Все страхи мира

23. Точки зрения

— Джек, ты выглядишь ужасно, — заметил сэр Бэзил Чарлстон.

— Если кто-нибудь еще скажет мне об этом, я его прикончу.

— Трудный перелет?

— Одни воздушные ямы. Почти не спал. — Круги под глазами, еще более темные, чем обычно, служили красноречивым доказательством.

— Посмотрим, может быть, обед окажет благотворное воздействие.

— А ведь какой хороший день, — заметил Райан, когда они шли по Вестминстер-Бридж-Роуд по направлению к зданию парламента. Действительно, выдался редкий для Англии день в начале зимы, когда небо чисто и безоблачно. С Темзы дул свежий ветер, но Райан не обращал на него внимания. На Джеке были теплое пальто и шарф, так что холодный воздух только бодрил его. — Неприятности на службе, Бэз?

— Обнаружили жука, черт побери, всего двумя этажами ниже моего кабинета! Теперь проверяем все здание.

— Сейчас всем трудно. Думаешь, КГБ?

— Не знаю, — сказал Чарлстон, когда они шли по мосту. — Понимаешь, фасад здания начал рушиться, вниз посыпалась штукатурка — то же самое случилось со Скотленд-Ярдом несколько лет назад. Рабочие, которые проводили ремонт, обнаружили какой-то странный провод и выяснили, куда он ведет… Наши русские друзья ничуть не уменьшили свою активность, да и другие спецслужбы продолжают действовать. У вас происходит что-нибудь подобное?

— Нет. Дело в том, что мы находимся в более уединенном месте, чем «Сенчури-хаус». — Джек имел в виду, что британская разведка размещалась в таком густонаселенном районе — совсем рядом был расположен жилой квартал, — что жучок с очень низкой энергией излучения мог передавать подслушанные данные. Для Центрального разведывательного управления, штаб-квартира которого находилась в Лэнгли посреди огромного участка, поросшего лесом, такое было маловероятно. Вдобавок новое здание помогло установке сложного оборудования, препятствующего работе внутренних источников радиоизлучения. — Вам следовало бы по нашему примеру установить волноводы.

— Для этого потребуется целое состояние, а у нас сейчас туго с деньгами.

— Ну и черт с ним, по крайней мере у нас есть оправдание для прогулки. Если кому-нибудь удастся подслушать наш разговор сейчас, нужно сразу сдаться на милость победителя.

— Ведь этому не будет конца, правда? Мы победили в холодной войне, но она никогда не кончается.

— Помнишь, об этом есть какая-то греческая легенда? О том, как одному герою назначили кару — он вынужден все время катить валун на вершину горы, но у самого верха валун скатывается вниз, и греку приходится снова катить эту суку вверх.

— Сизиф? Может быть, Тантал? Я уже давно распрощался с Оксфордом, сэр Джон. Но ты прав в любом случае. Пыхтишь, лезешь на вершину горы и видишь оттуда другую гору. — Они продолжали идти по набережной прочь от здания парламента, но зато ближе к обеду. Такие встречи имели установленные правила. Серьезным переговорам предшествовала беседа на повседневные темы и многозначительное молчание. Сейчас им попалась группа американских туристов, приехавших в Лондон в это нетуристское время, и Чарлстон с Райаном обошли их стороной.

— У нас возникла проблема, Бэз.

— Что за проблема? — спросил Чарлстон, не поворачивая головы. За ними следовали три сотрудника службы безопасности, впереди шли еще двое.

Джек тоже смотрел прямо перед собой.

— У нас есть агент в Кремле. Он проводит немало времени с Нармоновым. Утверждает, что Андрей Ильич обеспокоен возможностью переворота, организованного военными и сотрудниками КГБ. По мнению агента, в этом случае они откажутся соблюдать условия договора по сокращению стратегических вооружений. Он сообщил также, что из запасов ядерного оружия в Германии исчезло несколько тактических боеголовок.

— Вот как? Какая приятная новость. Насколько надежен этот источник?

— Исключительно надежен.

— Ну что ж, могу только сказать, доктор Райан, что для меня это неожиданность.

— Вашему агенту можно доверять? — спросил Джек.

— Вполне.

— И от него нет ничего на эту тему?

— Слухи, разумеется. Я хочу сказать, что Нармонов действительно испытывает трудности. С того самого дня, когда произошли эти ужасные события в Прибалтике, и в Грузии, и в Средней Азии. Как это вы, янки, колоритно заявляете: «Он похож на однорукого расклейщика афиш»? Так что он очень занят — и даже больше чем занят. Ему пришлось сделать уступки силам безопасности — но военный переворот? — Чарлстон покачал головой. — Нет. Мои чаинки ничего об этом не говорят.

— Наш агент утверждает обратное. А что относительно ядерных боеголовок?

— Боюсь, что положение нашего парня низковато, чтобы выудить такие сведения. Он занимается главным образом гражданскими проблемами, понимаешь? — Джек понимал, что большего ему от Бэзила не добиться. — Вы серьезно относитесь к сообщению своего агента?

— Весьма серьезно. У нас нет иного выхода. Он снабжал нас превосходной информацией не один год.

— И был завербован миссис Фоули? — спросил Чарлстон с улыбкой. — Какая удивительная молодая женщина. Я слышал, у нее недавно родился еще один ребенок?

— Да, Эмили Сара, очень похожа на мать. — Джек решил, что ему удалось ловко увернуться от первого вопроса. — Мэри Пэт выйдет на службу сразу после Нового года.

— Да, конечно, у вас на территории находится эта крепость — или лучше сказать, укрепленные ясли?

— Это оказалось одним из самых выгодных капиталовложений. Жаль, что такая мысль не пришла в голову мне.

— Какие вы странные, американцы! — засмеялся сэр Бэзил. — Значит, по вашим сведениям исчезли ядерные боеголовки. Да, действительно, это вызывает немалое беспокойство. Возможность тайного сговора между армией и КГБ, а также козырная карта — тактическое ядерное оружие. Пугающая перспектива, я согласен, но до нас не донеслось ни единого звука. А ведь такой секрет нелегко сохранить в тайне, верно? Я имею в виду, что шантаж не приведет к желаемым результатам, если люди не подозревают, что их шантажируют.

— Кроме того, сэр Бэзил, до нас дошли слухи, что КГБ проводит в Германии какую-то операцию, связанную со специалистами-ядерщиками. Всего лишь слухи.

— Да, об этом слышали и мы, — заметил Чарлстон, когда они свернули к трапу, ведущему на «Тэттерсалл Кастл», старый колесный пароход, уже давно превращенный в ресторан.

— Ну и что?

— Мы проводим там операцию. По-видимому, Эрик Хонеккер организовал свой собственный маленький «Манхэттенский проект». К счастью, этот «ребенок» умер, не успев родиться. Иван был очень расстроен, когда узнал об этом. ГДР вернула своим бывшим социалистическим коллегам порядочный запас плутония буквально накануне воссоединения. По-моему, КГБ занимается расследованием того же.

— Но почему вы не сообщили об этом нам? — Господи, Бэз, подумал Джек. Неужели вы никогда не забудете о прошлом?

— Нечего было сообщать, Джек. — Чарлстон кивнул метрдотелю, который проводил их к столику, расположенному на корме, в стороне от остальных. Офицеры безопасности сели за соседние столики, отделив Чарлстона и Райана от остальных посетителей ресторана, занятых обедом. — Наши немецкие друзья охотно пошли нам навстречу. По их мнению, проект прекращен раз и навсегда. Наши технические эксперты осмотрели все и подтвердили мнение немецких коллег.

— Когда это произошло?

— Несколько месяцев назад. Тебе уже доводилось обедать здесь, Джек? — спросил Чарлстон, когда к столику подошел официант.

— На этом судне — нет, обедал на других паромах. — Бэзил заказал пинту горького пива, Джек ограничился лагером. Официант поклонился и отошел. — А вот операция КГБ началась недавно.

— Это интересно. Может быть, они занимались тем же, чем и мы, только приступили к делу не так быстро.

— Проверяя ядерное оружие? — Райан покачал головой. — Наши русские друзья умны, Бэз, нельзя их недооценивать. Да и к вопросам ядерного оружия они относятся намного серьезнее. Это вызывает у меня чувство восхищения.

— Это верно, они многому научились на опыте Китая, правда? — Чарлстон положил на стол меню и дал знак официанту, чтобы тот принес заказанное ими пиво. — Ты действительно считаешь, что это так опасно?

— Да.

— Я всегда полагался на твое мнение, Джек. Спасибо, — сказал Бэзил официанту. Они заказали еду. Официант удалился. — Ты полагаешь, что нужно выяснить все до конца?

— Это было бы неплохо.

— Хорошо. Что еще ты хочешь сообщить мне?

— Боюсь, это все.

— Твой агент в Москве занимает, наверное, очень видное положение. — Сэр Бэзил сделал несколько глотков пива. — Но мне кажется, что у тебя возникли сомнения.

— Это верно… но, черт возьми, Бэзил, разве когда-нибудь у нас не возникало сомнений?

— Противоречивая информация?

— Нет, просто нам ничего не удалось подтвердить. Правда, наш источник настолько хорош, что найти подтверждение его сведениям очень непросто. Именно потому я и приехал сюда. Судя по сведениям, которые вы посылали нам, ваш агент тоже отлично работает. Кто бы он ни был, лишь он может подтвердить информацию нашего парня.

— А если это ему не удастся?

— Скорее всего так оно и будет, но тогда нам придется принять его сведения на веру. — Было заметно, что последнее явно Райану не нравится.

— Как же быть с твоими сомнениями?

— Они, наверно, не так уж важны. На то две причины. Первая заключается в том, что я сам не уверен в обоснованности своих сомнений. А вторая — не всем нравится, что я говорю.

— Именно поэтому не были отмечены твои заслуги в заключении договора?

Райан устало усмехнулся — последние тридцать шесть часов он почти не спал.

— Я отказываюсь демонстрировать свое удивление и не буду интересоваться, откуда это тебе известно.

— Но?

— Но мне хочется, чтобы кто-то шепнул об этом прессе. — Райан засмеялся.

— Боюсь, мы не занимаемся здесь такими делами. Я шепнул об этом только одному лицу.

— Премьер-министру?

— Его Королевскому Высочеству. Ведь ты ужинаешь у него сегодня вечером, правда? Вот я и решил, что ему следует знать об этом.

Райан задумался. Принц Уэльский сохранит это в полной тайне. Сам Райан никогда не сообщил бы ему об этом… но…

— Спасибо, дружище.

— Мы все стремимся к признанию тем или иным путем. Нам с тобой в этом отказано, разумеется. Несправедливо, но ничего не поделаешь. В данном случае я нарушил одно из своих собственных правил, и, если ты спросишь почему, я отвечу: ты сделал нечто удивительно ценное для человечества, Джек. Если в мире существует справедливость. Ее Величество включит тебя в число кавалеров «Ордена за Заслуги».

— Ты не имеешь права говорить ей об этом, Бэзил. Она может догадаться сама и поступить так по собственной инициативе.

— Может, и тогда этот маленький секрет станет достоянием всего мира, верно?

Принесли обед, и снова пришлось замолчать.

— Но в случившемся не только моя заслуга. Ты знаешь, что Чарли Олден немало потрудился. Кроме того, приложили руку Талбот, Банкер, Скотт Адлер и многие другие.

— Ваша скромность, доктор Райан, как всегда потрясающа.

— Под «скромностью» ты имеешь в виду глупость, Бэз?

Вместо ответа на лице Чарлстона появилась многозначительная улыбка. Да, англичане отличаются этим.

Фромм никогда не поверил бы этому. Они изготовили пять модулей из нержавеющей стали, точно повторяющих по размерам и конфигурации плутониевый заряд. Госн подготовил взрывные блоки. Они испытали их все до единого на каждом модуле, и во всех случаях взрывной заряд сработал идеально. Действительно, подумал Фромм, у этого молодого человека удивительные способности. Разумеется, он получил точные планы и работал по ним. Фромм в свою очередь рассчитал планы на современном компьютере, но даже и в этом случае изготовить что-то настолько сложное, да еще чтобы заряды идеально работали с самого первого раза, редкость в инженерной практике.

Первый этап обработки плутония был уже завершен. Изделие выглядело весьма привлекательно — будто деталь из высококачественной стали, готовая к обработке, чтобы стать частью автомобильного двигателя. Начало было отличным. Механическая рука фрезерного станка сняла плутоний со шпинделя и уложила в герметичную коробку. Коробка была, разумеется, наполнена аргоном. Робот запечатал коробку и передвинул ее к дверце. Фромм достал коробку из колпака, под которым находился фрезерный станок, и отнес к токарному станку на воздушных подушках. Здесь процесс будет повторен, только в обратном порядке. Он открыл люк и поставил коробку внутрь изолированного от наружной атмосферы помещения. Вакуум-насосы начали откачивать воздух, аргон поступал снизу. После того как пространство под колпаком наполнилось инертным газом, механическая рука вскрыла коробку и извлекла оттуда плутоний. В соответствии с программой его закрепили на новом шпинделе. Требуемая точность имела сейчас решающее значение. Под наблюдением Фромма станок заработал, постепенно увеличивая скорость до пятнадцати тысяч оборотов в минуту.

— Мне кажется, что… — Фромм выругался. Он думал, что ему удалось добиться максимальной точности. Станок выключился, обороты шпинделя замедлились, и была введена крошечная поправка. Фромм тщательно и не торопясь проверил баланс и снова включил станок. На этот раз все было идеально. Он довел число оборотов до двадцати пяти тысяч в минуту без малейшей вибрации.

— Первичная обработка была произведена операторами очень хорошо, — бросил через плечо Фромм.

— Какое количество массы мы потеряли? — спросил Госн.

— Восемнадцать и пятьсот двадцать семь тысячных грамма. — Фромм выключил станок и встал. — Я просто не могу нахвалиться нашими рабочими. Предлагаю подождать с окончательной обработкой и полировкой до завтра. Глупо спешить, когда в этом нет необходимости. Мы все устали и было бы неплохо поужинать.

— Если вы так считаете, герр Фромм.

— Зовите меня Манфред, — произнес немец, изумив молодого араба. — Ибрагим, нам нужно поговорить.

— Выйдем наружу. — Госн провел немца через дверь. Начинало темнеть.

— Ибрагим, не надо убивать этих рабочих. Они слишком ценные специалисты. Что, если снова представится такая же возможность?

— Но ведь ты согласился…

— Я не представлял себе, что работа пойдет так хорошо. В соответствии с графиком нам с тобой… нет, — будем честными до конца — мне предстояло контролировать все фазы операции. Ты, Ибрагим, поразил меня своим мастерством. Понимаешь, нам удалось собрать великолепную команду. Нужно сохранить ее!

А где мы возьмем десять килограммов плутония? — хотел спросить его Госн.

— Думаю, ты прав, Манфред. Я поговорю с командиром. Однако ты должен помнить…

— Да, безопасность прежде всего. Мы не можем сейчас рисковать. Я просто обратился к тебе, считая это справедливым — в качестве признания высокого профессионализма рабочих, — чтобы их заслуги были приняты во внимание. Понимаешь?

— Конечно, Манфред. Я полностью согласен. — У немца начали появляться человеческие чувства, подумал Госн. Жаль, что это случилось так поздно. — Как бы то ни было, я приветствую твое желание хорошо поужинать перед началом заключительного этапа. Сегодня вечером нам приготовили свежего барашка, и мы сумели достать немецкое пиво, «Битбюргер». Надеюсь, тебе понравится.

— Хороший лагер «Битбюргер». Как жаль, Ибрагим, что твоя религия запрещает употребление такого напитка.

— Сегодня вечером, надеюсь, аллах проявит ко мне снисходительность. — Госн решил, что нужно завоевать полное доверие этого неверного.

— Джек, мне кажется, что вы слишком много работаете.

— Это потому, что мне приходится издалека ездить на работу, сэр. Два, а то и три часа в автомобиле.

— Найдите дом поближе, — мягко предложил Его Королевское Высочество.

— Отказаться от Перегрин-Клифф? — Райан покачал головой. — А как тогда с Кэти и госпиталем Джона Хопкинса? Потом нужно подумать о детях, которых придется забрать из школы. Нет, это не выход из положения.

— Вы помните, без сомнения, что, когда мы встретились в первый раз, вы довольно резко отозвались о моем физическом и психическом состоянии. Сомневаюсь, что тогда я выглядел так плохо, как вы сейчас. — Судя по всему, принц получил исчерпывающую информацию от сэра Бэзила Чарлстона, и в результате, заметил Джек, к ужину не подали ни капли спиртного.

— У меня на работе бывают напряженные моменты, а иногда все стихает. В настоящее время ситуация несколько напряженная.

— Кто это сказал, Трумэн? Если ты не можешь выдержать жару, уйди из кухни!

— Да, сэр, что-то вроде этого, но скоро станет прохладнее. Просто сейчас происходит немало событий. В этом все дело. Когда вы управляли своим кораблем, вам тоже было нелегко.

— Но это была куда более здоровая работа. Кроме того, мне приходилось проезжать от дома намного более короткое расстояние. Говоря по правде, всего пятнадцать футов, — добавил принц с улыбкой.

Райан устало засмеялся.

— Да, это приятно. Для меня нужно пройти пятнадцать футов, чтобы поговорить со своей секретаршей.

— Как семья?

Обманывать не имело смысла.

— Не то чтобы очень хорошо. Моя работа не содействует здоровой семейной атмосфере.

— Вас что-то беспокоит, Джек. Это сразу видно.

— Большая нагрузка. Почти не бываю на свежем воздухе, слишком много пью. Как всегда. Со временем все улучшится, просто у меня более продолжительный, чем обычно, период напряжения и трудностей на службе. Я благодарен вам, сэр, за заботу, но это пройдет. — Джек почти убедил себя, что так и будет. Почти.

— Ну что ж, если вы придерживаетесь такого мнения.

— Должен сказать, что это лучший ужин для меня за долгое время. А когда вы собираетесь навестить нас на другом берегу пруда? — спросил Райан, воспользовавшись возможностью переменить тему разговора.

— В конце весны. Один коннозаводчик в Вайоминге приготовит для меня лошадей. Для игры в поло, между прочим.

— Это просто безумие заниматься такой игрой… Лакросс на лошадях.

— По крайней мере это позволяет мне бывать на природе. Прекрасное место, Вайоминг. Собираюсь побывать в Йеллоустоуне.

— Никогда там не был, — заметил Джек.

— Может быть, вы поедете с нами? А вдруг мне даже удастся научить вас ездить верхом?

— Может быть, — согласился Джек, пытаясь представить себя в седле, а также думая о том, сумеет ли он оставить службу на целую неделю. — Если только обещаете не размахивать при мне этими молотками.

— Клюшками, Джек, клюшками. Нет, я не буду пытаться вовлечь вас в игру. Это может закончиться тем, что вы покалечите несчастных лошадей. Надеюсь, вы сумеете выбрать время для этой поездки.

— Приложу все усилия. Если мне повезет, к этому времени мир станет более спокойным местом.

— Он и так уже успокоился во многом благодаря вашим усилиям.

— Боюсь, сэр, что Бэзил излишне подчеркнул мою роль в этом. Я был всего лишь одной шестеренкой в большой машине.

— Скромность может зайти слишком далеко. Меня расстроило то, что ваши заслуги никак не отмечены, — заметил принц.

— Такова жизнь, правда? — Джек сам удивился тому, что произнес. Впервые ему не удалось скрыть свои чувства.

— Я так и думал, Джек. Да, такова жизнь, и она не всегда справедлива. Вам не хотелось бы изменить работу — хотя бы взять отпуск?

Райан ухмыльнулся.

— Ну что вы, сэр, неужели я действительно выгляжу так плохо? Я нужен им.

Его Королевское Высочество внезапно посмотрел на Джека с серьезным выражением на лице.

— Джек, мы друзья?

Райан выпрямился в своем кресле.

— У меня не так много друзей, но вы один из них.

— Вы верите мне?

— Да, сэр.

— Тогда прислушайтесь к моему совету. Оставьте работу. Вы всегда можете к ней вернуться. Человек с вашими способностями никогда не останется в стороне. Вы знаете это. Вы занимались своим делом слишком долго. Вы даже не представляете себе, как вам повезло — вы можете уйти! У вас есть свобода, которая отсутствует у меня. Воспользуйтесь ею.

— Вы говорите весьма убедительно, сэр. Но будь вы в моем положении, вы не ушли бы — и даже по той же причине. Я не могу сдаться. И вы не можете. Вот и все.

— Гордость может стать разрушительной силой, — напомнил принц.

Джек наклонился вперед.

— Это не гордость. Это всего лишь реальность. Я нужен им. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Дело в том, однако, что они не понимают этого.

— Неужели новый директор настолько плох?

— Маркус неплохой человек, но он ленив. Ему нравится его должность, но не нравятся связанные с нею обязанности. Впрочем, не думаю, что эта проблема присуща только американскому правительству. Я знаю, что это не так. И вы знаете это. Долг прежде всего. Бывает, что вы вынуждены исполнять свои обязанности потому, что родились в такой семье, но я вынужден исполнять их потому, что лучше других справляюсь с ними.

— Они прислушиваются к вашему мнению? — резко спросил принц.

Джек пожал плечами.

— Не всегда. Черт побери, иногда и я ошибаюсь, но ведь должен быть человек, который всегда стремится поступить правильно. Это я, сэр. Именно поэтому я и не могу уйти. Вы должны понимать это не хуже меня.

— Даже если вы страдаете от этого?

— Да.

— Ваше чувство долга поразительно, сэр Джон.

— У меня были хорошие учителя. Вот вы, например, — вы не убежали и не попытались спрятаться, когда в вас стреляли. Вы могли бы сделать это…

— Нет, я не мог сделать этого. В противном случае…

— В противном случае противник одержал бы победу, — закончил за него Джек. — Но и мое положение мало отличается от вашего, правда? Я узнал об этом от вас. Это вас удивляет? — спросил Джек.

— Да, — признался принц.

— Вы не ищете спасения в бегстве. Я — тоже.

— По-прежнему искусны в словесных маневрах, а, Джек?

— Видите? Этого я не утратил. — Райан был доволен.

— Я буду настаивать, чтобы вы вместе с семьей поехали с нами в Вайоминг.

— Вы всегда можете обратиться через мою голову к начальству — поговорите с Кэти.

Его Высочество засмеялся.

— Пожалуй, я так и сделаю. Улетаете обратно завтра?

— Да, сэр. Сегодня мне нужно забежать в «Хэмлис» за игрушками.

— Поспите хорошенько, Джек. Продолжим наш спор в будущем году.

В этот момент в Вашингтоне было на пять часов раньше. Лиз Эллиот смотрела через свой письменный стол на Боба Хольцмана, который представлял свою газету в Белом доме. Подобно большинству журналистов, постоянно аккредитованных здесь, Хольцман знал, что президенты со своей администрацией приходят и уходят, и пережил их всех. Его огромный опыт в Белом доме являлся чем-то вроде парадокса. Лишенный доступа к сенсационным новостям, Хольцман знал, что здесь есть тайны, о которых он узнает лишь через несколько лет, а это будет уже слишком поздно для газетных статей и попадет в распоряжение историков, но его искусство в распознании тончайших нюансов и выяснении слухов позволило бы ему занять видный пост в любой разведывательной службе. Однако газета платила ему намного больше жалованья государственного служащего, особенно после того, как он опубликовал несколько бестселлеров, освещающих жизнь высших коридоров власти.

— Это исключительно для моего сведения?

— Совершенно верно, — ответила советник по национальной безопасности.

Хольцман кивнул и начал делать записи. Итак, правила игры установлены. Никаких прямых ссылок или цитат. Элизабет Эллиот можно назвать «сотрудником администрации» или лучше во множественном числе: «источники внутри администрации». Он поднял голову от записной книжки — во время таких интервью магнитофоны тоже не разрешались, — ожидая продолжения. Лиз Эллиот обожала драматические эффекты. Она была умной женщиной, немного элитарной — что встречалось среди сотрудников Белого дома не так редко — и, вне всякого сомнения, находилась ближе всех к президенту, если Хольцман правильно разобрался в знаках. Но это не для широкой публики. Возможная любовная интрига между президентом и его советником по национальной безопасности уже не была полным секретом. Сотрудники Белого дома молчали, как всегда, — даже, пожалуй, больше. Хольцману это казалось странным. Фаулер не относился к числу людей, к которым испытываешь любовь и преданность. Возможно, они симпатизировали ему, потому что он был одиноким. Были широко известны обстоятельства смерти его жены, и это, по-видимому, добавило сочувственных голосов в его пользу во время последних выборов, какую-то долю процента. Не исключено, сотрудники считали, что, если в его жизни снова появится женщина, он изменится. А может быть, они были просто настоящими профессионалами. (Это отличало их от лиц, попавшие в Белый дом по политическим соображениям, подумал Хольцман. Для тех не было ничего святого.) Возможно, Фаулер и Эллиот старались вести себя осторожно и не афишировать свою связь. Как бы то ни было, журналисты, аккредитованные при Белом доме, иногда обсуждали это в баре «Конфиденциальный источник», «Конфиденшиэл сорс», в Национальном клубе прессы всего в двух кварталах от Белого дома и пришли к выводу, что любовная жизнь Фаулера не должна попасть в фокус внимания общественности до тех пор, пока это не мешает ему исполнять свои обязанности. В конце концов, его заслуги в области внешней политики были выдающимися. Эйфория от Ватиканского договора и его потрясающе благоприятных последствий так и не рассеялась. Нельзя порочить президента, так хорошо исполняющего свой долг.

— У нас могут возникнуть трудности с русскими, — начала Эллиот.

— Да? — Это заявление застало Хольцмана врасплох.

— Есть основания считать, что у Нармонова трения с высшим военным руководством. Это может оказать воздействие на окончательное выполнение условий договора о сокращении вооружений.

— Каким образом?

— Есть основания полагать, что Советы будут противиться уничтожению всех ракет СС-18. Они уже отстают от графика их демонтажа.

«Есть основания». Эта многозначительная фраза повторилась дважды. Хольцман на мгновение задумался. По-видимому, очень чувствительный источник — скорее всего разведывательное сообщение, а не перехват.

— Русские утверждают, что завод по уничтожению ракет не справляется с работой. Наши инспекторы, которые там находятся, согласны с ними.

— Может быть, завод был спроектирован с — как это говорится? — с заранее рассчитанной недостаточностью?

— Каково мнение ЦРУ? — спросил Хольцман, записывая все это в свой блокнот и стараясь не отстать.

— Первоначальный доклад поступил от них, но пока им не удалось получить убедительные доказательства.

— А что думает об этом Райан? Он хорошо разбирается в советских делах.

— Райан не оправдывает наших надежд, — ответила Лиз. — Между прочим, — и об этом вы ничего не должны писать и не должны упоминать его имени — мы провели небольшое расследование, которое обнаружило тревожные факты.

— Какие именно?

— Именно? Мне кажется, что полученные сведения противоречивы. В них говорится, что один из руководителей ЦРУ состоит в любовной связи с женщиной иностранного происхождения, и не исключено, что родился ребенок.

— Речь идет о Райане?

Советник по национальной безопасности покачала головой.

— Я не могу опровергнуть или подтвердить эту информацию. Не забывайте о правилах.

— Не забываю, — ответил Хольцман, скрывая раздражение. За кого она меня принимает? За какого-нибудь Джимми Олсена?

— Дело в том, что он, похоже, знает, что нам не нравится доставляемая им информация, однако пытается закрутить факты, чтобы заставить нас проявить к ним интерес. Сейчас такое время, что нам требуется достоверная информация из Лэнгли, но мы не получаем ее.

Хольцман задумчиво кивнул. Такое случалось в Лэнгли и раньше, но это не походило на Райана. Репортер решил пока отложить эту проблему в сторону.

— А что по поводу Нармонова?

— Если получаемые нами сведения хотя бы отчасти верны, он в трудном положении и уступает позиции, кому — левым или правым, — мы не можем сказать. Не исключено, что он может уйти.

— Это точно?

— Нам кажется. То, что силы безопасности шантажируют его, очень тревожно. Но при наших проблемах в Лэнгли… — Лиз беспомощно подняла вверх руки.

— Да, когда все шло так хорошо. У вас, наверно, трудности с Каботом?

— Он быстро овладевает своими обязанностями. Если бы у него был хороший помощник, все было бы в порядке.

— Вы очень обеспокоены происходящим? — спросил Хольцман.

— Очень. В такой момент нам нужна надежная разведывательная информация, а она к нам не поступает. Как можно догадаться, что нам делать с Нармоновым, если у нас нет никаких сведений? — произнесла Лиз раздраженно. — Наш герой носится по городу, занимаясь делами, которые не должны его касаться, — к примеру, он обратился прямо в Капитолий, не поставив в известность своего босса, ведет переговоры по одной проблеме и в то же время не дает Каботу хороших аналитических материалов по глобальной проблеме. Разумеется, он должен уделять внимание и кое-чему на стороне…

Наш герой, подумал Хольцман. Какой интересный выбор слов. Она по-настоящему ненавидит Райана, это уж точно. Хольцману это было известно, но он не знал почему. Ей вроде бы незачем ревновать его. Райан никогда не проявлял честолюбия, по крайней мере не в сфере политики. По всеобщему мнению, он был хорошим человеком. Репортер вспомнил его единственную faux pas[30] с Элом Трентом, которая, по мнению Хольцмана, была подстроена. Теперь у Райана с Трентом были отличные отношения. Для чего могло потребоваться — что могло оказаться таким важным — подстроить такое? У Райана было две звезды разведчика — за что, Хольцман так и не сумел узнать. Всего лишь слухи, пять различных вариантов четырех различных событий, причем скорее всего все не соответствуют действительности. Райан не пользовался особой популярностью среди журналистов. Причина заключалась в том, что он никогда не содействовал утечке информации. Воспринимал соблюдение тайны слишком серьезно. С другой стороны, он не пытался заискивать перед средствами массовой информации, и Хольцман уважал всех, кто следовал этому правилу. В одном он был теперь убежден: он серьезно недооценивал антипатию, которую испытывала администрация Фаулера к Райану.

Мной пытаются манипулировать, подумал Хольцман. Это было так же уместно, как павлин на гумне. Разумеется, очень ловко. Ссылка на русских была, наверно, точна. Неспособность Центрального разведывательного управления снабжать Белый дом жизненно важной информацией не являлась новостью. И это, похоже, было правдой. Так где же таится ложь? А есть ли она здесь вообще? Может быть, им хотелось организовать утечку правдивой, но весьма чувствительной информации… обычным способом. Не в первый раз Хольцман узнавал интересные вещи в северо-западном угловом кабинете западного крыла Белого дома.

Неужели он не сумеет написать статью?

Будет сделано, Бобби, старый друг, сказал себе репортер.

Перелет из Лондона в Вашингтон прошел удивительно гладко. Райан старался побольше спать, а сержант, исполнявший роль стюарда, читал инструкции по монтажу игрушек, которые Джек купил в Англии.

— Эй, сержант, — окликнул его пилот, который вышел в салон, чтобы поразмяться. — Чем это ты занимаешься?

— Видите ли, майор, наш важный пассажир везет с собой игрушки для детишек. — Сержант передал пилоту одну из инструкций. — Смотрите, что нужно сделать: вставьте петельку один в отверстие А, возьмите болт семь восьмых дюйма и затяните его гаечным ключом, пользуясь…

— Не надо, сержант, уж лучше я буду ремонтировать поврежденные двигатели.

— Это уж точно, — согласился сержант. — Этому парню нелегко придется дома.