Встречи... Разлуки...

Глава 17

Любезнов все еще лежал в лазарете, хотя опасность давно миновала, и с удовольствием принимал уход и заботы «милой докторины». Утром Маринка приносила ему фруктовый сок. Дзюба готовил вкусные блюда. Татьяна, приступая к перевязкам, ласково уговаривала его потерпеть.

Авторитет ее среди экипажа неизмеримо возрос, и этому в немалой степени способствовали многозначительные рассуждения Дзюбы о том, как быстро и умело была произведена операция. Об объяснении между ним и Татьяной, предшествовавшем операции, никто, конечно, не знал.

Но разговор этот хорошо помнила Татьяна. Помнила каждое слово. Она постаралась бы поменьше встречаться со стариком, тем более, что рука его зажила, но три раза в день необходимо было идти на камбуз, снимать пробу с пищи, и Татьяна с нетерпением ждала возвращения домой. Нет, нет, и речи не могло быть еще об одном рейсе. Официально она капитану об этом не докладывала, дожидалась удобного случая.

Наконец случай представился. Татьяна догадывалась, что капитан пригласил ее вместе осматривать Геную, чтобы обо всем поговорить: Генуя — последний порт захода перед возвращением домой.

Она так ждала свидания с этим романтическим прошлым, с «Генуей великолепной», как звали город в средние века. Теперь она осмотрит картинные галереи, мраморные дворцы с висячими садами и церкви, воздвигнутые учениками Микеланджело.

Еще с борта судна Татьяна любовалась виноградниками, оливковыми и апельсиновыми рощами, разрезанными серой лентой шоссе, то взбиравшегося в гору сквозь тоннели и по виадукам, то падавшего вниз к синей воде. Ближе к городу шоссе подчеркивала яркая оранжевая полоса — дорожка из битого кирпича для пешеходов.

У самого входа в порт высилась знаменитая башня-маяк, украшенная по самой середине и вверху ажурной лепкой и увенчанная круглым куполом светильника.

Город амфитеатром раскинулся на холмах, сползавших к заливу. Среди живописных старинных зданий нелепо громоздились небоскребы, нарушавшие весь архитектурный облик города.

С помощью взятого у Пал Палыча бинокля Татьяна разыскала здание, где несколько веков назад находился всесильный генуэзский банк, сейчас там разместилось управление порта.

Никак не могла дождаться своего спутника, чтобы пойти в город. Сегодня она и Николай разыщут улицу Данте и дом, где по преданию, родился Колумб.

…Нет, совсем не таким представляла она этот дом. Обветшалый, он казался маленьким и жалким рядом с двумя огромными колоннами у входа в крепость. Густой плющ, казалось, совсем вдавил его в землю. Узкая дверь вела в это убогое жилище с небольшими зарешеченными окнами.

— А вы ожидали увидеть дворец, — сказал Николаи Степанович и с улыбкой напомнил: — «Волшебник и царь генуэзец Колумб!»

— И не такой представляла себе Геную. Не такой она казалась с моря.

Из порта они шли узкими улочками, над которыми с веревок свисало белье. У дверей домов — старики, старухи-хозяйки, готовящие тут же на улицах пищу. Казалось, всем этим людям не хватило места в тесных с каменными полами комнатах. Через открытые окна громко переговаривались соседи. Их голоса заглушали крики торговцев-старьевщиков, продавцов жареной рыбы и устриц, сигарет и сладостей, банкометов, громко зазывавших к своим столикам прохожих.

— Мы могли бы прямо из порта по виадуку попасть в центр города, — сказал Николай Степанович. — Но должны же вы увидеть и ту Геную, где живет простой люд. А сейчас посмотрим чудеса этого города. — И взял стоявшее тут же такси.

По широкой улице они выехали на площадь, почти треугольную площадь, где окруженный темной зеленью возвышался прекрасный памятник.

— Колумбу? — воскликнула Татьяна.

— Наверное, узнали по открытке «Виды Генуи», — чуть-чуть улыбнулся капитан.

— Пусть по открытке.

Потом, когда они ехали по улице Гарибальди к зданию муниципалитета, где хранятся письма Колумба и скрипка Паганини, капитан рассказал о третьей реликвии города. Об акте о сдаче гитлеровского гарнизона Генуи партизанам и восставшему населению в апреле сорок пятого года.

— Как видите, и у современных генуэзцев есть свои исторические знаменательные документы, — заключил капитан.

Усталая и задумчивая, сидела Татьяна за столиком на открытой веранде кафе, куда они с Николаем Степановичем зашли поужинать и отдохнуть.

По тому, как был взволнован капитан, выкуривая одну сигарету за другой, она поняла, что не случайно выбрал Николай Степанович это полупустое кафе. Но, словно не замечая его состояния, смотрела на розоватую воду, отражавшую оранжевую кирпичную стену старинного приземистого здания, стоявшего на самом берегу залива.

— Так что же мы будем делать дальше? — спросил Николай Степанович, глядя ей прямо в глаза.

Лицо его постепенно краснело, и белое пятно на левой скуле проступало все явственней. Он не отводил от нее тяжелого взгляда и еще тише, хрипловатым голосом повторил:

— Что будем делать, Таня?

Первый раз он назвал ее по имени.

Не скрывая охватившего ее волнения, она ответила:

— Ты потребуешь для меня замену. Больше я в рейс не пойду.

— Это решено?

— Да. И ты знаешь почему.

— Знаю. Но…

Татьяна подняла на него глаза, и капитан не мог в них не прочесть недоговоренного.

— После того, как ты так отлично справилась со своими обязанностями, уходить, пожалуй, не следует.

— Что поделаешь?! Это уже неизбежно.

— Значит все… правда? — У него перехватило дыхание.

— Да. Пусть лучше разом все кончится. Забудем.

— Почему забудем?! Наоборот, когда ты уйдешь с «Иртыша», никто не посмеет мне ничего сказать, — горячо говорил он, стискивая ей руку.

— Никто? Пойдем, Николай Степанович. — Наклонив голову набок, Татьяна с грустью смотрела на него: пора возвращаться к судовым будням.

Капитан поднял руку, показал на часы:

— Еще есть время.

— Нет, надо идти. Когда мы будем дома… — Она не досказала, да и не нужно было ничего договаривать. Встала, пошла к дверям.

Капитан, погруженный в свои мысли, не глядя по сторонам, шел рядом. А она скользила взглядом по зажигавшимся ярким витринам.

— Недели через две будем в Ильичевске, — сказал он.

— Значит, вы попросите мне замену.

— За-ме-ну, — с расстановкой повторил он. — Жаль. Я согласился бы всегда плавать с таким врачом, если бы…

— Вот именно: если бы. И мне хорошо было на «Иртыше». Но что поделаешь. — Она вздохнула и стала подниматься на судно.

«Иртыш» держал курс к родным берегам, и Татьяна старалась поменьше бывать на палубе. В кают-компанию приходила так, чтобы не застать там Виктора. Видеть его не хотелось.

А он, передав в пароходство радиограмму о замене для судового врача, сразу же побежал узнать, окончательно ли она решила.

Татьяна бинтовала ногу Любезнову и, увидев Виктора, удивленно подняла брови.

Он наскоро соврал о неисправности трансляционной сети. Ложь была столь очевидной, что Любезнов с ехидцей спросил:

— Почему же вы предполагаете, что повреждение именно в лазарете?

— Не дергайтесь, — строго прикрикнула Татьяна, сделав вид, будто поверила радисту.

Она закончила перевязку и сказала, что теперь Виктор Дмитриевич может заняться своими проводами. Любезнов не торопился уходить, глядя, как Татьяна убирает пузырьки с лекарствами.

— Это точно, что вы больше не пойдете с нами в рейс? — не дождавшись, пока они останутся одни, спросил Виктор.

— Мне надо вернуться в больницу, — спокойно проговорила Татьяна и отвернулась, пряча в шкаф коробку с инструментом. Стеклянная дверца отразила его решительный кивок Любезнову: «Оставь нас одних!» Тот ответил тоже пантомимой: «Уже ухожу!» и закрыл за собой дверь.

— Я так обрадовался, что ты списываешься. Значит…

— Идите, Виктор Дмитриевич, у нас на берегу хватит времени обо всем поговорить. — Она улыбнулась, и лицо его мгновенно просветлело. — В день прихода мы условимся о встрече, — пообещала Татьяна, выпроводив Виктора из лазарета.

Через полчаса она забыла о своем обещании. Радовалась тому, что скоро ступит на твердую землю, увидит такие знакомые улицы. Ворох новостей и впечатлений для Нины. Алик? Образ Алика сильно, очень сильно потускнел.

«Иртыш» слабо покачивается на встречной зыби. Ярко, по-весеннему светит солнце, а из репродукторов гремит веселая музыка.

Все готовятся к встрече с берегом, чистятся, бреются, наглаживают рубашки. Все возбуждены, громко разговаривают, громко смеются, хлопают дверьми.

Всех дома ждут. Наверное уже с утра ждут в Ильичевске жены. И супруга Николая, несомненно, приедет встретить своего капитана.

Как выглядит эта женщина? Как держится с ним? Подозревает или уверена в верности своего супруга?

А он, как он? Говорят, привычка! — вторая натура. Многолетняя, к тому же, привычка. Непросто с ней расстаться.

Надо покидать судно, где была своя каюта, дверь с ключом, которой можно отгородиться от всех, побыть наедине со своими мыслями.

— Татьяна Константиновна, скоро наш порт! — Виктор выжидающе смотрел на нее. — Вы помните свое обещание?

— Помню. Все помню, — медленно проговорила Татьяна.

Он посмотрел туда, где вот-вот должен был открыться берег и улыбнулся.

— Мы встретимся?

— Завтра вечером вы придете к нам. К нам домой.

— Завтра?! Ну да, только завтра. Мы поздно ошвартуемся. Значит, завтра вечером. Можно часов в пять?

— Да. — Ей стало немножко не по себе оттого, что она обманывает Виктора. Ведь завтра утром она уйдет в больницу, потом к Нине. А Виктору придется сидеть в обществе мамы. Дома будут многозначительно переглядываться — чем не жених?!

Виктор ушел в радиорубку, а Татьяна продолжала стоять возле борта, глядя на яркие блики, вспыхивающие на сине-зеленой воде.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, она обернулась. На крыле мостика стоял капитан. Она улыбнулась и приветливо помахала рукой. Теперь можно. Завтра ведь ее здесь не будет. Завтра Николай Степанович станет просто знакомым.

Некоторое время он молча смотрел на нее, потом быстро сбежал по трапу и стал рядом.

— Расстаемся.

— Не понял! — Он нахмурился.

— Ведь я списываюсь.

— Ах, в этом смысле. — Разгладилась на лбу морщина. Он незаметно сжал ей руку. — Когда я тебя увижу?

— Это не от меня зависит.

— От кого же? Может, от Виктора Дмитриевича? — И криво усмехнулся.

— От тебя. И только от тебя. Если волен распоряжаться собой, — с грустью сказала Татьяна, и синие глаза ее потемнели.

— Ты завтра свободна?

— Для тебя я всегда свободна.

Первый раз они позволили себе стоять у всех на виду и говорить о своем так откровенно. Последний разговор на судне.

— Я хочу тебя видеть. Это главное. Завтра.

— В первый день тебе позволят уйти?

— Ты плохо меня знаешь.

— Может быть.

— Где?

— Где? — Не приглашать же его домой. Тогда все погибло. Сам он, вероятно, ничего предложить не может. Что же ответить? Нина! Конечно, пойти к Нине.

Она негромко назвала адрес. Только бы муж Нины не вернулся из рейса.

— Буду в шесть! — Капитан, не дожидаясь ее ответа, пошел к трапу.