Вторая жена

Глава 1

Есть несколько правил, которые прочно утвердились в моей голове и которыми я руководствуюсь в своей жизни.

Правило первое: справедливости не существует.

Правило второе: вопреки ожиданиям мужа вторая жена не носит в сумочке «Камасутру». Лучше пусть там лежит аспирин.

Правило третье: никогда не жалуйся, особенно если жизнь подтверждает правоту правила первого.

Правило четвертое: не подавай на стол печень или тофу. Это не умно.

Мы с Натаном препирались из-за списка гостей для званого ужина.

— Зачем нам это нужно? — спрашивал он с софы.

Был вечер воскресенья в начале ноября, и он чувствовал себя немного сонным после куриной грудки под соусом из экстрагона. Газеты лежали на полу, в комнате было душно от батарей центрального отопления. В спальне, расположенной точно над гостиной близнецы играли в самолеты, с глухим стуком совершая взлеты и посадки. Я объясняла Натану, что необходимо делать для укрепления его позиций в «Вистемаксе» и убеждала его разбавить перечень приглашенных в гости боссов друзьями семьи. Натан опустил голову на подушку и прикрыл глаза, соображая, как этот маневр может сказаться на его карьере.

— Они уже бывали у нас, Минти.

Он имел ввиду, бывали при Роуз. Так происходило постоянно. Нескотря на то, что Натан оставил свою первую жену роуз ради меня, он постоянно оглядывался на свою жизнь в первом браке. Выходные, покупки для дома, даже выбор нового джемпера осуществлялись под влиянием старых привычек. Он словно наказывал себя за свои и мои грехи. Это стало дурной привычкой, которую я не смогла подавить в зародыше. Из-за этого мое чувство благодарности к нему истончилось и потемнело, как лак на старой картине. Мой взгляд скользнул мимо фигуры на софе к пейзаже за окном дома номер семь по Лейки-стрит. Серые деревья казались грязными, и куча мусора перед дверью мистера Остина напротив нашего дома выглядела отвратительнее обычного. Эти пикировки между мной и Натаном стали привычным явлением и не несли в себе ничего неожиданного. Единственное, что не переставало меня удивлять и даже недоумевать, как я могла вообще оказаться в такой ситуации. Никогда не жалуйся.

— Что насчет Фростов?

Сью и Джек Фросты были близкими друзьями Натана. Они так же были близкими друзьями Роуз и совсем не были моими друзьями. Наоборот, для них я была — Сью однажды это высказала — воровкой, укравшей чужого мужа, и разрушившей чужой дом. Не могу этого отрицать. В результате Натана частенько приглашали провести вечер в их доме, расположенном в нескольких кварталах от нашего, но моя нога ни разу не переступала их порог. Я не знаю, о чем они разговаривали, я никогда не спрашивала. (Иногда я сама удивлялась, с каким мастерством я обхожу опасные разговоры об этих старых друзьях). Был ли Натан предателем? Нет, просто Натану хотелось повидать своих старых друзей. И никто, никто не замечал иронии ситуации: для обоих Фростов их брак был вторым.

— Как думаешь, они придут?

Он сморщил нос, как бы говоря: «не думаю», и перевел взгляд на картину над каминной полкой. Это был довольно скучный пейзаж побережья около Прияка в Корнуолле кисти какого-то шотландского художника. Но Натану он нравился, и я часто замечала, как он вглядывается в ярко-бирюзовые волны под скалами.

— Нет, — сказал он.

Надежда заполучить в гости друзей была весьма шаткой.

— А Локхарты?

Это тоже были друзья Натана и Роуз. Натан дернул ногами и уставился в какую-то точку в правом нижнем углу картины.

— Минти, не стоит погонять дохлую лошадь. Она уже… — он не закончил свою сентенцию.

Я опустила глаза на список гостей, который по-прежнему включал в себя одних коллег.

— Я рассказывала тебе, что недавно встретила Сью Фрост в супермаркете и попыталась выяснить отношения?

— Она мне говорила, — ответил Натан, — но не вдавалась в детали.

Я подчеркнула два пункта в списке жирной линией.

— Хорошо, я расскажу. Я спросила, почему они с джеком до сих пор осуждают меня, хотя сами состоят во втором браке. Чем я отличаюсь от них?

Сью Фрост оторвала взгляд от своих розовых замшевых туфель и взглянула на меня поверх тележки, заваленной овощами и чистящими средствами. Ее щеки вспыхнули и она ответила:

— Думаю, это очевидно. Я не бросала своего первого мужа и не разбивала чужой брак.

— Так…

Натан засунул руки в карманы брюк. Его лицо приняло непроницаемое выражение, как на сложных переговорах.

— Что ты ей сказала?

— Я хотела объясниться с ней напрямую. Вторая жена Сью такая порядочная, потому что ее первого мужа накрыл кризис среднего возраста, и он бросил ее. А я, вторая жена, на которую обрушился мужчина в кризисе среднего возраста, почему-то нехороша. Я поинтересовалась, что бы она стала делать, если бы ее первый муж пожелал вернуться.

Я добилась своего. Натан уже не выглядел довольным и расслабленным отцом семейства, заставлявшим близнецов хохотать над проделками гориллы. Сейчас это был сдержанный и умный человек, который сможет заставить руководство «Вистемакс» пересмотреть его позицию в табели о рангах редакции.

— И…?

— Она прошествовала мимо меня в отдел мороженой рыбы.

Натан коротко усмехнулся.

— Ты выиграла первый раунд, Минти.

— Что я действительно хотела бы понять, так это почему я разрушительница семейного очага, а ты нет.

Натан пристально посмотрел мне в глаза. Ему до сих пор было больно думать об этой истории.

— Меня тоже винят, Минти.

— Нет, тебя — нет. Вот в чем проблема.

Он снова перевел взгляд на картину, как-будто искал душевного покая среди этих скал, волн и песка.

— В глазах Сью ты до сих пор являешься мужем Роуз. И я ничего не могу с этим поделать. С точки зрения общественной морали Сью полагается галочка, Роуз ореол святости, а на мне следует поставить жирный крест.

Улыбка исчезла с лица Натана.

— Хочешь, чтобы я больше не виделся с Фростами?

В «Успешных отношениях», руководстве, которое я в свое время тщательно проштудировала, говорится, что для того, чтобы привязать к себе партнера, надо дать ему свободу. Когда-то я свято верила этому учебнику, но в последнее время стала с удивлением замечать, что эти советы только запутывают отношения, добавляя новых проблем там, где их не было. Когда-то, следуя рекомендациям «Успешных отношений», я сказала: «Натан, я настаиваю, чтобы ты виделся со Сью и Джеком Фростами».

Я положила перед ним окончательный список гостей: шеф Натана с женой, Роджер и Гизелла Гард и мой босс с женой, Барри и Люси Хелм.

— Мы не смогли сделать его длиннее.

До нашей свадьбы я представляла свою жизнь совсем иначе. Кто не мечтает о счастливом и гармоничном браке в кругу друзей и родственников?

— Полагаю, нет смысла приглашать Поппи и Ричарда? А Сэм с Джилли слишком далеко.

Как всегда, Натан оживился при упоминании его старших детей.

— Поппи очень занята, — осторожно сказал он, — и я не думаю, что Сэм будет в городе в это время. Хотя, может быть, он приедет навестить… свою мать.

Если у меня и была навязчивая идея в этом браке, то это было избавиться от Роуз. Очистить дом от нее, выскрести из всех углов, выкорчевать, как сорняки из ее сада те корни воспоминаний, что душили нас с Натаном. Она была повсюду, омрачая своим страданием радость моей победы.

— Минти, — Натан не любил, когда я игнорировала его, пользуясь отчуждением, как оружием. — Я еще здесь.

Я покачала головой.

— Не говори о Роуз. Не говори. Нет.

Он подошел и обнял меня.

— Я и не думал.

Он положил руки мне на плечи и заглянул в глаза.

— Мы должны попытаться, — пробормртала я скорее по привычке.

— Конечно.

От него пахло ветивером и немного экстрагоном и чесноком. Ветивер был отчасти и на моей совести. Он входил в состав микстуры от депрессии и усталости. Я откинула голову назад и внимательно посмотрела ему в лицо. Он показался мне очень бледным. Ничто уже не могло исправить семейный вечер. Тогда я решила прибегнуть к проверенному средству и обвила руками его шею.

— Иди ко мне.

Спустя некоторое время Натан снова смотрел куда-то в сторону.

— Иногда, Минти, — он перебирал мои пальцы, — ты бываешь такой милой. А иногда…

— А иногда..?

— Нет.

Он хотел еще что-то сказать, но это был наш первый воскресный вечер за последний месяц, так что не было никакого смысла тратить время на ссоры. Я приложила палец к его губам.

— Тссс.

Я вернулась к списку гостей и мыслям, теснившимся у меня в голове — почему же в этом безбожном мире, где может случиться что угодно и возможны любые потери, я стала объектом такого сурового осуждения. Позже, готовясь ко сну, я нашла на своем туалетном столике желтую бумашку для заметок. На ней рукой Натана было написано: «Прости».

В день торжественного ужина в 7.15 утра я набрала телефон ресторана в пятизвездном отеле.

— Хочу всего лишь убедиться, что сегодняшний ужин пройдет без сюрпризов.

Голос на конце провода терпеливо перечислял:

— Десять сырных суфле, цыпленок в соевом соусе, вишни в горьком ликере с ароматом франжипани и тортом из песочного теста.

Мне прислали напечатанное меню, и сейчас я наслаждалась наименованием блюд, но Пейдж вернула меня на землю.

— Нет, это не годится.

«Это не годится» выздало у меня вспышку раздражения, но я прикусила язык. Пейдж была не только моей соседкой, но и лучшей подругой. Она никогда не видела Роуз, так что наши отношения были особенно приятны мне тем, что не были запятнаны прошлым. Пейдж знала, что почем, и за многие годы работы в международном инвестиционном банке побывала на множестве подобных ужинов. Мне нужна была помощь Пейдж, чтобы благополучно миновать все подводные камни, и она была готова предоставить ее.

Пейдж решительно раскритиковала банты из шелковой тафты на спинках стульев.

— Хочешь, чтобы все гости разбежались? — увлеченно проповедовала она. — Ради Бога, здесь не бордель.

Что ж, кто-то должен был мне сказать об этом. Я быстро учусь, но инцидент с бантами показывал, что в моем образовании имеются пробелы. Я иногда балансировала на грани хорошего вкуса и целесообразности.

Ножи, вилки, бокалы. Я проверила сервировку обеденного стола, который накрыла в 6.30 утра, еще до того, как близнецы проснулись. За образец я взяла фотографию из «Вог». Не хватало только цветов. Стоя на пороге, я бросила последний взгляд на мизансцену и пришла к выводу, что здесь нет ничего, что могло бы смутить Натана и поколебать его репутацию. Я вернулась к столу и поправила нож около тарелки. Мои часы показывали 7.20 утра. Попрощаться с близнецами, забежать к парикмахеру, затем на работу.

Ева, двадцатидвухлетняя добродушная румынка, купала близнецов., когда я в 6.16 вернулась домой. Задняя дверь с давно уже ненужным лазом для кошки открывалась и закрывалась с громким треском. В сотый раз я прокляла ее.

— Это мама, — раздался высокий голос Лукаса.

Я остановилась и стала ждать. Конечно же, Феликс повторил:

— Это мама.

Я не двигалась, пока не услышала это эхо. Это означало, что все прекрасно. На втором этаже я схватила мою шапочку для душа и надела ее. Я не для того оставила кучу денег в парикмахерской, чтобы горячий пар сейчас разрушил мою укладку. Ева подняла влажное лицо. Она стояла на коленях рядом с ванной.

— В них столько энергии, Минти.

Ее глаза с неодобрением остановились на моей шапочке, я не возражала. Пока Ева хорошо делала свою работу, она могла думать обо мне что угодно.

— Лукас упал во второй половине дня, — сказала она на своем неуклюжем английском.

В ответ на эти слова Лукас выставил из воды коленку. Ссадина уже стянулась по краям.

— Я был храбрым, как Супермен, мама.

— Я уверена в этом, Лукас.

Сидящий на другом конце ванны около пробки Феликс нахмурился:

— Лукас сильно плакал.

— Ева, ты обработала царапину?

Энергичным кивком Ева дала понять, что считает этот вопрос излишним. Она знала свое дело. Лукас бился обо все. Он бросался на жизнь, как-будто все ее препятствия — лестницы, бордюры, стены — должны были быть завоеваны в кровавой битве. Феликс был другим: он наблюдал и ждал, когда можно будет сделать свой ход. Скользкие руки и ноги взбивали пену. Дети болтали, выдавая по частям события дня.

— Ты выглядишь такой смешной, мама, — Лукас ногой толкнул ногу Феликса. — Забавно, забавно.

— Вылезай, — приказала я, — Ева ждет.

Ева сидела на табурете с пробковым сиденьем и Лукас вскарабкался к ней на застеленные полотенцем колени. Внимание Феликса было приковано к красной пластиковой лодке, он не смотрел на меня. Я неохотно потянулась за полотенцем и накрыла им мои брюки от Николь Фархи.

— Давай, Феликс. — Волна ударила в борта ванны, когда он выскочил из нее, как воздушный пузырь. — Осторожно.

Не обращая внимания, он уткнулся лицом мне в плечо, терся носом и ржал, как пони, о которых он так любил читать.

— А я у мамы.

Мгновенно Лукас отвернулся от Евы и стал толкать мои колени.

— Слезай! — приказал он брату.

Ева смотрела. Она любила наблюдать за нами и вела реестр моих промахов, воображая, что я ничего не замечаю. Это давало ей бесконечный материал для обсуждения со своими подругами, и больше всего ей нравилось, когда мне не удавалось подняться над ее строгими понятиями о хорошем материнстве.

Что Ева могла знать? Мы с Натаном создали двух корчащихся существ, дерущихся за место у меня на коленях; тощие конечности, взрывы хриплого смеха или смертельная опасность, бесконечная жажда тепла и любви. Они были логическим следствием моей тоски по той прекрасной и гармоничной семье. Но даже Ева занала, когда надо заканчивать представление. Она чувствовала, когда я устала или в плохом настроении. Я отстранилась от настойчивых близнецов. Сейчас я не могла мириться с их потребностью полностью заполнить мое сознание, присвоить все мое время и силы. Тогда я снова попала бы в ловушку, не имеющего выхода. Приходилось искать спасения в введении строгих правил, составлении списков, стремлении к совершенству.

В тишине моей собственной спальни я сняла шапочку с головы и внимательно осмотрела лицо и волосы — ежедневная проверка границы, где по словам Пейдж жена и мать, которая была «очень секси», превращалась в «женщину, хорошо, выглядевшую для своего возраста». Существенная разница. Я прошла в ванную. Одним из моих первых достижений после рождения близнецов было настоять на строительстве отдельной ванной для нас с Натаном. В результате Натан пожертвовал своей гардеробной и пришлось проделать дыру в стене. Сначала Натан казался потрясенным.

— Мы не можем этого сделать, — сказал он.

— Почему нет? Считаешь, что эта стена священна? — было 5.30 утра, близнецы просыпались рано. — Нам же надо где-то мыться.

Натан сел в постели с Феликсом через плечо.

— Раньше нам это всегда удавалось.

Нам. Я проигнорировала это короткое слово, имевшее такое большое значение. Я наклонилась и почеловала сначала Феликса, потом Натана.

— Хорошо, — согласился он. — Пусть будет новая ванная.

Если быть честным, Натан мог бы сказать, что ему очень понравилось — мрамор, медового цвета травертиновая плитка, блеск зеркала из нержавеющей стали, ванна в нише.

— Вот видишь, — поддразнила я его.

— Я готов довольствоваться мелочами, — улыбнулся он.

— В таком случае, ты получишь множество приятных мелочей. Новые ковры, шторы…

Я зашла слишком далеко, его улыбка погасла.

— Мы должны быть осторожнее, Минта. Сейчас мы не можем себе позволить ничего лишнего.

Я поцеловала его в губы долгим поцелуем Иуды:

— Обещаю.

Четыре года ушло, чтобы дюйм за дюймом тайно проникнуть во все поры, провести незаметно ремонт (то перекраска стены в спальне, то замена стульев) и добиться превращения дома Натана и Роуз в дом Натана и Минти.

В дни, когда мы с Роуз были друзьями, когда она была моим боссом — редактором книжного раздела в «Викенд Дайджест» — а я была ее заместителем, она околдовала меня сказочной жизнью ее дома. Я и сейчас вижу ее: склонившая голову над книгами или распечаткой статьи, прижимающая кружку с кофе к груди, перечисляющая те абзацы, что она вырезала или сократила по каким-либо соображениям. Петрушка поймала мышь. Ната купил мне белый пенстемон, и я высадила его среди лаванды. Протекла стиральная машина. Я представляла, как сера пена растекается по кухонному полу, как мелькает швабра, чтобы вытереть ее, как кивают колокольчики пенстемона на ветру. Я слушала семейные истории с их намеками и недосказанностью. Вопрос Поппи к брату: «А ты когда родился?». И ответ рассудительного Сэма: «Да уж пораньше, чем ты». Семейные фотографии Джейн в коробке из-под шоколада. Когда-то мне было это чуждо, как красивая картинка из книги. У меня нет семьи, и я о ней не беспокоюсь, сказала бы я Роуз. И я не хочу детей. Зачем вешать жернов себе на шею?

Тогда мне хотелось спросить ее, есть ли что-то, что они упустили? А когда наконец спросила, Роуз засмеялась тихо и счастливо:

— Нам нечего было упускать.

Что бы она ответила сегодня? Я никогда уже не узнаю. Я никогда не встречу ее в кафе и не буду сопровождать в прогулках по парку, которые она так любила. И не подниму трубку телефона, чтобы спросить: «А как ты думаешь…»? Никогда не увижу ее перед стопкой книг, просматривающей ее с жадностью ребенка, допущенного к лотку с леденцами. Между нами лежит глубокая темная пропасть молчания, таящая в зловещей глубине боль и предательство.