Взрыв Секс-бомбы

Режиссер

Раньше, при советской власти, когда он подписывал договор с директором киностудии, наступало абсолютное спокойствие. Как минимум на год государство снимало с него все заботы. Его привозили и увозили с киностудии, платили зарплату, и с ним ничего не могло произойти. Если он заболевал, то съемки приостанавливались, иногда на неопределенный срок, до выздоровления, которое иногда затягивалось на несколько месяцев. В такой ситуации производство фильма консервировалось, и сроки сдачи переносились на следующий год.

Теперь он подписал кабальный договор с Продюсером, в котором предусматривались все ситуации. Если врачи ставили диагноз, по которому он должен отсутствовать на съемках больше десяти дней, Продюсер мог заменить его другим режиссером. И врач его мог освидетельствовать только определенный, указанный Продюсером.

Договор регламентировал всё, даже какого класса машина должна привозить его на киностудию. Обычно его и актеров привозили на «Жигулях» или на студийных «Волгах». Теперь только на машинах класса «Волга», как указывалось в договоре.

Но по этому договору он был обязан вносить поправки по указанию Продюсера, заменять актеров по предложению Продюсера.

Он поинтересовался, подписывают ли другие режиссеры такие же кабальные договоры. Оказалось, что все вначале сопротивляются, а потом подписывают. Режиссер попытался сопротивляться, тогда Продюсер передал ему через Ассистентку: «Будет выдрючиваться, заменим более послушным».

Режиссер возмущался и кричал на Ассистентку:

— Почему он передает через тебя?

— Я не знаю. Спросите его сами, — отбивалась Ассистентка.

— И пусть ищет более послушных! — кричал Режиссер, но не очень громко, чтобы не услышали в соседних комнатах, где расположились продюсерские службы.

— Не надо. Не уходите, — умоляла его Ассистентка. — Вы станете снимать другой фильм, а я останусь без работы.

— Не останешься, — кричал Режиссер. — Уйдешь на другую картину со мной.

— Теперь всю съемочную группу определяет Продюсер, поэтому на следующую картину меня могут не взять даже с вами.

— Еще как возьмут! Умолять будут.

И он вспомнил, что уже несколько лет его никто не умолял. Он всегда снимал профессионально добротные, идеологически необходимые фильмы, зная правила, выработанные властью. Эти правила практически не пересматривались, и только иногда вносились незначительные коррективы. В последнем фильме о партизанах консультант рекомендовал не уничтожать немцев десятками, потому что, если немцев погибло шесть миллионов, а наши потери официально признавались в тридцать миллионов, значит, как минимум у нас погибло в пять раз больше. Правдивее будет, если немцев показать хорошими солдатами.

Он выполнил указания консультантов. Он и сейчас готов был выполнить все указания продюсеров, но это совсем не значило, что получится интересный фильм. Раньше в кино режиссеры делились на несколько классов, неофициально разумеется. Все знали: этот способный, может быть, даже талантливый, потому что получает призы на международных кинофестивалях, о его фильмах спорят в киноклубах, у них, как у оперных теноров, есть свои ярые поклонники. А этот снял по крайней мере один интересный фильм, о котором спорили зрители. Его отметили на не самых значительных, класса «А», но все-таки известных кинофестивалях. Другие картины у него были слабее, но все надеялись: а вдруг получится снова.

Была группа государственных режиссеров, которые снимали фильмы к юбилеям: к юбилею известной битвы, юбилею стройки национального значения.

Были просто крепкие профессионалы, в число которых входил и он. Ему не хватило пяти-шести лет и двух-трех картин, чтобы войти в группу государственных режиссеров.

Все остальные были рыбья мелочь.

За последние десять лет из тележки выпали и государственные режиссеры, и крепкие профессионалы, и, конечно, рыбья мелочь.

Кино вступило в рыночные отношения. Просто добротные фильмы, как просто добротные ботинки, уже не покупались — все хотели нового и модного. Но как у других получалось это новое и модное, за много лет работы в кино он так и не понял. Иногда ему казалось, что он почти понял и что следующий его фильм обязательно будет необыкновенным, его отправят на кинофестиваль в Канны или Венецию, но уже в середине съемок он понимал, что нового и необычного опять не получится. Правда, всегда находились оправдания: если бы не согласился на эту актрису, которую очень рекомендовал директор студии, потому что актриса была невесткой заведующего отделом культуры, если бы всегда не спешил снимать быстрее и больше, потому что надо было строить дачу, кооперативные квартиры дочерям, покупать новую машину, ездить в санатории лечиться, расширять свой кругозор в туристических поездках, поскольку в киноделегации на фестивали его почти не включали.

— Поедем пообедаем, — предложил он Ассистентке.

— Я могу покормить тебя у себя дома, — предложила она. — Заедем, купим только рыбу, которую ты любишь.

Он знал, что к рыбе она накупит еще очень много другого, а он за все заплатит, но согласился поехать, потому что даже после того, как он подписал договор, беспокойство не прошло, а усилилось. Договор не давал уверенности. Продюсер предложил ему вместе со Сценаристом поселиться в Доме творчества и поработать над любовной линией. Но Режиссер ничего не мог предложить Сценаристу. О своих влюбленностях он уже забыл, как влюбляются теперешние молодые, какие слова они при этом говорят, он не знал, и вряд ли это знал и Сценарист, почти его ровесник. Ему передали список актеров на эпизодические роли, но он не знал, кто этих актеров рекомендует — Продюсер или Секс-символ.

— Кто составил список актеров на эпизоды? — спросил он Ассистентку.

— Думаю, что Поскребыш.

— Она влияет на производство?

— У нее Актерское агентство.

— Эти эпизодники из ее агентства?

— Не все. Некорректно, если бы все были из ее агентства.

— А твои рекомендации?

— Есть и мои рекомендации…

Ассистентка явно осторожничала. То ли эти актеры пообещали ей за роль определенную мзду? Но все сразу пообещать не могли, к тому же актеры привыкают, что им дарят, а сами и дарить, и просто платить за услуги не любят. В списке эпизодников просматривалась чья-то конкретная воля. Это можно назвать и вкусом, и концепцией, и идеей, и моделью. Все когда-то известные, но очень средние актеры! Один средний актер — это кратковременное раздражение. Но пять средних актеров могут вызвать зрительское раздражение по отношению ко всему фильму.

Режиссер чего-то не понимал. Ассистентка многие годы верно служила ему. Через нее он знал, что происходит в киногруппе, о чем и о ком говорят, какое настроение у главных персонажей, кто с кем спит, кто с кем рассорился и не здоровается. Осторожничает или скрывает? Может, ее наняли за ним следить? Вряд ли. Все ведь знали, что она его Ассистентка и что любовница, тоже, наверное, все знали. Да и зачем следить за ним?

— Эти часы тебе подарила Поскребыш? — спросил он.

— Да. Я же тебе об этом рассказывала.

Почему Поскребыш одарила ее в самом начале? Обычно дарят в конце съемок, благодарят за уже сделанную работу. Если подарок дарят заранее, значит, ждут какой-то услуги. Но — какой? Почему Поскребыш с такой дотошностью вникает во все подробности проекта? Хочет доказать свою полезность Продюсеру, чтобы в следующем фильме стать сопродюсером? Но ее актерские амбиции еще не удовлетворены, она собирается сниматься в каком-то фильме.

— В каком фильме сейчас снимается Поскребыш? — спросил Режиссер.

— Я не знаю. Надо узнать?

— Да, надо, — подтвердил Режиссер.

— Что еще узнать? — продолжила Ассистентка.

— Всё, — ответил Режиссер. — В чем заинтересованность Поскребыша? Где нашла деньги Секс-символ?

— Главное, что нашла!

— Помолчи! Ёрничать будешь, когда поймешь: кто, что, зачем, с кем, против кого.

А он не дурак, подумала Ассистентка. В каждой профессии встречается много идиотов, но среди режиссеров их процент все-таки минимальный. Она тоже не идиотка, но решения принимала не она. Обычно расклад интересов был ясен с самого начала съемок, а на этом фильме скапливалось слишком много неопределенностей.