Уоммейкетская тюрьма возвышалась над горизонтом, словно цементный завод, выросший прямо из ада. Два бетонных забора три метра высотой окружали территорию тюрьмы. На ограде в солнечном свете угрожающе поблескивали острые как лезвие бритвы громадные петли армированной колючей проволоки. Год назад заключенным во время исправительных работ на свежем воздухе каким-то образом удалось устроить поджог тюрьмы при помощи сухих веток и кустарника. Начался пожар, и его следы оставались на здании до сих пор в виде черных теней, обугленных и навсегда въевшихся в старые стены. От этого тюрьма казалась еще более мрачной и какой-то уж очень древней, почти средневековой.
Даже несмотря на включенную сирену и нарушение скоростного режима (Хэнсон, по-видимому, был настоящим гонщиком в глубине души), дорога из Лобо до Уоммейкета заняла почти два часа. Ближе тюрьмы не нашлось, которая могла бы содержать преступника такого калибра, как Билли Дент.
Билли удалось провести несколько сделок со стороной обвинения. На большинство из них он согласился с тем, чтобы избежать смертного приговора. Уж очень не хотелось ему получить смертельную дозу препарата, что было бы вполне достойным наказанием за его преступления. Но последняя сделка все же гарантировала то, что он отсидит положенное ему время и умрет от старости за решеткой именно в Уоммейкете, ближайшей тюрьме к Лобо. «По крайней мере моему сыну будет удобно навещать меня», — пояснил он тогда своим адвокатам.
Но Джаз не удосужился повидаться с отцом ни разу. Ему было наплевать на папашу. Но вот теперь…
— Вот так, — впервые Хэнсон произнес хоть слово за всю дорогу с тех пор, как они выехали из полицейского участка. Впереди замаячил Уоммейкет, с каждой секундой делаясь все больше и больше. — Вот…
Джазу не хотелось начинать с ним разговор «ни о чем».
— Может, вы хотите пойти туда вместе со мной? — поинтересовался он.
— Боже, да ни за что на свете! — выпалил помощник шерифа. Правда, он тут же опомнился и добавил: — То есть я хотел сказать, что, может быть, это не слишком удачное предложение.
Возле тюрьмы стояла группа из трех человек — две женщины и мужчина. Они ритмично топали ногами, держа в руках какие-то плакаты протеста. Когда Хэнсон подъехал к ним поближе, то увидел, что текст на плакатах, вырезанных в форме футболки, был один и тот же у всех троих. Там было написано: «Свободу Билли Денту!»
Вот так. Значит, вот это они и есть, те самые психи, которые считали, что Билли подставили, а признания у него выбили силой. Джаз читал о таких в Интернете, но никогда не видел их живьем. Это движение распространилось по всей стране, между прочим. Теперь Джаз был искренне благодарен государству за то, что этим болванам разрешалось собираться самое большее по трое в одном месте.
— Идиоты, — чуть слышно пробурчал Хэнсон.
Тюремный надзиратель помахал им рукой за двумя заборами и указал на небольшую парковочную площадку возле шлакоблока, на котором тоже до сих пор сохранились черные следы от прошлогоднего пожара. Еще один надзиратель встретил их у входа и проводил Хэнсона в комнату для отдыха сопровождающего персонала. Джаза сразу же провели непосредственно в кабинет начальника тюрьмы.
— Ты уверен, что тебе это надо? — поинтересовался тот. Он был высоким и крепко сбитым мужчиной, отчего Джазу сразу же, и не без причины, вспомнился носорог. Казалось, что у начальника тюрьмы все его мышцы находились в постоянном напряжении. Словно он всегда был начеку.
Он подозрительно осмотрел Джаза. Может быть, он подумал, что Джаз вступил в некий заговор с Билли и теперь нуждался в своеобразной консультации по поводу преступлений Импрессиониста? Или все дело заключалось лишь в том, что он просто привык подозревать всех и каждого, поскольку его ежедневно окружали самые опасные люди в стране?
— Уверен, — коротко ответил Джаз.
Начальник тюрьмы покачал головой:
— Билли не соглашался на свидания в течение четырех лет, пока он содержится у нас. Последним, кто его видел, был один из его адвокатов. Я думал, что он откажет в свидании даже тебе, но он меня удивил. Я, конечно, не могу предотвратить вашу встречу и переубедить тебя, но, во всяком случае, я обязан тебя предупредить.
— Билли ничего плохого со мной не сделает, — произнес Джаз с уверенностью, которой в общем-то на данный момент не обладал. Он не знал, на что способен Билли, если быть честным до конца. Кроме того, Билли мог творить зло, которое выходило за рамки физического воздействия на человека. Он мог причинять боль, не притрагиваясь к нему.
— Ты должен быть очень осторожным с этим парнем, — сказал начальник тюрьмы. — Он настоящей мастер манипуляций и самый большой лжец, каких мне только приходилось видеть. Шеф-повар высшего класса по изготовлению лапши и навешиванию ее на уши своим собеседникам. Надеюсь, ты меня понимаешь?
Если бы Джаз пребывал в более благодушном настроении, он, возможно, оценил бы юмор начальника тюрьмы. Надо же! Он пытался предупредить его о том, что Билли Дент исключительно опасен!
— Если бы Билли Дент просто назвал мне свое имя и фамилию, — продолжал начальник, — я бы ему никогда не поверил, а начал бы проверять его свидетельство о рождении: уж не подделка ли?
Он уставился на мальчишку пристальным взглядом и держал его так долго, что любой другой на месте Джаза давно бы перепугался или по крайней мере насторожился и задумался. Но Джаз не был «любым другим». Он выдержал этот взгляд и вынужден был признать, что и начальник тюрьмы стойко вынес эту своеобразную проверку и не опустил глаза. Этому взгляду он научился у папаши, и мало кто мог смотреть на парнишку спокойно, не испытывая при этом чувства волнения и растерянности.
— Я тебя еще раз спрошу: ты уверен, что тебе это надо, малыш?
Джаз неторопливо пожал плечами, словно ему было лень отвечать на подобные вопросы. Но внутри у него все кипело. Он словно хлебнул порядочную дозу адской смеси ужаса и тревоги. От одной только мысли, что сейчас он увидит отца, ему становилось по-настоящему страшно. Но вместе с тем он чувствовал, что начинает понемногу оживать. Наверное, примерно то же самое испытывают парашютисты, когда дергают в полете за вытяжной трос парашюта. Но Джаз никому бы не раскрыл своих истинных чувств. Тем более начальнику тюрьмы. Об этом никто и никогда не должен был узнать.
— Ну что ж, — фыркнул тот, — тогда пошли.
Чуть позже Джаз очутился вместе с начальником тюрьмы и двумя надзирателями в маленькой серой комнатушке. Он сидел за металлическим столом, прикрученным болтами к полу. Стулья тут тоже были намертво приделаны к полу, как он уже успел заметить. Стены здесь были сложены из некрашеных шлакоблоков. Джаз вспомнил, как читал о какой-то тюрьме, где решили покрасить стены в пастельные тона, посчитав, что это немного успокоит и смягчит заключенных.
Вместо этого они тщательно соскоблили краску со всех стен. И съели ее.
В комнате было две двери, два металлических прямоугольника в стенах. Через одну из них вошел Джаз. И он знал, кого должны были привести через вторую.
Одно-единственное узкое зарешеченное окно, расположенное где-то у самого потолка, наверное, пропускало сюда солнечный свет, но день, как назло, выдался пасмурный. Комната освещалась электрической лампочкой без плафона, свисавшей с высокого потолка. Джаз быстро прикинул — если он встанет на стол, то скорее всего сумеет схватиться за эту лампочку. Но сможет ли он разбить ее, чтобы превратить в более или менее сносное оружие, прежде чем его успеют остановить?
Видимо, сможет.
Да, конечно, вне всяких сомнений.
Джаз с такой силой вцепился руками в край стола, что костяшки пальцев у него побелели. «Тебе не потребуется никакого оружия, — принялся он мысленно убеждать себя. — Тебе не понадобится…»
«…просыпалочки…»
«…сделай это!..»
— Ничего не бойся, малыш, — успокоил Джаза начальник тюрьмы, приняв его побелевшие костяшки пальцев за признак страха, а не простого нервного напряжения. — Мои ребята будут рядом и обеспечат тебе полную безопасность.
— Я и не боюсь, — заверил его парнишка. — А вы всегда вот так сопровождаете посетителей своих заключенных?
Начальник тюрьмы расхохотался. Оказалось, что этот грузный, впечатляющих размеров мужчина обладает тоненьким голоском, когда смеется. Джаз поймал себя на мысли, что ему хочется вырвать это горло, чтобы остановить противный девчачий визг.
Но вместо этого он лишь вежливо улыбнулся и сделал вид, что собеседник его вполне устраивает во всех отношениях.
Раздался звонок. Во второй двери, сквозь зарешеченную щель на уровне глаз, Джаз увидел лицо очередного надзирателя.
— Заключенный! — рявкнул тот.
Тюремный начальник кивнул, и один из надзирателей, находившихся в комнате, открыл эту дверь. Внутрь вошел тот самый рявкнувший надзиратель и тут же отступил в сторону.
И в ту же минуту Джаз увидел своего отца, как говорится, живьем, впервые за четыре года.
Билли Дент выглядел…
Абсолютно счастливым.
Рот его скривила довольная ухмылка. Он смотрел на сына широко раскрытыми глазами, в которых светилось именно то, что некоторые люди (конечно, не те, кто сейчас присутствовал в комнате) могли бы ошибочно принять за исключительную радость и искренний восторг. Он вошел в комнату развязной походкой, как будто ожидая, что в любой момент тут раздастся музыка в его честь, а он еще подумает, стоит ли ему сплясать или нет. На нем была ярко-оранжевая тюремная одежда — штаны и расстегнутая рубашка, надетая поверх белой футболки.
Джаз почему-то ждал увидеть Билли неухоженным и угрюмым. Он думал, что тот будет чуть ли не покрыт золой и сажей с ног до головы. Мальчишка даже был немного разочарован, увидев, что Билли прекрасно себя чувствует, как будто только что вышел из душа и переоделся в свежее белье. Его соломенного цвета волосы успели отрасти длиннее обычного, но все равно чистые и аккуратно зачесанные назад.
— Добро пожаловать, Билли, — усмехнулся тюремный начальник. — Вот это и есть так называемая комната для свиданий. Наверное, я должен ознакомить тебя с кое-какими правилами, поскольку ты ни разу своим правом принимать посетителей не воспользовался.
Билли сделал еще шаг вперед. Он был закован в кандалы. Между его запястьями оставалось расстояние сантиметров в десять, а между лодыжками, наверное, в пятнадцать, не больше, где к кандалам была приделана цепь. Она была достаточно длинной, чтобы он мог совершать хоть какие-то движения руками и ногами, и все же здорово мешала при ходьбе, да при этом еще отвратительно звенела и побрякивала. За преступником стоял еще один надзиратель. Итак, двое пришли с Билли, двое уже находились здесь плюс начальник. Итого пятеро взрослых мужчин-профессионалов между Билли и Джазом, но парнишка все равно чувствовал, как будто именно его отец, а не кто-то другой контролировал здесь ситуацию. Билли Дент смотрел прямо перед собой. С его губ не сходила эта кривая усмешка, а свет в глазах не потухал.
— Расскажи ему о правилах поведения, — велел начальник одному из надзирателей, а сам вышел из комнаты.
— Ну что ж, можешь начинать развлекаться, Билли, — совершенно серьезно произнес надзиратель. — Говорить буду один раз, поэтому слушай меня очень внимательно. Это понятно? Вот как все тут у нас происходит. Ты садишься вот сюда. Я приковываю тебя к столу. Я и мои коллеги все время будем находиться с другой стороны двери.
Он указал на дверь. Джаз следил за глазами отца, но они не двигались, Билли продолжал смотреть на сына, как будто, кроме Джаза, никого в комнате не было и ничто больше его тут не интересовало.
— Эта дверь не запирается. Теперь представь, что посередине — ровно посередине — этого стола стоит загородка. Дотронешься до нее или наклонишься вперед слишком далеко — мы сразу же появляемся из-за вот этой двери и делаем тебе больно, Билли. То есть я не говорю о том, что мы побьем тебя дубинками или отключим электрошокером. Больно будет по-настоящему, Билли. Очень больно. И долго. Твой мальчик успеет вернуться домой и уже пойдет спать, а тебе все еще будет очень больно, понимаешь? Я пытаюсь убедить тебя в том, что все это очень серьезно, и разбираться с тобой мы будем тоже без всяких шуток. Надеюсь, мы хорошо поняли друг друга?
Билли Дент кивнул, не сводя глаз с Джаза.
Надзиратель тоже взглянул на мальчика:
— Ты точно уверен, что тебе это надо, малыш?
Внезапно Джаз понял, что не может больше доверять своему голосу. Он кивнул так же, как только что поступил его отец. Осознав это, он кивнул еще раз, только чтобы отличаться от Билли Дента, и тут же выругал себя за то, что показывает отцу свою слабость.
Надзиратели усадили преступника и приковали его кандалы к столу. Билли сложил руки перед собой.
И Джаз остался наедине с отцом. Они смотрели друг на друга, их разделял стол шириной в полметра или чуть побольше да воображаемая перегородка.
— Разве уже наступил День отца? — весело поинтересовался Билли, как будто не было этих четырех лет разлуки, как будто они видятся вот так постоянно.
Джаз аккуратно выбирал слова. Билли Дент сейчас мог показаться каким-то наивным дурачком, этаким деревенским молодцом-простачком, но это было совсем не так. Его IQ превосходил все мыслимые результаты. Из-за него два психиатра (один из них работал в ФБР, другой в группе по защите прав жертв) были вынуждены признаться в собственной некомпетентности и сменить профессию. Он сочетал в себе идеальный трезвый ум и чистое зло. И горе тому, кто забывал об этом при беседе с этим дьяволом во плоти.
— Так ты находишь нашу встречу забавной? — произнес Джаз спокойным, ровным тоном, почти безразличным. — Тебе смешно?
Билли склонил голову влево, потом вправо. При этом послышался тихий хруст.
— Забавной мне кажется сама наша жизнь, Джаспер. И она такой будет всегда, пока не закончится. — Он усмехнулся. — Когда ты счастлив, тебя будет забавлять буквально все вокруг. Даже здесь, вот в этом самом месте.
— Я как-то раз видел по телевизору одного психиатра, — так же спокойно продолжал Джаз, — и он сказал, что ты скорее всего в тюрьме покончишь жизнь самоубийством.
Билли усмехнулся:
— Неужели? Я?! И зачем? Чтобы уничтожить все это? — Ему было неудобно жестикулировать, и он просто мотнул головой, имея в виду не только эту комнату и тюрьму. Он хотел сказать, что никогда бы не стал добровольно расставаться и с этой страной, и со Вселенной.
— И все равно я удивлен, увидев тебя в полном здравии. Я всегда считал, что в тюрьме существует определенная иерархия.
— Совершенно верно, ты не ошибся! — Он откинулся на спинку стула и от души расхохотался. — И еще какая иерархия! И верхушку ее занимает твой дорогой папочка. Когда число убитых тобой представляет собой трехзначное число, по-другому и не бывает. Ты автоматически становишься королем. Чем-то вроде дамки, если сравнивать с шашками, понимаешь?
— Я почему-то подумал, что тебя здесь пообломают. Кто-то решит, что он покруче Билли Дента, ну и покажет тебе, чего стоит.
— Ну-у-у, что тебе на это сказать? — протянул Билли сладчайшим голосом. — Не могу сказать, чтобы в течение первых двух лет все у меня было так уж гладко. Но время — как это называется? — притирки, что ли, привыкания давно прошло. Случались и недоразумения, и ссоры, разумеется. Все было, это ведь жизнь.
И он улыбнулся. Для постороннего наблюдателя его улыбка могла бы показаться искренней и теплой. Именно так он улыбался, когда впервые обучал Джаза, как распилить коленный сустав человека менее чем за пять минут. («Понимаешь, самое главное, попасть под коленную чашечку, дальше все будет очень просто…»)
— А вот теперь я поладил со всеми местными ребятами. Мы отлично понимаем друг друга. Тюрьма, между прочим, совсем не такое уж плохое место для людей, подобных нам с тобой, Джаспер.
Джаз дернулся. Ему очень хотелось ответить отцу, но он сдержался. Правда, Билли все равно сумел и заметить, и оценить его реакцию, и для него этого было достаточно. («Я совсем не похож на тебя», — так и подмывало Джаза сказать именно эти слова, но он прекрасно понимал, что на такие фразочки у Билли уже давно заготовлен остроумный ответ.)
— Что ж, я рад, что у тебя все в порядке, — вместо этого отреагировал Джаз, стараясь, чтобы голос его прозвучал достаточно искренне.
Билли немного помолчал, словно взвешивая все «за» и «против» и решая, стоит ли ему доверять Джазу или нет.
— Как бы там ни было, вряд ли ты сейчас желаешь мне смерти. Знаешь, что подстегнуло меня, почему я в первый раз вышел на охоту за своей жертвой? Тогда умер мой папочка. Боже, как же я его любил! А когда он умер, я просто пошел на улицу и стал делать все то, что мне хотелось. Так случается со многими из тех, кто похож на нас. Ты вспомни хотя бы Гейна, или Спека, или де Ре. Ну и меня заодно. Или, может быть, даже себя самого. Представь себе: вот я умираю, и ты начинаешь творить все самое главное. И оказывается, что нужно-то было всего-навсего, чтобы… — Он не закончил фразу и замолчал, но через секунду продолжил: — Но хватит говорить о всяких ужасах. — Он улыбнулся. — Когда мужчина заканчивает свою работу на земле, причем он знает, что работа выполнена на совесть, — вот тогда, Джаспер, он может спокойно удалиться на заслуженный отдых.
Джаз фыркнул. Билли, конечно, мог разглагольствовать об отдыхе, сколько ему заблагорассудится, но Джаз отлично понимал, что Билли чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы находился вне тюремных стен. А там, на свободе, он обязательно бы занялся своим любимым делом — снова стал бы выслеживать свои потенциальные жертвы.
— Значит, вот что для тебя тюрьма — просто заслуженный отдых, и все. А тебе не кажется, что этот отдых наступил довольно-таки рано?
Билли Дент снова изобразил свою знаменитую улыбку убийцы:
— Ты так считаешь?
И снова молчание. И снова они принялись смотреть друг на друга через воображаемую перегородку. Билли расплел пальцы рук и положил на стол кулаки. Джаз увидел у костяшек пальцев свежие тюремные татуировки. На правой руке красовалось слово «ЛЮБОВЬ», на левой — «СТРАХ».
— Отличная работа, — кивнул Джаз.
Билли неопределенно пожал плечами.
— Свеженькие. Рад, что тебе нравится. Послушай, тебе не стоит волноваться за меня. Никто тут твоего папочку не тронет, Джаспер. Я тебе это гарантирую, черт возьми. Меня здесь уважают. Ты говорил про иерархию, чтоб ее… Меня это мало волнует. Иерархию пусть боятся настоящие ублюдки. Я же нормальный парень, я, например, не трогаю детей.
Джаз внутренне сжался. Вот ведь лжец! Лицемер несчастный! Наверное, он специально пытался вывести Джаза из себя, но мальчишка уже не мог сдерживаться. Он еще не понимал, какую игру ума завел с ним Билли, но оставить это замечание без комментариев ему оказалось не под силу.
— Как это — детей ты не трогаешь?! А как же Джордж Харпер?
— Джордж Харпер… — Билли уставился в потолок, словно пытался вспомнить этого человека. Это, конечно, было полной чушью, поскольку Билли обладал фотографической памятью, а уж что касалось его карьеры, тут он помнил все до мелочей. — Ах да, — наконец просветлел он через несколько секунд воспоминаний. — Сынок, ну что ты, тот парень выглядел на все двадцать, ничуть не меньше. Ты же сам видел фотографии. Никто бы ему пятнадцать не дал. — Он замотал головой, но было видно, что такая реакция Джаза его явно устраивала. — Эти дети, они так быстро растут, оглянуться не успеваешь. Вот как ты, например, Джаспер, мальчик мой. А ты еще не подумываешь о том, чтобы самому завести детей, нет? А у меня тогда будет внук или внучка. И мне будет ради кого жить. Я понимаю, что мне здесь сидеть несколько пожизненных сроков, но наука ведь не стоит на месте. Может быть, я их все и отсижу, а? Кто знает? Как ты сам считаешь?
От одной мысли о собственных детях Джаза затошнило. Это означало передать по наследству генетическую ошибку — безумие бабули, безумие отца, наконец, его собственное безумие… Нет. Этого не должно было случиться. Он не создаст следующего поколения Билли Дента.
— Могу поспорить, что я знаю, о чем ты сейчас задумался, Джаспер, — негромко, тоном истинного и всезнающего обольстителя произнес Билли. Это был голос идеального, классического психопата, и Джаз ненавидел его за то, что этот голос напоминал ему его собственный. Он использовал его, когда нужно было убедить в чем-то, например, учителей. Или Уильяма. Или Мелиссу Гувер. Да и всех остальных, если уж быть честным до конца. Это было так же естественно, как, например, моргать или засыпать.
— Ты думаешь о том, что не позволишь родиться на свет очередному Денту, да? Я почти слышу это. Но я тебя понимаю. Но не всегда твое решение имеет значение. У тебя же есть телочка, которую тебе хочется трахнуть, так? А такой красавец, как ты, да со своими сладкими речами, разве может он получить отказ? Да ни одна девчонка не устоит перед тобой, Джаспер. Наверняка они уже в очередь выстраиваются, чтобы немного позабавиться с твоей «игрушкой» и попробовать ее на вкус. Я угадал, да?
Джаз отчаянно замотал головой, не успев ничего обдумать. Проклятие! Он же дал себе слово держаться нейтрально и не дать повода своему отцу веселиться и получать удовольствие от их свидания. Никакой информации! И вот теперь он опять проиграл.
— Значит, тебе эта очередь просто не нужна. И это тоже неплохо. У тебя имеется одна-единственная девчонка. Это же прекрасно, Джаспер. Такие мужчины, как мы с тобой, они любят постоянство. Ты ведь меня понимаешь, да? Когда у тебя всего одна женщина, меньше будет сюрпризов и неожиданностей. Вот, например, когда ты вспахиваешь не одно поле, а множество, разве ты можешь предугадать, в каком месте твой плуг наскочит на камень? А когда у тебя всего одно поле, ты успеваешь узнать его вдоль и поперек. Тебе становится знаком каждый камушек, каждый бугорок и канавка.
Он немного помолчал и продолжил:
— Но тут есть еще кое-что, что тебе нужно помнить, Джаспер. Я же понимаю, что ты положительный и весьма ответственный парень. Хотя бы потому, что я сам воспитал тебя. Скажи мне, ты всегда покупаешь эти самые резинки? Не забываешь про них? Или она у тебя предпочитает глотать свои женские таблетки? Но на них рассчитывать опасно, они не всегда срабатывают, Джаспер. Резинки гораздо надежнее, вот в чем дело. К тому же надо все время быть уверенным в том, что она сама не забыла проглотить свою таблетку, Джаспер. Черт побери! — Он расхохотался. — Между прочим, как ты думаешь, ты сам-то как появился на свет?!
Ну ладно, хватит, не буду больше об этом, — постарался успокоиться Билли. При этом он так далеко наклонился вперед к воображаемой перегородке, что Джаспер подумал: вот сейчас откроется дверь и сюда ворвутся надзиратели. Но дверь оставалась закрытой, и пока что к нему на помощь никто не торопился. — Твое появление было для меня самой большой неожиданностью, Джаспер. Я тогда так рассердился на твою мамочку. Но только поначалу. Не буду даже говорить, что я хотел с ней сделать, потому что тебя это огорчит, а я не хочу тебя расстраивать сейчас. Я же понимаю, какой ты у меня чувствительный. Но ты все же родился на свет, Джаспер. Причем так быстро и безболезненно, просто вышел из ее тела, и все. Ты практически выпал из нее прямо мне в руки, мой мальчик, мой сыночек, мое будущее. Поэтому я сразу же и простил твою мамочку за ее обман.
— Что ты сделал с мамой? — прохрипел Джаз. Он не хотел задавать этого вопроса. Он не собирался спрашивать Билли о матери, но он оказался бессилен перед его колдовством. Впрочем, как и все жертвы Билли, а Джаз был точно такой же жертвой, как и все остальные. Он понимал, что так оно, по сути дела, и есть.
— Я? Что я сделал с твоей мамой? — Билли пожал плечами. — Ничего.
«…как будто режешь…»
«…молодец…»
— Тогда что ты заставил сделать меня? — прошептал Джаз.
Билли усмехнулся.
— Что ты заставил меня сделать? Неужели ты заставил меня убить мою собственную мать?
Билли рассмеялся:
— А ты разве сам ничего не помнишь?
Он не помнил. Не мог вспомнить. Память выдавала какие-то разрозненные куски, обрывки, никак не связанные один с другим. Он помнил, как Билли сдирал шкуру с Расти, помнил, как он учил его растворять человеческую плоть в негашеной извести. Он помнил много всяких ужасов, но самое главное было вычеркнуто. Он этого не помнил…
«— Сделай же это! Режь… Нож… Это была мамочка. Я зарезал мамочку ножом. Билли заставил меня сделать это».
И тут комната как будто завертелась вокруг него. Конни оказалась права. И начальник тюрьмы тоже. Да он просто безумец, раз решился приехать сюда. Билли Дент по-прежнему являлся мастером манипуляций, король не только тюрьмы, но и всего психического пространства, которое существует между отцом и сыном. Он был властелином мозга своего сына. В конце концов, разве не Билли сам буквально создал этот мозг? Он зачал его, вырастил его, сформировал его, как и любой другой отец. Разве Джаз — не творение своего отца?
Итак, Билли. Билли в прошлом, заставляющий Джаза воспользоваться ножом. Билли в настоящем, скалящийся, а теперь еще и шепчущий:
— Как же ее зовут, Джаспер? Ну скажи своему папочке имя этой киски. Я хочу знать, с кем же ты так счастлив, мне нужно знать ее имя. Скажи мне!
«Конни», — пронеслось в голове Джаза, но он ни за что не произнесет этого имени вслух. Он не позволит осквернить это имя, не даст ему прозвучать рядом с Билли, рядом с его ушами и мозгом. Джаз ужаснулся при одной мысли, что ее имя станет известно Билли Денту. Нет, он не станет ничего говорить отцу.
— Ну, как же ее зовут, сынок?
Конни…
И тут он ясно вспомнил ее слова. О том, что ему совсем не обязательно становиться таким же, как его отец. О том, что он должен подняться выше его и своего собственного воспитания. «Сыновья не становятся своими отцами. Ни хорошими, ни плохими. И у сыновей всегда имеется второй шанс. Ты совсем не должен становиться тем, кем был твой отец. У тебя не отцовские глаза, и жизнь у тебя тоже должна быть своя собственная».
— Я девственник, — отчеканил Джаз.
Билли презрительно фыркнул и откинулся на спинку стула. И Джазу в этот момент показалось, будто комната внезапно наполнилась кислородом. Он с удовольствием набрал в легкие свежего воздуха.
— Нет, этого не может быть. Ты мне врешь, а коли так, то нам с тобой больше и обсуждать нечего, — нахмурился Билли.
Джазу было все равно, считает ли отец его лжецом или нет. Это не имело никакого значения. Самое главное — ему удалось развеять его чары, и теперь Джаз снова мог спокойно мыслить. Он мог сосредоточиться, обдумать свой ответ и вести беседу дальше в том русле, как это было нужно ему самому.
Силы словно удесятерились по его сторону от воображаемой перегородки.
— Прости меня, — выговорил он, изображая, как мог, искреннее раскаяние. — Не надо было мне лгать тебе. Я, конечно же, не девственник. Ее зовут…
Хейди Линда Рэ Делорес Хуанита Челси Тоня…
— Тоня.
— Тоня? — нахмурился Билли. — Однажды я убил какую-то Тоню. У нее были крошечные идеальные сиськи. Но зато она красилась в рыжий цвет. Ненавижу.
— Я помню, — кивнул Джаз. — Мне запомнился трофей.
Похоже, это обрадовало Билли. Он снова подался вперед:
— Расскажи мне поподробней.
— Это кожаные перчатки, — без запинки отчеканил Джаз. — Из тонкой лайки. Коричневые, почти красные. Они такие мягкие и гладкие. Я еще помню, как представлял себе, что женщина, наверное, такая же мягкая и нежная.
Билли довольно хихикнул.
— У тебя моя память, это точно, Джаспер. Но слова ты употребляешь такие же, как и твоя мамочка. Черт, я скучаю по ней.
— Я даже надевал раньше эти перчатки. В потайной комнатке. Я тебе про это не рассказывал, потому что считал, что ты расстроишься.
— Значит, ты играл в игрушки своего отца.
— Да. Бывало, надену перчатку и давай гладить себя по щеке. По губам. Да так и размечтаюсь, каково это будет потом…
— С женщиной, — закончил за него Билли, и глаза у него так и заблестели. — Ну а каково оно теперь? Ты ведь уже был с женщиной? Те же ощущения, что в перчатке?
— Конечно, нет. Просто очень хорошо. Но могло быть и лучше. Я знаю. Я помню все, чему ты меня учил. Иногда, когда мы проводим время вместе с… Конни — с Тоней, мне хочется, чтобы я увидел еще кое-что: страх.
— Это все придет к тебе со временем, — прошептал Билли. — Со временем все придет. Я тебе обещаю.
И снова они долго молчали и смотрели друг на друга. Джаз думал о том, сколько же времени он еще сможет вести эту игру. Сколько он может притворяться, что находится под влиянием чар Билли, в плену его харизмы? Сколько еще он выдержит и будет делать вид, что его действительно возбуждают подобные мысли? И что самое страшное — а правда ли он сейчас притворяется? Может ли кто-то вообще имитировать такие чувства?
— Как бы то ни было, Джаспер, — наконец прервал тишину Билли, — я рад, что ты решил воспользоваться тем, чем одарила тебя природа. Мне нужно было самому привести к тебе девочку, и сделать это еще давно. Как это невнимательно с моей стороны. Ну прости. Но только за это и ни за что больше.
— Да все в порядке.
— Так что привело тебя ко мне? Зачем тебе понадобилось увидеться с папочкой? — поинтересовался Билли, подаваясь вперед ровно настолько, насколько позволяли ему кандалы. При этом ему удавалось сохранять спокойный, расслабленный вид. — Я же воспитал тебя так, чтобы ты мог всегда сам о себе позаботиться. Значит, тебе потребовалось от меня что-то очень уж важное.
— Ты угадал.
— Валяй, выкладывай.
— Я… — А правильно ли он сейчас поступает? За последние несколько минут вроде бы он сумел установить контакт с Билли. Но теперь настало время просить помощи в поимке Импрессиониста… Поймет ли Билли, что Джаз попросту хочет использовать его? Не разозлится ли он, не бросится ли на Джаза, наплевав на воображаемую перегородку?
Что ж, такое вполне возможно. В этом случае Джазу придется наблюдать, как его отца избивают до полусмерти. Получается, что сценарий, задуманный Джазом, безупречен.
— Мне нужна твоя помощь. Я хочу разыскать одного человека.
— Неужели? — Похоже, эта новость заинтересовала Билли. — Кого же?
— Это может показаться тебе несколько странным. Поэтому я прошу внимательно выслушать меня. В общем, я… Мне нужно вычислить серийного убийцу.
Джаз ожидал, что сейчас Билли либо разразится демоническим смехом, либо серьезно разозлится. Ни того ни другого не произошло. Он только улыбнулся пошире.
— Вот это да!
— Ты смотришь здесь новости? Ты вообще в курсе событий? Знаешь, что творится в мире? Короче, ты слышал что-нибудь об Импрессионисте?
— Импрессионист, — медленно, чуть ли не по слогам произнес Билли. — Кажется, нет. Что-то не припоминаю.
— Он копирует твои первые убийства. Вплоть до того, что тоже использует средство для чистки труб. И подыскивает жертвы точно с такими же инициалами, какие были у твоих женщин.
Джаз внимательно следил за реакцией отца, но выражение лица у Билли оставалось невозмутимым, как у настоящего психопата в подобных случаях.
Билли кивнул.
— А зачем тебе понадобился этот джентльмен?
«Чтобы спасти свою душу. Если, конечно, таковая у меня вообще имеется».
— Честно? Я помогаю полицейским.
Ну, теперь-то он уж точно взбесится.
— Интересно, — задумался Билли. — Очень интересно.
— Это все, что ты можешь мне сказать? Я пытаюсь помочь полицейским поймать человека, который старается быть похожим на тебя, и ты считаешь, что это интересно — и все?!
— Ну да, это так типично для тебя. Какой ты нудный. Тебе всегда нужно найти обратную сторону в любом уравнении. Черт, а я ведь провел целых три недели в полицейской академии, когда был чуть постарше тебя, Джаспер. Я тебя понимаю.
— Да? — Джаз постарался проявить самый обычный интерес, который только может пробудить в подростке подобное замечание. На самом же деле он уже закипал изнутри. Билли действительно когда-то изучал методы, используемые в полиции. Он пытался разобраться в их секретах. Джаз же преследовал совершенно противоположную цель — ему нужно было выяснить, как работает сознание убийцы. А это было очень сложно, все равно что разобраться со своим собственным мышлением.
— Но что самое интересное, так это то, что ты мне кое-что все-таки недоговариваешь. Тебе это нужно вовсе не для того, чтобы помочь полицейским. Тебе наплевать на них. Ты это хочешь сделать исключительно для себя самого. Чтобы разобраться в себе. Узнать, чем живешь ты сам и что придает тебе силы.
— Ничего подобного.
— Но главное то, что ты хочешь это сделать еще и потому, что тебе это просто необходимо. Охотничья собака должна охотиться, сынок. Заведи себе легавую на трех ногах и отправляйся на охоту. И ты увидишь, как она будет падать, пытаясь сделать стойку, выслеживая дичь. Но она все равно будет стараться встать в стойку. И так будет повторяться снова и снова. Ты прирожденный охотник, сынок. У тебя великолепное чутье. Тебе нужна добыча, мальчик мой. Тебе нужны потенциальные жертвы. Все это тебе жизненно необходимо.
— Нет.
— Это сидит внутри тебя, — продолжал Билли. — И выжидает свое время, понимаешь? Ждет и пока что только ходит кругами, как большой кот. И когда ты меньше всего его ждешь, нападает на тебя сзади. Поэтому не обманывай себя. Все равно твоя натура победит. Все это уже есть в тебе, просто еще время не подошло.
— Я не убийца.
— Ты самый настоящий убийца. Просто ты еще никого не убил.
— Так ты станешь мне помогать или нет?
— Мне бы надо тебя отправить домой с пустыми руками. Меня лично никто ничему не учил, между прочим, не брал за ручку и не показывал, что и как. Нет. Но я знаю современную молодежь. За них, понимаете ли, всё должны родители делать. И носиться с ними, как курица с яйцом. Так ведь? — Он засмеялся. — Ну что ж, пожалуй, я помогу тебе, Джаспер. Но тогда и ты, в свою очередь, поможешь мне, ладно?
Джаз почувствовал, как его окатила волна отчаяния. Разумеется, психопат никогда не станет ничего делать просто так, а Джаз никогда не стал бы делать ничего противозаконного, тем более для Билли Дента, что могло бы помочь его отцу очутиться на свободе.
— Ладно, забудь о том, что я просил, — вздохнул Джаз, и во рту у него откуда-то разлилась горечь разочарования. — Я не стану помогать тебе в организации побега. Ни за что на свете.
— А кто сказал, что мне это нужно? — Похоже, Билли была неприятна сама мысль о возможной свободе. — Я же говорил тебе, Джаспер, что я тут — настоящий король. А как же может король предавать свой трон и подводить подданных? Я никуда отсюда не тороплюсь. Ну, разве что… — Он подумал и добавил: — В мешке для трупов. Но это, я надеюсь, будет еще очень не скоро.
— Тогда чего ты хочешь? Ведь ты знаешь, ничего запрещенного проносить сюда я тоже для тебя не буду…
— Тебе и не придется.
— Тогда что? — Джаз поднял вверх руки, отказываясь догадываться дальше. — Что тебе нужно?
И тогда Билли рассказал ему все.