Я охочусь на убийц

Глава 21

Эриксон подтолкнул Джаза к стене и начал зачитывать ему его права. Джаз, конечно, терпеть не мог этого человека, но все же сейчас не мог бы его обвинить ни в чем. Джаз действительно угрожал фельдшерам «Скорой помощи». Кроме того, полицейские в микрофон уже объявили, что дверь в квартиру на третьем этаже и в самом деле была выбита и на полу в комнате лежала мертвая женщина. В качестве вещественного доказательства Джаз, наверное, приплюсовал бы и вот эти непонятно откуда взявшиеся наручники, если бы они не были сейчас защелкнуты на его запястьях.

— Твои права тебе понятны? — под конец осведомился Эриксон. — Ну?

— Конечно. Послушай, приятель, а ты всегда с собой носишь наручники, даже если у тебя выходной? — усмехнулся Джаз. — Наверное, твоим подружкам это нравится, да?

— Заткнись! — рявкнул Эриксон, быстро, но весьма профессионально обыскивая Джаза. Тот молча терпел, пока руки полицейского шарили у него между ног. Хоуви сейчас наверняка выдал бы шуточку по этому поводу, но Джазу в голову ничего остроумного не приходило.

Потом Эриксон повернул его лицом к себе, и Джаз заглянул ему в глаза. Голубые.

Такие же, как и у убийцы? Этого Джаз сейчас утверждать бы не стал. Освещение здесь, на улице, было совсем другим, чем там, в квартире Джинни. Сейчас он почти слышал, как шериф говорит ему: «Пойми, Джаз, один только цвет глаз не может быть весомым доказательством».

— Может, тебе мою фотку подарить? — прорычал Эриксон, пока Джаз все так же пялился на него. — Надолго хватит.

— А ты вот так случайно оказался здесь в свой выходной день, да, Эриксон? — съязвил Джаз. — Ну, вроде того, что ты так же ненароком оказался первым на месте преступления, когда убили Карлу О'Доннелли и Хелен Майерсон, да?

— Не понимаю, на что ты намекаешь, малыш. Я живу рядом, через пару кварталов.

— Кстати, а за что меня арестовали? — поинтересовался Джаз. Он видел, как за спиной Эриксона парамедики поднимали носилки с Хоуви. Они уже поставили ему капельницу и на ходу переговаривались какими-то обрывочными фразами, состоявшими в основном из цифр и аббревиатур. Это были данные Хоуви. Статистика. Вся жизнь Хоуви, сведенная к медицинскому жаргону.

— Ну, тут поводов хватает по горло, — объяснил Эриксон, жестом подзывая к себе другого полицейского, только что появившегося в переулке. — Доставь этого парнишку в участок. Я скоро подъеду.

— В чем его обвиняют? — поинтересовался полицейский.

— Вот-вот, я как раз этим же только что поинтересовался, — вставил Джаз.

— Заткнись! — нахмурился Эриксон. — Прямо сейчас обвинение одно: этот тип — настоящий геморрой у меня в заднице. Доберусь до участка, придумаю что-нибудь пооригинальней. А пока что убери его с глаз моих долой, и все.

— Подождите! — закричал Джаз. — Не надо меня никуда увозить. Я хочу поехать в больницу с Хоуви!

— Ты что, чокнулся? Насколько мне известно, это же ты сам его убил!

— Убил? Как это — убил?! Он, что же…

— Убери его отсюда, — поморщился Эриксон.

Джаз пытался сопротивляться, но полицейский все же утащил его за собой. Он услышал, как хлопнули дверцы «скорой помощи», взревел мотор. Потом включили сирену. Хороший знак. Если бы Хоуви умер, вряд ли они бы стали включать сирену.

И тут Джаз увидел такое, отчего его ночные приключения показались ему настоящим кошмаром. Откуда ни возьмись на стоянке возле дома Джинни вдруг появилась машина Дуга Уэтерса. Через мгновение из нее вышел и сам журналист. А этот-то упырь что здесь делает?!

Уэтерс быстро догадался, что тут произошло, и Джаз увидел, как хищно заблестели у него глаза при таком зрелище. Репортер все быстро подсчитал и понял свою непосредственную выгоду. Еще бы! Джаспер Дент стоял перед ним в наручниках! Здесь же и полиция, и даже машина «скорой помощи», которая с ревом пронеслась мимо него и умчалась вдаль. Все это означало, что статья получится большая и захватывающая. Скорее всего ее можно будет как-то подстроить под историю Билли Дента, и тогда снова свет прожекторов, выступления на Си-эн-эн и в результате ореол славы непременно вернется к нему. Дуг Уэтерс опять станет знаменитым.

Уэтерс быстро извлек из кармана свой мобильный телефон и выставил его вперед, приподняв до уровня глаз. Вот так хорошо. Сейчас Джаз подойдет к нему поближе. И тогда он его щелкнет.

Но Джаз не мог этого допустить.

— Эй, Джаспер! — открыто ликовал репортер. — А ну-ка, улыбочку!

Прежде чем Уэтерс успел отреагировать, Джаспер наклонил голову и рванулся прочь от сопровождающего его полицейского. Так как руки у него были скованы за спиной наручниками, он влетел головой в живот Дуга так, что тот покачнулся и чуть не потерял равновесие. Телефон выпал из руки журналиста и очутился на земле. Помощник шерифа что-то кричал Джазу, но парнишка не слушал его, а вместо этого повторно боднул Уэтерса. На этот раз тот не устоял и сел на асфальт на собственную задницу. Джаз сделал шаг в сторону и с удовольствием наступил на валяющийся неподалеку телефон. Тот смачно захрустел под его подошвой.

Чтобы подстраховаться, Джаз вдавил его в землю сильнее, услышав, как на этот раз разломился и пластиковый корпус телефона.

— Погоди! — возмущенно закричал Уэтерс, вскакивая на ноги. — Эй! Что ты делаешь?

Помощник шерифа снова схватил Джаза за руку и увел прочь. Испорченный телефон выглядел теперь так, словно кто-то вздумал раздавить искусственного таракана, выполненного в стиле хай-тек. Он одиноко лежал на дороге, и из треснувшего корпуса виднелись его «кишки»-провода.

— Ах ты, сукин сын! — заорал Уэтерс прямо в лицо Джазу. — Ты только что испортил частную собственность, приятель. Я подам на тебя в суд. Я добьюсь того, что тебя арестуют за умышленное и злостное…

— А меня уже арестовали, — хладнокровно произнес Джаз. — И кстати, нельзя подавать в суд на человека только за то, что он такой неуклюжий.

— Неуклюжий?! — возмутился Уэтерс. При этом он так выпучил глаза, что Джаз удивился: как это они еще не вылезли у него из орбит и по-прежнему держатся в глазницах? — Ничего себе — неуклюжий! Ты же напал на меня.

— Нет, дорогуша, я споткнулся. Причем весьма неудачно. Вот такой я неловкий увалень. Ну, не переживай ты так, я куплю тебе новый телефон.

Уэтерс рванулся к Джазу, который попытался увернуться, но в результате оказался зажатым между полицейским и репортером. Джаз зарычал, а Уэтерс с размаху ударил его в плечо.

— Вы должны арестовать вот этого мужчину за побои. Он оскорбил меня действиями, — обратился Джаз к помощнику шерифа.

— Боже, этого еще не хватало! — забормотал полицейский, а Уэтерс уже приготовился к следующей атаке. На этот раз все трое превратились в один большой комок. Джаз поморщился и упал на бок.

— Неуклюжий! — никак не унимался Уэтерс. — Сейчас я тебе покажу неуклюжий, ты, маленький…

К ним подбежал Эриксон, что-то крича на ходу. Он тут же вмешался в драку, оттаскивая Уэтерса от Джаза. Потом он отпихнул мальчишку в сторону, чтобы помочь своему коллеге. Он действовал быстро и профессионально, изолируя Уэтерса с такой легкостью, словно это был пакет с сахаром, не более того. Джаз при этом продолжал отчаянно лягаться и вертеться из стороны в сторону, чтобы по возможности усложнить Эриксону задачу.

Неожиданно его ослепил яркий свет фар. Он не имел возможности защитить глаза ладонью, поэтому просто закрыл их, погружаясь в алый мир за сомкнутыми веками. Автомобиль остановился. Было слышно, как открылась дверца машины.

— Какого черта?! — возмутился кто-то рядом с ним. — Что тут происходит?

Никогда еще Джаз не был так рад слышать голос Г. Уильяма.

Запястья у Джаза побаливали и через полчаса, поскольку Эриксон слишком туго застегнул их. Сейчас, когда наручники с него уже сняли, он сидел в приемной городской больницы, потирая поочередно свои руки, понемногу возвращая их к жизни.

Уильям потребовал немедленного отчета от Эриксона, который тут же доложил шерифу обо всем, что знал сам. Рассказал он и о Хоуви, не забыв сообщить, что мальчишку уже отправили в больницу. Уильям сразу все понял и быстро оценил обстановку, в особенности когда заметил неподалеку взбешенного Уэтерса. Он велел Эриксону охранять место происшествия, а сам вместе с Джазом отправился в больницу.

По дороге Джаз в основном молчал. Какая-то часть его — может быть, та, что отвечала за интуицию, — так и рвалась рассказать Уильяму, чтобы он не слишком доверял Эриксону. Нельзя было поручать ему охрану места преступления. Но сейчас Джаз, конечно, больше переживал за Хоуви. Он боялся, что если сейчас начнет спорить с шерифом, они затормозят и в больницу приедут с опозданием.

Хоуви до сих пор находился в операционной.

Как только шериф закончил свои дела на месте преступления, он обязательно должен был отругать Джаза за то, что тот опять вмешался со своим собственным расследованием, не давая полиции спокойно работать. Что еще хуже, в больнице находились родители Хоуви. После того как они заполнили все официальные бумаги, они тоже должны были обязательно высказать Джазу все то, что о нем думали, и такая перспектива пугала парня. Мать Хоуви никогда не одобряла дружбу своего сына с Джазом. Разумеется, она никогда не забудет ему сегодняшний день, даже в том случае, если Хоуви выживет.

Дверь чуть слышно скрипнула, и в приемную вбежала Конни. Она запыхалась и едва переводила дыхание, ее косички разлетались в разные стороны. Джаз поднялся со стула, и девушка тут же попала ему в объятия.

— Что стряслось? Ты в порядке? А Хоуви? Да что у вас там случилось?!

Она была на полпути к артистической школе, когда Джаз попросил у шерифа мобильный телефон и переслал ей сообщение, в котором просил срочно приехать в городскую больницу.

Сейчас он вкратце пересказал ей все, что ему пришлось пережить: про Джинни, убийцу и про Хоуви тоже.

— Похоже, он порезал Хоуви, когда тот пытался остановить его в переулке, — закончил Джаз, — и тогда…

— Джинни? Джинни умерла? — Конни тут же обмякла у него в руках, и Джазу потребовалось силой заставить ее дойти до стула, с которого он только что встал сам, и устроить ее там поудобнее.

— Да, именно так. Это было страшно, и я…

Конни заплакала. Она закрыла лицо руками, и все ее тело начало содрогаться от рыданий. Джаз стоял рядом с ней, смущенный, и не знал, что делать дальше. В кино в таких случаях мужчины всегда обнимают женщину и прижимают к себе. Правда, Джаз никогда не понимал, чем этот жест может помочь. Не знал он и сейчас, что толку в том, если он обнимет Конни.

И все же в фильмах это срабатывало, поэтому он нагнулся и обнял Конни от всего сердца. Вскоре ее всхлипывания стихли, и теперь он только слышал, как тревожно бьется его собственное сердце.

— Все будет хорошо, — произнес он, чувствуя себя идиотом за такие слова. И даже не потому, что они прозвучали весьма банально. А потому, что хорошо теперь уже не будет никогда. Скорее, все будет наоборот, то есть нехорошо. Джинни умерла. Хоуви в операционной. И что хуже всего, убийца до сих пор находился на свободе. Так что где там: хорошо!

В этот момент дверь снова тихонько скрипнула, вернее, прошипела, именно так, как умеют шипеть только двери больницы. В приемную, пошатываясь, как раненые, вошли родители Хоуви. Мистер Герстен побледнел, совсем как сам Хоуви, когда еще лежал там, в переулке. Лица миссис Герстен Джаз не видел, она уткнулась им в плечо мужа.

— Мы… — начала было Конни, но тут же замолчала, вспомнив, что родители Хоуви недолюбливали Джаза и были против дружбы мальчиков.

Супруги дошли до дивана, и оба рухнули на него, как некие уродливые сиамские близнецы, не в силах разъединиться. Откуда-то сверху, из репродуктора, раздался голос:

— Доктора Макдауэлла просят пройти в отделение онкологии. Доктор Макдауэлл, пройдите в отделение онкологии.

Когда голос смолк, в холле было только слышно, как плачут два взрослых человека.

— А вдруг он… — испуганно произнесла миссис Герстен.

— Ш-ш-ш… Он обязательно поправится. Он у нас такой сильный, — ответил ее муж голосом, в котором не было, как показалось Джазу, и капли уверенности.

— Да какой уж сильный! — закричала женщина. — Как раз все наоборот! Он не может даже… — Тут она запнулась, не находя нужных слов, и снова разрыдалась.

Джаз старался не отводить глаз в сторону и очень скоро встретился взглядами с мистером Герстеном. Так прошло несколько секунд. Мужчины как будто подбадривали друг друга, стойко переживая общую трагедию, но потом все же мистер Герстен не выдержал, и по его лицу потекли слезы.

— Так уж бывает… — пробормотал Джаз. Он подумал, что было бы справедливо, если бы именно сейчас мистер Герстен подошел к нему и высказал все, что думает о нем. Это было бы самое меньшее, чего мог ожидать Джаз. Если бы отец Хоуви ударил его, он не стал бы винить его. Но чета Герстен молчала. Они продолжали плакать и горевать. Ничего не сказала Джазу и миссис Герстен, даже когда наконец подняла голову и посмотрела на парня. Глаза ее, как дорожную карту, пронизали тоненькие красные ниточки сосудов.

Поняв, что он находится в относительной безопасности и разделываться с ним сейчас никто не собирается, Джаз подвел Конни к большому креслу, и они оба устроились в нем.

— Ты готова выслушать, что произошло? — как можно тише спросил Джаз. Он старался говорить шепотом, потому что в приемной было тихо, как в пустой церкви.

Конни вытерла ладонью глаза и кивнула.

— Это будет тяжело слушать, — предупредил Джаз, мысленно уже думая о том, какие именно моменты можно и не озвучивать девушке. Нужно было избавить ее от наиболее кровожадных подробностей. — Мы вспомнили, что полное имя Джинни было Вирджиния, а значит, она идеально подходила на роль следующей жертвы, — начал Джаз и вкратце пересказал все, что произошло в квартире и потом, упуская лишь самые жестокие детали. Не стал расписывать он и то, как сам отреагировал на смерть Джинни.

Время в приемной как будто потеряло свой смысл. И хотя Джаз понимал, что, наверное, он рассказывал все это Конни несколько часов подряд, ему почудилось, что время для него сейчас просто остановилось. Тем временем в приемной открылась еще одна дверь. На пороге появилась женщина-хирург и сразу направилась к Герстенам.

— Мистер и миссис Герстен? Я доктор Могелоф. Я хирург-травматолог. Я проводила операцию вашему сыну.

Джаз почувствовал, как напряглась Конни, но по телодвижениям доктора и тону ее голоса Джаз понял все, что хотел узнать, еще до того, как она заговорила с родителями Хоуви.

— Ваш сын хорошо перенес операцию. Даже лучше, чем мы могли ожидать. Если учитывать его состояние и полученную травму, надо сказать, он находится в феноменальной форме. Я думаю…

Больше она ничего не успела сказать. Миссис Герстен безвольно обмякла, из последних сил держась за мужа. На глаза ее навернулись слезы, но на этот раз уже слезы радости. Мистер Герстен принялся благодарно трясти руку врача, и хирург, немного расслабившись, сама расплылась в широкой и доброй улыбке.

— Он сейчас отдыхает. Мы перевели его в палату, и ему пока что надо некоторое время побыть одному. Он будет жить. Он поправится.

Конни выдохнула с облегчением, а супруги Герстен снова опустились на диван. Джаз чувствовал себя так, будто оказался зимой в ледяном озере. Он плыл и искал прорубь, но видел над собой только толстый слой льда и никак не мог вынырнуть. Он видел солнечный свет, просачивающийся сквозь лед, он видел открытое пространство наверху, но не имел возможности вдохнуть, а воздух в легких уже заканчивался. Его жизнь измерялась уже даже не в секундах, а в каких-то мгновениях. И тут неожиданно, когда смерть и черная вода уже подступили вплотную, чтобы навсегда похоронить его в этой темноте, выжимая из его тела остатки жизни, его ищущие руки вдруг нащупали долгожданное отверстие наверху. Он вынырнул на свежий воздух и глотал, глотал его, не в силах остановиться…

И тут Джаз так же внезапно, прямо в приемной больницы, погрузился в странный и глубокий сон.

Кто-то осторожно принялся будить его из этого непонятного сна.

— …просыпалочки, потягушеньки, Джаспер, мальчик мой…

Он вздрогнул и разбудил Конни, которая вместе с ним спала здесь же, рядом в кресле. Герстенов нигде поблизости не оказалось. Над ним стоял сам Уильям.

— Ты меня слышишь, Джаз? Очнулся?

Джаз заворчал, выпрямился в кресле и вытер слюну с подбородка. Этого еще не хватало! На этот раз сон был другой, не про нож. На этот раз ему приснился Расти. Джаз часто заморгал, чтобы поскорее стряхнуть с себя остатки сна.

— …просыпалочки…

— Я уже не сплю. А как Хоуви…

— Он тоже проснулся. Сейчас он находится в отделении интенсивной терапии. Доктор Могелоф пока что не пускает к нему посетителей, но, учитывая все обстоятельства, может сделать кое-какие исключения. Я должен поговорить с вами обоими. Надо проверить по времени, что и когда происходило с вами сегодня. — Шериф посмотрел на свои часы и уточнил: — Вернее, это уже было вчера.

Конни заворочалась в кресле и встала:

— Пойдемте.

— Прости, — извинился перед девушкой шериф, и было видно, что его чувства вполне искренни. — К нему пока что пускают только самых близких. Мне-то он нужен в связи с моей работой. Я должен опросить его как полицейский, причем одновременно с Джазом. Но тебя сегодня к нему не пропустят. Может быть, только завтра.

Конни это восприняла точно так же, как и все то, что по каким-то причинам ей запрещают делать. Она приняла позу «руки в боки» и, чуть склонив голову, принялась сверлить шерифа своим фирменным взглядом, таким знакомым Джазу…

Джаз встал между ними, боясь, что от слов Конни сейчас перейдет к делу и нападет на шерифа.

— Конни, все будет хорошо. А сейчас тебе лучше поехать домой. Ты должна хорошенько отдохнуть. А завтра мы оба придем сюда и вместе навестим Хоуви. Договорились?

— Но он и мой друг тоже, — упрямилась девушка. Она так и сверкала глазами, плотно стиснув зубы.

— Я знаю. — Он обнял ее, хотя она продолжала стоять прямо, не поддаваясь на его ласки. Но он выждал несколько секунд, и она оттаяла. Конни чмокнула его в щеку и послушно покинула приемную, даже не взглянув напоследок в сторону шерифа.

Г. Уильям только поправил свою шляпу и усмехнулся:

— С такой уж точно не пропадешь, Джаспер Фрэнсис. Береги ее.

Он хлопнул Джаза по плечу и повел по длинному коридору. В больнице было тихо, даже медсестры беззвучно передвигались между палатами в тапочках на резиновой подошве. Джаз чувствовал себя так, будто путешествует где-то в своем сне, там, где звукам не было положено существовать. Впрочем, не только звукам, а может быть, и самой жизни тоже.

Нарушая неестественную тишину, Джаз произнес:

— Я должен задать один вопрос… Это может показаться глупым, и все же… Джинни. Мисс Дэвис. Она действительно…

— Прости, Джаз. Я знаю, что ты сделал все, что от тебя зависело. Но увы.

— Хорошо. Я просто подумал: а вдруг остается один-единственный шанс? Вдруг я неправильно щупал у нее пульс, и она все еще…

«…клади пальцы вот сюда, Джаспер, и убедись. Самое главное — убедись, потому что нет ничего хуже, когда труп потом „оживет“ и еще успеет рассказать полиции, что ты натворил с ним…»

Но шансов не оставалось. Конечно, ни единого. Но он все же надеялся.

— Я хочу закончить с этим поскорее, — на ходу сообщил ему шериф. — Могу поспорить, что ты и сам переживаешь сейчас за свою бабулю, поэтому после разговора я тебя доставлю домой.

Бабушка. В этом безумии он и думать забыл о ней. Он просто потерял чувство времени. Сейчас он не мог бы сказать, какой день на дворе и даже какой год. Время стало каким-то тягучим и эластичным.

Ночь становилась самым тяжелым временем для бабушки. Правда, Джаз еще надеялся, что она все еще находится под действием снотворных таблеток. Он даже представить себе боялся, что она может натворить, если проснется и обнаружит, что она одна дома. Все было возможно, буквально все. Она могла подумать, что Джаза похитили, и тогда решит, чего доброго, предпринять вылазку до ближайшего дома, чтобы спасти внука.

Впрочем, сейчас он все равно ничего бы не смог предпринять. Нужно было помочь шерифу, и уже потом…

— Вот мы и пришли, — объявил Уильям, указывая на одну из больничных дверей.

Вся ситуация показалась Джазу какой-то абсурдной. Вот за этой дверью лежал его лучший друг во всем мире. И этого друга он сам, получается, подставил под нож. Это было ничем не лучше, если бы этот нож держал в руке сам Джаз, а не безымянный убийца. И все же дверь выглядела точно так же, как и все остальные. Ничего особенного в ней не было. А должно было быть.

— Ты готов? — поинтересовался шериф.

Джаз не был готов, но он все равно согласно кивнул. Тогда Уильям толкнул дверь, и она послушно раскрылась.

Впрочем, все оказалось совсем не так плохо, как успел себе напридумывать Джаз. Хотя, конечно, дела все равно были серьезней некуда.

— Если бы мне не выпал такой отвратительный шанс, у меня вообще бы не было никакого шанса, — грустно улыбнулся Хоуви, как только увидел своего приятеля.

Джаз увидел перед собой парня, который был и не был его другом одновременно. Он лежал на больничной койке, накрытый по грудь казенным одеялом голубого цвета, но таким полинявшим, что оно могло показаться белым от частых стирок. Под ним и без того тощий Хоуви казался еще тоньше. Только по складкам на одеяле можно было определить, что под тканью все-таки скрывается самое настоящее человеческое тело. Кожа у Хоуви была желтоватого оттенка, под огромными черными глазами мешки. На руках уже образовались синяки и кровоподтеки, в основном там, откуда тянулись трубки капельниц.

Эти трубки…

Джаз быстро сосчитал их. Три штуки. Физиологический раствор для поддержания должного объема жидкости в организме. Вторая — для переливания крови. И еще одна. Для чего-то другого…

— Обедать пора, — пошутил Хоуви, указывая на одну из капельниц, словно прочитав недоумение на лице друга и пытаясь разъяснить ему все то, что теперь требовало ответов. Можно было подумать, что Хоуви все же удалось прочитать мысли Джаза.

Глюкоза. Ну разумеется. Прошло несколько часов с тех пор, как Хоуви питался в последний раз, но твердую пищу, наверное, он принимать сможет еще не скоро. Если учесть тяжесть травмы, анестезию…

Два проводка тянулись от груди Хоуви к монитору, стоявшему рядом с кроватью. Там, на экране, кривая линия ЭКГ показывала работу сердца пациента. Шестьдесят ударов в минуту. Что ж, вполне сносно.

— Получилось так, — довольно бодро сообщил Хоуви, — что он не задел ни одного жизненно важного органа, а только проткнул кровеносные сосуды. Если бы на моем месте оказался ты, то скорее всего тут же бы поднялся и бросился вслед за ним. А что я? Я остаюсь лежать в луже собственной крови. Вот что получается, когда кровь плоховато сворачивается. В следующий раз пусть уж тебя колют ножами вместо меня!

— А тебя и не кололи, — после небольшой паузы решился высказаться Джаз. — Тебя полосонули ножом, а это разные вещи.

— Ну хорошо, как бы там ни было… — Он поерзал на кровати, устраиваясь поудобнее и одновременно морщась. — А можно сделать так же, как в сериале «Си-эс-ай»? Ну, исследовать хорошенько мою рану и по ней определить, каким именно ножом этот преступник пользовался? Ну, отследить, к примеру, где и когда он его покупал, а потом натравить на него полицейский спецназ и все такое?

Прежде чем Джаз успел что-то ответить, заговорил шериф:

— Ничего не получится. Прости. Такие вот резаные раны не выявляют никаких характеристик лезвия. Только если бы в тебя действительно воткнули нож, тогда можно было бы что-то сказать. В этом случае имело бы смысл обращаться к судмедэкспертам… — Тут Уильям понял, что зашел слишком далеко в своих разглагольствованиях, и он, прокашлявшись, замолчал. Потом устроился на стуле возле кровати и добавил: — В любом случае доктора говорят, что ты обязательно скоро поправишься. Я был очень рад это услышать.

Джаз оставался стоять у двери, не в силах сделать и шага. Как только он увидел Хоуви в постели, его словно захлестнуло чувство вины. Оно не позволяло ему приблизиться сейчас к другу. Чувство вины, именно такое, было ему до сих пор незнакомо. Что это? Он виноват, потому что позволил себе манипулировать людьми? Да, разумеется. Причем все время. Но он не обращал внимания на это чувство вины, потому что считал, что дело важнее. Но теперь все изменилось, ведь его друга чуть не убили.

И прямо у него на глазах умер человек.

Хоуви поднял руку, хотя для этого ему пришлось приложить заметное усилие, и помахал Джазу, чтобы тот подошел ближе.

— Ты что же, собрался стеречь эту дверь всю ночь? Хочешь посмотреть на мои швы? Они неподражаемы. — Последнее слово он произнес шепотом, с искренним восхищением.

Джаз подошел к кровати и встал напротив Уильяма. Ему очень хотелось дотронуться до Хоуви, чтобы доказать самому себе, что этот тонкий, как пергамент, объект в постели на самом деле его лучший друг, а не галлюцинация.

Хоуви подался вперед, насколько позволяли капельницы и силы парнишки. Его и без того слабый голос ослабел еще больше, хотя он и старался быть услышанным.

— Должен признаться, чувак, я сейчас не могу показать тебе швы, их пока что заклеили и закрыли марлей.

— А у тебя потом шрам останется? — подыграл ему Джаз.

Хоуви нахмурился:

— Не очень большой. Я хотел большой и впечатляющий, но меня об этом никто не спрашивал, так как я, оказывается, все время был без сознания. Представляешь?

— Вот негодяи, — пропел Джаз, а потом все же решился и протянул руку, положив ее прямо на ладонь Хоуви, расположенную поверх одеяла.

Что-то в этом прикосновении подействовало на Джаза. Может быть, ощущение уязвимости его друга, может быть, его натянутая кожа. Так или иначе, но внутри Джаза что-то зашевелилось, и он заговорил, даже не подумав.

— Это я во всем виноват, — прошептал он. — Я виноват в том, что она умерла.

— Ничего подобного.

— Так оно и есть. Ты же хотел позвонить шерифу еще из машины. Если бы я тебя послушал…

— Если бы… — Голос Хоуви прозвучал слабо, недостаточно решительно. — Все равно все закончилось бы именно так. Этот парень уже заявился к ней и убивал ее.

— А ведь Хоуви прав, Джаз, — негромко подтвердил Уильям. Он потер свой мясистый нос и продолжал: — Даже если бы вы позвонили из автомобиля, мы бы приехали ненамного раньше. А вы спутали его планы. Вы заставили его занервничать своим вторжением. Вы напугали его. Он, как правило, отрезает пальцы уже у мертвой женщины, а на этот раз ему пришлось ампутировать их, пока она еще оставалась жива.

— Да уж. — Во рту Джаз ощутил горечь. — Для нас это значительная победа. Наверное, бедняжка Джинни будет рада это услышать… Подождите, что я такое говорю — она же умерла.

Уильям дал ему некоторое время, чтобы паренек прочувствовал и горе, и свою вину в случившемся. Только после этого шериф прокашлялся и заговорил:

— Ребята, мне нужно точно знать, что именно вы видели и что сделали. И все это я буду записывать, хорошо? — С этими словами он продемонстрировал им свой смартфон и навел на них камеру.

Мальчишки согласились на запись. Джаз подвинул стул поближе к кровати, присел и тут же взял друга за руку, словно хотел убедиться в том, что Хоуви теперь никуда от него не денется. Они быстро рассказали шерифу о том, как они вычислили, что следующей жертвой станет Джинни, как приехали к ней домой. Джаз удивился, с каким спокойствием он пересказал все то, что произошло в квартире потом. Его голос был лишен каких бы то ни было эмоций. Сейчас он осознал, что все то, что случилось с Джинни, волновало его все меньше и меньше. Горе сменилось гневом. Джаз злился на себя за то, что ему ничем не удалось помочь, и, разумеется, бесился от того, что никак не может выйти на след того негодяя, который стал теперь олицетворять его собственного отца.

— …и позвонил по номеру девять-один-один, — услышал Джаз голос Хоуви. — Потом я услышал в переулке какой-то шум, повернулся и… — Хоуви закашлял, — и доблестно атаковал нож своим собственным животом. Но к сожалению, безуспешно.

— Ты успел хорошенько рассмотреть его? Можешь описать?

Хоуви печально улыбнулся:

— Да, конечно. Он был примерно вот такенного размера. — И он развел ладони примерно на десять сантиметров. — Тонкий, сделан, как я полагаю, из стали. Очень острый.

Джаз усмехнулся, несмотря на то что сейчас ему было совсем не до веселья.

— Ну а что скажешь ты, Джаспер?

Джаз отрицательно покачал головой. Он тщетно пытался вспомнить лицо убийцы, его глаза, хотя бы что-то. Но у него был всего один миг, прежде чем преступник выпрыгнул в окно, а оттуда на улицу, прямиком к Хоуви и его несчастному животу. Но эти голубые глаза…

— Все, что я могу сказать, — он белокожий, но это мы установили еще раньше, насколько мне известно. Довольно высокий, где-то метр восемьдесят. — Он взмахнул рукой, показывая примерный рост незнакомца. — И у него голубые глаза.

Шериф поблагодарил их и поднялся, одновременно давая Джазу жестом понять, что Хоуви тоже пора передохнуть. Но у Джаза еще оставался вопрос к шерифу.

— Скажите, ваши ребята нашли театральный реквизит? Ну, там, у нее в квартире?

Шериф несколько секунд колебался, не зная, стоит ли говорить ребятам о том, что увидели его сотрудники, но все же решился и кивнул:

— Да. Игрушечный лук со стрелой и кое-что еще. Ну, ты меня понимаешь.

Когда Билли Дент носил прозвище Художник, он придавал своим жертвам различные посмертные позы. Четвертую женщину он усадил на одно колено в позе купидона, стреляющего из лука. Эта композиция, как показалось Билли, весьма гармонировала с инициалами жертвы В. Д. Она должна была символизировать Валентинов день и «посвящалась» всем влюбленным. Первые десять или двенадцать убийств Билли совершил еще до рождения сына и подробностями с ним не делился, а потому Джаз не знал точно, почему его отец поступал именно так, а не иначе. Возможно, такова была его тактика, и она помогала ему. Полицейские сбились с ног, пытаясь установить закономерность в его действиях, и долгие годы Билли продолжал оставаться на свободе.

— Значит, я оказался прав, — выдавил Джаз.

— Похоже на то. Он явно подделывается под Билли и пытается повторить его карьеру.

— А что насчет пальцев?

— Он отрезал их не после ее смерти, а у живой женщины. Но это тебе уже известно. Мы полагаем, что при этом он не хотел менять своего стиля. Просто он услышал ваши шаги, ребята, и действовать ему пришлось быстро, не раздумывая.

Быстро… Прошло не больше минуты между тем, как Джаз постучался в дверь и как он вышиб ее своим телом. Импрессионист отрезал пальцы у Джинни в рекордно короткий промежуток времени.

— Он оставил нам средний палец, как обычно. Мы нашли его под диваном.

Джаз подумал о том, а не он ли, случайно, загнал его туда, когда влетел в комнату.

— Вы знаете, что надо делать, — заявил он шерифу, не сводя с него пристального взгляда.

Уильяму даже не понадобилось консультироваться с записями в смартфоне.

— Следующую жертву Билли звали Изабелла Хернандес. Горничная в гостинице. Тридцать пять лет. Первое, чем займутся с утра мои ребята, — они будут объезжать все отели в городе и округе, чтобы узнать, не работает ли у них кто-либо с инициалами И.Х.

— Почему только с утра? А сейчас это сделать нельзя?

— Если он повторяет все то, что совершил Билли, у нас остается целых три дня, прежде чем он снова выйдет на охоту. Будет лучше, если мои ребята займутся этим при свете дня.

— Ну а что вы думаете по поводу последующих жертв? У вас же имеется полная хронология всех убийств, совершенных Билли. Можно начинать искать всех их, а не только следующую.

Уильям покачал головой:

— Джаз, я так не смогу работать. Мне придется бросить всех своих сотрудников на спасение той женщины, которой сейчас угрожает наибольшая опасность. — Он поднял руку, словно прося Джаза немного помолчать, и продолжал: — Ну, как бы ты чувствовал себя, если бы твою жену убили, а ты бы при этом выяснил, что полиция обо всем знала, но недостаточно хорошо смогла защитить ее? И все только потому, что у шерифа не хватило людей?

Да, с этим, пожалуй, и не поспоришь.

— А почему до сих пор молчат федералы? Вроде бы вы говорили, что их тоже подключат?

— Пока нет, — презрительно фыркнул шериф. — Они никак не могут обойтись без своей безумной анкеты-опросника. — Очень быстро, прежде чем Джаз успел что-то вставить, Уильям пояснил: — Там вопросы на тринадцати страницах, Джаз. Сто восемьдесят с чем-то вопросов, и на каждый нужно ответить детально. С толком и с чувством. Иначе вообще нет смысла начинать это дело. Но именно сейчас у нас нет никаких убедительных доказательств, чтобы просить их о помощи. Мы имеем только некоего убийцу, и его жертвы в каком-то смысле действительно напоминают жертвы Билли. Он имитирует его, но своего особого почерка у него не наблюдается…

— То, что он его имитирует, и есть его персональный почерк! — Джаз спрыгнул со своего стула. — Уильям, Боже мой, неужели это не очевидно?

— Джаз, сейчас это звучит неубедительно. Я уже сделал несколько звонков федералам. Неофициально, конечно. Они считают, что доказательств недостаточно, особенно это касается самой первой жертвы…

— А что, разве отрезанный палец не…

— Эй, послушайте! — Их разговор прервал Хоуви, которого утомила долгая беседа друга и шерифа. — Ребята, мне тут уже начинает сниться сон с убийствами и преследованиями, а вы его все время прерываете. Я уже готов отключиться благодаря тем чудесным пилюлям, которыми меня потчует медсестра, а вы мне мешаете. — Он лениво усмехнулся. — А впрочем, продолжайте, все равно рано или поздно я вырублюсь. Лекарства возьмут свое в конце концов. Одним словом, вы как хотите, а я, пожалуй, отправляюсь баиньки. Прямо сейчас.

— Прости, — искренне извинился шериф и закашлялся, словно поперхнувшийся от неожиданности и смущения ребенок. — Мы лучше оставим тебя в покое. — И он кивком указал Джазу на дверь. Его жест не позволил парнишке противиться и возражать, и они оба направились к двери.

— Эй, погоди. Еще одну секундочку, — попросил Хоуви.

Джаз остановился, но Хоуви попросил его повернуться к нему лицом.

Уильям вышел в коридор, а Джаз снова приблизился к кровати и встал рядом с приятелем.

— Тебе что-нибудь нужно? Может быть, подать какое-то лекарство? Или водички попить? Или ты желаешь видеть возле себя обнаженную медсестричку, танцующую возле шеста?

Хоуви рассмеялся, потом поморщился:

— Не смеши меня. А сестричку с шестом мне уже можно будет, наверное, через неделю. Но не раньше. А теперь возьми вот это.

Он открыл ящик тумбочки, пару секунд искал что-то и наконец вложил в ладонь Джаза свой мобильный телефон.

— Мне он пока что не понадобится. Поэтому пользуйся моей добротой.

— Ну, спасибо. — Джаз с удивлением смотрел на телефон. — Но я… м-м-м…

Хоуви изо всех сил ухватил Джаза за руку. Впрочем, силы этой пока было маловато. Как будто Джаза держал за запястье младенец, только у этого малыша были неестественно длинные пальцы. И все же такая забота Хоуви и его тревога за будущие жертвы встревожили Джаза.

— Поймай его, — прошептал Хоуви. — Тебе обязательно понадобится мобильник, пока ты будешь за ним гоняться. Возьми.

— Хоуви, дружище, ты же сам только что слышал, что сказал Уильям. Он отстраняет меня от этого дела. Он сам теперь займется этим типом.

— Уильям — это далеко не ты. Только ты способен остановить его. Ты единственный.

— Нет.

— Сделай это хотя бы ради меня.

— Хоуви, меня вывели из игры, так сказать. Серьезно. Последние события буквально ошарашили меня. Выбили из колеи, что ли… Ты ведь сам чуть не… — Он выдернул руку. — Я вне игры.

— Ты думаешь… — Хоуви нервно сглотнул. Джазу показалось, что прошла целая вечность. — Ты считаешь, я прошу тебя остановить его из-за своих швов? Из-за того, что я потерял столько крови? — Он снова вложил телефон в руку Джаза, словно от этого сейчас зависела его жизнь. — Послушай, ты должен остановить его, потому что… — Он заморгал. — Ты должен это сделать, обязан… — Он захихикал. — Послушай, все же так просто…

И он вырубился.

Джаз глубоко вздохнул. Потом похлопал друга по ладони.

Затем он сунул мобильник себе в карман и вышел из палаты.