Я клянусь тебе в вечной ненависти

Глава 9. Нечаянные признания

На следующий день до обеда я почти не выходила из комнаты. Нет, я не боялась, что лорд Арланд изменит свое решение. Просто не хотелось расхаживать по дому и ловить на себе недоуменные и пытливые взгляды слуг, пока их хозяева готовились к выходу в свет. Любопытство подхлестывало хоть одним глазком взглянуть на лорда Арланда и леди Цицерию, полюбоваться на них перед отъездом.

Не решившись спуститься в холл, я прилипла к оконному стеклу в своей спальне. Там внизу, у центрального входа, блестел черной крышей ренмобиль лорда- попечителя. Не сводя с него глаз, я ждала появления Ангэлеров. Конечно, глупо было рассчитывать что-то разглядеть с такого угла: тротуар рядом с домом почти не был виден. Мелькнувшие юбки пожилой леди, когда она протискивалась в придерживаемую лакеем дверцу, — вот и всё, что удалось увидеть. Зато лорд Арланд в элегантном темном костюме предстал во всей красе, пока обходил ренмобиль, чтобы занять место возницы.

Мой восхищенный вздох застыл на холодном стекле полупрозрачной дымкой, и я непроизвольно обвела ее пальцем, нарисовав сердечко. В этот момент некромонг поднял голову и прицельно посмотрел в сторону моего окна. Наши взгляды практически встретились и… я отпала от оконной рамы, как перезревший фрукт от ветки.

Ой, неловко получилось… Заметил меня лорд или нет?..

Впрочем, долго терзаться сомнениями времени не было. Ведь я и сама готовилась уйти из дома вслед за Ангэлерами. План созрел накануне вечером: посетить наш фамильный особняк. Именно на бульвар Клермон я и направилась, выйдя на Лустгартен погожим апрельским днем. Солнышко ласково светило, покрывая теплыми поцелуями лица гулявших по аккуратным аллеям аристократов, сплошь отличавшихся благородной бледностью. Птицы весело щебетали в дымчатых кронах деревьев, наполняя солидный Прегель суетой и подлинной жизнью.

Я вдохнула полной грудью прохладный, свежий воздух. Как же хорошо!

Всю дорогу до бульвара Клермон беззаботная улыбка не покидала моего лица. Редкие прохожие отвечали вежливыми кивками головы, очевидно принимая мое хорошее настроение на свой счет и силясь вспомнить, где мы могли встречаться. Меня забавляла и смешила эта смесь растерянности и любопытства на встречных лицах. Но стоило поравняться со старым домом, как веселиться разом расхотелось.

Что-то холодное и угрюмое растекалось в весеннем воздухе вокруг сероватого пустующего здания. Я неторопливо шла вдоль забора, который очевидно недавно покрасили, потому как выглядел он лучше, чем спрятавшийся за ним дом. Ближайшие к ограде кусты еще были подстрижены, а вот дальше ощущался характерный налет неухоженности. В высокой траве газона то тут то там виднелись кучки прошлогодней осенней листвы. Клумбы, когда-то пестревшие первоцветами, заросли сорняками. Неудивительно, за двенадцать лет любые декоративные цветы выродятся без соответствующего ухода.

Сам особняк Дюбар казался полинявшей копией себя в лучшие годы. В детстве мне нравился наш дом: модный, монументальный, с богато украшенным фасадом. А теперь он напоминал скорее проигравшегося картежника, нацепившего свой лучший костюм, желая выглядеть респектабельно и не замечая, что тот местами протерся и безнадежно устарел.

Из-за забора веяло заброшенностью и болезненными воспоминаниями. Дом осуждающе смотрел на меня глазницами пыльных окон, от чего по спине ползли мурашки. Я пристально смотрела в ответ, силясь проникнуть в загадки прошлого моей семьи, узнать, увидеть… В какой-то момент даже показалось, будто я заметила чье-то лицо в окне второго этажа. И словно призрачный огонек свечи мелькнул в старом кабинете. Ощущение чужого пристального взгляда укололо кожу на щеках, заставив нервно передернуть плечами.

Ерунда, мне показалось! Дом был совершенно безлюден…

Воровато оглядевшись — бульвар был на удивление пустынен, — я подергала калитку в заборе. Ожидаемо заперто. Ржавчина на массивном замке, что висел по ту сторону кованой дверцы, подтверждала, что сюда давно никто не входил. Конечно, я помнила, что с бокового проулка в дом вел запасной проход, которым пользовалась прислуга, но идти и проверять его не было ни малейшего желания. Постояв и повздыхав еще минутку, развернулась и пошла обратно в сторону Лустгартен.

Возвращаться в тишину и пустоту дома Ангэлеров не хотелось. Я отчаянно нуждалась в компании, пусть даже и незнакомых людей. После созерцания заброшенного дома, излучавшего что-то неживое, остро захотелось ощутить всю полноту жизни с ее яркими красками. И я знала одно местечко в Мальбурге, где можно было это запросто сделать!

Выйдя на соседнюю улицу, поймала кэб и велела ехать на Центральную площадь, к конфекциону Эжени. Вот уж где точно никому не грозит остаться в одиночестве!

В магазин готового платья входила, как в храм, с замиранием сердца. Детские воспоминания не сохранили и половины того изобилия и великолепия, что правили бал в Эжени. Первый этаж нынче целиком был отдан под обувной отдел. С удовольствием побродив недолго среди рядов туфелек и сапожков, я направилась к лестнице, ведущей наверх. Разодетые манекены, расставленные вдоль перил, провожали меня застывшими улыбками. Степенные дамы, спускавшиеся по ступеням в сопровождении нагруженных свертками служек, поглядывали с любопытством.

Атмосфера царила непередаваемая! Нарумяненные продавщицы в фирменных ярко-малиновых платьях деловито сновали среди посетительниц, услужливо улыбались воркующим дамам и нескончаемым хороводом несли в примерочные всё новые и новые наряды. Я наблюдала за этим нешуточным переполохом и чувствовала, как на душе становилось легко и весело, словно глотнула игристого вина. Пожалуй, только сейчас по-настоящему поняла, за что Виктория так любила походы за покупками в Эжени.

Одно из платьев привлекло мое внимание. Узорчатый темно-фиолетовый шелк с пышными рукавами и манишкой из белого гипюра. На пьедестале рядом стояли шелковые ботиночки в цвет наряда.

— Мадемуазель желает примерить? — В мгновение ока рядом возникла высокая и худая девушка в форменной одежде. — Этот комплект из новой весенней коллекции, представлен у нас в единственном экземпляре.

Я смотрела на мерцавший в огнях Эжени шелк и не могла сказать «нет». Признаться, в конфекцион я зашла больше из любопытства, чем с намерением что-то купить, но… Это была любовь с первого взгляда! Неуверенно кивнула и не успела моргнуть и глазом, как оказалась в просторной примерочной с зеркалом во всю стену. Прислужница со сноровкой опытной камеристки извлекла меня из бархатного платья и переодела в новый наряд.

Как же он был хорош! Такой ни у кого язык не повернется назвать убогим…

Оставив меня любоваться своим отражением, продавщица ненадолго исчезла и вернулась с элегантной шляпкой, украшенной шелковыми фиалками. Идеально подходящей под костюм! Девушка отступила ко входу и, сложив в умилении ладони на груди, рассматривала меня с нескрываемым восхищением.

Беру!

Под такое красивое платье сразу захотелось купить новое нижнее белье. Поймав себя на этой мысли, нахмурилась, вынужденная признать, что всё-таки глупая болтовня прислуги запала мне в душу куда сильнее, чем я того желала.

А ну и пусть! В конце концов, шанс сделать покупки в Эжени выпадает не каждый день, так что буду его использовать себе во благо. Вернусь с каникул с чудесными обновками — представляю, что скажут девочки!

Выпорхнув из примерочной, я поднялась на самый верхний этаж, где по словам моей помощницы располагался бельевой отдел. Этот женский рай утопал в кружевах и кисее. Закованные в корсеты, как в броню, манекены обступили меня со всех сторон. Решив не блуждать среди этого бельевого воинства, я тут же направилась к миниатюрной женщине в приметном малиновом платье. Как небольшой ураган, она пролетела между рядами, собрав для меня несколько комплектов исподнего. Когда перед моими глазами развернули невесомый нежно-сиреневый батист, я всерьез заподозрила продавщицу в умении читать мысли и угадывать желания.

— А есть у вас сорочки из оберийского шелка? — спросила неожиданно для самой

себя.

Служительница Эжени на секунду пришла в замешательство.

— Нет, мадемуазель, но могу показать вам пеньюары из тамасского шелка. Их очень хвалят наши покупательницы. — Лукаво улыбнувшись, женщина добавила быстрым шепотом: — Оберийский шелк разве что в бутике Луазье можно купить, но под заказ и втридорога. Оно того не стоит, мадемуазель, уж поверьте! Мужчины ни в жизнь тамасский шелк от оберийского не отличат. Большинство из них предпочитают шелка побыстрее снимать, а не рассматривать…

К таким откровениям я оказалась не готова и залилась обильным румянцем. Просто из любознательности же спросила… Демонстрировать свое белье мужчинам в ближайшее время я не планировала. Даже таким притягательным, как лорд Арланд…

Ох, Эла, и думать в этом направлении не смей!

Быстро выписав чек, я попрощалась с говорливой продавщицей и попросила доставить заказ домой лично в руки. Не хочу, чтобы кто-нибудь из служанок Ангэлеров опять сунул свой любопытный нос в мои пакеты.

Из конфекциона вышла довольная и немного уставшая. Раздумывая над тем, не зайти ли куда-нибудь перекусить, я обвела глазами Центральную площадь.

Небывалое скопление людей у входа в Королевский парк привлекло мое внимание. Там, на высоких помостах, показывали что-то интересное, и пестрая толпа горожан периодически взрывалась громкими аплодисментами. Ведомая острым любопытством, я подошла ближе.

— Какая приятная встреча! — неожиданно раздался над ухом смутно знакомый голос.

Я обернулась и с неподдельным удивлением уставилась на говорившего. Совершенно не помнила его имени, а вот лицо мне было определенно знакомо.

Смуглый кадет, с которым я танцевала на Весеннем балу, смотрел на меня карими глазами и широко улыбался. По правде говоря, я совсем не разделяла его радости от встречи.

— И вам доброго дня, — откликнулась умеренно-приветливо и отступила от юноши на шаг, что на переполненной людьми площади было не так-то просто.

— Альберт… Меня зовут Альберт Ниц, — повторно представился кадет, очевидно осознав, что я его толком не запомнила. Это открытие его слегка расстроило, но, увы, жажду общения не отбило. — А я вас сразу заметил, Элеонора! Ваша красота затмила всех на этом празднике…

Я натянуто улыбнулась. Сразу вспомнилось, как едва не оказалась погребена под лавиной слащавых комплиментов, нескончаемым потоком сыпавшихся на мою голову во время нашего танца. Как и любая девушка, я любила комплименты, но… Мадам Пийль на уроках изящной словесности установила невероятно высокую планку светской учтивости, и поразить воображение воспитанницы Сен-Грейс теперь было нелегко. Кадет Альберт Ниц пока, увы, поражал лишь своей излишней вольностью при общении с малознакомой девицей.

— Какой сегодня праздник? — поспешно спросила я, желая избежать новой порции хвалебных речей.

— Ну как же — праздник весны! И начало народных гуляний. Сегодня чествуют виноградарей и показывают про них сценки. Я думал, вы как раз пришли посмотреть представления…

Это самое представление шло полным ходом на центральном помосте, но разглядеть что-либо за широкими спинами и пышными перьями шляп было невозможно. На соседней сцене разнорабочие только устанавливали декорации для уличного театра.

— Нет, я просто шла мимо…

— Тогда позвольте я провожу вас до школы, прекрасная Элеонора, — оживился кадет, быстро глянув через плечо.

Я проследила за его взглядом и обнаружила неподалеку от нас двух незнакомых кадетов. Они нетерпеливо переминались с ноги на ногу и что-то обсуждали, по очереди поглядывая на своего приятеля. Перспектива подобного эскорта меня ужаснула.

— Благодарю, в этом нет необходимости! Мне совершенно нечего делать в Сен-Г рейс, у нас каникулы.

Фразу про «совершенно нечего делать» Альберт Ниц воспринял по-своему:

— О, тогда давайте просто погуляем в парке? Или вы предпочли бы посмотреть спектакль?

Ну, конкретно в данный момент, я предпочла бы оказаться подальше от одного навязчивого кадета! Пустота особняка Ангэлеров резко перестала быть удручающей и перешла в разряд весьма желанной. Никогда я не отличалась общительным нравом, что ж тут поделать…

— Мне пора возвращаться домой, — попыталась отказаться я, но не тут-то было.

— Вы же только что подошли! И еще ничего не успели увидеть, — посетовал настойчивый кадет и, подхватив мою руку, водрузил ее на сгиб своего локтя: — Пойдемте поближе, милая Элеонора! Вам понравится представление, местами оно весьма забавное.

Не дожидаясь согласия, юноша потащил меня ближе к сцене, ловко раздвигая локтями столпившийся народ.

Я досадливо поморщилась: некоторые люди настолько непрошибаемы, что иногда проще с ними согласиться, чем от них отвязаться. Посмотрю из вежливости пару сценок и ретируюсь.

Фамильярность кадета раздражала. Мы не настолько хорошо знакомы, чтобы называть друг друга по именам. Он что, не знает элементарных правил вежливости? Или почему-то решил, что со мной им необязательно следовать? Разве я дала повод так думать?.. Да, лорд Ангэлер тоже обращался ко мне по имени, так он предварительно спросил разрешение и получил мое согласие. И мне — чего уж таить — нравился этот доверительный тон между нами, это словесное сближение, намекавшее на более близкие отношения. Даже если этот намек на близость я лишь придумала. А в случае с кадетом подобное сближение казалось неуместным и некомфортным.

Меня довели до самого помоста. Приятели Альберта Ница, как оказалось, последовали за нами и остановились в паре шагов. Рассматривали меня беззастенчиво, с одобрением и толикой зависти, не спеша представляться. Один даже подмигнул — то ли мне, то ли своему удачливому другу. Насколько я знала, в Военной академии учились не только лорды, но и отпрыски совершенно неаристократических фамилий, и судя по отсутствию манер, передо мной были как раз они.

Я отвернулась к сцене и сосредоточила свое внимание на артистах. Представление уличного театра было более приятным для глаз, чем эта любительская пантомима кадетов. Жаль, мы подошли почти к самому концу. Высокий актер с фальшивой бородой громко объявил, что через пару минут нас ждет новое зрелище. С края площади громко возопили зазывалы, предлагая попробовать засахаренные фрукты и теплое вино. Толпа пришла в движение.

Воспользовавшись суетой, я отошла от кадетов и направилась ко второй сцене, где только возводили декорации, видимо, для вечернего спектакля. На высокой раме был натянут холст с изображением бескрайних плодородных полей и сверкающих озер. Двое рабочих передвигали у края громоздкую арочную конструкцию, которая представляла из себя весьма достоверный фасад загородного имения.

Внезапно нога одного из работников провалилась в щель настила и подвернулась. Мужчина вскрикнул от боли и потерял равновесие. Массивная декорация, которую он придерживал, начала заваливаться на бок, грозясь рухнуть со сцены.

Как раз туда, где стояла я…

Один из рабочих еще пытался что-то сделать: безрезультатно тянул конструкцию на себя, в то время как второй, пострадавший, лишь смотрел на рушащийся декор широко распахнутыми от ужаса глазами.

Меня парализовал страх. Вид окровавленной щиколотки рабочего и неотвратимо приближающегося фасада буквально приковал к месту. В голове молнией мерцала мысль, что нужно отскочить от помоста, а следом за ней другая — что я не успеваю это сделать! Тяжеловесная декорация наклонялась всё ближе, сердце всё больнее билось о ребра, предчувствуя скорую боль. Как вдруг правая балка конструкции просела, словно разрушилась за долю секунды, рассыпавшись прахом, и траектория падения изменилась.

Заденет меня или нет?!

Узнать это не довелось. В следующее мгновение мой локоть грубо сжали и резко дернули назад. Я охнула и, потеряв равновесие, стала падать. Неловко взмахнула руками, готовясь к болезненному столкновению с землей, но вместо земли оказалась нос к носу с… лордом-попечителем.

— Ой! — пикнула невольно, врезавшись в каменную грудь, к которой меня тут же прижали так сильно, что едва могла дышать.

Ангэлер медленно опустил голову и посмотрел на меня в упор. Очень недобро.

Позади с грохотом упала декорация. Кто-то взвизгнул, кто-то выругался — поднялась суматоха и гомон. А я, как зачарованная, смотрела в глаза лорда Арланда. Они были похожи на темные провалы: черный зрачок расширился, перекрыв почти всю радужку и оставив лишь тонкую, едва заметную каемку синевы. И вроде бы я твердо стояла на ногах, а ощущение было такое, будто падаю-падаю, проваливаюсь в бездонную тьму…

— Элеонора!

Я вздрогнула от громкого окрика и оглянулась. Это кадет Ниц запоздало кинулся ко мне, но сделав пару шагов, замедлился и остановился, словно увяз в зыбучих песках.

Лорд Ангэлер коротко взглянул в его сторону и еще больше помрачнел.

— Уходим, — сухо обронил он. В голосе явственно звучало раздражение и что-то еще, что мне не удавалось определить. — Сами идти сможете или вас понести?

Прислушавшись к своим ощущениям, я осознала, что вроде как ничего нигде не болит. Даже дыхание уже почти выровнялось, хотя близость Ангэлера этому и не способствовала. Однако перспектива быть унесенной на руках казалась весьма заманчивой. Я даже всерьез ее обдумывала пару секунд. Это же так романтично! Красавец-мужчина проносит испуганную деву сквозь толпу, а она стыдливо прячет лицо на его груди. Вот только вид у некромонга был слишком уж недовольный и неромантичный. С таким настроем меня скорее перекинут через плечо, как мешок с репой, и вынесут с площади отнюдь не румяным лицом вперед…

Ой нет! Лучше я сама, ножками-ножками…

— Смогу, — кивнула уверенно и тут же, вопреки словам, оступилась.

Не слишком любезно подхватив меня под локоток, лорд Арланд двинулся прочь от злосчастного помоста. Ему даже не пришлось работать локтями, пробивая нам путь сквозь напиравшую толпу, устремившуюся к месту происшествия. Люди сами отступали, едва ли не шарахались в стороны.

— Ой! — Я снова споткнулась. И тут же ощутила, как мужская рука беззастенчиво обвила мою талию, придерживая и вынуждая идти быстрее.

— Вам потребуется чуть больше красноречия, чтобы объяснить, что тут произошло, — процедил Ангэлер.

Я взглянула в его лицо, напоминавшее ледяную маску, и отчетливо поняла: лорд-попечитель сердится!

На меня?..

Но за что?! И каких именно объяснений он ждет?..

Почти бегом мы добрались до оставленного в начале Тонон-ле-Бер ренмобиля. Меня усадили на переднее сиденье и внимательно осмотрели, желая убедиться, что на мне ни царапины. Такая забота была приятна, вот только мужской взгляд при этом был такой колючий и холодный, что хотелось обнять себя за плечи, закрываясь от него. Так же молча некромонг сел на руль и привел ренмобиль в движение.

Тишина в салоне давила на нервы. А они у меня и без того пострадали… Шок от произошедшего немного отступил, и в теле появилась неприятная дрожь. Перед мысленным взором, как безумная карусель, закружились страшные картинки.

— Спасибо, что спасли меня, — нарушила я тягостное молчание. — Но как вы оказались на площади, милорд?

— Внепланово, — буркнул лорд Арлана. Немного помолчав, всё же пояснил: — Уехал с приема чуть раньше, сославшись на срочные дела, и оставил леди Цицерию наслаждаться гостеприимством Мортимеров. Собственно, на встречу с нужным…хм… человеком я и направлялся, когда, проезжая мимо площади, заметил знакомое синее платье. Вы очень целенаправленно куда-то шли. Я уже доехал до конца площади в поисках места для остановки, когда увидел, что было предметом вашего интереса. А точнее — кто!

После финальной фразы Ангэлера я даже перестала рефлексировать на тему едва не случившегося со мной несчастья. Что это сейчас было? Ревность?!

С трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться вслух. Почудится же такое с перепугу!

— Пока я там в гостях веду скучные беседы, отдуваясь за нас обоих, — продолжил тем временем лорд-попечитель, — вы ходите на тайные свидания с каким-то кадетом!

Некромонг попытался скрыть досаду за улыбкой, но та вышла фальшивой и кривой. В его глазах читался явный упрек.

— Это не было тайным свиданием! Альберта Ница я встретила совершенно случайно…

— Ах, Альберта Ница… совершенно случайно… Значит, с Оливией Мортимер вы недостаточно дружны, чтобы проводить вместе время, а Альберт Ниц — вполне для этого годится, так?

Не знаю, как выглядит сцена ревности — не доводилось в ней участвовать, — но наш разговор сильно ее напоминал. Если бы не одно «но»: лорд Арланд совсем не подходил на роль ревнивца. А ревновать меня к несчастному кадету так и вовсе бессмысленно. Но сказать это я не решалась, боясь выставить себя наивной глупышкой. У недовольства лорда-попечителя, скорее всего, иная природа, никак не связанная с ревностью: если бы я пострадала, ему бы пришлось объясняться с директором и возможно даже опекунами. Кому такая перспектива понравится?..

Но с другой стороны, разве виновата я в случившемся? Не по моей же просьбе та дурацкая конструкция решила упасть! Почему мне приходится оправдываться?

Именно эти доводы, только в более мягких выражениях, я и озвучила робко, на что услышала категоричное:

— Ничего бы не произошло, если бы вы не отправились гулять в одиночку. Точнее в сомнительной компании. Могли бы дождаться моего возвращения!

— Но я же не знала! Думала, вы у Мортимеров до самого вечера пробудете…

— Поэтому решили улизнуть из дома, воспользовавшись случаем?

— Да! Именно так! — Мое хрупкое душевное равновесие разлетелось вдребезги, похлеще театральной декорации, щедро плеснув в невыносимого лорда возмущением

и обидой. — Решила использовать свой шанс погулять по городу. Ведь он представился мне впервые за двенадцать лет!

Ангэлер насупился и замолчал, стиснув руль до побелевших костяшек.

Снова в салоне воцарилось безмолвие. Только утробное рычание ренмобиля нарушало тягостную тишину. За окном проплывали залитые солнцем фасады домов, горожане, нарядные и не очень, спешили по своим делам. Мой поход в Эжени с веселой и суетной примеркой нарядов казался бесконечно далеким, как будто с того момента уже год прошел. Приподнятое настроение рассеялось без следа…

Я кусала губы, тайком поглядывая на сосредоточенное мужское лицо, и ругала себя за несдержанность, граничащую с грубостью. За свое поведение сделалось стыдно, а на душе — муторно… Я уже открыла было рот, чтобы извиниться, но лорд-попечитель меня опередил.

— Простите, Элеонора. — Голос его звучал мягче и глуше. — Я не хотел вас попрекать прогулкой. Наш дом не тюрьма, и вы можете гулять, когда вам захочется. Просто будьте осмотрительнее. Сегодня вы едва не погибли… Мне невыносима сама мысль, что с вами может случиться несчастье, как с вашей…

Лорд Ангэлер оборвал себя на полуслове, но я поняла, что он хотел сказать. Невысказанная мысль на миг словно повисла в воздухе, а потом ударила наотмашь. Меня накрыло осознанием едва не случившейся беды. Остро, болезненно! Мама погибла под рухнувшими перекрытиями этажей, а считанные минуты назад я едва не была погребена под упавшей декорацией. Представила себя лежащей на брусчатке, бездыханной, с раздробленной грудиной, и от этого видения мороз побежал по коже, а внутренности сжались. Жутко осознавать, что семейная трагедия могла повториться, оборвав мою жизнь… Вот так просто и внезапно…

Сдержав постыдный всхлип, я закрыла лицо руками. Смотреть на произошедшее с такого ракурса было тяжело. Это бередило старые воспоминания, будило суеверия и страхи… Зачем я ходила глазеть на наш старый дом?.. И вот ведь удивительно: почти сразу после визита домой со мной случилась беда… Будто нить семейного проклятья через годы протянулась от него ко мне…

Боже, что за бредовые мысли лезут в голову!..

Тут я почувствовала, что сиденье рядом прогнулось. Лорд Ангэлер пересел ближе и, обхватив мои запястья, аккуратно убрал ладони от лица. Ренмобиль стоял в тихом сквере на незнакомой улице. Поглощенная переживаниями, я и не заметила, как мы здесь оказались.

— Испугались? — участливо спросил некромонг, не торопясь отпускать меня.

Кивнула в ответ, чувствуя, как вместо отступающего страха зарождается

смущение. А еще странное томление и иррациональная надежда, которым вообще не место рядом с этим мужчиной. Мягко высвободила руки и, скрывая неловкость, принялась разглаживать несуществующие складки на юбке.

— С вами ничего не случится, Эла… Обещаю, — прошептал лорд Арланд, и от этого хриплого шепота стало нечем дышать.

— Вы даете невыполнимые обещания, милорд. — И откуда только взялась во мне смелость посмотреть ему в глаза? Снова синие, без пугающей черноты…

— Почему же?

— Чтобы их исполнить, придется всё время быть рядом…

— А кто сказал, что я не собираюсь? — подавшись вперед, проговорил лорд-попечитель. Почти мне в губы, так, что я невольно разомкнула их и наше дыхание смешалось. Один гулкий удар сердца, и его губы накрыли мои. Резко, нетерпеливо. Мужская рука властно легла на затылок, не позволяя отстраниться.

Как будто я могла!

Внутри меня взорвался целый фейерверк эмоций, который разом поглотил все мысли и желания, заставляя забыть где я и кто… В ушах зашумело, по телу волнами разошлась приятная дрожь, голова закружилась… Пальцы впились в мужские плечи, и лишь где-то на краю сознания красным огоньком замерцало понимание, что, вопреки всем приличиям, отвечаю на поцелуй. Страстно и самозабвенно!

Осмыслить это не было ни малейшего шанса… С каждым прикосновением губ, языка Арланда я проваливалась в омут наслаждения, где само понятие благопристойности рассыпалось пылью. И, кажется, падала в эту бездну я не одна… Глухо застонав, Ангэлер обвил мою талию рукой, зажав между сидением и своим телом, продолжая целовать так жадно, так умело, что не было сил даже вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы очнуться от наваждения и осознать происходящее.

Я потеряла счет времени и даже под пытками не смогла бы сказать, длился этот поцелуй минуту или час. Даже когда лорд Арланд с трудом оторвался от меня, пробубнил что-то про «возвращаться домой» и вырулил на Лустгартен — даже тогда меня не покидало чувство, что все происходит не со мной…

В холл особняка Ангэлеров входила с трепетом. Поцелуй еще горел на губах, щеки заливал румянец, и казалось, что любой взглянувший на меня сразу поймет, что я делала совсем недавно. Лорд-попечитель, напротив, был немного бледен и бросал на меня нечитаемые взгляды, от которых по телу бежали мурашки. Я не знала, как вести себя с ним после случившегося, что говорить… Нас неминуемо ждало объяснение, и я боялась его до дрожи в коленях.

Спасение пришло неожиданно — от притаившегося на козетке у дверей посыльного из Эжени, доставившего покупки. Мальчишка ждал моего возвращения, чтобы вручить коробки лично в руки, как было наказано. Сунув ему пару медяшек, я забрала обновки и малодушно сбежала к себе в комнату.

Оставшиеся до возвращения в школу дни пролетели незаметно. Серьезного разговора, которого опасалась, так и не последовало. Успокоившись, я осознала, что зря себя на эту тему накручивала. Ну, какие объяснения, в самом деле?.. Не будет же лорд Ангэлер оправдываться передо мной? Или тем более извиняться? А уж ждать предложения руки и сердца после единственного поцелуя было бы с моей стороны крайне наивно…

Я и не ждала. Нет, себе можно не врать: хотела, очень хотела, дивясь собственной поспешности, но особо не рассчитывала… Всё же лорд Арланд не восторженный юноша, склонный к скоропалительным решениям и романтическим безумствам. Но что-то в его глазах, когда он смотрел на меня там на площади, а потом в ренмобиле и по прибытии в особняк, позволяло надеяться, верить… Самое удивительное — меня совершенно не мучило чувство стыда. Не было ни малейших сожалений. Да что уж там! Я бы с удовольствием повторила наш поцелуй, чтобы снова испытать это неописуемое чувство полета, так похожее на падение… Но шанса больше

не представилось.

Лорд-попечитель был очень занят и частенько уезжал из дома. В один из дней, со слов Ларса, его даже вызывали во дворец, откуда он вернулся задумчивым и немного расстроенным. Мне хотелось разгладить пальцами суровую морщинку между его бровей, стерев эту печать невеселых мыслей, но я не решилась даже спросить о причинах его задумчивости. С того памятного поцелуя между нами ничего не изменилось. И в то же время изменилось многое… Лорд Арланд стал вдвойне обходительным и заботливым, стремился провести в моем обществе каждую свободную минуту, словно слышал ход иллюзорных часов, отсчитывавших мгновения до моего отъезда. Но при этом не позволял себе никаких вольностей. Его поведение сделалось едва ли не более галантным, чем в начале нашего знакомства. Никаких провокаций и неприличных намеков, как тогда в библиотеке! Следящий за мной взгляд темно-синих глаз по-прежнему был жарким, но не вызывающим и плотоядным, а скорее ласкающим и присваивающим. От него внутри всё трепетало и пело.

Окончательно были выброшены из головы непристойные намеки Кристы. Теперь я была уверена, что лорд Арланд не воспринимал меня как девицу для утех. В противном случае он непременно воспользовался бы ситуацией. Ведь в ренмобиле я позволила ему неприлично многое… И он явно потребовал бы большее, будь его желания столь низменны и неблагородны. Но ведь это не так! Вот только ответить себе, в каком качестве тогда воспринимает меня Ангэлер я не могла… Его обходительность последних дней могла быть ничем иным, как попыткой сгладить впечатление от той минутной слабости, что была вызвана переизбытком эмоций после происшествия… Однако мне претило думать о нашем поцелуе в таком ключе… Умом я понимала, что влюбленность некромонга в меня сродни чуду, но сердце упорно желало верить в сказку.