Я инвалид попал в мир магии и меча Том 1

Глава 46

Первые сто тридцать поражений я воспринял как должное.

Мой разум, защищенный холодной, выжженной пустотой статуса «Одинокий Волк», работал как безупречный механизм. Каждая моя смерть была лишь новой порцией данных для анализа. Я был машиной, которая пыталась найти верный алгоритм для решения невыполнимой задачи.

Я открывал глаза на серой равнине. Перед внутренним взором всплывал лог.

Я вставал. Анализировал ошибку. Вносил коррективы в тактику. И снова бросался в бой. Во мне не было ни страха, ни отчаяния. Лишь холодный, исследовательский интерес. Я был ученым, а мое собственное тело и душа — подопытным материалом.

Я умирал десятки раз. От быстрого укола в сердце, который симулякр Хакона наносил с такой точностью, что я даже не успевал почувствовать боль. От брошенного топора, который с хрустом ломал мой позвоночник, парализуя меня за мгновение до смерти. От удушения в его железной хватке, когда он просто поднимал меня в воздух и смотрел, как жизнь уходит из моих глаз. Боль была реальной, но она была лишь переменной в уравнении. Она не затрагивала мою суть. Я был неуязвим.

Я так думал.

Все изменилось после сто пятьдесятой смерти.

Симулякр Хакона, казалось, адаптировался. Или, может, такова была программа этого личного ада. Он перестал просто убивать меня. Он начал меня унижать.

В сто пятьдесят первом бою он не стал меня атаковать. Он просто стоял и смотрел, как я, задыхаясь, провожу свои атаки. Он уклонялся от моего «Роя Углей» с ленивой, оскорбительной грацией, отступая ровно настолько, чтобы последний уголек погас в сантиметре от его сапога. Он отбивал мой усиленный «Пожирателем Душ» клинок плоской стороной своего меча, с таким звуком, будто отмахивался от назойливой мухи.

А потом он обезоружил меня. Одним быстрым, неуловимым движением он выбил меч из моих рук. «Пожиратель Душ» с лязгом отлетел в сторону. Я остался перед ним с голыми руками.

Он не стал меня убивать. Он просто стоял и смотрел на меня. С той же самой презрительной усмешкой. Усмешкой, которая говорила: «Ты — ничто. Ты даже не стоишь моего удара. Ты просто насекомое, которое забавно давить».

И в этот момент что-то внутри меня треснуло. Ледяная броня моего статуса, моя защита от мира, дала первую, тонкую, как волос, трещину. Сквозь нее просочилась эмоция. Не страх. Нет. Нечто гораздо более примитивное и детское.

Обида. Жгучая, унизительная обида.

— Дерись! — закричал я, и мой голос сорвался, став тонким и мальчишеским. — Дерись, трус!

Он усмехнулся и, сделав шаг вперед, просто ударил меня кулаком в лицо. Несильно. Не как воин. А как взрослый, который наказывает непослушного ребенка, ставя его на место.

Я открыл глаза. Но на этот раз что-то было иначе. Холодная уверенность исчезла. На ее месте была звенящая, тревожная пустота. Трещина в моей броне осталась.

И в сто пятьдесять втором бою я впервые почувствовал это. Когда его меч со свистом летел к моему горлу, я почувствовал, как мое сердце сжалось от ледяного, первобытного страха. Это ощущение было настолько неожиданным и чужеродным, что я замер на месте, парализованный не его атакой, а своим собственным, забытым чувством.

Страх стал моим новым спутником. Он был ядом, который просачивался через трещину в моей душе, отравляя все. Мой холодный анализ утонул в нем. Моя тактика рассыпалась.

Я начал совершать глупые, детские ошибки. Путал заклинания. Забывал про стойку. Мои руки дрожали, и меч казался чужим и неподъемным. Я больше не был хищником, изучающим жертву. Я был жертвой, которая в панике мечется перед хищником.

Хакон убивал меня теперь играючи. Легко. Небрежно. Он больше не видел во мне даже интересного противника. Он видел лишь сломленную игрушку.

На сто сто шестьдесят пятьом поражении я был сломлен окончательно. Я стоял посреди серой равнины, израненный фантомной болью, опустошенный. Он снова обезоружил меня и медленно пошел ко мне. Я не двигался. Я просто смотрел на него, и мое тело била мелкая, неконтролируемая дрожь. Я больше не мог сражаться. Я не хотел. Я хотел, чтобы это просто закончилось.

Он остановился в шаге от меня. И заговорил. Впервые. Его голос был идеальной копией голоса настоящего Хакона — тихий, холодный, полный презрения. — Ты все еще здесь, червь? — спросил он. — Я думал, ты уже понял. Ты — ничто.

Эти слова были не мечом. Они были молотом, который с оглушительным треском разбил плотину моей защиты.

— Ты был ничем в своем прошлом мире. И ты остался ничем в этом. Ты просто пыль. Пустое место.

Все, что я так долго сдерживал, вся боль, вся потеря, весь ужас резни, вся моя прошлая и настоящая беспомощность — все это хлынуло наружу.

Я упал на колени. Меч выпал из моих ослабевших рук. Лицо исказилось гримасой, которую я не мог контролировать. И из моей груди вырвался звук, которого я не издавал с тех пор, как был беспомощным калекой в прошлой жизни.

Я заплакал.

Это не были тихие слезы. Это были уродливые, отчаянные, громкие рыдания сломленного ребенка. Ребенка, у которого отняли все. Дважды. Я рыдал от беспомосилия, от страха, от осознания своей полной, абсолютной ничтожности перед лицом настоящего врага. Я сжался в комок на серой, безразличной земле этого измерения и просто выл, как раненый зверек.

Я поднял заплаканное лицо. Симулякр Хакона все еще стоял надо мной, глядя на меня с тем же холодным презрением. А затем его фигура начала медленно таять, растворяясь в сером воздухе.

Экзамен был окончен. И я его не просто провалил. Я был уничтожен.

Мир серого пепла и бесконечного унижения не растворился. Его вырвали из моего сознания с такой силой, что я ощутил это физически. Словно невидимая рука схватила меня за душу и с безжалостной силой швырнула обратно в мое тело.

Я рухнул. Не на серую равнину. А на холодный, твердый каменный пол своей комнаты в общежитии. Я лежал, свернувшись в клубок, и меня била крупная, неконтролируемая дрожь. Воздух был густым и пыльным, пах старым деревом и застывшей тишиной.

Тело не болело. Фантомные раны от ста шестьдесят пять смертей исчезли в момент возвращения. Но то, что болело, было гораздо глубже.

Я мысленно вызвал Систему, ища спасения в ее привычной, холодной логике. Интерфейс вспыхнул перед глазами, но он был другим. Тусклым. Ненадежным. И одна строка в моем статусе горела мертвенно-серым, неактивным цветом.

Моя броня. Мой щит. Моя стена, отделявшая меня от мира, — рухнула.

И в образовавшуюся брешь хлынул океан.

Я впервые за эти месяцы почувствовал все. По-настоящему. Холод камня под щекой. Колючую ткань робы. Пыль, забившуюся в нос. И его. Всепоглощающий, липкий, животный страх. Он был не просто мыслью. Он был физическим ощущением. Он скручивал внутренности, замораживал кровь, парализовал волю. Я был голым. Один на один со своими собственными демонами, которые, почувствовав свободу, с радостным визгом набросились на меня, разрывая на части.

Я закрыл глаза, но это не помогло. Перед внутренним взором стояло его лицо. Спокойное, презрительное лицо Хакона. И его голос, который теперь звучал не в симуляции, а в моей собственной голове, повторяя снова и снова, как приговор.

«Ты — ничто». «Ты был ничем в своем прошлом мире. И ты остался ничем в этом». «Пыль. Пустое место».

Он был прав. О, во имя всех богов и демонов, как же он был прав.

Память, которую я так долго держал в узде, которую использовал как источник знаний, хлынула на меня потоком чистого, незамутненного страдания.

Я снова был там. В той комнате. В том кресле. Я чувствовал фантомный холод металла под своими пальцами. Чувствовал унизительную беспомощность своих мертвых, бесполезных ног. Я видел равнодушные лица врачей, выносящих свой вердикт. Видел сочувствие, которое было хуже презрения. Я вспомнил тишину. Тишину моего пятнадцатого дня рождения, когда никто не вошел в мою комнату. Тишину вечеров, когда я слышал смех своей старой семьи из гостиной, пока я сидел один в темноте. Они не были злыми. Они просто… забыли. Забыли, что я существую. Я был сломанной вещью, которую убрали в чулан, чтобы она не портила вид. Обузой. Пустым местом.

«Ты мечтал о силе, — шептал мне внутренний голос, и это был голос Хакона. — Ты мечтал о шансе стать кем-то».

Да. Мечтал. И Система дала мне этот шанс.

Она дала мне все, о чем я мог только мечтать. Здоровое, сильное тело. Невероятный, почти божественный дар. Возможность стать кем-то. И она дала мне новую семью.

Память услужливо подсунула другое воспоминание. Теплое, как летний день. Улыбка моей новой матери, когда она протягивала мне первый в моей жизни испеченный ею пирог. Сильные, надежные руки моего нового отца, когда он учил меня колоть дрова. Их тихие разговоры по ночам, полные любви и беспокойства за своего странного, тихого сына. Они любили меня. Не за что-то. А просто так.

Они любили меня. А я позволил им умереть.

Я был там. Я был в нескольких часах пути. Я был уже сильным. Я мог сражаться. Но я не успел. Я не смог. Я оказался так же беспомощен, как и в том проклятом кресле. Я снова не смог защитить тех, кого любил.

«Ты получил все, — продолжал шептать голос Хакона в моей голове. — И все потерял. Потому что ты — слабак. Был слабаком тогда, остался им и сейчас».

Архимагистр Ворн. Лорд Арион. Они видели во мне не человека, а аномалию. Ценный ресурс. Интересный научный эксперимент. Они дали мне знания, дали мне возможности. А я? Я возомнил себя гением. Неуязвимым. Аналитиком. Я думал, что смогу всех переиграть.

Но что в итоге? Сто шестьдесят пять поражений. Сто шестьдесят пять смертей. Симулятор, созданный из моего собственного страха, играл со мной, как с котенком. Он показал мне мое истинное место. Место в грязи.

Вся моя броня, вся моя холодная расчетливость, вся моя уверенность в себе — все это было лишь маской, скрывающей все того же напуганного, сломленного мальчика. Один точный удар — и маска разлетелась вдребезги.

Сердце забилось с бешеной скоростью, ударяя по ребрам, как пойманная птица. Дыхание перехватило. Я пытался вдохнуть, но не мог. Воздуха не хватало. Стены комнаты, казалось, начали сходиться, давить на меня. Холодный пот выступил на лбу.

Я сжался в клубок на полу. И слезы, которые я сдерживал так долго, хлынули с новой силой. Это были не слезы ярости. Это были слезы бессилия. Тихое, унизительное, детское хныканье. Я плакал не о родителях. Я плакал о себе. О своей ничтожности.

Мотивация? Месть? Какие глупые, высокие слова. Какая месть? Как я могу отомстить такому, как Хакон, если я не могу победить даже его тень? Как я могу защитить кого-то, если я не могу защитить даже собственную душу от отчаяния?

Все было бессмысленно. Вся моя борьба. Вся моя сила. Все мои знания. Все это — лишь пыль.

Я не знаю, сколько я так лежал. Время потеряло свой смысл. Я не хотел двигаться. Я не хотел думать. Я хотел просто исчезнуть. Раствориться. Вернуться в ту пустоту, из которой я пришел.

Комната медленно наполнялась серым предрассветным светом.

Мои рыдания стихли, сменившись глубокими, судорожными вздохами. Боль не ушла. Она просто… затаилась.

«Зачем? — прошелестела в голове последняя, слабая мысль. — Зачем все это? Ради мести? А что потом? Снова пустота?»

Я посмотрел на свои дрожащие руки.«Я даже не могу его победить. Я не могу ничего. Я просто… сломан».

Солнце вставало, заливая комнату золотым светом. А я лежал на полу, разбитый, опустошенный, проигравший свою самую главную битву. Я не встал, чтобы начать свою утреннюю тренировку. Я не составил новый план.

Я просто лежал. И впервые за всю свою вторую жизнь я не знал, что делать дальше.