Небольшой каменистый пляж, пустынный берег, лишь вдалеке виднеется роща. Аборигенов, размахивающих оружием, не видно. Есть деревья, значит есть и вода. Плохо, что роща далеко, не хотелось бы удаляться от судна, но ничего, поспим прямо у моря, дрова притащим, не впервой. Ну, что еще надо, чтобы морским путешественникам сойти на сушу?
«Арго» бросил каменный якорь, и мы, не устанавливая трап, начали спрыгивать в воду и по-хозяйски осматривать берег, прикидывая — где разведем костер, а куда потом уляжемся спать, а где лучше устроиться караульному. Обнаружив, что с берега в море стекает ручей, обрадовались. Воды у нас полно, но если есть возможность обновить запас, заполнив бурдюки свежей влагой, то лучше это сделать. Асклепий, зануда такая, время от времени заставляет нас выливать пресную воду и споласкивать пустые кожаные емкости морской. Не знаю, зачем он отдает такие команды, но мы не спорим, а делаем.
Новый берег, новая стоянка, я уже сбился со счета — сколько каменных стел мы сложили за время плавания? Уже не сомневался, что это памятные знаки для колонистов, а мы — команда разведчиков («тайноглядов», как тут говорят), отыскивающих места будущих поселений. Не случайно же команда «Арго» набрана не просто из героев, а из представителей разных городов-полисов и не всех, а самых больших и могущественных. Неувязка, с точки зрения исторической действительности. Великая греческая колонизация начнется гораздо позже, в шестом или пятом веках до нашей эры, когда Эллада, вырубив свои знаменитые рощи, пустив деревья на выплавку бронзы, а потом и для плавки железа, столкнется с засухой, неурожаями и перенаселением. Но до этого еще далеко, добрых восемьсот лет, а после нашего похода случится Троянская война (ее, кстати, можно считать и Самой Первой Мировой войной), потом грядет дорийское завоевание и «темные века», отбросившие развитие Эллады на много столетий назад. Но с другой стороны, никто не мог предусмотреть похищение Елены и войну мужа и несостоявшихся женихов с похитителями. Или, Троянская война все-таки имела экономические причины? Вполне возможно, что мудрые мужи Эллады, предвидя грядущее, включая нехватку пахотных земель, отправили в путь лучших своих сынов. А Троя-Илион не желала пускать эллинов в Черное море, как раз туда, где мы провели разведку, отметили места, удобные для высадки и основания колоний, поэтому государства Пелопоннеса решили открыть себе путь силой? В результате перебили массу народа, чем и воспользовались дорийцы. Тоже вариант, между прочем.
Ясон пятый свиток папируса изводит, описывая все скалы и отмели береговой линии, даже источники не забывает указать. Впрочем, это только мое предположение. Вполне возможно, что капитан делится с потомками своими дорожными впечатлениями или сочиняет хвалебные гимны богам. Не удержавшись, я как-то раз сунул нос в его записи и, разумеется, ничего не понял в хитросплетении линий. Греки еще не позаимствовали у финикийцев знаки, обозначающие звуки и не усовершенствовали их, поэтому записи начальника представляли собой какие-то каракули и пиктограммы, перемешанные с рисунками. То самое «линейное» письмо, которое уже больше ста лет расшифровывают и никак расшифровать не могут? Может, стоит попросить Ясона, чтобы дал мне несколько уроков, а по возвращении на историческую родину я как возьму, да и расшифрую тайнопись древних греков, а потом прославлюсь? Не так, как звезда шоу-бизнеса, ученых у нас в лицо не знают, но, глядишь, доктора наук присвоят без защиты, потом членкором стану, какую-нибудь крутую премию дадут. Нет, не надо. Спросят коллеги — чем руководствовался, какими методами руководствовался при дешифровке и что лежит в основе труда? Сопоставлял ли линейное письмо с древнеегипетскими иероглифами, с древнегреческими и прочими алфавитами, а если да, то в чем отличие? Не скажешь ведь, что меня обучал Ясон, который сам учился письму у кентавра Хирона. Нет, сказать-то все можно, но не поймут. Получится, как у Владимира Щербакова, предлагавшего переводить этрусские тексты с помощью древнеславянского языка[21]. М-да…
Чтобы не терять время завтра с утра, Ясон отрядил часть парней таскать камни и складывать их в высокую пирамиду, а остальным, как всегда, придется собрать валяющийся на берегу плавняк, дойти до рощи, набрать в ней хворост и срубить пару деревьев на ночной костер. Провизия у нас тоже есть, охотники пусть отдыхают. Сегодня очередь Геракла кормить ужином товарищей, что означает хорошо прожаренное на углях мясо, но не больше. Полубог, он и свинью не испортит, но и вкуснятиной не побалует.
Большинство аргонавтов осталось на берегу, но человек десять, из тех, кто полюбознательнее, включая Бореадов, Автолика и Тесея отправились в рощу. Я бы сам никуда не пошел — деревьев, что ли не видел? да и лень куда-то тащиться после целого дня трудов, но Артемиде, конечно же, захотелось в лес.
— Соскучилась по деревьям, — призналась богиня.
И когда успела? Вчера останавливались точь-в-точь на таком же берегу, где и роща имелась и ручеек журчал. Вслух ничего говорить не стал, что тут поделать, если девушка всю жизнь провела в лесу, а меня угораздило в нее влюбиться. Хуже, если б моей избранница оказалась Снегурочкой, пришлось бы провести всю жизнь в вечных снегах, где-нибудь в Гиперборее. Здесь-то Гиперборею почитают как волшебный край, но я-то доподлинно знаю, что это такое.
Артемида рванула вперед, словно бегунья с низкого старта, за ней потянулись остальные, я чуток задержался, чтобы прихватить топор. К счастью, он у нас общий, и не придется валить деревья мечом.
— Саймон, остановись-ка, — ухватил меня Геракл за хитон.
— Н-ну? — с недовольством отозвался я, рассердившись за задержку. Сейчас народ убежит, догоняй потом.
— Слушай, я тебе вот что хотел сказать, — начал герой, но замешкался, собираясь с мыслями, а потом рявкнул на Гиласа, как всегда, крутившегося под ногами и с любопытством прислушивавшегося к разговорам взрослых. — Тебе что сказано делать? Иди на корабль, тушу сюда тащи.
— Тяжелая туша-то, одному не дотащить, — сообщил Гилас, превратившийся в одно большое ухо.
— Сейчас я приду, помогу, а ты иди, нечего подслушивать, — слегка осерчал Геракл. Повернув Гиласа тылом к себе, поддал юнцу коленом под зад, придав парню небольшое ускорение, отчего тот стремительно полетел вперед и, наткнувшись на задумчивого Ясона, сбил с ног нашего капитана, а заодно и еще кого-то.
Геракл, сделав вид, что он здесь совершенно не при чем и, отвернувшись от бранящихся аргонавтов, опять начал морщить лоб и собираться с мыслями.
— Ты это… я чего тебе сказать-то хотел… — вновь принялся мямлить Геракл.
Что-то тут не то. Вообще, полубог любит изображать недалекого простачка, в это охотно верят, но я успел убедиться, что Геракл далеко не прост и, на самом-то деле, очень умен. Был бы он глуп, давным-давно бы погиб, даже хваленая сила бы не спасла.
— В общем, я про тебя и про сестру мою хотел поговорить… то есть, сказать…
— Дескать — Саймон, парень ты неплохой, но коли обидишь сестру, сразу убью, — догадался я.
А что еще может сказать брат, на глазах у которого ухаживают за сестрой, хотя сам он свою сестрицу раньше никогда и не видел? Наверное, положено так.
— Вот, это самое я и хотел сказать, — обрадовался Геракл. — Догадливый ты парень… — Похлопав меня по плечу, полубог сказал: — Понимаешь, Артемида, хоть и богиня, но еще девственница, с мужчинами дел не имела. Чтобы со всем уважением к ней, и чтобы до свадьбы — ни-ни.
От дружеского похлопывания у меня враз онемело плечо, отнялась рука, спину схватило, словно по ней стукнули мешком с песком, а еще ноги вдруг стали ватными. И дыхание сперло не то в зобу, не то в диафрагме.
— Полегче, медведь, — едва вымолвил я, обретя способность говорить. — Ты свою сестренку вдовой оставишь, не успев замуж выдать.
Этот буйвол на двух ногах только захохотал, собрался еще разок меня хлопнуть, но я нашел в себе силы отпрянуть, избежав проявления чувств будущего родственника. Кости-то у меня не железные, то есть, не бронзовые.
С усилием развернувшись, пошел догонять народ. Вначале шел с трудом, потом стало полегче, а потом сумел перейти на бег. Все-таки, не зря целый месяц весло верчу, здоровья прибавилось. Оказывается, товарищи успели уйти довольно далеко и я сумел их нагнать только неподалеку от рощи — по-нашему, примерно за стадий до нее, по вашему — чуть меньше двухсот метров.
Артемида-Аталанта, хотя и стояла впереди всех, но отчего-то уже не спешила.
— Странная роща, — задумчиво сказала богиня охоты. Подняв руку и, словно бы потрогав воздух ладонью, повторила. — Странная. Никогда такой раньше не видела.
Аргонавты, стоящие рядом с девушкой, закивали. Я сам в этой роще — еловой, кстати, ничего странного или страшного не видел, но коли народу она не нравится, значит и на самом деле странная.
— Надо чуть-чуть поближе подойти, осмотреться, — предложил Тесей, по нашему молчаливому согласию взявший на себя командование «разведгруппой».
Осторожно, словно охотники на мамонта, мы приблизились к роще еще на половину стадии. Я по-прежнему ничего не понимал. И что так всех насторожило? Может, елок никогда не видели? Не упомню, растет ли в Греции ель, но сосна — ее родственница, точно есть, из хвойных растут кедр с кипарисом. Еловая роща среди степи, редкость, но все в нашем мире бывает. Белка какая-нибудь пробежала, птица летела, с шишкой в клюве, вот тебе и посев. Елки здесь не очень здоровые, молодые, растут метрах в десяти друг от друга. Наверное, рыжики здесь должны быть. Сходить, посмотреть?
— Давайте я быстренько сбегаю, — предложил я и, продемонстрировав топор, пошутил. — Если какая-нибудь белка нападет, отмашусь.
Я уже сделал шаг вперед, как твердая рука Артемиды легла мне на то же самое плечо, по которому недавно постучал ее братец. Наверное, ключица сломана или ушиб приличный. Чуть не крякнул, но сумел удержаться.
— Да что тут такого-то? — начал я сердиться. — Елки и елки, вон — шишки висят.
— Здесь смертью пахнет, — твердо сказала богиня, продолжая держать руку на моем плече. Почувствовав, что у меня там неладно, убрала длань с плеча, но ухватила за пояс. А я, принюхавшись, хмыкнул:
— Хвоей пахнет.
А смерть-то как пахнет? Разложения или трупного запаха я не чую.
— Ты ниже смотри, на землю, — посоветовал Автолик.
И что на земле? Шишки с ветками, старые иголки, травка растет, а еще — кости и косточки, да черепа с черепочками. И отчего-то костей тут много, даже чересчур много. Обычно, звери растаскивают косточки по всему лесу, ищи потом, не отыщешь, а здесь все так и лежит поверх земли, едва ли не в кучах — есть и свеженькие, белехонькие косточки и черепа, но большинство останков проросло травой и засыпано лесным хламом. Так, а чьи здесь останки? Кажется, есть здесь и человеческие, но, по большей части, каких-то зверей — больших и не очень. Наличествуют черепа с рогами, а есть и просто огромные, без рогов. Слоновьи, что ли? Нет, у слонов бы торчали бивни, да и не водятся здесь слоны. Слоны — это вам не кентавры, в Причерноморье их не было. И что здесь за хищник обитает?
Оказывается, последнюю фразу я сказал вслух или слишком громко подумал.
— Сейчас сверху посмотрю, — отозвался один из Бореадов, скидывая с себя накидку. Кивнув брату-близнецу, сказал: — Подожди, я и один справлюсь.
Сын северного ветра взлетел. Вначале он поднялся выше елей, облетел рощу, потом начал сужать круг, одновременно снижаясь. Подлетев к нам поближе и, зависнув чуть выше человеческого роста, сообщил:
— Пока ничего не вижу.
Внезапно, со стороны ближайшей ели к Бореаду метнулась еловая лапа и, словно бы удлинившись, ударила его в голову, и тут же к крылатому аргонавту кинулась еще одна ветвь, ударив парня по крыльям.
Бореад, потеряв равновесие, рухнул вниз, и сразу же из-под земли к нему ринулось множество черных змей, в одно мгновение опутав парня с ног до головы, превратив его в огромный шевелящийся клубок.
— Калаид! — закричал второй брат, кинувшись на помощь.
Но как только Зет переступил некую границу, к нему тут же устремились такие же отростки, выскочившие из-под земли и окутали второго Бореада.
Зет и Калаид кричали от боли, просили, чтобы мы их добили, но, когда мы кинулись спасать братьев, на пути встала Артемида. Раскинув руки, девушка закричала:
— Назад! Все назад! Их уже не спасти!
Автолик, решивший рвануть напролом, был отброшен охотницей с такой силой, что отлетел в сторону и растянулся во весь рост. Рядом с богиней теперь встал и я, пытаясь удержать рвущихся аргонавтов. Остановить Тесея — все равно, что пытаться останавливать взбесившийся бульдозер, прущий на полном ходу, пришлось сделать царю Афин подножку и уронить его на землю, да еще и превратить победителя Минотавра в преграду для остальных, сделав «кучу-малу». Хвала олимпийцам, что Тесей — сильный парень, но до Геракла ему далеко.
— Все кончено, остановитесь, — услышали мы голос Автолика, успевшего подняться и с ужасом смотревшего за наши спины.
Аргонавты, рвущиеся на помощь, потихоньку успокоились, мы с Артемидой, поняв, что держать теперь некого, обернулись. Там, где только что змеились два огромных клубка, уже ничего не было, кроме двух дочиста обглоданных скелетов с остатками крыльев.
— Если бы мы туда вошли, то Зета с Калаидом бы не спасли, и сами погибли, — устало сказала Артемида.
Вроде, все это прекрасно понимали, но все равно, как же обидно за парней, погибших так нелепо. А еще… Вроде, мы сами ни в чем не были виноваты, но как же нам было стыдно, что не помогли умирающим друзьям.
Таких погребальных костров, что мы устроили сыновьям северного ветра, до сих пор ни у кого из наших товарищей не было. Роща, зажженная нами со всех сторон, загорелась не сразу, но, когда красные языки принялись за дело, объедая вначале самое вкусное — смолу, сухие ветки и шишки, а потом добрались до веток и, перекинувшись на стволы, принялся съедать и сами деревья, стало так жарко, что пришлось отойти подальше, чтобы и нас самих невзначай не слизнуло.
Мы с Артемидой стояли чуть в стороне от своих товарищей.
— Никогда такого не видела, даже и помыслить о таком не могла, — грустно сказала богиня охоты. — Лес — колыбель живого, стал смертью. А ведь он хитрый, он сюда зверей заманивал. Кругом степь, а здесь прохлада.
— Лес тоже жить хочет, — философски заметил я, пожимая плечами, заодно проверяя — как там моя ключица? Вроде уже не болит, значит, не сломана.
— Лес должен пить соки жизни из земли, а не из живых существ.
— Тоже верно.
А ведь у меня была мысль — не уговорить ли товарищей оставить рощу в покое? Имеем ли мы право уничтожать нечто, не укладывающееся в наше понимание? Лес, он же не виноват, что хочет есть, а пищу приходится добывать из живых существ. Чем мы лучше хищного елового леса? Мы убиваем животных, чтобы их съесть. Но мы, это мы, а если лес выпускает корни, сжирает живых существ, так зачем он нужен? Нет, такой лес нам не нужен.
— Как ты поняла, что лес опасен? — поинтересовался я.
— Я не услышала голоса дриады, а в роще она должна быть, — пояснила Артемида. — А коли нет богини, роща опасна. Или же, — призадумалась моя любимая девушка, — дриада стала анти-дриадой, и вместо любви она принесла смерть и превратила свой лес в чудовище.
— А так бывает?
— Если сюда пробились воды Стикса, подмочили корни деревьев и отравили дриаду, то все бывает. Надо сказать дядюшке, пусть проверит.
— А тот ручей, что течет с берега, у нашего лагеря, он не опасен? — забеспокоился я. Мы-то обрадовались свежей воде, а если она из реки мертвых? Мало мне здесь микробов, так еще и такая напасть.
— Глупый, все реки и ручейки сообщаются со Стиксом, но когда выходят на поверхность, перестают быть опасными, — усмехнулась Артемида. — Так что, можешь пить, и не боятся. — Став серьезной, богиня сказала. — Чем говорить всякую ерунду, покажи-ка лучше свое плечо. Мне показалось или нет, что ты дернулся, когда я руку на него положила?
Моя богиня вытащила рыбью кость, скреплявшую хитон и принялась осматривать ушибленное плечо.
— Ничего страшного, только синяк, — сообщила Артемида, а потом поцеловала ушиб.
Вот что значит богиня! И боль вдруг сразу прошла, и синяк — тоже. Я потянулся, чтобы поцеловать девушку, но она отстранилась. И впрямь, целоваться рядом с погребальным костром — не правильно.