Я третий нанесла удар

XVI Убийца Айона Драммонда, естественно

Через час приехала машина «скорой помощи», и в нее на носилках уложили Сару Драммонд в бессознательном состоянии. Инспектор Паркер тяжело вздохнул и потер ладонью небритый подбородок. Они стояли у дома втроем — он, Люси Спарроу и дежурный полицейский. За стеклянной дверью инспектор заметил бледное лицо кухарки и круглое, румяное личико Кэйт Сэндерс, рядом с которой стоял сержант Джонс. Машина тихо тронулась, повернула и скрылась среди деревьев аллеи.

— Боже, Боже, — еле слышно прошептала Люси Спарроу. Закрыла ладонью глаза. Потом опустила руку и посмотрела на Паркера. — Никогда, никогда бы в это не поверила…

— Она выкарабкается? — спросил инспектор.

— Не знаю. Я не психиатр. Но боюсь, что выкарабкается. Это лишь минутное влияние большого потрясения и нервного напряжения. Она начала бредить, а потом потеряла сознание. После укола она дышала уже глубоко, и никаких тревожных симптомов не было. Но для нее лучше бы… — Она помолчала. — Я не должна так говорить, ведь я — врач. Бедный Айон! Если бы он знал… если бы только знал… — Она подняла на инспектора свои серые грустные глаза. — Вы были его другом, кажется?

— Был, — откликнулся Паркер.

— А она… И никто не мог это предотвратить. Никто. Когда она очнется, то сама погрузится в отчаяние. Она не была такой уж плохой. Это лишь отсутствие моральных принципов…

— Я наблюдал за вами в течение последнего часа. — Инспектор слегка наклонил голову. — Вы опекали ее, как сестра. После всего. Такое не увидишь часто.

— А что мне оставалось делать? — Люси развела руками. — Больной — это больной, несмотря ни на что.

— И, может быть, спасая, причинили ей боль.

— Это мы тоже не должны принимать во внимание. Моя обязанность была помочь ей, и наверняка в ряду осудивших ее я — последняя. Не считаю себя судьей, я — посторонний человек. Мы все должны продолжать жить дальше. У меня завтра операция. Еще одна трагедия. Другие люди. Кроме того, и моя жизнь нуждается в изменении. Гарольд… мой муж лежит у себя в комнате. Плачет. Это ужасное потрясение для него. Может, даже большее, чем для меня. Айон мертв, и она его убила. Гарольд считает, что он причина… Не понимает жизни. И к тому же наивен. Он будет долго-долго приходить в себя. Мне придется немало потрудиться, чтобы помочь ему.

— Вы, вероятно, очень любите своего мужа? — спросил инспектор, как бы соглашаясь с какой-то невысказанной мыслью.

— Больше жизни, — ответила Люси Спарроу таким тоном, что Паркер поверил ей сразу. — Я не должна даже ничего ему прощать. Я лучше умру, чем потеряю его. Думаю, что он не виноват… Это она его одурманила.

— Да. Вероятно, вы правы. Мистер Спарроу наверняка придет в себя после всего этого. Я желаю вам всего доброго. И не только вам. Он — большой ученый. После смерти Драммонда на него свалилась вся тяжесть ответственности за окончание их общей работы.

— Гарольд справится с этим! — Она гордо вскинула свою светлую королевскую голову. — Соберется с силами и справится со всем, что они должны были сделать вместе.

— Когда вы решили выехать отсюда?

Люси взглянула на часы.

— Уже десять. Я думаю, через час. Хочу оставить Саншайн Мэнор навсегда… — И, поколебавшись, добавила: — Я не позволю, чтобы Гарольд когда-нибудь даже проехал мимо этих мест. Этот кусочек мира мы должны оставить за собой… и все воспоминания, связанные с ним! — И словно устыдившись своей вспышки, еще раз взглянула на часы. — Я должна уже идти. Он там один.

Паркер молча поклонился ей. Она ушла.

Он смотрел на нее, ступавшую по ступеням террасы к входной двери — спокойная и светловолосая королева, безразличная к взглядам слуг, будто никакая грязь мира не могла коснуться даже ног ее прямой и стройной фигуры. На пороге она столкнулась с выходившим из дома человеком, который уступил ей дорогу и слегка поклонился. Инспектор наморщил лоб.

— Где ты был, Джо? — спросил он, когда Алекс приблизился к нему. — Я уже полчаса тебя разыскиваю.

— Я несколько минут писал, — ответил Алекс с обезоруживающей искренностью. — Ее… ее забрали?

— Да. Сделали укол снотворного и забрали в госпиталь.

— Под охраной полиции?

— Да.

— Она не сошла с ума?

— Доктор Люси Спарроу утверждает, что нет. Врач из госпиталя также надеется на благополучный исход. Видимо, выкарабкается и будет абсолютно здорова… Джо!

— Да? — спросил Джо.

— Я всегда был искренен с тобой. Сейчас тоже не хочу притворяться. Я не верю, чтобы через несколько часов после смерти Айона ты мог в этом аду заниматься своей писаниной. Что случилось?

— Ничего, — пробормотал Алекс, — я всего лишь записал кое-какие свои наблюдения. Ты просил меня, чтобы во время допросов я молчал и не сбивал тебя. Сейчас все уже закончено. Ты можешь меня выслушать?

— А ты меня? — неожиданно спросил Паркер.

— Я?.. Да.

— Тогда идем в кабинет Айона.

— Хорошо.

Они направились к дому. Сержант Джонс по-прежнему дежурил в прихожей. Паркер заметил, что как только он появился в двери, мисс Кэйт Сэндерс принялась тщательно полировать плиты камина.

— Мой пост здесь уже снят, шеф?

— А я говорил что-нибудь подобное?

— Нет. Но ведь…

— Минутку… — сказал Паркер и вошел в кабинет вслед за Алексом. Когда он закрыл за собой дверь, Алекс обернулся к нему.

— Ты можешь отдать приказ, чтобы никто из домашних не покидал дом?

— Кого ты имеешь в виду?

— Всех. В том числе и убийцу Айона Драммонда, естественно.

Паркер кивнул.

— Значит, и ты так думаешь… Но доказательства… У меня нет доказательств… Ведь я не могу…

— Подожди! — Джо поднял руку. — Мы сказали, что не покинем этот дом без убийцы Айона. И разве мы можем позволить, чтобы убийца покинул дом без нас?

— Не знаю. — Паркер прикусил губу. — Я боюсь, что не смогу его задержать. У меня нет ничего для обвинительного акта…

— Отдай приказ… — буркнул Алекс. — И тогда, может, что-нибудь и удастся сделать.

Паркер подошел к двери и приоткрыл ее.

— Джонс!

— Да, шеф?

— Никто не должен покидать этот дом ни под каким предлогом, пока я не дам на то личное разрешение. Скажи об этом также нашим людям в парке. Ни один человек отсюда не выйдет.

— Слушаюсь, шеф… — ответил Джонс. В его голосе явственно прозвучала нотка удивления, которую Алекс расслышал, хотя, сидя в кресле, не мог видеть его лица. Паркер закрыл дверь и вернулся к столику.

— Ты знаешь, кто убил Айона? — сразу спросил он.

— Да, знаю. А ты?

— Я тоже. То есть… Ты мог бы мне это доказать? Потому что я…

— Докажем вместе, — предложил Алекс. — Начнем сначала. В момент убийства в доме находилось восемь человек:

1. Джо Алекс,

2. Мэлэчи Ленехэн,

3. Кэйт Сэндерс,

4. Роберт Гастингс,

5. Филип Дэвис,

6. Сара Драммонд,

7. Гарольд Спарроу,

8. Люси Спарроу.

Начнем с лица номер один: Джо Алекс. Есть у тебя для меня какое-нибудь алиби?

Паркер открыл блокнот:

а) не мог написать письмо на машинке «Ремингтон» Сары Драммонд, ибо две недели назад тебя не было в Саншайн Мэнор;

б) не мог украсть нож, подвеску и резиновые перчатки Люси Спарроу, потому что до ужина обе женщины находились в своих комнатах, а ты туда не входил. На ужин спустился первым вместе с Филипом Дэвисом, который даже опередил тебя, уже был там, когда ты вошел. После ужина не поднимался наверх, а пошел в парк. Из парка вернулся последним. Обе женщины были уже у себя. Когда Люси пошла к Саре за машинкой, тебе представилась бы единственная возможность попасть к ней в комнату. Но ты не мог об этом знать, потому что Люси вошла к Саре через гардеробную, то есть не выходя в коридор. Позже, когда она пришла к тебе за бумагой, в твою комнату не входила, закрыла дверь и постучала к Филипу Дэвису, также не зайдя к нему. Поэтому она увидела бы тебя в коридоре, если бы ты захотел зайти к ней. Сара все время находилась у себя. Люси также вернулась к себе. Поэтому у тебя не было шансов забрать вещи, найденные у Айона, и не было шансов убить его ножом Люси Спарроу. Кроме того:

в) у тебя не было ни малейшей причины убивать Айона Драммонда.

К счастью, я знаю тебя так долго, что уверен в твоей неподкупности. Знаю, что ты был его настоящим другом и не мог убить таким образом. Никоим образом. Твоя непричастность доказывается и материально, и эмоционально. Отсутствовали и возможность, и причина убийства. Вычеркиваю тебя.

— Второе лицо Мэлэчи Ленехэн, — сказал Алекс.

— Да, не говоря уже о том, что омерзительным абсурдом является подозрение или хотя бы только предположение, будто друг семьи Драммондов, который помнит три ее поколения и любил Айона как сына, мог убить из-за угла, у Мэлэчи есть алиби. У него отсутствует даже теоретическая возможность подбросить окровавленную перчатку под шкаф и украсть подвеску. Один вопрос: ты видел второй нож, когда чемоданчик принесли на теннисный корт?

— Да, — кивнул Алекс. — Я думаю, все присутствовавшие видели его, потому что собрались вокруг Люси Спарроу и чемоданчик на какое-то время был в центре внимания.

— Следовательно, у Мэлэчи не было также шанса украсть нож. По тем же причинам, что и у тебя. Вычеркиваю его.

— Третье лицо — Кэйт Сэндерс, — сказал Алекс.

— Да. Если речь идет об этой мисс, то ее алиби строится на одном достаточно сильном моменте: у нее не было никакой возможности подбросить одну окровавленную перчатку под шкаф, а вторую — в шкаф. Она могла это сделать только тогда, когда Сара Драммонд спустилась вниз в половине первого и вошла в кабинет. Но для этого Кэйт Сэндерс нужно быть природным феноменом, — она должна уметь предвидеть будущее, то есть знать, что в полночь, через полтора часа после убийства, Сара спустится вниз и не поднимет тревогу, что кажется мне все-таки неправдоподобным. Ведь Кэйт Сэндерс понадобилось бы молниеносно помчаться наверх, вбежать в комнату Сары, затем в гардеробную, сделать свое дело, а потом выйти и спуститься вниз, не встретив Сару. Примем во внимание и такой факт: если бы Кэйт Сэндерс была убийцей, то не могла бы даже допустить, чтобы кто-то из входивших в кабинет не поднял тревоги (а не поднял никто из них, кроме тебя!), что естественно лишило бы ее возможности подняться наверх и спрятать вещи. Кроме того, она должна бы вместо того, чтобы направиться в служебное помещение, находиться полтора часа после убийства рядом с кабинетом и — несмотря на то, что там побывал Филип в 11.15, Спарроу в 11.40, Гастингс в 12.10 и никто из них не разбудил весь дом! — ждать именно Сару и выполнить свою головоломную операцию. Это так же невероятно, как невероятно то, что глупенькая горничная с кругленькой мордашкой оказалась рафинированным убийцей, желающим свалить вину на Люси Спарроу. Вычеркиваю ее, ибо все это вместе взятое не имеет никакого смысла.

Паркер замолчал и постучал карандашом по блокноту.

— Я специально пропускаю здесь твои возможные дополнения и поправки, потому что с самого начала решил исключить этих трех человек как не имеющих ни возможностей, ни малейших причин убивать Айона Драммонда. Ты согласен со мной?

— Целиком и полностью, — кивнул Алекс. — Итак, у нас остается пять человек, из которых мы должны выявить убийцу. Сейчас очередь профессора Гастингса. У тебя есть для него алиби?

— Да. Полное, если, конечно, он, Гарольд Спарроу и Люси Спарроу не убили Айона сообща, что является полным абсурдом. С 10.40 до 11.20 Гастингс разговаривал со Спарроу, и это лишило его возможности убить Айона, ибо тот погиб в момент их беседы. Кроме того, зачем ему возвращаться? За документами из сейфа? Тогда почему так глупо испачкался в крови, которая капала с другой стороны стола? Как и когда мог украсть подвеску и перчатки, а потом запихнуть под шкаф одну, а в шкаф — другую? Подвеска была у Люси во время ужина, и она пошла с ней наверх. Гастингс вышел в парк. Когда он вернулся, и Люси, и Сара находились у себя. Разговаривал с мужем Люси, когда ее не было в комнате. Позже он должен был каким-то магическим способом проникнуть в гардеробную, не замеченный обеими женщинами, занимающими комнаты по обе стороны этого помещения! Нет! Гастингс не мог сделать этого. А кроме того, он находился вне Англии, когда убийца написал письмо на машинке Сары Драммонд. Это все решает. Алиби у него полное и непоколебимое. Я вычеркиваю его.

— Хорошо, — согласно кивнул Алекс. — Теперь Филип Дэвис. Номер пять.

— Вот именно. Что касается Дэвиса, то я им был очень озабочен. Он мог это сделать. Вошел к Айону в то время, когда тот мог быть убит, однако говорит ли он правду, утверждая, что застал уже труп? Будем исходить из мотива, а его-то, пожалуй что, и нет, так как Драммонд, вероятнее всего, дал бы ему деньги. Это убийство преднамеренное, и, значит, Филип, направляясь с надеждой взять деньги взаймы, должен был иметь в кармане нож, подвеску и перчатки. От Филипа Дэвиса, шахматиста, умеющего просчитать ответы противника на много ходов вперед, я опасался какого-нибудь подвоха. Но совершенно очевидно, что он не мог украсть нож и перчатки, потому что Люси шла именно к нему. Когда чуть раньше она стояла перед твоей дверью, он, решив проникнуть к ней в комнату, должен был пройти мимо. Потом она вернулась к себе, а Сара — напомню, что в данном варианте убийца не она, а он, — вообще не выходила из комнаты до 12.30. А как он мог позже подбросить перчатки? Когда? Кроме того, он должен был запланировать убийство еще две недели назад, написав письмо, а ведь если бы Спарроу одолжил ему деньги, все его путешествие по дому и посещение Драммонда было бы совершенно ничем не оправдано. И почему он подставляет под подозрение Люси Спарроу, которую, как пишет в письмах к сестре, тайно любит? Почему он так поступает, зная к тому же, что у Люси больная рука, а может даже, порваны мышцы, что дает ей железное алиби? И кроме того, полное отсутствие мотива. Ведь Филипу не было необходимости убивать Айона, чтобы выехать в Америку. Он мог поблагодарить за науку и уехать. Зная Айона, как и мы, он мог надеяться, что тот даст ему в дорогу рекомендательное письмо и хвалебную характеристику. И что же? Нет, он никак не мог украсть нож и перчатки и не мог также вернуть их туда, где их нашли. Эти перчатки снимают нам много проблем. Будто убийца преднамеренно положил их туда — не для того, чтобы бросить подозрение на кого-то, а чтобы исключить людей, которые не могли это сделать. Чтобы в конце концов иметь чистую совесть, я позвонил час назад в Лондон и выяснил дело брата Дэвиса. Все правда. Поэтому я не могу не верить в мотивы его поступков этой ночью. И потом, зачем ему еще раз спускаться вниз уже после часа? Зачем оставлять следы своего посещения? Зачем признаваться, что видел Айона в 11.15? Нет. Дэвис не мог этого сделать. Вычеркиваю его.

Алекс согласился.

— Гарольд Спарроу, номер шесть, — сказал он.

— Да. Прежде всего он не мог убить Айона, потому что в это время разговаривал с Гастингсом. А за минуту до того — с Филипом. После беседы с Гастингсом двадцать минут объяснялся с женой. Его алиби даже обширней, чем требуется. Зачем же ему тогда позже спускаться вниз и двумя пальцами касаться ножа, на котором ранее он не оставил ни одного отпечатка? У него была причина убить Айона. Были причины бросить тень на Люси. Но у него просто не было времени для убийства. Профессор Гастингс — его щит, и этот щит не пробить. А приняв во внимание факт, что убийство совершено за две-три минуты перед одиннадцатью, его собственная жена Люси — лучшее для него алиби, потому что в этот момент она находилась в коридоре. Нет, вычеркиваю его, вычеркиваю, потому что должен вычеркнуть.

— Согласен, — сказал Алекс. — Сара Драммонд. Номер семь.

— Да. Сара Драммонд могла убить Айона. Мы знаем только, что она делала в 10.15, так как тогда к ней зашла Люси за пишущей машинкой. Позже, вплоть до моего приезда, ее никто не видел. Она оставила следы своего пребывания у Айона лишь в 12.30. Ее отпечатки пальцев могли появиться именно в это время, ибо в 12.10 Гастингс вытер дверную ручку, а в час ты спустился вниз, Филип — за минуту перед тобой. Это все, что мы знаем. Кроме того, у нее была причина убить Айона…

— Минутку… — сказал Алекс. — Какая причина?

— Как какая? Чтобы от него избавиться… из-за… по причине романа со Спарроу.

— Насколько мне известно, — тихо сказал Алекс, — она скорее хотела избавиться от Спарроу. И если уж хотела кого-нибудь убить, то бесспорно его. Что, кстати, довольно логично. Она ведь и сказала нам об этом. Да, я верю, что Сара Драммонд могла убить Спарроу из-за боязни, что Айон узнает обо всем. Но убить Айона? И зачем? Вопрос «зачем» имеет здесь свой смысл. Убийство совершено с заранее разработанным планом, поэтому у преступника должна быть сильная и бесспорная причина, он вынужден поступить решительно, чтобы достичь своей цели, условием которой являлась смерть Айона Драммонда. У Спарроу могла быть такая цель, я согласен. Не только любовь его к Саре, он устранил бы с дороги своего коллегу в последней стадии исследований и неизбежно пожал бы все плоды их совместного успеха. Однако, хотим этого или нет, Спарроу, как известно, не мог убить Айона. Но Сара? Если бы Сара хотела избавиться от мужа, она бы попросту не приехала больше из Лондона и прислала бы ему вежливое письмо, сообщив, что их супружество оказалось ошибкой и она просит развод. Знала, что Айон тотчас согласился бы, как бы не терзался. Айон был порядочным человеком, и его поступки в принципе легко предугадывались. Если же предположить, что таким образом она решила избавиться от Люси Спарроу, то и это бессмысленно — ей достаточно было лишь поманить пальцем, и Гарольд Спарроу бросил бы Люси и ушел от нее, не проливая крови. Женщине, которая выигрывает, вообще нет необходимости совершать преступление. Она бросает одного мужчину и уходит к другому. И Айон, и Люси вынуждены были бы принять это. Скорее они могли хотеть убить Сару.

Предположим теперь, что Сара действовала под влиянием разговора со Спарроу, состоявшегося после ужина. Испугалась, что Спарроу расскажет все Айону, спустилась вниз и убила мужа, чтобы дело не получило огласку. Тогда вообще все теряет всякий смысл. Во-первых, самое лучшее опровержение этому нашла сама Сара в разговоре с нами. И она думала о том, что Спарроу может сломаться. Тогда она заявила бы, что это неправда, и указала бы Спарроу на дверь. Может, мне или тебе не удалось бы такое, но актриса, подобная Саре Драммонд, могла бы и самого Спарроу убедить, что тому все приснилось. Кроме того:

зачем отпечатала то письмо на своей собственной машинке? зачем отдала машинку за несколько минут перед убийством лицу, на которое хотела бросить тень подозрения, понимая, что полиция может ее проверить? К тому же она могла и избавиться от машинки после того, как отпечатала на ней письмо;

зачем избрала день, когда у Люси болела рука, зная, что это обстоятельство сыграет в пользу последней;

зачем позже оставила свои отпечатки пальцев если ранее не оставила их на ноже?

зачем не пыталась создать себе алиби, а лишь вернулась к себе и даже не заглянула к Люси?

зачем не разделась, хотя это и выглядело подозрительным?

зачем цитировала во время ужина роль с упоминанием о трех ударах, а затем столько же нанесла Айону? Чтобы бросить на себя подозрение? Зачем цитировала мне то же самое в автомобиле? Разве только для того, чтобы мы в дальнейшем ни в чем не сомневались;

зачем эта далеко не глупая женщина берет нож и перчатки Люси и разбрасывает все это у нас на виду; у трупа, в шкафу, под шкафом, чтобы каждый полицейский мог их без труда найти и чтобы Люси Спарроу выглядела убийцей-кретином, сеющим вокруг доказательства своей вины… причем такие доказательства, как подвеска, скорее обеляют ее, чем обвиняют? И делает это все, чтобы избавиться от Люси, о которой час назад сказала Спарроу, что он должен к ней вернуться. Люси в этой ситуации — спасительница Сары. Это жена, которая в конце концов возьмет под опеку Спарроу. Он может к ней вернуться. Спарроу нам ясно сказал, а твое расследование подтвердило, что Сара уже длительное время до этого не встречалась со Спарроу. Она хотела от него отвязаться.

Зачем же ей при этом убивать своего мужа и возлагать вину на ни в чем не повинную Люси? Зачем? Зачем? Зачем? Я уже не говорю о том, что Сара Драммонд не тот человек, который легко впадает в панику. Я ехал с ней в автомобиле и видел, как она тормозила перед выбежавшим на шоссе ребенком. Она абсолютно все знала обо всем, что творилось вокруг, даже о том, что я в эту минуту смотрел на нее. Эта великая актриса обладает изумительной реакцией и умением держать себя в руках. Могла ли она впасть в панику после разговора со Спарроу? До такой степени, что схватила второпях нож, подвеску Люси, а также и перчатки, а затем сбежала вниз и убила Айона? Без нужды, кстати… Одно дело сломать жизнь кому-нибудь, а другое — убить этого кого-то.

— Но… к сожалению, Сара Драммонд — единственный пока человек, который мог совершить это преступление, — заметил Паркер. — Если мы согласимся, что не она убила Айона… А ничего большего я бы и не желал, хоть Айону уже и не вернешь жизнь… Теперь остается только одно лицо, и затем… что ж, можем проверять весь список заново. А ведь где-то должна быть брешь.

— Люси Спарроу, — сказал Алекс. — Номер восемь, последний.

— Да, — Паркер заглянул в блокнот. — Первая моя мысль, когда я начал допросы и даже еще раньше, была найти человека с мотивом убийства и без алиби. Так вот, у Люси Спарроу нет никакого мотива убивать Айона. В этом любовном четырехугольнике она могла бы скорее убить Сару, что было бы понятно, и такое убийство имело бы мотив. Могла, еще куда бы ни шло, убить Спарроу — это тоже можно вообразить. Но Айона? Убить Айона, единственной виной которого являлось то обстоятельство, что он оказался обманутым мужем, как и она — обманутой женой? Нет. Она могла бы пойти к Айону и рассказать ему о Саре и Спарроу. Но из всех людей в доме, исключая прислугу и тебя, Люси Спарроу имела меньше всех причин убивать Айона. Вообще не было ни одной причины.

— У Люси Спарроу была причина, — спокойно сказал Алекс. — И из всех людей в Саншайн Мэнор только одна она могла совершить убийство именно так. А причина лежит передо мной как на ладони с момента, когда я начал готовить план моей книги.