Взрыв Секс-бомбы

Секс-символ

Съемки продолжились, как только Сценарист прислал новые сцены уже с молодым героем. В этом варианте сценария в нее был влюблен ее бывший ученик.

— Мне сейчас сколько лет? — спросил Стас Режиссера.

— Двадцать пять.

— Значит, школьником мне было шестнадцать. Прошло девять лет. По сценарию учительнице вначале двадцать два, а через восемь лет — тридцать.

— В сценарии нигде не говорится о возрасте.

— Но зрители, как только увидят нас вместе, начнут подсчитывать, на сколько лет он, то есть я, моложе ее. Чтобы зритель не начал вести подсчеты и тем самым отвлекаться, лучше сразу внедрить в его сознание…

Слишком умен для актера, подумала Секс-символ. Такие довольно скоро начинают заниматься режиссурой. Пусть отвечает Режиссер.

Она умела боковым зрением следить за реакцией и сейчас заметила, что двадцатилетние гримерши, помощницы притихли. Все знали, что она старше Стаса на пятнадцать лет, но интересно, на сколько старше его она согласится быть в фильме?

Стас присел рядом с нею, давая возможность фотографу из глянцевого журнала сделать рекламные снимки. Продюсер вел рекламную компанию, как только начались съемки. Неужели мы смотримся как мать и сын, мелькнуло у нее в голове.

— Кто во всем видит только патологию, пусть подсчитывает, кто и на сколько старше, — раздражаясь ответил Режиссер и скомандовал: — Мотор! Начали!

Снималась сцена, где они сидели на заседании совета директоров. Стас наклонился к ней и шепотом сказал:

— Мы на «ты» не переходили.

— Перешли, — и Стас заложил свою руку ей за спину. Его рука спустилась ниже, подлезла под кофточку, оттянула трусики и стала гладить ее ягодицы. По сценарию его рука опускалась и зрители могли думать, что его ладонь находится на уровне ее ягодиц. Ошеломленная, она забыла текст. Если она сейчас встанет, чтобы дать ему пощечину, камера все равно зафиксирует его руку у нее в трусах.

Стас снова наклонился к ней и прошептал:

— Говори текст, пауза затягивается.

Наконец она вспомнила текст и сказала:

— Мальчик, тетя может рассердиться.

— Я уже не мальчик, — ответил Стас. — Я уже дяденька, а тетенькам всегда ведь нравится, если дяденьки их любят и гладят по попке.

В эти секунды актер, игравший роль председателя совета директоров, закрыл заседание, и все встали. Она в той толчее, которая при этом возникла, должна была дать ему пощечину, но он перехватил ее руку и произнес текст, не написанный Сценаристом:

— Я тебя очень хочу. Поедем к тебе сейчас.

— Почему ко мне?

— К тебе ближе.

— Если ты позволишь себе нечто подобное еще раз, ты будешь отстранен от роли.

— Какая у тебя нежная кожа… Поехали.

— Поехали, — неожиданно согласилась она.

Она знала, что у Стаса через час съемки на телевидении, и он уже едва успевал.

— У меня съемки в Останкино.

— Отмени, — сказала она.

— Умоляю, после съемок.

— Закончили, — она хлопнула в ладоши. — У главного героя съемки на телевидении.

— Когда будем заканчивать, решу я, — недовольно произнес Режиссер.

— Я предупреждала, что сегодня буду сниматься не полную сцену. Все съемки со Стасом проявить и отпечатать отдельно, завтра я буду смотреть этот материал, — сказала она.

— Ты же знаешь, что рабочий материал актерам не показывают.

— Я буду смотреть не как актриса, а как сопродюсер фильма.

Все притихли, ожидая ответа Режиссера. Ответа могло и не быть, но обычно после такого ответа режиссеру на завтрашних съемках роль могла исполнять уже другая актриса. Так поступали со своенравными и зарвавшимися.

— Пункты пять, шесть, семь, восемь, — добавила она.

В этих пунктах договора было записано, по каким причинам режиссер может быть отстранен от съемок и заменен другим.

— Ты же знаешь, такой женщине, как ты, отказать невозможно, — сказал Режиссер.

— Возможно, — проговорила она и после паузы добавила: — Но опасно для жизни.

Секс-символ достала мобильный телефон и набрала номер, хотя в павильоне обычно все свои мобильные отключали.

Она знала о запрете на разговоры по телефону из павильона и все-таки набрала номер своей приятельницы, чтобы договориться о поездке на теннисный корт. И все молча слушали, как она договаривается.

Назавтра, заперевшись в просмотровом зале на ключ, она посмотрела все эпизоды со Стасом. Она и Стас действительно смотрелись как мать и сын. Стас выглядит моложе своих лет, она — на свои годы. Стас был раскованным, не стеснялся своей худобы, она показалась себе зажатой. Однажды она расслабилась буквально на несколько секунд, и камера тут же зафиксировала складку жира над бедром. Стас ее переигрывал даже в эпизодах, где она говорила мало и почти не двигалась. А что будет в главных сценах?

— Я хочу посмотреть и другие пробы, — сказала она. Сказала, а не попросила.

На эпизодические роли пробовали актеров, уже знаменитых в те годы, когда она только начинала. Сегодня они с нею здоровались, как актеры здороваются с режиссерами, а теперь и с продюсерами, — вроде бы и раскованно, как с равными себе, но и очень почтительно. Теперь от нее зависело, утвердят ли их на эти небольшие, но роли.

Знаменитости играли плохо. В ролях деловых людей они выглядели грубоватыми, раздували животы и щеки, считая почему-то, что бизнесмены должны быть толстыми и медлительными.

— Глупые и толстые, — сказала она и спросила Режиссера: — Где вы видели толстых бизнесменов?

— Бизнесмены — люди, — ответил Режиссер, — поэтому они могут быть и толстыми, и худыми.

— Толстыми быть не могут, — возразила она. — Они еще слишком мало времени занимаются бизнесом, чтобы растолстеть. И старых бизнесменов у нас нет.

— Что вы предлагаете? — спросил Режиссер.

— Предлагать — это ваши обязанности.

— А ваши? — спросился Режиссер.

— Мои — высказывать сомнения.

— Я могу с ними согласиться или не согласиться?

— Можете, — сказала Секс-символ, — но если вы снимете говно при очень неплохом сценарии и при смете, когда не надо экономить на актерских гонорарах, у вас даже не будет привычных оправданий: мол, было мало денег, мне навязали актеров, которых я не хотел снимать, и так далее.

— Снимать именно этих актеров — разве не ваши рекомендации?

— Не мои, — подтвердила Секс-символ. — Я ничего и никому пока не рекомендую. Пока все рекомендуют только мне, а я посылаю всех к вам. Только вы можете принять окончательное решение.

И Секс-символ обворожительно улыбнулась лучшей из своих улыбок. Эта улыбка была у нее припасена для несостоятельных любовников. Улыбка прощения и надежды. Ничего, бывает. В следующий раз обязательно получится.

Она решила: надо поговорить с Продюсером о запасной кандидатуре Режиссера. Нужен более молодой, с большим энергетическим запасом. У пятидесятилетних озарений не бывает. В пятьдесят писатели пишут свои лучшие книги, но лучшие фильмы режиссеры снимают до пятидесяти. Хотя, наверное, и среди режиссеров бывают исключения. Она стала вспоминать самых известных режиссеров, которым было уже за пятьдесят. Они по-прежнему снимали профессиональные и даже интересные фильмы, но озарений не было. Все озарения закончились к пятидесяти. Но подобные умозаключения — не повод для отстранения Режиссера. Если затянуть время, отстранить его будет еще сложнее. К тому же существовала режиссерская солидарность: занять место отстраненного многие режиссеры просто не согласятся. Можно, конечно, поискать среди молодых, но о поисках Режиссер обязательно узнает, и начнется скандал, а ей не хотелось скандала. При сегодняшнем напряженном графике у нее не оставалось энергии на скандал.

Может быть, посоветоваться с Поскребышем? Конечно, Поскребыш ее не любит, но она жена Продюсера и должна быть заинтересована в успехе фильма. Разумеется, Поскребыш очень средняя актриса, но она неглупа и умеет просчитывать свою выгоду.

В мобильном телефоне Секс-символа был цифровой диктофон, и она продиктовала: «Поговорить по поводу режиссера с П.». Она не рискнула назвать ее Поскребышем — вдруг оставит где-нибудь телефон, и кто-то узнает, что бывшая подруга для нее по-прежнему Поскребыш.