Ванда
Месяц.
Тридцать гребаных суток.
Семьсот двадцать невыносимых часов в бесплодных попытках, чтобы забыть.
И снова тонуть в этом мутном, бездонном болоте имя которому — Килиан Аль-Надир.
И я бежала, все время бежала… Подальше от воспоминаний, чтобы навсегда спрятаться там, где даже мыслей о патлатом сердцееде бы не допустить. Смешно? Вот и мне смешно. Но я не просто дура, а дура упорная. Я продала свою старую квартиру в самом сердце столицы Асахо и купила дом почти в глуши, там, где на десятки километров вокруг нет ни одной живой души.
Только я и моя тоска.
Тут даже связи не было, только бесконечный лес с одной стороны и горы с другой. Почти идеальное место для моей разрушительной, с каждым днем все возрастающей силы. Я уж было думала, что Космос после инициации со мной закончил, но как же я ошибалась. Верховные взяли с меня только слово, что я буду являться на еженедельные тесты для подтверждения моей стабильности. Я видела, что они хотели бы приобщить мои силы для добрых дел государства, но мне хотелось как минимум сдохнуть, поэтому я всеми правдами и неправдами только травила их завтраками.
А еще я реально умела открывать эти самые порталы. Новые знания теперь приходили ко мне во снах, и я их даже пробовала практиковать, чтобы отвлечься от тяжких, гнилостных дум. И вот уже знания выливаются в практику, да так легко и просто, что кажется, будто бы я знала их всю свою жизнь.
Только вот, какая насмешка судьбы — дать такие почти безграничные ресурсы той, что и жить не хочет. И уже ничего не помогает, черт возьми.
Я сотни раз закрывала глаза, воскрешая все те гадости, что сказал мне патлатый мудак на том проклятом спутнике. Нон-стопом крутила в голове воспоминания того, как он разводил меня на Ра-Кратосе, имея в наличии невесту в количестве одной штуки. Но ненавидеть не получалось. Только любить! Всем сердцем, до ломоты в костях, до спертого дыхания, до сердечных судорог любить так, что забываешь все плохое и просто желаешь от всего сердца быть счастливым со своей Амаль. Желаешь, чтобы он жил, радовался каждому дню, гордился своими детьми и никогда не знал сердечных мук.
А потом выть от боли и тоски, проклиная мироздание за ту агонию, в которой каждый день я варилась. Но оно было до безобразия безразличным и беспощадным к страданиям одной глупой ведьмы, ибо даже во снах находило время издеваться, от души, со вкусом перемалывать мои мечты и желания.
Мне снились наши дети. Мальчик с глазами шоколада и непослушными кудрями. А еще девочка с ангельским личиком и самой жизнерадостной улыбкой, которую я только видела. И я так мечтала обнять их, хотя бы там, хотя бы во сне…
Но они ускользали от меня, только улыбались грустно, будто извиняясь за то, что я никогда не смогу подарить им свою любовь. За то, что эти малыши никогда не придут в этот мир.
А сегодня ночью я видела, как они плачут. Мои крошки. Они рыдали навзрыд и просили помочь им, не бросать, не оставлять одних во тьме и забвении…Я проснулась в холодном поту, не понимая, где я, кто я и почему все это со мной творится.
Разве мало я мучаюсь в реальном мире? Разве есть такая острая необходимость меня пытать и там, в мире грез и мечтаний? Зачем нужно подкидывать мне такую своеобразную ядерную бомбу? Что бы что? Чтобы навсегда показать мое место в системе ценностей этого жестокого мира?
Так хватит! Я и без этих демонстраций все поняла!
Я буду терпеть, буду скрежетать зубами, но терпеть. Подумаешь, всего лишь рыдания…всего лишь боль сиротки Ванды, не нужной никому, кроме Хаоса, который наградил ее силой и мощью, что ей совсем не нужна.
И вот, спустя ровно тридцать календарных дней как я — Ванда Балем — прибыла на Асахо, грянул гром. Будто бы мне и так скучно жилось…
Я слышала, как они зовут меня — Верховные. И я пришла.
Это был конверт. Не просто виртуальное сообщение, а красивый конверт, перетянутый сургучом и изящно скрепленный восковой печатью. На витиеватые буквы «К и А» я не обратила особого внимания и зря…
Я не стала телепортироваться обратно. О нет, дура Ванда, специально, чтобы растянуть агонию сладкого любопытства, сначала летела, потом ехала, потом еще шла несметное количество шагов, чтобы добраться до своего, притаившегося в непроходимых лесах, жилища.
И только тогда я посмела разглядеть безликий конверт.
Он мне написал. Написал.
Что ждет меня внутри?
Порывистый вдох. Шумный выдох. И я сажусь в кресло и надрываю восковую печать. Бумага хрустит под моими пальцами, обещает раскрыть информацию, торопится для меня. А я боюсь, медлю, не понимая почему.
Ведь я так ждала этого. Его весточки. Хотя бы слова. Что не забыл, что помнит, что так же скучает, как и я…
Что так же любит меня…
Я жмурюсь, а потом смотрю внутрь конверта. Там нежная, бархатная бумага, резная, с красивыми вензелями, такими же, что и на конверте «К и А».
Сердце на запредельной скорости колошматит по грудной клетке, пытаясь достучаться до меня, остерегая не читать, умоляя откинуть в сторону ненавистный кусок пергамента…Но где я и где благоразумие, верно?
Глубокий вздох, разворот и строчки перед моим взором начинают складываться в слова…
Жестокие…
Беспощадные…
Равнодушные к чужой агонизирующей боли…
«Дорогая, Ванда!
Спешим поделиться с тобой нашими радостью и счастьем! Ровно через неделю мы создадим семью, крепкую ячейку общества. Будем рады видеть тебя в космическую дату 3647-11-11 ровно в 18–00 по местному времени Терраты в резиденции «Афала-Керала» для того, чтобы стать свидетелем единения наших душ и любви.
Килиан и Амаль»
…
И перед глазами тут же проносится видение, как беременная, золотоволосая девушка пишет вот это вот самое приглашение. Вот и все. Что тут еще скажешь? Живите, любите и берегите друг друга! И простите, что когда-то влезла в ваше счастье!
Он выбрал. Он всегда хотел только этого. Он, наследница знатного рода полиморфов Амаль Аль-Аббас и их будущее идеальное потомство…
Не я…
И крошится желание жить, рушится под ногами вера в что-то хорошее, что-то светлое и чистое. И нет больше целей, нет ориентиров, только пустота, та, за которой не видно ясного неба над головой.
Шаг, потом еще один и еще…А зачем? Кому теперь это надо?
И Ванда Балем падает и больше не воет, не плачет и не скулит. Она просто тихо признает свое поражение и четко понимает, что больше не желает быть здесь, что больше не хочет жить, дышать и чувствовать.
И, свернувшись маленьким, жалким клубочком на пороге своего дома, Ванда Балем затихла, не замечая, что вместе с ней замолчали и два крохотных сердцебиения.
Они никому больше не нужны…