Я (не)буду твоей (СИ)

Глава 52

Килиан

Мы выгрузились под самоотводом в километре от источника Скверны. Сканеры показывали нам почти все, что происходило в разрушенных городах. Столица еще держалась под защитными куполами, но и они уже заметно покрылись трещинами, того и гляди появятся первые дырки, и тогда черная магия Сорос поработит город, население которого насчитывает миллионы мирных жителей.

Я почти не обращал внимания, о чем говорят вокруг меня, в пол уха слушал план, который накидывали Ас и Равана. А потом меня осенило.

— Ребята, послушайте сюда, — но особо на меня не отреагировали, пришлось повысить тон, почти до крика, — эй, девочки и мальчики!

Дождавшись пока, Ра и Вершители с недоумением, но все же уставятся на меня, я снова начал говорить.

— Эта сука, специально сделала все, чтобы выдернуть меня сюда и прихлопнуть. Так? Так. Думаю, что даже не Ванда звала меня, а ее чертова спятившая мамаша. Ей за каким-то хреном, но нужно убить именно меня. Поэтому-то вы сюда и прыгнуть не могли. Ей нужен я и мы ей меня и преподнесём на блюде.

— Ты, часом, не спятил там, мой золотой? — приподнял бровь Ра Войны.

— Нет, но пока она будет гореть триумфом при виде дурака Килиана, радостно идущего к ней под топор, вы мои дорогие, под прикрытием иллюзии, должны будете заключить ее в кольцо окружения. А потом мы с ней сыграем в ящик.

Я посмотрел на Аса и хищно усмехнулся. Пятнадцать минут, немного причесали мой план и вот уже ваш покорный слуга, на потеху всего честного народа, впервые за долгое время, перекинулся в своего зверя. Это была моя любимая ипостась — огромный, почти три метра в холке, с горящими глазами и острыми клыками ину. И я побежал, наливаясь силой, мощью и первозданной яростью.

Ну наконец-то!

Стоило мне только выйти за пределы защитного купола, скрывающего наше местонахождение, как я сразу же послал все свои мысли к ней, к моей Ванде, понимая, что, скорее всего, их услышит уже не она. Но я кричал ей, ментально вопил, что я здесь, я пришел к ней на помощь. Что на все готов ради нее. И я не врал, я весь был для нее одной и только.

Сорос я увидел издалека. Ее эфемерное, призрачное тело — порождение самого Хаоса — словно развевалось на ветру, а глаза горели зеленым огнем. Ее окружали искореженные Скверной тела бывших ведьм и ведьмаков, они ревностно защищали свою хозяйку, скалясь на меня и захлебываясь слюной. Да, они хотели моей крови. Любой крови, если на то пошло. И стоит только этой полоумной чокнутой стерве сказать: «Фас!», как от меня останется лишь мокрое место.

Но не в этот раз!

А потом я увидел ее — мою девочку. Она лежала на голой земле, в разорванном, окровавленном платье, что едва прикрывало ее худенькие плечики и тоненькие ножки, и, свернувшись клубочком, не подавала никаких признаков жизни. Я напряг свой слух, обмирая от страха за ее жизнь, но, когда услышал, как едва трепыхается ее сердечко, облегченно выдохнул. Жива, а там уж подлатаем.

Сердце мое остервенело дернулось в груди, а потом заколошматило о грудную клетку с такой силой, что я даже задохнулся от боли и сбился с шага. Мне хотелось выть от досады, что я ее в который раз подвел, что бросил тут одну, на этой проклятой планете, кишащей спятившими ведьмами. Я не должен был отпускать ее от себя так надолго. Пусть бы рычала на меня, кусалась и дралась, но была бы рядом и я смог бы предотвратить тот кошмар, что сейчас с ней творился.

— О, какая экспрессия, какой накал чувств, мой мальчик! И как все это трогательно, — чертова Сорос подалась в мою сторону и осклабилась беззубым черным ртом, — пришел, как преданный пес по одному только зову. Жаль, конечно, что вся это романтика так скоротечна.

Я же продолжал планомерно напирать на нее, скалить морду и хищно рычать, глазами выискивая камень души, который позволяет ей управлять всеми этими, порабощенными Скверной, душами. Шаг, еще шаг и еще…

А потом остановился и замер, давая возможность преступнику похвастаться своими преступлениями. И она не упустила своего шанса.

— Вы оказались такими отбитыми тупицами, мои голубки, что мне даже стыдно за вас. Прыгали по планетам, крушили алтари и этот ваш дебил Архонт вместе с вами. Ну и насмешили вы меня, просто невероятно. А потом была Ци-Иру, и вы оба, как две глупые рыбины поплыли в мои сети, — а затем она щелкнула пальцами и в моей голове вдруг разом начали мелькать картинки из прошлого.

И я понял, она вернула мне воспоминания, все до единого, все то, что я говорил своей девочке и что сделал. Я стиснул зубы и зарычал, понимая, что в раздутую копилку моих косяков прибыло не хилое такое пополнение. Это тварь всегда была рядом с нами, планомерно шла к своей цели и почти добилась своего, только вот что-то пошло не так. Но что именно?

— Кто же знал, что я выбрала для своей любимой дочери немного неправильного партнера? Да, вот и я не знала. Поэтому, милый мой Килиан, сейчас тебе придется умереть. Да, рычи, не рычи, но так надо. Ваша Истинность спутала мне все карты, благо, что это поправимо. — и жуткий смех, каркающий и истеричный, прокатился по долине.

Что она такое говорит? Какая еще такая Истинность? Я опешил, но потом мотнул головой и не дал запудрить себе мозги.

А потом она потянула, изначально невидимую моему глазу, эфемерную нить, и Ванда глухо застонала и выгнулась, а на ее шее мелькнул кулон, едва подсвеченный нежно-голубым сиянием. Вот он — камень души. Я поспешно отвел взгляд и в два прыжка оказался почти рядом с Сорос, пытаясь сбить ту с толку и начать действовать активнее. И она клюнула!

— А ну-ка стоять, мальчишка! Еще один твой шаг и я лишу ее последней капли жизни!

Да неужели? А-то я дебил и не понимаю, что тебе тело Ванды нужно так-же, как и медальон, который у нее болтается на шее. Чертова сука!

Я показательно заскулил, пригнул, открыл шею и преданно заглянул в глаза Сорос, мол «смотри, я сделаю все, что ты захочешь»!

— Вот и отлично, мой мальчик, вот и отлично! — а потом ее крик прогремел на всю долину, разрушенного намного километров вокруг, города, — Думал, что я дура и не заметила ту жалкую горстку неудачников, что ты притащил сюда за собой? А теперь убейте его, слуги мои, убейте их всех! — а потом тут же окутала своей тьмой тело Ванды и растворилась в воздухе.

Чертова сука!

И порабощенные тут же побежали в разные стороны, выкашивая армию арахнида и нежить некроманта, как стоячих. Тут и там послышались крики ужаса и боли, Опальные пытались прорваться сквозь наступление, но и они терпели сокрушительные потери. Дальше — больше, убитые бойцы, искорёженные Скверной, вставали и кидались снова в бой, но уже против нас. Вокруг меня творилась настоящая вакханалия, а я в панике пытался почуять запах моей Ванды. И наконец-то настиг свою цель, молниеносно уворачиваясь от тысячи противников, что надвигались на меня с целью убить. Хрен вам, я еще повоюю!

Я выпрыгнул перед появившейся из ниоткуда Сорос и оскалил морду. Ничего успеем, нам-то и надо всего лишь пару секунд. Верно, Ас? Ведьму перекашивает от злобы, она недовольна, что я все еще жив. Бессознательное тело Ванды она отшвырнула от себя и мстительно засверкала глазами, угрожающе зашипев в мою сторону:

— Что-ж, мальчишка, все приходится делать сомой. И я размажу тебя, как блоху!

Да уж, конечно! Я остановился и замер, с восторгом ощущая запах ярости Ассатана Морта, скрытого от глаз иллюзией Вершителя Маты Уазбо. Превосходно!

А потом я с предвкушением посмотрел на развоплощенного в истинное тело Демона смерти, что неожиданно проявился за спиной проклятой ведьмы, а его Темный клинок боли многообещающе сверкнул в лучах уходящего солнца. Секунда и я слышу его рокочущий голос, обращенный к ведьме:

— Привет, милашка! Отличный денек, чтобы умереть, не так ли?

Сорос тут же, в панике обернулась, но отреагировать не успела. Куда ей, горемычной, против повелителя самого Хаоса. Хват за эфемерные волосы, взмах клинком и голова ведьмы осталось в руке Аса, а вот туловище опало темным облаком и неподвижно зависло в воздухе.

А за ней и порабощенная армия замерла, как громом пораженная.

Я тут же вернулся в тело и оглянулся по сторонам. В воздухе парил огромный дракон Раваны, по периметру бесчисленное войско Сорос окружили Опальные, саранча арахнида, нежить некроманта, тут и там рвались к бою из «Разрывов реальности» ужасы Ада, а на высоких стенах столицы Асахо стояли ведьмы, готовясь идти в реальное наступление.

Только вот произошла заминочка…

— Э-м, Кил, — позвал меня Ас, приподнимая кверху указательный палец, — тут такое дело, но эта мадам начала опять подавать признаки жизни. Я, конечно, могу ее мочить снова и снова, опять и опять, но, блин, чувак, чуют мои поджилки, это не выход.

И тут позади себя я услышал громкий свист. Это шли в нашу сторону Верховные Дея, Пая и Уна. Пока они до нас дотелепались, Асу пришлось еще раз рубануть голову почти ожившей Сорос.

— Ее должна убить Ванда, — произнесла запыхавшаяся Верховная.

— Так она, ни петь, ни свистеть, — поясняет подошедший к нам орк.

— Растормошить ее надо бы, — вновь настаивает на своем, но уже другая Верховная, — она должна «выпить» назад все, что Сорос у нее украла.

И я тут же опускаюсь рядом с крохотным телом любимой девушки и максимально аккуратно приподнимаю ее голову. Не могу сдержать эмоций и все-таки целую ее в губы, невесомо, почти как касание перышка, а потом шепчу ей.

— Малышка моя, приди в себя.

— Дружище, тут разговор был про растормошить, а не усыпить еще пуще прежнего. Ты бы это, поторопился бы. Старушка опять в себя возвращается, — увещевал меня Ас.

Но нас прерывает голос третьей Верховной ведьмы:

— Бесполезно тормошить, Сорос выкачала ее резервы под чистую. Она не справится, если не заполнить ее энергией жизни. Даже если придет в себя и убьет свою мать, то и сама сгинет, Скверна заберет ее.

— Моя энергия жизни подойдет? — не задумываясь спрашиваю я.

И вижу, как три головы Верховных согласно кивают и подходят ближе. Я срываю с шеи Ванды камень души и прячу в карман своего кителя. Ей он больше не понадобится.

— Тогда приступайте, — торопливо выдаю я.

— Но, мой мальчик, — ласково касается моей головы одна из Верховных, — это очень опасно!

— Плевать!

И ведьмы начали свой ритуал и вскоре я почувствовал, а потом и увидел, как из меня, тонкой сияющей струйкой, потекла моя жизненная энергия. А потом мои глаза неотрывно сосредоточились на моей Ванде, а слова ритуальной песни и вовсе ушли за периферию сознания.

Где-то, боковым зрением я улавливал как Ас рубил голову снова и снова оживающей Сорос, но мне было все равно. Главное, чтобы Ванда очнулась! Главное, чтобы пришла в себя!

Давай, девочка моя, открой глаза и задай уже жару своей мамаше!

И она открыла их, и в ту же секунду я почувствовал сильнейший упадок сил, будто бы меня со всей дури кто-то приложил обухом по затылку. Адская боль — вот так можно было это описать. Но то, что в начале казалось мукой, с каждой секундой становилось все более жестоким и невыносимым. Я насквозь прокусил губу, чтобы не орать и зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, как надо мной стоит она — моя Ванда — и мстительно сверкая зеленью своих глаз, улыбается.

И дальше вокруг начало творится что-то невообразимое. Я еще никогда не видел подобного, но моя любимая вдруг прижала свои ладони, сжатые в кулаки, к груди и вдруг яркая вспышка света вырвалась из нее, откидывая от нас Ассатана Морта и Верховных. В появившемся куполе остались только я, она и обезглавленная Сорос.

Дальше Ванда, все с той же полубезумной улыбкой на устах, просто погрузила руку в эфемерное тело своей матери, туда, где должно было биться ее мертвое сердце и новый поток агонизирующей боли прошил каждую клетку моего тела. Я видел, как мои руки будто иссыхают, как сереет кожа, как проступают сухожилия. Но я не проронил ни звука, хотя хотелось орать во все горло, умоляя прекратить эту пытку. Не стал. Пусть это будет мое наказание, я заслужил.

А еще спустя всего несколько минут Сорос Балем рассыпалась как дым, а за ней изошла прахом и вся ее армия, порабощенных ведьм и ведьмаков. Столько невинно убиенных…

Вот и все.

Только энергия моя все продолжала уходить, но мне уже было не жалко, пусть забирает, это все теперь принадлежит ей. Я уже ничего не чувствовал, только спина от чего-то горела огнем. И понимая, что еще немного и я просто отключусь, я сказал именно то, что должен был сказать уже тысячу раз:

— Ванда, я люблю тебя.

Я не ждал ответного признания. Я просто лежал и смотрел как, словно в омерзении, кривятся губы моей любимой женщины.

— И когда ты понял, что любишь меня, Кил? — ее голос звучит как будто из другой реальности, такой пустой и такой холодный.

— Давно, — шепчу я одними губами, думая, что всегда ее любил, с самого первого взгляда, просто был слишком глуп и слеп, чтобы понять это.

— А когда у тебя последний раз был секс, влюбленный ты мой?

Туше, моя хорошая. И я молчу, потому что врать ей больше не имею права.

— Вот видишь, Кил. У нас слишком разные понятия о любви. Я думаю, что когда любят, то других не трахают. И детей нелюбимым женщинам не делают. Больше никогда не смей говорить мне о любви. Ты не знаешь, что это значит.

Я хотел сказать ей самое главное, но в ту же секунду мое сердце не выдержало, и тьма поглотила мой разум.

Прости…