Время кобольда

Глава 16. Аспид

— Как там Ксюша? — Миха не выдержал и начал смотреть Дораму без меня, пока я наливал нам чай.

— Пап, ей так грустно! Это неправильно, она хорошая!

— Хорошим часто бывает грустно.

— И тебе?

— А я хороший?

— Самый лучший!

До возраста «как-я-тебя-ненавижу» нам ещё лет шесть-семь, да.

— Да, Мих, мне бывает грустно.

— А почему?

Сын удивился совершенно искренне. Папа — это не тот, у кого бывают проблемы. Папа — это тот, кто их решает. Как там Клюся сказала? «Бог может быть каким угодно, но не слабым».

— Она мне нравится, пап. Жаль, что ты не можешь ей помочь… — Это уже про Ксюшу.

Да, девочка симпатичная. Умненькая, добрая, почти не унывающая. Разве что иногда немного грустная, как сегодня. В Дораме вообще всё такое, эмпатичное. Даже отрицательные персонажи скорее драматичны, чем противны, в отличие от унылого бытового злодейства реальности. При этом нет ощущения сиропности и неправды, как в сериалах былых времен. Совершенно реальная жизнь, просто без привкуса говна.

Может быть, в этом секрет того, что от Дорамы не оторваться. А может, это хитрые игры алгоритмов, дающих каждому именно то, чего ему не хватает. Идеальное наложение на личные психотравмы. У всех, кроме меня.

Я спокойно могу смотреть Дораму с Михой, с Настей или в гостиной с воспитанниками — мило и любопытно, но и только. Но не смотрю сам. Не могу. Ломка начинается. Авитаминоз. Абстинентный синдром нехватки говна, каковое является базовым прекурсором моего психического метаболизма.

Это как глубоководную рыбу на поверхность вытащить — ей не станет легче, если убрать давящий на неё километровый столб воды.

Её порвёт в клочки.

***

Уложив сына спать, отправился в свою комнату, чтобы принять ежевечернюю полбутылку. Но если день не задался — то и вечер ни к чёрту. Припёрлась Лайса. Лично, ногами своими красивыми пришла, не проекция. Пришлось с сожалением отложить уже открытую ёмкость и спуститься в холл.

Сидит в кресле, миниатюрная и изящная. Мой «разум возмущённый», решивший однажды, что мир теперь чёрно-бел, допустил зачем-то цветной носок. Но один.

— Приветствую, мадам майор. Догадываюсь, что не внезапное противоестественное желание посмотреть мне в глаза привело тебя сюда. Так что же стряслось, о прекраснейшая из полицейских?

— Прекрати кривляться.

— Ни за что. Ты встала между мной и кроватью, терпи.

— В кровати тебя никто не ждёт, насколько я знаю.

— Вот почему всем есть дело до моей личной жизни?

— Потому что ты беспардонно лезешь в чужие.

— Ладно, ладно. Не будем ссориться. Как там Иван?

— Нормально. Более-менее. Как-то. Не хуже, чем раньше.

Иван — бывший «покляпый», то есть, разумеется, «жертва неустановленного нейротоксического агента». После курса вирт-терапии у Микульчика остался в Жижецке, потому что нигде больше не нужен. Из органов его отчислили — отчасти потому, что он с треском провалил задачу, но формально по здоровью. Иван в здравом уме, хотя и не всё помнит, но реакции не те, а мотиваций и вовсе никаких. Сидит на соцминимуме, смотрит Дораму, набрал вес, потерял форму и не то чтобы поглупел — скорее, ему просто ничего не интересно. Зачем его подобрала Лайса, не знаю. Женская душа потёмки. То ли пожалела, то ли в память об их кратком, но бурном романе, то ли надеется, что он ещё станет таким, как раньше. С её слов — живут неплохо. Не хуже прочих (косой взгляд на меня). И я последний, кто её упрекнёт в этом. Не мне учить других, как жить правильно.

— Мне надо, чтобы ты поговорил с Клюсей.

— Э… Она что-то натворила? Я думал, девочка давно перебесилась и стала полезным членом общества.

— Нет, не натворила. Есть к ней просьба. Меня она сразу пошлёт, а тебя хотя бы выслушает.

— Что же за просьба такая странная?

— Показать дорогу под болотами.

— Лайса, ты рехнулась?

— Я даже не прошу, чтобы она шла со мной, пусть просто расскажет или, не знаю, нарисует план. «Три поворота направо, два налево» — и всё такое.

— И куда ты собралась?

— Мне нужна Сумерла.

— И тебе? — не сдержался я.

— А кому ещё? — немедленно вскинулась Лайса.

— Никому. Неважно.

— Нет уж, ещё как важно!

— Да что происходит-то?

Лайса вздохнула, встала с низкого дивана, прошлась туда-сюда. Опять вздохнула.

— У тебя же есть выпить? Не может не быть.

— Виски будешь? Содовой нет, но есть лёд. Вина не держу, за этим к Микульчику.

— Давай. Но льда побольше.

Я сходил в комнату за бутылкой, льдом и стаканами, и мы уселись в углу. В дверь несколько раз засовывались любопытные носы, но, наткнувшись на мой строгий взгляд, исчезали. Грядёт «ночь обсуждений шёпотом». Генерация версий одна другой безумнее. Завтра утром ко мне подошлют кого-нибудь наивного, вроде Олюшки, чтобы разведать, что да как, а до тех пор — полёт фантазии обеспечен.

— Представь, приходит устраиваться в полицию некий молодой человек. Резюме неплохое. Все курсы пройдены, сертификаты получены. Отзывы наставников — не идеальные, но неплохие. Оценки чуть выше среднего. Семья приличная. Сам производит хорошее впечатление — спортивный, сдержанный, неглупый.

— И что не так?

— Сущая ерунда. Когда я спросила у его тренера по стрелковке, Дмитрия Сергеевича, как он ему в целом, неформально, — без всякой задней мысли спросила, просто к слову пришлось, — тот его не вспомнил. Сергеич, хоть и в возрасте, а башка у него на зависть многим. Начала разбираться — есть отметки о занятиях, контрольные результаты, выезды на стрельбище, записи о посещении тира, отчёты о патронах. Это же всё документировано! Есть видео с нагрудной камеры при прохождении полигона. Есть видео из тира, где Сергеич принимает у него зачёт! Просмотрели вместе — он как будто даже припоминать его начал, но как-то смутно, неуверенно, что ли. Поговорила с сокурсниками — никто его не помнит. Да, курсант вполне может не знать другого. Но чтобы ни один?

Я напряглась и начала рыть дальше. Родители: «Да, да, наш прекрасный сыночек… А почему вы спрашиваете?» Но не могут сказать, есть ли у их сыночка девушка. Водит ли он машину. Какую слушает музыку. Как учился в школе. Чем болел в детстве. Почему пошёл в полицию. Такое ощущение, как будто… Не знаю…

— Словно им про их сына рассказали.

— Именно!

— Не знаю, с кем я разговаривал в доме Джиу… то есть Алёны, но они вели себя так же.

— Джиу? — заинтересовалась Лайса.

— Прозвище. Какая-то героиня подростковой линии Дорамы, если я ничего не путаю. Говорят, она на неё и внешне похожа.

— Вот! То же самое — наш новый сотрудник совершенно не похож на родителей и очень похож на одного персонажа… Такой, знаешь, типаж «положительный полицейский». Я думала, он из-за этого сходства и пошёл служить.

— И как служит?

— Служил. Служил неплохо, жалоб не было.

— Уволился?

— Исчез. Как только я решила с ним поговорить — не явился на службу. И родители пропали, как и не было их.

— Забавненько…

— Да не то слово. Налей ещё. Эх, надерусь я с тобой…

— Со мной — можно.

— Да уж, знаю…

— И сколько таких странных людей?

— А вот как узнать? — вздохнула Лайса.

— Понятия не имею. Но ты же что-то придумала, да?

— Придумала. Хотя это было тупо. Я просто проверяла всех, кто недавно устраивался на работу.

— Наверное, до черта народу?

— Вовсе нет. И город маленький, и жизнь стабильная. Если отбросить выпускников школ, то много, но не ужас сколько.

— И как успехи?

— Вычислила ещё пятерых. С тем же результатом — исчезли, почувствовав к себе внимание.

— Лайса, может, это прозвучит глупо, но какое тебе до них дело? Преступлений они не совершили. Вреда никому не нанесли. Людей в городе не хватает, мэр вечно рыдает в кепку про «кадровый дефицит». А тут готовые граждане — кругом положительные, работящие, налогоплательщики, не соцминимум проедают. Ну да, может, у них и сложные отношения с реальностью, но я буду последним, кто их в этом упрекнёт.

Я покосился на кота. Кот приоткрыл жёлтый глаз и лениво дёрнул ухом.

— Они какие-то слишком положительные, Аспид. Мне от них неспокойно.

Вот, у Лайсы тоже синдром дефицита говна.

— Ты Дораму смотришь?

— Знаешь, почему-то не заходит. Не моё. А ты почему спросил?

— Просто так, не бери в голову. Ладно, всё понял, кроме одного — Сумерла-то тебе зачем?

— Налей ещё.

Я налил. Мне не жалко. Я запасливый. Чем отличается пьяница от алкоголика? Пьяница может не пить, но одержим страхом, что захочется — а нету. Поэтому у него всегда запас. У алкоголика запасов не бывает, потому что алкоголик выпьет всё, что есть, сразу.

Это я так себя успокаиваю, не обращайте внимания.

— Так зачем Сумерла?

— Знаешь, Аспид, тебе не понравится.

— Мир состоит из вещей и явлений, которые мне не нравятся, чуть более, чем полностью.

— Пусть придёт Балий.

Мне пришлось сделать паузу, которую я заполнил виски. Им отлично заполняются паузы. Алкоголь — лучший заполнитель. Для всего.

— Лайса, — сказал я, благоразумно утопив в стакане первые пришедшие в голову реплики, — это, мягко говоря, странная идея.

— Я же говорила, тебе не понравится.

— Мне и в прошлый раз не понравилось.

— В прошлый раз ты не дал Сумерле его поднять.

— Ты преувеличиваешь мою роль в произошедшем, но допустим. Ты, помнится, тоже не была в восторге от перспективы его прихода.

— Вместо него пришёл Кобольд. Не знаю, что хуже. Но Кобольд не смог вернуть Ивана, а Балий — сможет.

— Уверена?

— Да. Поговоришь с Клюсей?

— Поговорю. Но ничего не обещаю.

— А не надо обещать. Просто сделай.

Лайса ушла, а я, вернувшись в комнату, допил бутылку. Лёд в стакане не даёт понять, сколько туда на самом деле налито, этим бармены испокон веков пользуются… Правда, то, что бутылка была полной, а стала пустой, отрицать сложно. Но, та её часть, что оказалась внутри меня, помогла отнестись к этому философски — то есть, проигнорировать укоризненный взгляд Нетты и завалиться в койку.

Ну да, не раздеваясь. А что такого? Моей боли всё равно.

О, а вот и она. Надеюсь, я выпил достаточно, чтобы заснуть.

***

Утренняя пробежка давно перестала меня радовать и стала постылой обязанностью, которой я придерживаюсь из упрямого мазохизма. Организм не вырабатывает эндорфины в ответ на физическую нагрузку. В ответ на всё остальное тоже. Хорошо, что человечество в мудрости своей придумало антидепрессанты и алкоголь. Бегать после бутылки виски тяжелее, чем после полбутылки, но ничего, однажды я совершу усилие над собой и откажусь от этой дурной привычки. От бега, разумеется, не от алкоголя. Убежать от себя невозможно.

Мне очень хочется оказаться от себя подальше.

— Здравствуйте, Антон Спиридонович.

— Привет, Алёна.

Девочка бежит рядом — короткая юбка, яркая курточка, смешной рюкзачок. Школьница-тян. Внезапно подумал, что понятия не имею, что стало с аниме. Сожрала его Большая Дорама или где-то теплятся островки пучеглазого безумия?

Некоторое время бежали рядом молча. Потому что разговаривать на ходу — дыхалка собьётся, а сесть — пробежке конец. Но в конце концов лавочка пересилила.

— Итак, — спросил я, усевшись, — тебе нужна Сумерла.

Джиу молча кивнула.

— И ты, конечно, не скажешь, зачем?

— Почему же? Скажу. У нас общий враг.

— Ты не маловата, чтобы иметь врагов?

— Никто не мал для врага, Антон Спиридонович. Даже ваш сын.

— Так. Что-то мне не нравится наш разговор, Алёна. Нет ли тут намёка на угрозу?

— Я Джиу. И это не намёк. Жизнь кажется вам понятной, простой и безопасной? Вокруг не происходит ничего, что требует реакции «бей или беги»?

— Знаешь, от девочки шестнадцати лет это прозвучало слишком драматично.

— Это были паршивые шестнадцать лет.

— Всё сложно?

— Да пиздец.

— В шестнадцать так и должно быть.

— Нет. Не должно. Не так. Впрочем, неважно.

— Как скажешь. Я не очень представляю себе, какие враги могут быть у Сумерлы, но мне не нравится, что ты сватаешь их мне. Я вообще не люблю, когда меня разводят втёмную.

— Скажите, Антон Спиридонович, вам правда это всё кажется нормальным?

Она обвела рукой широкий круг, включая в свое «это всё» то ли весь парк, то ли весь Жижецк, то ли мироздание в целом.

Я мог бы сказать, что мне уже много лет ничего не кажется нормальным, начиная с меня самого, но только плечами пожал:

— Ты мне скажи.

— Я лучше спрошу. Только вы не обижайтесь, ладно?

— Попробую. Не обещаю.

— Скажите, Антон Спиридонович, почему вы их бросили?

— Кого? — совершено искренне не понял я.

Моим комплексом вины можно утопить трансатлантический супертанкер, но кого имеет в виду она — не могу представить.

— Ваших ребят. Ваш первый выпуск. Фикторов. Детей. Тех, кто так на вас надеялся. За что?

— Стоп-стоп. Что значит «бросил»?

— Когда вы в последний раз общались с кем-то из них?

— Хм… Но…

— И вам не интересно, где они и что с ними стало?

— Они взрослые люди, — сказал я твёрдо, — совершеннолетние, умные, самостоятельные, умеющие за себя постоять. Я всегда на связи. Если они не сообщают о себе, значит, моя помощь им не нужна.

— О, так вы на них ещё и обижены? — грустно улыбнулась Алёна. — Забыли своего Аспида, не пишут, проекций не шлют?

— Их возрастная сепарация проходила тяжелее, чем у обычных подростков. Стать отдельными самостоятельными людьми. Не опираться на меня. Идти своей дорогой. Это сложно для любого ребенка, и было многократно сложнее для них. Научиться жить без «Макара» — их самый главный выпускной экзамен.

— Без «Макара» — или без вас?

— В тот момент они не умели это отделить. Не понимали, где заканчиваются они и начинается окружающий мир. Так что нет, я не обижаюсь, что они меня забыли. Видимо, это им было нужно, чтобы стать собой.

— А вам не приходило в голову, что вы перестарались, выталкивая их из гнезда? И они просто решили, что «с глаз долой, из сердца вон»? «У Аспида полно новых воспитанников, обычных детей, зачем ему мы, „странь“?»

— Что за глупости?

— Может быть, они ждали от вас первого шага? Ждали, да так и не дождались? Не приходило вам такое в голову?

— Нет, — сказал я.

Уже не так уверенно сказал. Может, в чём-то она и права. Может, я переделикатничал? И моё «Я вам доверяю» восприняли как «Мне на вас плевать» и обиделись? Как же тяжело с людьми…

— А почему ты это у меня спрашиваешь, Алёна? Точнее — почему это спрашиваешь ты?

— Потому что я Джиу.

— Как скажешь, — я не принял её игру и не стал задавать уточняющих вопросов. Джиу так Джиу. Всё-таки то, что я не смотрю Дораму, отчасти выключает меня из актуального поля смыслов. Но у меня слишком много других дел. Например, алкоголь сам себя не выпьет.

— Джиу ты или Алёна, но Лайса тебя настойчиво ищет.

— Она ищет не то и не там.

— А если без загадок?

— Без загадок нельзя. Они отделяют наблюдателя от влияния на наблюдаемое. Не дают схлопнуться неопределенностям. Оставляют коту шанс.

— Какому ещё коту? — вздохнул я.

— Который в ящике. Он, скорее всего, давно дохлый, но, пока ящик не открыт, может проходить по бухгалтерии как живой. А если откроешь — столько хлопот! Списание, утилизация, акты… Да и денег больше на корм не дадут…

— Я окончательно запутался в твоих аллегориях.

— Это ничего, это неважно. Главное, когда поведёте Лайсу к Сумерле — я с вами.

— С чего ты взяла, что…

— Вы, взрослые, такие предсказуемые!

— Так думают все подростки, — покачал я укоризненно головой, — но чаще всего они ошибаются.

***

Дочь ждала меня в комнате, когда я вышел из душа. Я давно привык к тому, что моё личное пространство считается общественным, и не выхожу из душа раздетым, так что стоически перенёс критическое рассматривание моего торса.

— Вроде бы ты ещё в форме… — сказала Настя.

— А кто сказал, что нет?

— Так… Некоторые.

— Многократно повторённая ложь не становится правдой, — изрёк я, — но приобретает статус общественного консенсуса.

— Пап!

— Дочь моя, твой отец уже не молод, но ещё не глуп. Передай этим «некоторым» моё «не дождётесь».

— Ну пап!

— И не «нупапкай». Ты большая девочка и имеешь право лично наступать на свои грабли. Но оставь и мне моё родительское «яжеговорил». Это так немного.

— Бе-бе-бе.

Я согласно кивнул. Против «бебебе» возразить нечего.

— Пап, твой юбилей.

— Что с ним?

— Он скоро.

— Стараюсь забыть об этом.

— Ребята задёргали меня вопросами о подарке.

— Мне…

— Не смей говорить «Мне не нужен подарок»!

— Тогда мне нечего сказать.

— Подумай. Они скидываются карманными деньгами, для них это важно!

— Я даже не уверен, что устав позволяет мне принимать подарки от воспитанников.

— Так прочитай его хоть раз в жизни! Тыждиректор!

— Уела. Ладно. Допустим. И что?

— Завтра. Завтра я жду от тебя ответ — что именно могут подарить тебе дети. И ответа «ничего» я не приму!

— Вот ты упрямая…

— Есть в кого.

Она встала, собравшись уходить, но я спросил:

— Настя, ты же смотришь Дораму?

— Все смотрят. Даже ты.

— Только с Михой. Это не считается.

— Не смотреть Дораму — не повод для гордости.

— Должен же я хоть чем-то гордиться? Но у меня вопрос.

— Задавай.

— Джиу — какая она?

— В смысле?

— Что это за персонаж, какой у него сеттинг, характерные черты, модус операнди и прочее.

— Зачем тебе?

— Хочу понять, что хочет собой представлять человек, который её косплеит.

— Её многие косплеят. Она ключевая героиня одной их самых популярных линий дорамовского янгэдалта. Мечта подростка.

— А подробнее?

— Вот ты дикий! — рассмеялась Настя. — Весь мир обсуждает! Диссертации «Феномен популярности Большой Дорамы» скоро погребут под собой учёные советы по всем гуманитарным и не только дисциплинам! И только мой батя не в курсе, о чём она!

— Кто-то же должен.

— Джиу — типаж «одинокая и крутая». Настолько независима, что нет наноскина. Ей нечего сказать сверстникам. То есть типичный глубоко травмированный ребенок.

— Хоть бы раз увидеть нетравмированного.

— Для этого ты выбрал не ту работу, пап. Мне продолжать, или твой входной буфер заполнился?

— Продолжай, язва.

— У неё неполная семья, мать-учёная, полностью погружённая в какую-то там математическую заумь. Джиу ревнует её к науке и оттого считает, что исследования матери деструктивны. Это порождает в девочке умеренный мессианский комплекс «спасения мира». Но в первую очередь она одинокий подросток, не преодолевший кризис возрастного отделения, подозрительный к взрослым и покровительствующий детям. Как ты, в общем.

— Что?

— Шучу! Но в чём-то вы похожи — она девочка-граната с полувытащенной чекой.

— Как любой подросток?

— И даже больше.

— Страшно представить.

— Именно. Косплеят её девочки, склонные к экзальтациям, как образ трагический и возвышенный. Если кто-то воспримет себя ей всерьёз — я бы опасалась.

— Буду иметь в виду.

— Да чёрта с два.

— В смысле?

— Ты никого никогда не слушал, не слушаешь и вряд ли станешь. Я тебя люблю, но, между нами говоря, ты та ещё упрямая жопа.

— Ну, спасибо…

— Не благодари. Кто-то же должен говорить тебе правду?

И ушла, зараза такая.

Люблю её безумно. Я не заслужил такой дочери.