Я был аргонавтом

Глава шестнадцатая Острова без корней

Мы сидели с Артемидой на носу обнявшись, словно старшеклассники и смотрели на море.

— Я думала, что мой братец знает все способы обмана, делая вид, что никого не обманывает, — хмыкнула богиня.

Гермес улетел докладывать Зевсу, что приказ об отправке героя за поясом Ипполиты Геракл получил. А уж от кого он его получил, не суть важно. А к Еврисфею отправится либо Ификл — брат-близнец, либо слетает сам бог, приняв облик Геракла. Действительно, чего героям мотаться туда-сюда, если амазонки живут где-то рядом? А кто станет проверять — был это Геракл или его двойник? У Зевса, надо думать, и других дел полно, кроме как исполнять капризы супруги.

Бог торговли не скажет повелителю и отцу (а еще Гере) неправды, он просто не скажет всей правды. Так что, формально он не солжет, а что еще?

— Оказывается, Психопомпу еще учиться и учиться у смертных. — Отстранившись, она посмотрела мне в лицо. — Тебя что-то обидело?

— Мне не нравится слово смертные, — признался я.

— Не нравится слово смертные? Странно, а мы никогда не считали его обидным. Обидным считается слово хлебоеды.

А что обидного в хлебоедах? По мне, так хорошее слово.

— Когда слышу слово смертный, смертные, чувствую какое-то презрение и высокомерие.

— И из-за этого ты был готов подраться с богом?

— А богиня отчего-то решила меня спасти, — хмыкнул я.

Я не сразу, но осознал, что небольшой спектакль разыгрывался для Гермеса, чтобы смутить бога торговли и покровителя путешественников, а иначе, юнец в синем хитоне разделал бы меня как кентавр черепаху, хотя у кентавра и четыре копыта, а у бога только два кулака. Но мне бы хватило.

Артемида смутилась, чмокнула меня в щеку и сказала:

— Саймон, только Геракл способен драться с богами на равных, но не забудь, что он и сам почти равен нам. Не сомневаюсь, что и ты когда-нибудь сможешь сразиться с моими родственниками, но пока еще рано. В свое время Гермес избил даже Амфитриона, а ведь тот считался лучшим кулачным бойцом, даже лучше Поллукса. А ведь Поллукс, если помнишь, тоже сын Зевса.

Гермес избил земного отца Геракла? Ни разу не слышал. Кажется, Зевс принял облик мужа Алкмены и на три дня превратил день в ночь. Про драку не слышал и не читал.

— А зачем твоему брату пришлось бить Амфитриона?

— Амфитрион вернулся с войны раньше, нежели рассчитывал мой отец, — усмехнулась богиня. — А Гермес стоял у ворот дома и он должен был проследить, чтобы Зевсу никто не мешал. Амфитрион, разумеется, захотел пройти в гинекей, к супруге, а брат его не пустил.

Бедный Амфитрион. Мало того, что ему наставили рога, так еще и избили. Хорошо, что Олди пытались реабилитировать древнего героя, но ведь не все читали.

— Хочешь, я попрошу своего отца, чтобы он и тебя сделал бессмертным? — поинтересовалась девушка. — Я не часто чего-то прошу, он не откажет.

Ух ты, а ведь заманчиво. Зевс меня делает бессмертным и я живу целые века и тысячелетия. Дункан Маклауд. Или не стоит?

— Пока не надо, — помотал я головой. — Я еще сам не знаю, хочу ли я стать бессмертным? Вдруг да пожалею об этом?

— Ты уже стал бессмертным, — сообщила богиня охоты. — Все аргонавты станут жить в памяти людей и ваша слава никогда не померкнет, а имена станут помнить все дети. Даже имя охотницы Аталанты.

Я помню, что у древних греков не было такого понятия, как загробная жизнь. Бесплотные тени, лишенные памяти, слоняющиеся по царству Аида — разве это жизнь? Поэтому-то и было важно оставить о себе память грядущим поколениям, потому что только так герои продолжали жить вечно. Чем-то напоминает советское прошлое, когда власть предержащие порешили отказаться от религии, с ее верой в загробную жизнь, заменив ее «жизнью в памяти народа». Может, если бы наши правители сумели совместить идеи коммунизма с христианской идеологией, то сегодня бы наша страна вела весь остальной мир в светлое будущее?

Но что сделано, то сделано. Да, а мне показалось или нет, что богиня произнесла имя Аталанты с оттенком зависти?

— А где сейчас настоящая Аталанта-охотница? Бегает за оленями или кабанов в камышах выслеживает?

— Возможно, испытывает своих женихов, — ответила богиня. — Но скорее всего, уже выбрала себе подходящего мужчину и поддалась ему. Аталанте давно хотелось выйти замуж и нарожать детей. Какой же женщине хочется день за днем бегать по лесам, с копьем в руке?

— Даже если это богиня охоты? — уколол я.

— Богини, пусть они девственницы, все равно остаются женщинами, — взъерошила мне волосы Артемида. — Или ты считаешь, что я все время мчусь по лесам на золотой колеснице, запряженной шестеркой ланей и стреляю из серебряного лука?

Вот уж чего-чего, а мчащуюся в колеснице богиню я представлял с трудом. Может, здесь леса не такие запущенные, как на моей исторической родине, но бурелома, кустов, пней и упавших деревьев хватает. Заскочат лани в овраг, сами выскочат, а каково колеснице и тем, кто в ней?

— Я даже не знал, что у тебя есть золотая колесница, — сказал я. — Ты мне всегда представлялась либо с копьем, либо с луком.

— Колесница и все остальное — подарки отца. Когда была маленькая, по глупости попросила сделать мне такой дар, вместе с девственностью, а повелитель не стал отказывать. Но оказалось, что стрелять из серебряного лука очень неудобно, он постоянно гнется. У меня еще тридцать городов есть, где меня почитают, — похвастала богиня охоты, а потом усмехнулась. — В городах, где мои храмы, бываю раз в десять лет да и то, из приличия. Некоторые уже и городами нельзя назвать — руины, где волки воют. И золотая колесница где-то уже проросла деревьями, а мои лани давным-давно сдохли от старости.

Богиня загрустила, прижалась ко мне и мы просто сидели и молчали, любуясь дельфинами. Потом Артемида звонко чмокнула меня куда-то пониже уха и снова заговорила:

— Лани были милыми, я хотела, чтобы они жили вечно, но всему живому рано или поздно приходится умирать. Богиня охоты… К чему мне охотиться каждый день? Куда я дену мясо убитых зверей? Я же не только богиня охоты, но и покровительница животных. Понимаю, что люди должны охотиться, чтобы есть. Это закон — ешь, или будь съеден. Но я терпеть не могу, если животных убивают для собственного удовольствия, а потом выбрасывают трупы. Помнится, один из царей убивал ланей лишь для того, чтобы украсить рогами свой дворец. Рога, сплошные рога. Как же меня бесят проявления человеческой глупости и жадности. Добро бы, если бы царь ел это мясо, отдавал туши своим слугам, рабам, крестьянам, но Актеон брал только рога…

— Актеон? — перебил я богиню, услышав знакомое имя.

— Ты с ним знаком? — нахмурила Артемида брови.

— Нет, не знаком, — открестился я от такого знакомства, — но слышал, что некий юноша Актеон — кстати, ученик Хирона, будучи на охоте, увидел, как ты купаешься в горном ручье, залюбовался на обнаженную девушку, за что и был наказан. Артемида, рассердившись на то, что он подглядывал, превратила Актеона в оленя и его растерзали собственные собаки.

— Вот как? — равнодушно спросила богиня. — Стало быть, я должна набросить шкуры оленей на всех охотников, что умудрились поглазеть на меня, когда я бываю нагой? Зачем? Я наказала царя, чтобы он не убивал зря. А то, что превратила его в оленя, это лишь для того, чтобы он почувствовал — каково умирать ни за что. У хороших учителей нередко бывают дурные ученики.

Эх, кто бы спорил! Я сам был не самым плохим учителем, но ученики были разные.

Хотел спросить, а как обстояли дела со смертью детей Ниобы[19], но не стал. Всегда подозревал, что это преувеличение, а мальчики и девочки погибли от солнечного удара. Но вместо этого спросил:

— Скажи, а чье тело мы сейчас видим? Артемиды или Аталанты?

— А какая разница? — усмехнулась охотница. — Боишься, что если я тебе покажусь в истинном облике, ты испугаешься и умрешь от страха?

— Глупая ты девчонка, а еще богиней считаешься, — сказал я, привлекая к себе Артемиду и нежно целуя ее.

Минут пять мы просто сидели и целовались, а потом стали вести разговор дальше.

— С Аталантой мы очень похожи — и телом, и лицом, поэтому принять ее облик было несложно. Охотницу знают в лицо почти все аргонавты, а почти половина из них участвовала в Калидонской охоте. Если бы я явилась в собственном облике, меня бы на борт «Арго» не пустили. Да и в виде Аталанты не сразу хотели брать.

Правильно, что не хотели брать. Одна девица на сорок с лишним мужиков, да еще в море? Что здесь могло случится, даже подумать страшно. Физиологию никто не отменял. Конечно, Аталанта воительница она, охотница и многим знакомая, на это не посмотрели бы и седативные бы травы не помогли.

— И тебе пришлось применить к Ясону божественное воздействие, — догадался я.

— Вот-вот, — кивнула Артемида. — Я же не только умею мужчин в оленей превращать, но и кое-что еще.

Я не стал задавать еще один вопрос — а отчего богиня охоты вообще отправилась в далекое и опасное путешествие? Захочет — сама расскажет, а нет, так и ладно, переживу. Тут ведь спроси любого героя, толком и не ответят. Кого-то жажда золота потянула (хотя, считать ли жжадой желание Ясона вернуть престол?), кого-то сердечная травма или душевная пустота, но большинство — а я в этом уверен, просто желание побывать в иных местах, посмотреть мир или, хотя это совсем ненаучно — у кого-то имеется гвоздик в определенном месте и им на том месте спокойно не сидится. Но что поделать, если «гвоздики» чаще всего вбиты в задницу именно у героев?

— Когда ты понял, что я не та, за кого себя выдаю? — спросила богиня.

Так и хотелось сказать — дескать, как только увидел, но врать не стал.

— Окончательно убедился лишь тогда, когда прилетел Гермес, — сказал я. — Но были кое-какие детали, заставляющие думать, что ты не просто лесная охотница. Были сомнения, но сегодня пазл окончательно сложился.

— Кто сложился? — не поняла меня Артемида, а я, в который раз прокляв свой длинный язык, принялся объяснять:

— У тавров, где я плену был, детишкам игрушки делают — берут кусок кожи, рисуют на ней картинку красивую — Персея, что Медузу побеждает, Атласа, который на плечах небесный свод держит, Орфея или просто каких-нибудь рыбок да птичек, а потом этот кусок на маленькие частички режут, а ребенок должен опять картинку собрать.

— Глупости это, — хмыкнула Артемида. — С твоими пазлами дети сидеть на месте станут, какие-то картинки складывать, а они бегать должны, скакать и играть. Из детей взрослые должны вырастать, чтобы здоровыми были.

— Так одно другому не мешает. Если погода хорошая — чего бы не побегать, а плохая, чем плохо в тепле посидеть, картинки сложить?

— Ладно, — взмахнула дланью богиня. — О детишках нам говорить рано, а может, мы о них никогда говорить не станем. Это, как мой отец и повелитель решит. Так говоришь, картинка сложилась из кусочков? Каких?

— Когда Геракл рассказал, как на самом деле погиб кентавр Фол и предположил, что кентавров могла наслать Артемида, ты слишком рьяно начала убеждать, что этого не было. Откуда бы знать Аталанте о действиях богини, тем более, о чем она думала?

— Я, то есть, Аталанта, могла встретиться с Артемидой в лесу, поговорить.

— Разве Артемида стала бы обсуждать со смертной девушкой такие подробности, как отношения с братом, да еще и оправдываться? — усмехнулся я. — Разве принято обсуждать родственников с другими людьми?

— Допустим, ты прав, — кивнула богиня. — Но этого мало. Что еще?

— Еще, очень странно — ты знаешь, кто такая Евдора, хотя остальные о ней и понятия не имеют.

— Ну ты и скажешь! — всплеснула руками богиня. — Кто же не знает океанид?

— А давай у кого-нибудь спросим? — предложил я. — Вон, Гилас дрыхнет, — кивнул я на сопящего паренька, — поднимем, да и спросим — кто такая Евдора и сколько дочек у старика Океана?

Сказал, и сам испугался. Кто знает, может Гилас-то, с его любовью к песням и сказаниям и сможет перечислить всех дочек у старца? А может, он даже поименно помнит всех детей Зевса и Посейдона?

Видя, что Артемида призадумалась, я решил высказать самое убедительное соображение:

— Еще показалось странным, что среди стольких мужчин не нашлось никого, кто попытался бы поухаживать за тобой. Мне Геракл говорил, что Аталанта готова отдаться лишь законному мужу, а мужем стать очень непросто. Но все равно, не поверю, что будь на судне простая девушка, не нашлось бы желающих утащить ее под ближайший куст на первой же стоянке. А тут, словно какая-то дистанция между тобой и остальными.

К концу дня, но еще до заката, на «Арго» начали подтягиваться аргонавты. Довольные жизнью, сытые и слегка пьяные. Стало быть, удовольствие парни получили по полной. Последним явился Геракл. Полубог щеголял в новеньком хитоне, его непослушные волосы оказались расчесанными, борода завита, а сам он пропах какими-то терпкими благовониями. Вот те раз. Я-то думал, что за любовные услуги следует платить женщинам, а здесь женщины расплачиваются с мужчиной. Впрочем, не исключено, что Геракл — это особый случай и он сам получает плату за свой нелегкий труд.

Атланта-Артемида немедленно утащила своего брата на нос корабля, где принялась ему что-то втолковывать, а полубог только кивал, соглашаясь. Верно, рассказывала содержание разговора с летучим вестником и вырабатывала стратегию дальнейшего поведения.

Я уже в который раз подумал о простоте нравов и доверчивости. Вот, подходит к Гераклу женщина и заявляет, что она на самом-то деле его сестра, богиня, а их общий брат принес приказ от отца. А ведь Геракл поверит и пойдет совершать очередной подвиг.

Невольно прислушался к разговору, который вели капитан и кормщик.

— Нужно немедленно отплывать, — сообщил Ясон Тифию, только что продравшему веки.

— Ага, — кивнул старый кормщик, зевая так заразительно, что и мне захотелось зевать. — Только, может лучше здесь на ночь остаться?

— Этот остров скоро уйдет.

— Куда уйдет? — удивился Тифий, а ведь его сложно удивить. — Он что, как Делос, стоит без корней?

Про Делос я от кого-то недавно слышал — мол, он был островом без корней, почти скалой, ничего не росло, плавал себе по Эгейскому морю, но наконец-таки встал на место и пустил корни, а теперь там и птицы есть, и деревья растут и святилище Аполлона поставлено. Но Делос не велик, пусть бы себе плавал. А этот?

Интересно, куда может поплыть остров Евдоры? Если по Черному морю пойдет в Средиземное, придется через проливы, через Босфор с Дарданеллами. Представил, как остров входит в Босфор, вытягиваясь по всей длине, чтобы протиснуться, а потом еще и Мраморное море нужно преодолеть и пролив имени погибшей девочки Геллы, миновать Эгейское море и выплыть в Средиземное. Там, глядишь, остров остепенится и станет какой-нибудь Сардинией. Или еще проще. Поплывет себе по Черному морю, приткнется около какого-нибудь берега и станет добропорядочным полуостровом. Но дело обстояло хуже.

— Остров после заката уйдет под воду, — сообщил Ясон. — Мне об этом жрецы здешние сказали. Уйдет, а где и когда всплывет — только Океан ведает.

— Ох ты, тогда командуй, чтобы все на весла садились, — всполошился кормщик. — Парус поднимаем, да чтобы гребли побыстрее, а не как заспанные дельфины. Если остров начнет тонуть, воронка возникнет, и нас за собой утянет!