Я люблю тьму [СИ]

Глава XLII Бесючка-колючка

Так получилось, что я толком повернуться к своей квартире не успела, а дверь — нараспашку, чуть по носу не треснула. Магия, скажете? Не, просто баба Света, стоит, лицо красное, губы ниточкой, брови нахмуренные. И трясётся вся, ходуном ходит, как будто, пока меня не было, запихнула себе внутрь целый улей с очень сердитыми пчёлами. — Явилась! Так, ну что на этот раз-то?! Никак, доложили, что я с репетиции смотала? Тоже мне, драма! Ничего, бабуська поорёт и успокоится, всегда так. Вот серьёзно, кто вспомнит хоть день, когда она не брызгала слюной во все стороны, пусть купит себе шоколадную медальку. — Оля-то! Приехала, понимаешь, документы у неё, понимаешь! Всё ей про твои художества расскажу! Я молча стянула куртку. Всегда, кстати, интересно было: почему «художества» вдруг чем-то плохим стали? Бабка молодец, конечно. Визжит себе, но как-то абстрактно. Нет бы хоть намекнуть, какая бесючка на этот раз покусала! Надо будет спросить у Светозара — а вдруг не просто так слово появилось, может, нечисть такая есть? Мелкая, почти незаметная, но с острыми — острыми зубами. И вот болтается такая бесючка на бабушке, может, серёжкой прикидывается, я не знаю. — Виктория, ты меня слушаешь? — и лицо состроила — скорбное — скорбное, прям ни дать ни взять овдовевшая императрица. — Воспитываешь вас, неблагодарных, всё лучшее даёшь, а вы… А это уже что-то новенькое! Нет, в смысле, баба Света и раньше часто заводила шарманку про неблагодарность, светлое будущее для драгоценной внученьки и прочие фальшивые, насквозь слащавые выдумки. Но обычно она это напоказ делает, если смотрит кто, и я даже посмотрела ей за спину: может, в гости кто забрёл, а я не заметила? — Виктория! Где ты была? Так вот в чём дело! Тут уже легче, отбрехаюсь как-нибудь: — Бабуль, приём! У нас же после уроков репетиция была. Может, тебе таблетки какие прикупить? Я слышала, склероз уже лечат! — Не хами! — и губы сжимает в ниточку. Ниточка норовит расползтись на две, но бабка упрямая, всё шлёпает губами и шлёпает. — Репетиция у вас не больше часа, а ты на сколько задержалась, а?! — Понятия не имею, я ж секундомер с собой не таскаю! Точно, бесючка покусала. Вон как хмурится, и дуется, дуется, как красный воздушный шар. Её удар-то не хватит? А что, мало ли. Говорят, если много орать, может в голове что-нибудь лопнуть. Как у телика, если перегрузить, внутри перегорает. — Два часа! Два часа тебя не было! — Ну вот такая долгая репетиция. Ба, у нас обед готов? — сменим тему. Может, притихнет. И тут меня бесцеремонно ухватили за руку и с силой дёрнули. Совсем, что ли, крыша поехала? Я так похожа на плюшевого мишку, которому хоть в глаз шилом тычь, хоть головой об ступеньки?! — Катюша говорила, что ты ушла с репетиции! Где ты шлялась, спрашивается?! — тьфу, ну зачем же в лицо! Как зубы не чисть, а изо рта чем-нибудь, да пахнет. Например, от бабки пахнет Руськой: жирный ком любит косметикой травиться, всё время бабе Свете лицо лижет. Фу, блин, как будто она сама этим кошачьим кормом обжирается! Вдохновенный бредогенератор заработал, однако, на полную катушку. — А Катюша тебе не говорила, что я со Стеллой ушла? Которая Каленова, из сериалов. Говорит, им девочка в сериал нужна, типа меня! Получи, фашист, гранату! Что ручку-то разжала? Совестно стало, что просто так на хорошую внучку бочку покатила? Ага, конечно, усовестится бабка! Она скорее с покерфэйсом живого червяка сжуёт, чем признает, что накосячила. Вон, сама не знает, куда деться, глаза туда — сюда, туда — сюда, как будто они на пружинке и пружинка сломалась, прямо не держит. — Виктория, я уже не раз говорила, что хочу тебе только добра… Я с трудом удержалась, чтобы глаза не закатить. Снова — здорово! Мы с бабкой будто в карты играем, в дурака подкидного. Она бросает претензию — я крою; не найдётся, чем крыть — будут и вопли, и валокордин в чашке, и патетические взгляды типа в небо, на деле — в потолок. А где-то за спиной растёт, растёт «бита» — покрытые претензии. — Я слышала, будто ты нашла себе… молодого человека. Я думаю, ты сама понимаешь, что приличные девочки в твоём возрасте должны думать об учёбе, а не… — Славненько! — в ладоши ещё хлопну, чтоб точно бабка замолчала. — Может, Катеньке своей драгоценной про это расскажешь? А то она себе Кирюшеньку какого-то откопала, поэта! Точно какой-нибудь литературный неликвид, раз к школьницам лезет. Как в игре, обычной карточной игре, только теперь дурак переводной: переводим, переводим стрелки. Но драгоценная Светлана Николаевна нахмурилась и отчеканила: — Мы о тебе, между прочим, говорим, а не о Кате! Нечестная игра! Нельзя по ходу правила менять. — Не о Кате? Окей, всенепременно вспомню, когда будешь мне мозги полоскать на тему «Вот у Катеньки хорошие оценки, Катенька в юбочках ходит, Катенька книжечки про любовь читает, а ты, чучундра эдакая…» — Ты мне зубы-то не заговаривай! — у бабки, видно, не только в глазах пружинка сломалась, но и предохранители сгорели. — Ты! И с кем — с квартирантом! Не стыдно, проститутка малолетняя?! Любовь, видите ли, а школу побоку! И матери твоей, и Алёше расскажу, пусть полюбуются, какая шалава растёт! — Интересное кино! — тут уже новые правила — кто громче заорёт, того и слышно лучше. — То есть, как я добьюсь чего, так сразу «Ох, я так старалась, воспитывала, ночей не спала», чтоб все вокруг тебя кудахтали, а как чего неудобное получилось, так сразу само выросло?! Нетушки, давай уж в комплексе! Подскажу, повторяй за мной: я вырастила шалаву и проститутку! Давай, чего молчишь, ты… Меня шлёпнули по губам — не больно, но обидно. Так собаку бьют по носу газетой, если нагадила; людей так нельзя. Разговаривать надо уметь! Ладно, раз она со мной, как с собакой, то и я по — собачьи буду. И я вцепилась в ладонь, снова занесённую, зубами, со всей силы. Жалко только, что прокусить насквозь не получится, а так хочется: она ж жёсткая, ладонь-то, там костей полно! А может, и смогу: я в детском саду, говорят, куриные кости только так грызла, нянечки ещё жаловались родителям, думали, ребёнка дома не кормят. Сразу — тишина; бабуська только глаза вытаращила, да так и стоит рядом, руку поджала, другой прикрыла. А всё равно видно — отпечаток от зубов, ровненький такой. И как я не заметила? У меня раньше зубы слегка криво росли, а сейчас, получается, один к одному? Ура! Да здравствует магия! Тут входная дверь открылась, и в комнату ввалился Алёшка, счастливый и слегка щетинистый: сложно, наверное, к постоянному бритью привыкнуть, если много лет бородатый ходил. Ввалился — и так, с порога, завёл: — У кого новости хорошие? У меня! Слыхали, есть такая передача, «Ваши хорошие новости»? Они сюжеты снимают про всякое разное, шоб без грязи — детсад где построили, ребёнка родили… Они, значит, про меня снять хотят! Десять лет, говорят, дома не был, и тут — вернулся! Прослышали откуда-то. Я‑то что, я до внимания не охоч, но денег дать обещали, а я ж обузой висеть не хочу! Тут он оглядел пейзаж: раскрасневшаяся, растрёпанная я, бабка руку придерживает, будто та отваливается. — А чего это у вас? — простодушно, наивно так, улыбаться даже не перестал. Ну — ка, ваш ход, бабуля! Давайте, ругайтесь, что ж вы, братцы, приуныли? Баба Света помолчала пару секунду, а потом руку за спину спрятала и говорит, а голос дрожит, как до того губы: — У нас тоже радость, Алёшенька: Вику в сериале снимать хотят. А я, как услыхала, споткнулась, об вешалку ударилась. От кого бы у меня бредогенератор ни унаследован-точно не от бабки. Она, вон, даже выдумать ничего не может: кусачая вешалка на неё напала, видите ли! И аристократизм свой весь растеряла: «услыхала», надо же! Глядишь, поживёт — поживёт, да и превратится из «той самой Романовой» в нормальную бабушку в платочке. Будет, как полагается, пирожки печь, по голове гладить… дальше я придумать не успела, потому что меня сгребли в охапку и покружили в воздухе, так, что закружилась голова и даже затошнило слегка, как на аттракционах. А одно ухо оглохло почти, потому что папа в него кричал: — Так это ж здоровски! Отметить надо бы! Мама, у нас к чайку есть чего? Меня поставили на пол, и баба Света с Алёшкой ушли на кухню. Влипла я с этим сериалом, как пить дать! А с другой стороны — попрошу Стеллу, пусть меня куда-нибудь в массовку поставят. Жалко им, что ли?.. А бабушка, смотрю, быстро успокаивается, если рот вовремя заткнуть. Наверное, и правда не в бабке дело, просто рядом с ней, противной и надутой, вечно околачивается какая-нибудь особо вредная нечисть. — Бесючка — колючка, отвали от бабы Светы, — буркнула я под нос и тоже пошла пить чай.