Я люблю тьму [СИ]

Глава XXIII Чёрные глаза

Детская площадка — это, конечно, хорошо. Даже почти совсем замечательно. Подумаешь, что не светят в такой «школе» парты, а вместо стула — скамейка без спинки! Реально, подумаешь. И всё — таки как-то не получалось думать про ёжиков или ещё чего нейтральное, когда внутренний голос шепчет: не соврал Светозар, с ведьмами и впрямь туговато. И с бюджетом у ведьм-тоже. Во всяком случае, его уж точно меньше, чем у мелких фирмачей или тех же свидетелей Иеговы: нет бы для обучения зал какой снять, да хоть подвал заброшки переоборудовать! Колдуны и колдуньи, они ж всё могут. Почему б денег себе не сколдовать?

— Ой, молодка ты ишшо, зелень! — Маланья от избытка чувств плюхнулась на качели и принялась раскачиваться туда — сюда. — Разве ж надо денег, для счастья-то? Молодость, вона, на них не купишь.

Так, Вика, хватит уже бухтеть! Такое чувство, будто не бабуське со смешной фамилией, а мне скоро восемьдесят стукнет. То ли погода виновата, то ли Биссектриса, гадюка такая, настроение испортила, а радоваться не получалось. Вот не получалось — и всё тут.

— Ух, хорошая какая девочка! — подвижное лицо старухи расплылось в широченной улыбке. — Слухай, родненькая: колдуны, ведьмы — они разные бывают. Кто-то слабые совсем или недоученные: кукуют, а знать не знают, что сила в них сидит. Такие как люди совсем, изредка токмо сотворят чего — и усё, кончилися танцы! Кто-то посильнее чутка, вот как я: у тех долголетие, силы всякие…

Кап — кап! Ё-мое! Теперь ещё и дождь пошёл. Маланья фыркнула и отмахнулась от мелких капель — пошли, противные! И как-то странно получилось: вроде дождь-то идёт, а ни на неё, ни на меня ни капельки не проливается.

— … А бывают совсем великие, такие, что на дело живота не пожалели. И силы у них — немерено, через край прямо. Такие веками живут, не стареют вовсе; имена токмо меняют. Порою скажут — я из известной династии, маменька моя — та самая ведьма, а на самом-то деле колдунья та же, просто смущать людей не хочет. Или прячется.

Так у Маланьи вышло это «прячется», даже передёрнуло всю.

— От кого прячется-то?

— От других, злые которые, отродьев сатанинских привечающие. Дрём-то видала? Они кошмарами народ терзают. Во сне так — раз! — сердце не выдержит, да не проснётся кто. Вот такую-то душонку они себе прибирают, и относят, значится, хозяину своему.

Спине холодно. Что это? Дождь, зараза! А, нет, всего лишь толпы мурашек. Да какие толпы! Костян со вшами — это, конечно, весело. Вот только те твари, таящиеся в темноте, только странные надписи на экране ноута… Не подойду к ноутбуку больше! Вообще. Мне и в реальности сейчас неплохо.

— К Сатане?

— Эх, родненькая! — Маланья рассмеялась и подпрыгнула — ну точно моя ровесница, а не старуха вовсе! — Будет тебе Сатана сам по земле шастать! У него прислужников полно. Вот они-то, колдуны тёмные, и есть самые страшные враги. От них и не защитишься толком; дрёмы-то, и прочие — так, мелочёвка. Заговорчик — другой — и нету!

Ничего себе новости! Да мне дрёмы за глаза хватило, чтоб до визга перепугаться, а они ещё и «мелочёвка»? Кто ж там у них в начальниках? Воображение мигом нарисовало типичного такого чёрта с рогами. И почему-то в деловом костюме.

— Чегой-то, родненькая, побледнела? Тебе волноваться нечего! Молодёжь они не убивают.

Не убивают? Новость вроде хорошая. Правда, интересно, где подвох. Ну не может же быть вообще без подвоха!

— Молодёжь к себе сманивают. Запугают сначала, а потом пряником перед носом помашут — и усё! Нас потому и мало — не научены врать. А эти… тьфу на них! — Маланья сморщилась и плюнула в ближайшую урну. Затем беспокойно зашевелилась, поёрзала на качелях и резко сменила тему:

— Книга с заговорами в доме есть какая?

Ага, конечно. Вот прям по пятьдесят штук на каждой полке.

— Бабушка в это не верит…

— И плохо, что не верит! Серая она, бабка твоя, дутая. Такие неопасные вроде — живут себе, копошатся, делают чегой-то, стремятся… И ни в добро, ни в зло не верят, всё больше в ерунду какую-то — деньги им, удовольствия, славу…

Так, Вика, спокойно, не красней. Ай, блин. Не получается. Маланья, впрочем, увлеклась тирадой и попыток провалиться сквозь землю не заметила.

— … Вот живёт такой, серенький, и ни добра от него, ни зла! Что был, что не было. Таким-то быть и страшно! Колдунья, ежели середины держаться будет, силы все растеряет, и будет вам вместо ведьмы мерчендайзер, менеджер или вовсе «Свободная касса!». Добрая ты? Значится, гони поганой метлой мелочь всякую, учись на ней, сильнее становись, а там, глядишь, до верхушки доберёшься… на, держи!

Порывшись под шалью, Маланья извлекла на свет книжку. Хм. А мне-то казалось, учебник по магии должен выглядеть как-то более… внушительно. И уж точно не быть одной из этих эзотерических книжонок, какими завалены прилавки книжных комиссионок. Обложка яркая, а в углу пятно от чая. Так и написано «Учебник белой магии. Заговоры».

— Да ты ерунду-то всякую не читай! — старушка щёлкнула меня по носу — не сильно, но хватило, чтоб приняться тереть переносицу. — А меня слушай. В магии, значит, неважно, что ты говоришь. Важно, что думаешь, чего от сердца идёт и какие силы зовёшь. Они ж, силы-то, завсегда слышат — хоть ты их с пентаграмой и дохлой курицей в руке зови, хоть просто в лифте кнопки жги. А слова — они любые могут быть, чтоб направить только, помочь… Эти не по нраву — сама поищи или придумай.

Странно: вот вроде бы особо и не говорили ни о чём, а голова заболела, закружилась… Маланья, конечно, сразу заметила: сунула мне в сумку книжку свою и давай туда — сюда мельтешить.

— Всё! Хватит, вижу, с тебя. Ты у себя желание какое найди — неважно, какое, сильное, главное — и попробуй, как ты говоришь, сколдовать. Оно, может, и не исполнится сразу, а ты старайся! Вставай, вставай, нечего рассиживаться. Проводишь бабулю?

— А?

— Проводи, говорю, бабулю с Архангельска до дома! — Маланья в очередной раз подмигнула. Вот не пойму никак, как к ней относиться-то? Как к училке — не выйдет, ведёт себя, будто моя ровесница, а то и младше; как к ровеснице? Так неловко, пожилая всё — таки…

— Да хоть горшком назови, в печку только не ставь, — и улыбается всё, улыбается, так, что щёки лоснятся. Странно даже — сама худая, а щёки-то круглые. — Ведьмы, значит, друг другу помогать должны!

Кто-то оглушительно чихнул. Ай! Нет, только не за мной! Ох. Отлично. Уже за силы тьмы принимаю кого попало. Нет, они, конечно, маскируются, наверное, да и вообще умные, вот только алкаша дядю Сашу с соседнего двора явно послали сюда не тёмные силы. Стоит, глаза вылупил, икает аж. На Маланью посмотрел, на меня — и умотал, да как быстро почесал! Пятки только сверкают.

— А нам разве это… скрываться не надо? — н-да, не похожи реальные колдуньи на ведьм из книжек. Наверное, Маланья в молодости красивая была, раз до сих пор несерьёзная такая, с ветром в голове. Ой, она же мысли читает! Старушка озорно сощурилась и схватила меня под руку:

— Чего скрываться-то? Народ сейчас такой — хоть слона через игольное ушко при них пропусти, всё будут думать — фокус! А дядь Саше твоему так точно не поверит никто. Скажут — до белочки допился. Да ты к своему дому иди, к своему! Мне Светозар обещал — пожить пустит. А бабушке твоей не скажем, ладушки?.. Я тихонькая, меня и не заметят!

Тихонькая-то тихонькая, а тараторит без умолку. Вот уже два дома прошли, а всё говорит, говорит, уже толком-то и неясно, что именно; наверное, все бабуськи так умеют. Голова с неё кругом! Туда — сюда, сюда — туда…

Улицу огласил визгливый гудок. А потом я повернулась и увидела мощный грузовик, едущий прямо на нас.

Оно, конечно, удивительно, о скольком успеваешь подумать, пока тебя в лепёшку не раздавило. Например, замечаешь: нет никого за рулём, само едет. А ещё думаешь — как накроет, на куски порвёт, костей не соберёшь, от асфальта отскребать будут. А ещё — что американские полицейские Кока — Колой кровь с дороги смывают. Никогда не буду больше пить Колу!

Маланья дёрнула меня за руку; обдало ветром, сильным таким, кажется, с ног сшибёт или кожу сдерёт. Многотонная махина просвистела мимо и втемяшилась в витрину. И вот — тут всё разом «включилось» — что мой мозг, что звук. Голова наполнилась звоном разбитого стекла, визгом тормозов, воплями прохожих.

— Ой, чуть не убилися! — простонала Маланья, хватаясь за левый бок. — Ой, беда-то какая… Старая я уже для такого, ой, старая…

Покорёженный металлический каркас, торчащий из полуобвалившейся стены, бетонная крошка в волосах… И пахнет-то ли краской, то ли бензином. А что я? А я сижу на асфальте. И зубами чечётку выбиваю. Ладно стена, ей-то что, починят! А как бы меня сбило?! Да кирдык сразу, гарантировано! Я встану, правда. Не надо мне врача из соседней аптеки. Не надо нашатырки. Встану. Вот только вспомню, что у меня есть ноги — а они на месте, это точно! — и вперёд, домой.

— Родненькая, да что ж с тобой такое? Ну — ка вернулась! — Маланья снова щёлкнула меня по носу — да что ж за привычка такая?! А кроме неё, вокруг люди. Подойдут, посмотрят, да свалят — как же, не состоялась кровавая драма. Вот какая-то тётка причитает, будто её, а не нас с Маланьей, чуть не сбило. Вот водитель — бледный, зелёный почти что — бурчит чего-то там про отказавший ручник. Как в кино картинка — все на своих местах. Вот из магазина выскочил мужичонка в костюме, прям как чёрт, которого я представляла — верещит «Кто ремонт оплатит?!».

А чуть в стороне — парень с абсолютно чёрными глазами.

Шут его знает, почему запомнился. Наверное, потому, что у него в странном спектакле роли не было. Просто стоял и смотрел — внимательно так, даже слишком. А может, глаза странные. Обычно и внимания-то на глаза не обращаешь — есть и есть, две штуки по бокам от переносицы. Куда уж там цвет разглядывать! Глаза всякие бывают, по большей части — мутные: серо — голубые, зелёно — карие… А чёрных я никогда не видела. Имею в виду — настолько чёрных.

— Вика! — ё-моё, по щекам-то бить зачем?! Да в сознании я, в сознании! Будто пощёчины было мало, Маланья встряхнула меня, как дачница — плодоносящую яблоню.

— Чёрные.

— Вика?.. — народ шепчется, кто-то думает — в шоке девочка, кто-то — спятила. А Маланья — ни то, ни другое. Настороженно смотрит, и за плечи слишком сильно сжимает. А где… Странный юноша словно испарился, стоило мне отвести взгляд. Следом вернулась и способность к связной речи, и я гораздо увереннее пояснила — даром, что шёпотом, даром, что хрипло:

— У него были чёрные глаза.