Выше Эвереста

В СТОУК-МАНДЕВИЛЕ

Мы приземлились в аэропорту Хитроу вечером. К нам подошел представитель верховного комиссара Индии. Все уже было готово, чтобы тут же отправить меня в Эйлсбэри — возле самолета стояла черная автомашина. Таможенный досмотр прошел быстро, и через каких-то четверть часа после того, как мы ступили на землю, машина мчала нас в Эйлсбэри.

Окружающий ландшафт выглядел так, как я и представлял его себе: зеленые холмы и цветущие луга. Интересно, а где же желтые нарциссы? Я чуть было не спросил о них шофера. Я сказал ему, что машина идет очень плавно.

— Прекрасная машина! — восхищался я.

ШоФер удивленно взглянул на меня.

— Что вы, сэр, я бы за нее не дал и тридцати фунтов. — сказал он.

Я был поражен, ведь мы ехали на «Хилмане». Видимо, за машиной хорошо ухаживали. Сопровождавший меня индийский майор пояснил, что в Англии подержанные машины стоят сравнительно дешево. Мы проезжали мимо гаража, на воротах которого висело объявление с ценами на машины: они колебались от пятнадцати до двадцати фунтов. В Индии же старые машины стоили почти столько же, сколько и новые. Наш шофер, индиец, жил в Англии вместе с матерью вот уже пятнадцать лет. Казалось, он совсем не скучал по родине, потому что, когда я спросил, не хочется ли ему вернуться в Индиго, шофер не проявил особого энтузиазма.

По дороге встречалось много пивных — неотъемлемая принадлежность любого поселка. Их было очень много Наконец подъехали к Эйлсбэри. Он оказался больше чем я предполагал. Заметив вывеску Королевского Бакингемширского госпиталя, я вспомнил, что в нем работает Лала Таланг. Машина остановилась На лужайке возле госпиталя росли розы и георгины. Нам сказали, что Лалы нет; он с женой отправился на неделю отдыхать в Шотландию. Я оставил ему записочку, и мы продолжили путь.

Обычно госпиталь бывает неуютным и мрачным, а врачи и сестры механически выполняют свои обязанности. Однако Стоук-Мандевильский госпиталь поразил меня царившим в нем порядком и дружелюбным отношением к пациентам. Госпиталь был большой. Аккуратными рядами стояли низкие здания со светлыми палатами и прекрасными видами на газоны с цветами. На воздухе мирно отдыхали пациенты и пришедшие их навестить родственники. Меня везли в инвалидном кресле в мою палату. Люди, попадавшиеся навстречу, и больные и врачи, тепло улыбались мне. Сестры, одетые в белую и голубую форму, выглядели очень опрятными и приветливыми.

В просторной палате — под таинственным номером 5Х-1 —меня встретил человек по имени Норман. С одной стороны в комнате стояла кровать, с другой — шкаф и комод, а на нем телефонный аппарат и ваза со свежими цветами.

Я совершил гигантский прыжок от Бомбея до Эйлсбэри. Следующее утро было ясное и чистое. Я хорошо выспался и чувствовал себя бодро. Госпиталь, очевидно, уже проснулся. Доносились голоса и шаги. В палату вошла сестра, высокая девушка в голубом платье. Ее сопровождали другие сестры. Я приподнялся, чтобы поздороваться, но она заговорила с сестрами:

— Он араб, а я-то думала, что пациент — индиец.

Другая сестра сказала:

— Снова языковой барьер.

Я решил смолчать. Арабы, действительно, носили тюрбаны и бороды, так что их заблуждение было объяснимо. Тем временем сестры инспектировали палату, открыли шкаф. Старшая сестра распорядилась, чтобы принесли завтрак.

— Спасибо, сестра, — проговорил я.

— Да он же говорит по-английски! — воскликнула одна из девушек.

Похоже, все они почувствовали облегчение. Тогда ко мне подошла старшая сестра, и я представился.

— Я палатная сестра, зовут меня сестра Грэйс, — сказала она.

Кажется, лед тронулся, и все уладилось. Сестра Грэйс быстро отдавала какие-то распоряжения. Затем она обратилась ко мне:

— К сожалению, телевизор сейчас в ремонте, но я одолжу вам радиоприемник.

Через несколько минут она принесла маленький старый приемничек, походивший на музейный экспонат. Сестра включила его, приемник нагрелся и испустил страшный визг. Она ударила по нему — визг прекратился. Полилась музыка.

— Как сменить станцию? — спросил я.

— Очень просто, — и сестра, снова ударила по корпусу приемника.

Я с интересом слушал передачу «пиратской»[40] радиостанции. Так или иначе, приемник был уникальным, и я полагал, что он доставит мне много радостных минут.

Мэри, женщина средних лет, была в госпитале младшей медсестрой. Она помогала мне есть. Мэри требовала, чтобы на тарелке ничего не оставалось.

— Все английские национальные блюда очень вкусные, ешьте, пожалуйста, хорошо, — говорила она.

Мэри подкупала искренностью и прекрасными профессиональными качествами. Мэри — типичная англичанка. Недалеко от госпиталя у нее была небольшая птицеферма, и домик.

Мэри рассказывала мне о пациентах-иностранцах, которые тоже проходили курс лечения в госпитале. Здесь имелись частные палаты, и пациенты платили за лечение фунтов пятьдесят — шестьдесят в неделю. Для иностранных богатых пациентов было зарезервировано четырнадцать коек. Судя по всему, Мэри и меня считала богатым человеком.

За завтраком Грэйс сообщила:

— Терапевтическое отделение передало нам разработанный для вас курс лечения. Завтра и послезавтра — суббота и воскресенье, но с понедельника приступим к физиотерапевтическим упражнениям.

Я понял, что тренировки начинаются с 7 часов 30 минут утра и продолжаются до 5 часов вечера с перерывом на обед с 12 до 1 часа. Ужин — в 6 часов. Как видно, программа будет напряженной, но я твердо сказал:

— Хорошо, сестра.

Меня посетили и другие специалисты, приехали из Лондона друзья. Часто звонил телефон. В газетах по явилось краткое сообщение о моем прибытии в Эйлсбэри. Узнав об этом, в первое же воскресенье ко мне пришли коллеги-альпинисты, с которыми я путешествовал и встречался в Индии. Вспоминали прошлое. Иногда они говорили о событиях, которые почти изгладились из моей памяти, и я восстанавливал их по мелким деталям. Я был счастлив. Воскресенье прошло весело и интересно.

В понедельник с утра начались физиотерапевтические упражнения. Сначала меня заставили плавать в бассейне с подогретой водой (он находился в центральном здании). Сестры учили меня плавать. Это оказалось не таким уж трудным занятием. Я должен был не только плавать, но и делать в воде легкие упражнения. Примерно через час, когда я чувствовал, что устал, меня везли в другой конец госпиталя на трудотерапию. Предполагалось, что занятия ремеслами помогают пациентам сочетать физические упражнения с творческой деятельностью. Я делал большой абажур, другие больные тоже трудились над вазами, кожаными сумками и абажурами. Была здесь и столярная мастерская, а рядом с ней — механическая. В отделении трудотерапии имелась комната, где обучали машинописи.

После обеда — снова занятия физиотерапией. Сначала мы стреляли из лука. Как и плавание, это было для меня чем-то новым, но когда я узнал, что стрельба из лука укрепляет мускулы рук, занялся этим видом спорта с удовольствием. Затем мы перешли к параллельным брусьям. Инструктор показывал, как правильно выполнять упражнения. Занятия заканчивались настольным теннисом и волейболом. После ужина вместе с другими пациентами я отдыхал в холле. Наутро просыпался и чувствовал себя бодрым.

Не ладились v меня дела с завязыванием тюрбана. Однако и эту проблему удалось решить. Молодой пациент Крис сказал, что в госпитале работает индийский врач. Вскоре он навестил меня. Баджадж, или как его все называли, Бадж, оказался молодым хирургом. На нем был белый халат и синий тюрбан. Крис, шутя, сказал:

— Мы называем его «доктор с крышкой».

Может быть, тюрбан врача и вызывал улыбки у Криса и сестер, но я вздохнул с облегчением — теперь проблема с завязыванием тюрбана решалась просто.

Мэри Индия казалась совершенно иным и далеким миром, а Гималаи — обителью богов. Она удивилась, увидев в моей палате вещи, которые, как я объяснил, были изготовлены в Индии. Она была убеждена, что моя страна импортирует все потребительские товары. Когда я показал ей индийские полотняные изделия, она согласилась, что по качеству они лучше английских. Я угостил ее индийским печеньем. Она сказала, что и представить себе не могла, что в Индии делают такое вкусное печенье, но тут же заметила, что на коробке с печеньем стояла фабричная марка: «Великобритания». Кажется, она так и не поверила, что фабричная марка не имеет никакого отношения к Англии.

Постепенно я освоился, и у меня в госпитале появились новые знакомые. Во время плавания один инструктор сказал, что очень рад встретить человека из Индии.

— Интересно, где находится ваша маленькая страна? Где-нибудь в Африке? — спрашивал он.

Такие высказывания могут показаться невероятными, но я заметил, что многие люди почти ничего не знали об Индии. Так, один филателист заметил:

— Жаль, что Индия не выпускает марки.

Выяснилось, что вот уже восемь лет он собирает марки, но ни одной индийской марки в своей коллекции не имеет. Позднее я подарил ему несколько марок с писем, полученных из дома. Он искренне удивился и очень обрадовался.

Изумил меня и другой пациент, который расспрашивал, как мы живем в Индии, которая, по его убеждению, представляла собой сплошные джунгли, где кишат змеи, львы и слоны. Чтобы убедить его в обратном, я показал фотографии индийских городов, в частности нашего дома в Дехра-Дуне. Он воскликнул:

— Позвольте, да такой дом мог бы быть и где-нибудь в Англии!

В четверг утром меня неожиданно пригласил к себе доктор Уолш, директор госпиталя. Он сказал, что рентгеновский снимок показал, что в мочевом пузыре у меня камни, поэтому на следующий день мне предстоит операция.

Она прошла благополучно, камни были удалены. Директор, показав мне удаленные камни, воскликнул;

— Смотрите, сколько мусора вы принесли с собой с вершины Эвереста!

Видимо, кто-то сказал Мэри о моем восхождении на Эверест.

— Хари, вы никогда мне об этом не рассказывали, пожаловалась она.

Затем последовал град вопросов;

— Что вы чувствовали на вершине мира? Как or туда выглядят звезды? Наверное, это был самый счастливый момент в вашей жизни? Вы действительно бы ли близко к богу?

Ее энтузиазм не угас и тогда., когда в палату вошла другая сестра с чашкой чая.

— Ты знаешь, Харл побывал на вершине Эвереста! — гордо заявила Мэри.

Однако сестру занимали иные вопросы. Она осмотрела меня и сказала, что операция прошла успешно, однако несколько дней мне придется оставаться в постели. Я даже обрадовался, ведь мне всегда говорили, что лежать без движения придется долго.

В понедельник с утра моросил дождь. Потом погода разгулялась. Показалось солнце. После процедур я попросил сестру приготовить кофе, так как ждал гостей. Палату привели в порядок. Мэри принесла свежие цветы. Из Лондона позвонил полковник Синха, мои друг, работавший в нашем представительстве, и сказал, что часов в десять меня навестит Сарин. Тот приехал ко мне вместе с адмиралом Сэмсоном и полковником Синха. Прибыл также и Лала. Все интересовались моим здоровьем. Это была радостная встреча. Сарин сказал, что, если доктор Уолш сочтет нужным продлить мое пребывание в госпитале, он добьется на это санкции индийского правительства. Сарин просил доктора Уолша держать его в курсе дел относительно моего лечения. В то время я не знал, как расценивает доктор Уолш шансы на мое выздоровление. Лишь позднее — примерно в 1969 году — Сарин рассказал, что произошло в тот день, когда он посетил меня в госпитале.

Тем временем полным ходом шла подготовка к предстоящим Стоук-Мандевильским играм. За зданием госпиталя на лужайках сооружались временные жилища, где должны были остановиться участники игр. Ожидались команды из США, Японии, Чехословакии и других стран. Говорили, что эти игры, превратившиеся в международные соревнования для парализованных, привлекают всеобщее внимание. Впервые они проводились и 1948 году, когда доктор Гутман, первый директор госпиталя, организовал соревнования между несколькими лечебными центрами для парализованных, созданными и Англии после второй мировой войны. Мало кто верил тогда в успех, и никто не мог предвидеть, что через двенадцать лет они приобретут почти такое же значение, как Олимпийские.

Доктор Гутман в 1952 году впервые пригласил сюда команду из Голландии. С тех пор такие соревнования стали привлекать участников из самых различных стран мира. В 1960 году игры проводились параллельно с Олимпиадой в Риме, а в 1964 году — с Олимпиадой в Токио. Конечно, эти игры приспособлены к особым возможностям лиц, страдающих параплегией[41]. Еще в 1944 году доктор Гутман и специалист по лечебной гимнастике Хилл попытались провести матч по поло на инвалидных креслах. Однако игру сочли слишком грубой и заменили баскетболом, но, по-моему, и он не лучше. Затем появилась стрельба из лука, и вскоре соревнования стали проводиться по десяти видам спорта. В XVI Международных играх для парализованных, к которым они в тот момент готовились, должны были участвовать двадцать три страны. Хотя жизнь в госпитале шла по плану, все говорили только об играх. Мэри очень волновалась и рассказывала мне последние новости о ходе строительства и подготовки.

Благодаря любезности таких добрых людей, как Дафф, бывший английский верховный комиссар в Непале, и членов его чудесной семьи я мог осмотреть окрестности и побывать даже в Лондоне. Воскресным утлом Дафф привез меня к себе, в загородный дом в Беркхэмстеде. Мы не видались два года. Нас встретила госпожа Дафф. Она. приготовила для меня прекрасный обед из индийских блюд. Их младшая дочь Фаз очень выросла, а старшая — Джоанна — была все такой же красивой, как и прежде.

После обета Дафф повез меня в Лондон Наконец, я увидел знаменитый Гайд-парк, Кенсингтон и Букингемский дворец с его гвардейцами в парадной форме Когда мы проезжали по набережной Темзы, Дафф показал мне Иглу Клеопатры и рассказал, как везли ее на специально построенных судах прямо из Египта. Мы остановились у стоявшего на приколе знаменитого старого судна «Дискавери», на котором Скотт отправился для исследования Южного полюса. Теперь в нем музей. Дафф рассказал, что его дед по материнской линии, будучи молодым офицером флота, участвовал в арктической экспедиции на судне, которое тоже называлось «Дискавери». В память об этой экспедиции Дафф хранит дома корабельный колокол, на котором выгравирована дата: «1875». Когда мы вернулись, мне показали этот колокол. Надолго запомнился мне тот день. Я был глубоко благодарен своему другу и его жене за достав ленное удовольствие.

Наутро жизнь вошла в свою колею. Ко мне приставили Робби, заместительницу заведующего физиотерапевтическим отделением. Она была неумолима, а упражнения стали потруднее. Робби тут же замечала каждое мое лишнее движение.

— Физиотерапия требует большого напряжения, — любила она повторять.

В палату я возвращался крайне утомленным. Правда, со временем я втянулся, и упражнения стали казаться мне приятными и бодрящими.

Робби была валлийкой и гордилась своей национальностью. Ее отец, бывший офицер, служил в индийской армии во время британского правления. Она занималась альпинизмом и совершала восхождения на Сноудон — самую высокую гору Англии (1085 м) — в любую погоду.

Как-то вечером Робби пригласила меня к себе домой на ужин. Среди гостей оказалось несколько физиотерапевтов и сестер, которых я уже встречал в госпитале После ужина меня попросили продемонстрировать цветные слайды с изображением Эвереста. Робби тоже показала слайды с видами Северного Уэльса, и в частности Сноудона. Вскоре меня стали приглашать в другие дома, где я снова демонстрировал слайды и рассказывал об индийской экспедиции на Эверест. Иногда я отправлялся в гости к друзьям, которые жили в Лондоне, и тогда возвращался в госпиталь поздно вечером.

2S июля 1967 года — день открытия Международных игр для парализованных в Стоук-Мандевильском госпитале. Сюда прибыли участники самых различных национальностей. Была проделана огромная подготовительная работа, которую возглавляли сэр Людвиг Гутман и доктор Уолш. Среди участников господствовал дух товарищества и дружбы. Эти игры сильно укрепляли моральное состояние их участников и способствовали международному взаимопониманию и дружбе. Я пожалел, что Индия не принимала участия в этих играх. По состоянию здоровья я не мог участвовать ни в одном состязании.

Игры проходили за госпиталем, и их должна была открыть принцесса Марина, герцогиня Кентская. С утра участники и толпы зрителей собрались на лужайке и ожидании прибытия принцессы. Сэр Людвиг и доктор Уолш отдавали последние приказания своим помощникам и судьям. Вдруг в небе показался вертолет военно-воздушных сил с принцессой на борту. Он приземлился на отведенном для него месте. Сэр Людвиг и доктор Уолш поспешили навстречу почетной гостье и провели ее к трибуне. Во вступительном слове сэр Людвиг вкратце рассказал об истории зарождения игр и сообщил, что для следующих игр возле госпиталя вскоре будет построен крытый стадион. Позднее мне сказали, что сэр Людвиг Гутман лично собрал около четверти миллиона фунтов стерлингов на строительство этого стадиона.

Речь принцессы была краткой. Она уехала после первых выступлений участников соревнований, которые затем продолжались еще несколько часов. Я тоже ушел раньше, так как ждал пенджабских гостей из Лондона. Во время соревнований играл военный оркестр Школы технической подготовки № 1 Королевских военно-воздушных сил из Холтона. Некоторые мелодии напомнили мне марши, которые исполняют индийские военные оркестры.

В тот день меня навестили Джилл и его супруга, а также два других пенджабца из Лондона — Коли, житель Эйлсбэри, редактор местной пенджабской газеты, и фоторепортер. Один из гостей привез букет цветов, остальные — гирлянды. Вспыхивали блицы, когда гости надевали на меня гирлянды из цветов. Все это смущало меня, но Мэри была просто счастлива. Гости провели у меня часа полтора…

Перед заключительной церемонией объявили результаты соревнований. Хорошо выступили американцы. Несколько золотых медалей завоевали также и израильтяне. Награды вручал Уолтер Уинтерботтом, директор Спортивного совета Англии. Так закончились XVI Международные Стоук-Мандевильские игры, которые, по словам их организаторов, должны были «объединить парализованных людей всех стран мира в международное спортивное движение… способствовать взаимопониманию между народами». Участники разъезжались, тепло прощаясь с новыми друзьями, с которыми успели подружиться во время этой уникальной встречи.

Джилл сказал, что идет бурная подготовка к встрече со мной в сикхских храмах (гурдварах) Шеперде Буша и Саутхолла. Планируется также прием в индийском ресторане «Гейлорде». Джилл приехал в Англию в 1951 году после смерти тестя, эмигрировавшего из Индии пятнадцать лет назад. Сначала Джилл работал ни заводе рабочим и получал семь фунтов стерлингов в неделю, но вскоре стал партнером в компании, занимавшейся оптовой торговлей текстилем. В конце концов он выкупил долю партнера и создал свою фирму «Джилл и К⁰». Его оборот дошел до полумиллиона фунтов стерлингов в год. В 1960 году он занялся скупкой недвижимой собственности. Так он приобрел три гостиницы и несколько жилых домов.

Тем временем я продолжал заниматься физиотерапией. Мои ноги были в гипсовой повязке. Ее накладывали до того, как шинировать ноги. Это делалось, чтобы я мог стоять прямо в параллельных брусьях. Робби заставляла меня опускаться и подниматься на параллельных брусьях по многу раз. При этом она не давала мне никакой передышки. После одного из таких упражнений она сказала:

— Хари, если занятия и дальше пойдут так же успешно, как сейчас, то я порекомендую новые шины для более сложных упражнений.

Как я уже писал, теперь у меня появилось много друзей и в Эйлсбэри и в Лондоне. Иногда меня посещали сразу несколько человек в день. Пришлось планировать их посещения. Гости стали приезжать по понедельникам, вторникам и средам. По пятницам я сам отправлялся в Эйлсбэри или близлежащие местечки, а по субботам и воскресеньям в Лондон. Такое расписание было удобным.

Меня часто приглашали на собрания в местные альпинистские клубы. Я с удовольствием выступал там и показывал слайды, отснятые мной во время восхождения на Эверест. Слайды вызывали у зрителей восторг, ведь Гималаи казались многим далекими и нереальными. По-моему, из десяти моих слушателей восемь искренне увлекались альпинизмом.

К сожалению, число моих встреч с любителями альпинизма все росло. Иногда я возвращался в госпиталь очень поздно. Согласно распорядку дня пациент имел право покинуть госпиталь только в половине седьмого вечера и обязан вернуться не позже половины одиннадцатого. Видя, что мои опоздания участились, сестра Грэйс сильно забеспокоилась. Как-то утром она пришла ко мне в палату и сказала:

— Хари, вчера вы снова вернулись в половине двенадцатого ночи.

Я ответил:

— Сестра, я не мог приехать из Лондона вовремя. Была лекция, затем ужин. Вы же знаете, как трудно вырваться с приема, когда он в полном разгаре.

Мои объяснения ее не удовлетворили:

— Хари, поймите меня правильно, вы должны соблюдать заведенный в госпитале режим, в противном случае мне придется доложить об этом доктору Уолшу.

Я растерялся — не знал, что и ответить. Одни сестры снисходительно относились к моим опозданиям, другие же строго соблюдали правила, и в те дни, когда они дежурили, приходилось возвращаться пораньше. Однажды во время дежурства одной доброй сестры из Уэльса я отправился на прием. Разговоры об альпинизме и демонстрация слайдов затянулись, и я вернулся в госпиталь около полуночи. К моему удивлению, у дверей палаты меня встречала другая сестра. Она сердито сказала:

— Вы опоздали.

В ответ я не мог придумать никакого оправдания. Что же случилось с сестрой из Уэльса? Утром пришла сестра Грэйс и по тому, как она хлопнула дверью, я понял, что она сердится.

— Хари, этому надо положить конец. Я больше не могу мириться с вашими опозданиями и вынуждена доложить о них доктору Уолшу.

Минут десять она выговаривала мне за опоздание. Я не знал, куда деваться. Наконец я заметил:

— Сестра, торжественно обещаю, что вообще больше не покину территории госпиталя до своего отъезда в Индию.

Сестра ушла, но она по-прежнему оставалась недовольна мной.

Все наше отделение узнало о ночном происшествии. Убирая палату, Мэри сказала:

— Сестра Грэйс очень сердится на вас, Хари. Почему бы вам не ездить на приемы реже? Я понимаю, видимо, ваши слайды с Эвереста очень интересны. Мне бы тоже хотелось их посмотреть.

Несколько дней я выходил из палаты только тогда, когда наступало время процедур. Сестра Грэйс, проходя мимо, постоянно заглядывала ко мне, но всегда заставала меня на месте. Примерно через неделю она сказала:

— Хари, по-моему, вы вообще не выходите из палаты.

Я лишь улыбнулся в ответ.

— Вы можете ездить, когда вам угодно, Хари, но старайтесь возвращаться вовремя. Не нарушайте режим, — проговорила Грэйс.

Через час она вернулась и принесла несколько бутылок темного пива. Грэйс ударила по допотопному радиоприемнику, и я понял, что наша дружба восстановлена.

В конце августа я присутствовал на приеме, который сикхская община устроила в мою честь в гурдваре Саутхолла, построенной в 1966 году на месте старой фабрики.

Этот район в основном населяют пенджабцы. На улицах можно увидеть много сикхов. На тротуаре собралась небольшая толпа. Поскольку Джилл уехал в Индию, меня встречали вице-президент общины и старший сын Джилла Джагмэйл, энергичный молодой человек.

В конце большого зала на возвышении лежала «Грант Сахиб» — священная книга сикхов, а священнослужители пели шабады (псалмы). После киртана поднялся секретарь и произнес длинную речь. Я был ему благодарен за теплые слова, произнесенные в мой адрес, но меня несколько смутило, что он преувеличил мои успехи в качестве альпиниста и солдата. После церемонии мы вместе пообедали.

Гурдвара в Шеперде-Буше, где состоялся другой прием, построена в 1913 году махараджой Патиалы. Она именовалась «Бхупандра Дхармасала», и в ней временно проживали сикхские студенты. Выглядела гурдвара словно дворец, а стены ее украшали портреты махараджи. Храм находился на втором этаже. Во время моего посещения там шли переговоры о пристройке к зданию путем покупки соседней церкви. Позднее я узнал, что через две недели после покупки здание было уничтожено пожаром. Гурдвара потеряла двадцать тысяч фунтов стерлингов, но, к счастью, сделку совершали через банк, который застраховал здание. Его перестроили, затратив около пятидесяти семи тысяч фунтов стерлингов, и теперь оно выглядело весьма пышно. Там был просторный зал для собраний, столовая, кухня и дпугие помещения.

После приема Джагмэйл повез меня к себе домой и познакомил со всеми членами семьи, а затем на «роллс-ройсе» отвез в госпиталь.

Время летело быстро. Утро, как всегда, начиналось с упражнений в бассейне. Плавать я стал увереннее, без помощи физиотерапевта, и иногда переплывал бассейн раза три-четыре, даже на спине. Бассейн был крытый, и после плавания я обычно грелся на солнышке v стеклянной стены. Вернувшись в палату, переодевался, чтобы приступить к другим физиотерапевтическим упражнениям, которые скорее походили на игры. Так, с 11 часов до 12 я работал в отделении трудотерапии. Я уже сделал абажур для лампы и перешел в столярную мастерскую, где приступил к изготовлению салатницы из двух сортов дерева — розового и тика.

Заведующая отделением трудотерапии относилась ко мне внимательно и учила печатать на машинке. Вскоре я уже печатал письма сам, правда медленно. Заведующая разрешила приходить в отделение в неурочное время, чтобы я мог допечатать письма. Я научился пользоваться и электрической пишущей машинкой. Печатать на ней было легко. Свободного времени для печатания в отделении трудотерапии не оставалось, поэтому я попросил полковника Синха купить мне пишущую машинку. По его просьбе меня навестил представитель фирмы «Ремингтон». Он привез с собой три модели портативных машинок. Одну из них я выбрал себе. Теперь я печатал письма в палате. Так был сделан еще один шаг на пути к выздоровлению.

После обеда начинались занятия с Робби. Я стал ходить в параллельных брусьях, Робби хотела, чтобы я попробовал передвигаться на костылях по полу. Раз в неделю доктор Уолш и сэр Людвиг Гутман посещали отделение физиотерапии. Во время одного такого посещения Робби настояла, чтобы я вместо ходьбы в параллельных брусьях двигался на костылях. Робби поддерживала меня сзади, и я не боялся. Впервые я пользовался костылями и шел, покачиваясь слева направо. Робби пыталась сделать так, чтобы я при ходьбе держал спину прямо. Она говорила:

— Спокойно, Хари, не задерживайте дыхания.

Я пытался идти вперед, но это мне удавалось с трудом.

— Вы делаете слишком большие шаги! — кричала мне Робби.

Я пытался делать шаги покороче.

— Все равно слишком большие, — твердила Робби.

— Двигайтесь короткими шажками, это поможет сохранять равновесие, — посоветовал доктор Уолш.

— В будущем, Хари, — сказала Робби, — приходите пораньше, постойте немного в параллельных брусьях и после этого попытайтесь двигаться на костылях.

Это упражнение мы повторяли ежедневно. Я ходил, стараясь с каждым разом все увеличивать расстояние Порой мне было нестерпимо трудно, я сильно уставал но чувствовал удовлетворение от того, что снова могу стоять и двигаться.

Во время моего пребывания в Стоук-Мандевиле я встретился с несколькими альпинистами-энтузиастами Я знал, что альпинистов роднит общее пело. И не имеет значения, что они люди разных национальностей. Сразу отбрасываются в сторону все церемонии, ведь им есть о чем поговорить друг с другом.

Однажды в сентябре я навестил Даффов. Было воскресенье. Недалеко от их дома проходила сельская ярмарка. Мы остановились на холме. Оттуда открывался вид на Хемель-Хэмстед и ярмарку. Множество людей в ярких летних одеждах ходили от палаток к палаткам с разными товарами. Здесь торговали конфетами, мороженым, воздушными шарами, сувенирами. Кружили карусели, взлетали в воздух качели. Ярмарка была в разгаре. Из громкоговорителей лилась музыка, смешиваясь с голосами детей и родителей. Затем началось выступление парашютистов. Смелые парни опускались на небольшое поле, расположенное неподалеку от ярмарки.

После обеда мы отправились на другое поле и стали свидетелями еще одного зрелища. Мы увидели десятки дряхлых паровых дорожных катков, бульдозеров и паровых тягачей. Для их гордых владельцев, месяцами чистивших и полировавших эти нескладные машины, настал знаменательный день, когда они могли не только демонстрировать свои чудовища друзьям и знакомым, обсуждать с ними технические данные двигателей, сконструированных полвека назад, но и участвовать в «гонках». По одним условиям «гонок» надо было двигаться как можно медленнее, но не останавливаясь. Победителем считался тот, кто пересечет финишную черту последним. Я был захвачен этим зрелищем. Подобного в Индии не увидишь.

29 сентября меня ожидал приятный сюрприз: ко мне должен был приехать лорд Хант. Он вошел в палату с корзиной фруктов в руках. Я видел его впервые, но лицо его было мне хорошо знакомо по фотографиям. Казалось, я знал его давно. Седина красила его. Он выглядел весьма представительно и держался с достоинством. Хант сказал:

— Я только что вернулся из заграничной поездки и в Индии услышал о вас. Леди Хант прислала вам немного фруктов.

Я был счастлив. Лорд Хант подарил мне также книгу «Снег и скалы» на французском языке с чудесными фотографиями. Возможно, он знал о моей страсти к фотографии. Я открыл книгу и прочел надпись, сделанную лордом Хантом: «Хари, товарищу по Эвересту и члену растущей семьи тех, кто побывал «там», от ветерана с восхищением и любовью».

Я был очень тронут. Мы много говорили об Эвересте и знакомых нам шерпах. Мы так углубились в воспоминания, что я забыл предложить ему чашечку чая. В это время в палату вошла медицинская сестра, и я сказал:

— Познакомьтесь, мой друг, лорд Хант. Пожалуйста, принесите нам чаю.

— Извините, Хари, — сказала она. — Все сестры заняты, а я обслуживаю других пациентов. Уверена, что ваш друг сам может вскипятить чайник. Я покажу ему, где кухня.

Я не знал, куда деваться от стыда, но лорд Хант вскочил с места, пошел на кухню и вскоре вернулся с двумя стаканами чая, заваренного так, как это умеют делать только в Индии. В свое время он служил в полку гуркхов. Там было принято пить чай из кружек. Этот инцидент лишний раз доказывал, как сильно развито чувство товарищества у альпинистов. Визит лорда Ханта быстро подошел к концу, но он пообещал навестить меня еще раз.

Не забуду я также своего посещения ярмарки графства Бакингемшира, которая проходила в Эйлсбэри. Туда стекалось много народу, поэтому дорожная полиция строго контролировала движение. Все машины должны были останавливаться далеко от входа на ярмарку.

— Конечно, лучше всего было бы высадить вас у входа, — сказал Робин. — Правда, останавливаться там нельзя. Боюсь, нам придется быстро отъехать, иначе поймает полиция. Она здесь очень строга.

Как только Робин остановил машину, медсестра Вэл вышла с другой стороны, чтобы помочь мне выбраться из машины. Но тут как из-под земли выросла фигура полицейского. Он потребовал у Робина права. Робин пытался что-то объяснять полицейскому. Он все время повторял:

— Да, да, офицер.

Блюститель порядка записал фамилию Робина и другие данные, объяснил, в чем заключалось его нарушение, а затем подошел ко мне и, положив мне руку на плечо, спросил:

— Как поживаете, Хари?

Я был озадачен, а он улыбнулся и сказал:

— Недавно я с удовольствием смотрел в кафе ваши слайды.

Видимо, он член клуба, который я посетил. Затем он сказал Робину.

— Все в порядке. Можете оставить здесь машину и поторопитесь — ярмарка уже началась.

Робин с облегчением вздохнул, а Вэл воскликнула:

— Да у вас есть друзья даже среди полицейских! Я не знала этого.

Ярмарка раскинулась на широкой площади. В некоторых палатках были выставлены сельскохозяйственные товары, демонстрировался также породистый скот, лошади и телеги. Народ столпился у площадки, где должно было состояться представление. Началось с вольтижировки и джигитовки. Опытные всадники легко преодолевали препятствия. Все это не было для меня новинкой, так как я видел подобные состязания в Индии. Мимо нас проехали одноконные коляски и экипажи, запряженные восьмеркой лошадей. Больше всего мне понравился «охотничий призыв». Всадник играл в рог, и охотничьи собаки мчались за ним. Затем состоялось распределение призов. Подобная ярмарка проводится раз в год, чаще всего в конце лета.

Наступил октябрь. Я знал, что должен скоро покинуть Англию. Похолодало. В госпитале включили центральное отопление. Оно имелось и на веранде, и в палатах, и в отделении физиотерапии, и в помещении с бассейном, и в лаборатории. Дул холодный ветер, изредка выглядывало солнце. Я продолжал успешно заниматься физиотерапией. Я сделал сумочку и абажур для лампы, а в мастерской — салатницу. Сейчас я учился гравировке на медных досках. Процесс этот требовал практики, но занятия были интересными. Помимо этого, я делал гравировку и на пластмассовых прозрачных досках, на которых написал несколько имен.

Я видел, что другие пациенты уделяли намного больше времени работе в столярной мастерской и делали куда более солидные вещи. Я занимался трудотерапией всего час, но здесь можно было научиться многому. В отделении имелась чертежная секция. Там занимались конструированием и черчением. Поскольку я учился чертить еще в инженерном училище, то. легка мог освоить это дело и здесь. Я наблюдал, как некоторые пациенты выполняли даже чертежи домов.

С удовольствием вспоминаю я и обед, устроенный в мою честь Ассоциацией молодых сикхов в ресторане «Гэйлорд» на Мортимер-стрит. Лорд Хант был приглашен в качестве главного гостя. Ассоциация пригласили также около пятидесяти моих английских друзей, в частности многих из госпиталя.

Лорд Хант говорил на прекрасном хинди, и ему бурно аплодировали собравшиеся, для которых было приятным сюрпризом его знание этого языка.

Наш верховный комиссар в Лондоне также устроил прием, на котором был показан фильм «Эверест», короткий, двадцатипятиминутный вариант большого фильма. На просмотр пришли журналисты. В тот же вечер Би-Би-Си передала по телевидению некоторые кадры из этого фильма. Хотя фильм понравился всем, я был не в восторге и считал, что его еще надо доделывать. Фильм подготовила бомбейская Студия документальных фильмов и направила для показа в Лондоне.

Приемы, лекции, встречи с друзьями заполняли большую часть времени, поэтому пять месяцев моего пребывания в Англии прошли незаметно. Наступил день отъезда. Все работники госпиталя, которые так хорошо ухаживали за мной, пришли попрощаться со мной. Рае ставиться всегда грустно. Хотя я с нетерпением ждал момента, когда снова встречусь с близкими и друзьями в Индии, мне было печально покидать новых друзей в Англии. Может, мы никогда и не встретимся, но я на всегда запомню их дружелюбие и гостеприимство. Мэра, сестра Грэйс и доктор Уолш искренне помогали мне, что способствовало быстрому моему выздоровлению. После ранения вплоть до приезда в Англию я сторонился людей и побаивался перемены мест. Я очень смущался. У меня развился комплекс неполноценности Здесь, в Англии, я перешагнул через этот барьер и снова потянулся к людям, стал ездить на приемы, читать лекции по альпинизму, чего, конечно, раньше бы не решился делать. У меня появилась уверенность в себе, способствовавшая моему выздоровлению.