал он с интонацией почти интимной, — о чём они все говорят?

— И знать не хочу, — буркнул я.

Котлеты сегодня какие-то недожаренные, что ли… Мерзее обычного. И пюре почти холодное.

— Они обсуждают — что будет, если вас, Кэп, убить.

— Именно меня?

— Да, именно и только вас. Сэмми такой же, как мы, Сэкиль с Натахой при вас, а негритянка вообще по другому этажу числится. А вот если вас, Кэп, не будет, что станет с нами?

— Понятия не имею. Да и мне как-то без разницы уже будет.

Я перешёл к компоту, котлеты больше не лезли.

— Есть две версии, — с неприятным удовольствием рассказывает Стасик. — Первая: мы все умрём или просто исчезнем. Её сторонники считают вас чем-то вроде «антиизбранного». Своего рода «обратным мессией».

— Это как?

— Обычный мессия должен вывести свой народ из говна в царствие. А вы, Кэп, уж, простите, наоборот. Мы для вас лишь свита на пути в ад. А может, и не свита, а просто тень, которую вы отбрасываете на стены Чистилища, следуя пути Авернскому. В этом случае, исчезнете вы — исчезнет и тень. А может, и само Чистилище.

— А вторая версия?

— Мы обретём свободу и станем обычными людьми. Двери раскроются, выйдем к свету, всё вспомним и станем собой.

— Странно, что меня ещё не порешили при таком оптимизме.

— Оптимистов меньшинство, Кэп. Коллективное решение — сохранять статус-кво. Но кто-то может рискнуть сам. В одиночку. Имейте это в виду, пожалуйста. Я не хочу за такого отвечать.

— А ты, Стасик, я вижу, сторонник первой теории? Думаешь, что мы в аду?

— Я думаю, Кэп, что мы — ваш дурной сон. Мы и вот это, — он обвёл рукой интерьер столовой. — Но я лучше буду вам сниться, чем не буду вообще.

— Сон разума рождает чудовищ, — процитировала Натаха.

— Посмотри в зеркало, женщина, — грубо ответил Стасик и встал из-за стола. — И знаете что, Кэп?

— Что?

— Вам не надо искать дверь. Скорее всего, вы она и есть. Осталось придумать, как вас открыть.

— Иди ты нахуй, Стасик, — ответил я ему в тон. — У вас тут совсем от безделья крыша поехала.

И он ушёл. А мы, доев, вернулись на склад. Подперли двери, чтобы не проверять, что будет, если. Потом я сел за стол сам и заставил Абуто — пополнять хроники. У каждого своя, пусть будут разные.

Потом выключили свет, и в полной темноте наши чёрненькие наконец-то нашли друг друга. Сначала тихо и стесняясь даже скрипеть кроватью, а потом разошлись, да так, что вопли Абуто и стоны Сэмми сотрясли этаж. Под шумок Сэкиль и Натаха в четыре руки раздели меня. Я не отбивался — уж очень вдохновляет этот саундрек на подвиги. А у кого сиськи красивые, и у кого жопа квадратная — в темноте вообще не важно.

Когда мы все замолкли и отдышались — меня обресетило.