Я третий нанесла удар

II Спасите их!

В заполненном до предела зрительном зале стояла ничем не нарушаемая тишина. Сара Драммонд поднесла руку к глазам. Алексу показалось, что в круге света от прожекторов, размещенных вверху, он действительно видит кровь на ее ладонях.

— Это запах крови! — тихо и почти спокойно сказала актриса. — Все благовония Востока не смогут изменить запах этой маленькой ладони. О! — Восклицание прозвучало с тихим удивлением и одновременно было преисполнено такого безумия, что Алекс протер глаза. Он даже не предполагал, что все тома психологии, всю человеческую муку и отдаление безумного мозга от реального мира можно воплотить в единственном, ничего не значащем слове, сказанном к тому же столь тихо, что, если бы в зале не господствовала абсолютная тишина, никто бы, пожалуй, его не услышал. Он искоса взглянул на Паркера. Инспектор сидел, слегка наклонившись вперед и прищурив глаза, а на лице отражалась сосредоточенность, словно он был ученым, исследующим явление, от которого зависела судьба всех его изысканий. Тем не менее Бен почувствовал взгляд соседа и медленно повернул голову. Алекс с удивлением заметил в его глазах не восхищение, а как будто бы беспокойство.

Когда занавес опустился и наступил небольшой перерыв перед последним актом, Паркер коснулся Алексовой руки.

— Ты хочешь остаться до конца? Леди Макбет мы уже не увидим, а продолжение и так знаем из школы. — Он улыбнулся. — Я всего лишь полицейский, но мне кажется, что жаль тратить час нашей жизни на остальных актеров. Удивительный спектакль! Эта женщина так явно завладела всем, что меня, честно говоря, совершенно не трогает судьба ее мужа.

— Хорошо, — сказал Джо, — идем.

Через несколько минут черный лимузин остановился перед его домом. Инспектор оторвался от своих мыслей и воскликнул:

— Мы же собирались поехать в ресторан! А я забыл сказать сержанту, и он привез нас обратно. Но, может, так и лучше. Я могу сейчас подняться к тебе на минутку?

— Ну конечно, — ответил Алекс. — Ведь ты все еще не сказал мне того, что хочешь сказать.

— Я? А, да. Разумеется… — Паркер замолчал.

Лифт мягко поплыл вверх. Когда они вошли в квартиру, Алекс достал из маленького холодильника, укрытого между книжными полками, две бутылки и показал их инспектору.

— Коньяк или виски?

— Виски. И без содовой, если можно.

Они сели. Алекс налил. Выпили молча. Алекс налил еще. Инспектор отрицательно покачал головой.

— Я полагаю, — сказал он озабоченно, — что ты едешь к Драммондам, чтобы писать. Я не хотел бы мешать тебе. Не имею права.

— Бен! — Алекс встал. — Я понимаю, что раз ты прекрасный детектив, то не можешь вести себя так, как учитель греческого языка или продавец игрушек. Но если ты позволишь, я просил бы прекратить вести себя, как герой банального детективного романа.

— Я — идиот! — искренне сказал инспектор и развел руками. — Я действительно очень обеспокоен и на самом деле не знаю, что тебе сказать.

— Если начнешь говорить, то в конце концов придем к каким-нибудь результатам. Так мне по крайней мере кажется…

— Похоже, ты прав… — Инспектор быстро опустошил вторую рюмку и снова замолчал. Джо решил его не прерывать. Ему действительно стало интересно. К тому же у него перед глазами все еще стояла маленькая прямая женская фигурка на сцене. «Все благовония Востока…»

— Если бы мы — Айон Драммонд, ты и я — не были когда-то друзьями, а я надеюсь, остаемся ими и сейчас, я никогда бы к тебе с этим не пришел, — начал Паркер. — То, что я тебе скажу, — государственная тайна. Ну, не совсем, может, потому что я получил добро от своего руководства, чтобы поговорить с тобой… — Бен снова умолк.

Алекс тоже молчал.

— Не знаю, прав ли я, но мне кажется, что Айону грозит опасность, — сказал наконец инспектор. — Серьезная опасность, не меньше, чем тогда, когда мы вместе летали над Германией. Может, даже большая, потому что тогда мы знали, откуда ее ждать. Были вооружены, бдительны и научены бороться, по крайней мере у нас были равные шансы с атакующим нас истребителем. Сейчас все иначе.

Лицо Сары Драммонд исчезло, и на его место воображение Алекса тотчас поставило улыбавшегося Айона в офицерской фуражке набекрень. Он почти не изменился с тех пор. Может, стал немного солидней, но все еще казался юношей. Гениальным юношей с улыбкой, располагавшей к нему всех, и не было ничего удивительного в том, что он расположил к себе также самую знаменитую актрису Великобритании.

— Как? Айону?

— Да. Ты знаешь, что Айон, сделавший головокружительную научную карьеру (хотя среди ученых так говорить не принято), — сейчас мировая величина в области искусственных материалов. Он и его ближайший сотрудник Гарольд Спарроу работают над синтезом серы. Не могу сказать ничего больше, потому что я не специалист. Кстати, и ты тоже. Главное, что их исследования могут произвести настоящий переворот в промышленности. Если то, над чем они работают, принесет плоды, использование пластмассы возрастет неизмеримо. От дешевых синтетических домиков до легких пуленепробиваемых сплавов для танков и абсолютно не реагирующих на повышение температуры фюзеляжей сверхзвуковых самолетов. Я повторяю тебе только то, что слышал. Понятно, что все это больше, чем военная тайна… Хотя, как оказалось, о ней известно слишком многим людям.

— Понимаю.

— Думаю, кое-что уже понимаешь. И Драммонд, и Спарроу не только ученые, но и бизнесмены. Хотя они ведут исследования под эгидой одного из наших наполовину государственных концернов, практически не отчитываются ни перед кем. И все-таки дело всплыло на поверхность.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда… — сказал инспектор и достал из кармана пиджака конверт. — Я знал, что ты об этом спросишь. Хочу тебе кое-что показать. Если их секрет известен кому-то постороннему, то я не вижу причины, чтобы не доверить его тебе. К тому же я должен тебе доверять.

Он передал Алексу конверт. Джо достал из него обычный лист с машинописным текстом и начал вполголоса читать:

Алекс рассмеялся.

— Похоже, письмо написано сумасшедшим, который начитался комиксов, — сказал он. — Я не так представлял себе серьезное предостережение. Мне кажется, вы получаете ежедневно сотни подобных писем. Наверняка угрожают, что убьют королеву, взорвут парламент или подложат бомбу в какое-нибудь посольство. Таких чокнутых сотни, может, даже тысячи. Нет, я бы не обращал внимания на такое письмо.

— И я тоже, — сказал инспектор, — если бы не кое-какие моменты, исключающие такой подход. Во-первых, чокнутого, который знает, например, что сегодня ночью мы будем испытывать летающую подводную лодку, вряд ли можно назвать сумасшедшим, если дата настоящая, а все испытания строго засекречены.

— То есть ты задумался, откуда автор письма знает о работе Драммонда и Спарроу, верно?

— Да. Во-вторых, он также знает о попытке переговоров с учеными. Их вел представитель одного из очень дружественных нам государств, которое интересуется развитием науки об искусственных материалах. Попытки переговоров носили достаточно общий характер, и казалось, что у наших ученых скорее вынюхивали, не имея твердой уверенности, что же они прячут в рукаве. Мы предприняли кардинальные меры предосторожности. Дружба между народами и соглашения о вечной дружбе — это похвально, но речь идет о завоевании мирового рынка и громадных суммах за патенты. Когда видишь в жизни то, что я видел, понимаешь, что человеческая жизнь всего лишь одна из цифр в уравнении. Иногда уравнение требует признать эту цифру самой главной, и тогда человек бесценен. Но иногда уравнение не решается без вычеркивания этой цифры, и человека стирают с таблицы так тщательно, словно его на ней никогда и не было. Я не хочу… не хотел бы, чтобы Драммонд и Спарроу исчезли с той таблицы только потому, что государство — наш большой друг имеет промышленность, не переносящую конкуренцию. Письмо, может, и могло быть написано сумасшедшим. К сожалению, оно содержит очень много правды. Кроме того, — это в-третьих — меня беспокоит и заставляет отнестись к письму серьезно следующий факт: автор знает о сотрудничестве Драммонда и Спарроу. Более того, знает, что работа в той стадии, в которой находится сейчас, может уйти в могилу вместе с ними.

— Не хочешь же ты сказать, что убийство ученых в чужой стране только из-за возникшей у них какой-то новой идеи в порядке вещей? Такого не может быть.

— Ты прав и не прав. Трудно определить, как скажется работа наших ученых на формировании мирового рынка. Она может разорить тех, кто вынужден применять прежнюю технологию. Может ударить по производству стали, металлургии, да мало ли по чему еще. Лишь одно здесь несколько неясно…

— Что? — спросил Алекс.

— В таких случаях убийство, насколько мне известно, — последнее средство. Из письма следует, что какие-то мощные силы знают о работе Драммонда и Спарроу и хотят их обезвредить. Это несколько противоречит логике.

— Почему?

— Гениальных людей не убивают, словно мух. Даже если их исследования производят переворот в промышленности, всегда прежде всего стараются купить ученых, заставить работать на себя. Они ведь представляют огромную ценность для того, кто их использует. Умершие значат столько же, сколько два мертвых чиновника. А таких попыток, таких намерений, предложений ни один, ни другой до сих пор не замечали. Кроме того, честно говоря, все выглядит слегка фантастически. И если бы не…

— Если бы не факт, что автор письма хорошо осведомлен об исследованиях, ты бы и не принял его предупреждение во внимание?

— Примерно так. Во всем этом есть что-то неясное, что-то требующее объяснения. Даже если мы представим государство или концерн, которым угрожают исследования Драммонда и Спарроу, то такое покушение во второй половине двадцатого века представляется несколько нереальным. Ведь еще неизвестно, в какой степени их открытие окажется важным. Мы допускаем, что важным. Оба ученых также верят в это, но у нас есть информация, что их работа далеко не завершена, что существуют проблемы, и, в конце концов, неужели владельцы керосиновых ламп должны были убить Эдисона за изобретение электрической лампочки, а производители стрептоцида убрать Флемминга за открытие пенициллина. Промышленность не защищается от технического прогресса, а скорее стремится использовать его для себя.

— Следовательно?

— Почем я знаю? Все может быть. Нам ничего не известно об авторе письма, кроме того, что он напечатал его на маленьком, портативном «Ремингтоне» и опустил в почтовый ящик в Лондоне. Официально мы не придаем большого значения подобным письмам. Но когда речь идет о наших наиболее талантливых ученых, нельзя ничего упускать из виду. Тем более, что в письме упоминаются детали, о которых мы уже говорили.

— Хорошо, — сказал Алекс и невольно улыбнулся. — Следовательно, им, пожалуй, ничто не грозит, но если в один прекрасный день мы найдем их в своих постелях с дозой стрихнина в желудках, то Скотленд-Ярд не удивится.

— Наоборот, удивится! — Паркер встал. — Удивится, потому что Скотленд-Ярд заботится о том, чтобы граждан его страны не кормили стрихнином перед сном. Послушай, Джо, — инспектор подошел к приятелю и положил ему руку на плечо, — я сейчас буду с тобой совершенно откровенен.

— А до этого, следовательно, не был?

— Был. Но не совсем. Письмо пришло к нам две недели назад. Мы сделали с того момента все, что полагается делать в подобных случаях. Разговаривали с учеными, разумеется, очень осторожно, и окружили Саншайн Мэнор не бросающейся в глаза охраной. Удобно, что усадьба удалена от больших поселений и нетрудно контролировать движение чужих лиц в окрестности. К сожалению, на мое предложение поселить в доме одного из наших людей Драммонд категорически отказался. Нужно признать, что ни он, ни Спарроу вообще не придали никакого значения письму. И вот здесь…

— Начинается моя роль?

— Да. — Паркер сел и налил себе виски, но отставил рюмку и почти весело посмотрел на хозяина дома. — Разумеется… хм… я получил разрешение контролировать переписку жителей Саншайн Мэнор. Неделю назад я прочитал письмо, в котором Айон приглашает тебя к себе, а три дня назад — твой ответ, в котором ты благодаришь за приглашение и сообщаешь, что послезавтра приедешь туда на две недели.

— Хм… — буркнул Алекс. — Учитывая, что законы нашей страны запрещают властям вмешиваться в личную жизнь граждан и гарантируют, между прочим, тайну переписки…

— У нас есть параграф, касающийся общественной безопасности. В определенных исключительных и мотивированных случаях его применяют. Мы решили, что это как раз тот случай, а министерство юстиции признало нашу правоту. Поэтому я читал письма — как бы это правильней сказать? — от имени Ее Величества Королевы Англии. Разумеется, если бы ты не спасал меня несколько раз от смерти…

— А ты меня!

— Не в этом дело. — Инспектор махнул рукой. — Если бы ты не спасал меня несколько раз от смерти и если бы мы неоднократно не выполняли с тобой особо секретные задания во время войны, а также то обстоятельство, что я доверяю тебе как самому себе, ты бы никогда об этом не узнал.

— Понимаю. — Алекс налил виски и чуть-чуть пригубил. — Ты хочешь, чтобы я неофициально оказался в Саншайн Мэноре твоими ушами и глазами. Но смогу ли я?

— Не знаю. Я не прошу тебя о чем-то сверхъестественном. Честно говоря, я разговаривал с Айоном несколько дней назад, и он весьма сердечно приглашал меня в гости, упомянув, что пригласил и тебя. Он очень обрадовался, представив, как мы усядемся втроем перед камином и вспомним минувшие дни. Разумеется, он отдает себе отчет в том, что я буду присутствовать там в какой-то мере официально, но, судя по беседе с ним, я — единственный полицейский, которого он готов терпеть под своей крышей. К сожалению, я смогу приехать только на следующей неделе, так как несколько дел удерживают меня в Лондоне. А согласно идиотскому письму, опасность, которая грозит нашим ученым, близка, если, правда, она вообще существует. По самому строю текста чувствуется, что автор знает о чем-то, что висит в воздухе. Я хочу от тебя две вещи. Во-первых, ты — взрослый, тренированный мужчина и приятель Айона, будучи обо всем осведомленным, станешь нашим союзником, который, находясь рядом, сможет в какой-то неизвестный мне критический момент предупредить что-то, чего я также не могу предугадать. Во-вторых, мне необходимо как одному из гостей сориентироваться в ситуации. В Саншайн Мэнор сейчас шесть человек, не считая прислуги. То есть пока там пятеро, но Сара Драммонд, которой мы сегодня восхищались, закончила как раз свои выступления и поедет к мужу на отдых. Кроме того, Спарроу и его жена Люси…

— Они живут там?

— Нет. То есть Спарроу почти живет. Они вместе с Драммондом оборудовали себе в Саншайн Мэнор лабораторию и проводят там большую часть года. Люси Спарроу — хирург.

— О! — Алекс тихо присвистнул. — Так это она! Люси Спарроу! «Самый красивый хирург Британских островов»! Айон не сказал мне, что это жена Спарроу.

— Видимо, забыл. Ты же знаешь ученых. Так вот, прекрасная Люси тоже в Саншайн Мэнор и пробудет там какое-то время, наезжая раз в неделю в Лондон. Судя по тому, что мне известно, она должна почаще бывать в имении Драммонда…

— Ты имеешь в виду безопасность ее мужа?

— Можно сказать и так… — Паркер усмехнулся. — Возможно, это всего лишь слухи, о которых в подобных ситуациях Скотленд-Ярд должен знать и которые не имеют особого значения. Но я все же хочу, чтобы ты, направляясь туда, знал как можно больше. Так вот, насколько мне известно, Спарроу, так сказать, находится под большим впечатлением от жены своего приятеля, нашей непревзойденной звезды сегодняшнего представления.

— Ты хочешь сказать, что за спиной Айона его жена и его сотрудник…

— Не знаю. Может, не совсем так. Не исключено, что Сара попросту привыкла подчинять себе всех мужчин, которые находятся на ее орбите. А может, именно тот факт, что жена Спарроу такая красавица, и побудило актрису помериться с ней силами. Во всяком случае, изучая их биографии, я наткнулся на никому из близких не известный случай поездки вдвоем автомобилем в Шотландию, а также еще на два или три менее значительных факта, свидетельствующих о более горячей дружбе, чем это принято в отношениях с коллегой мужа. Но все происходило в прошлом году. Остается ли ситуация прежней и насколько она важна в жизни маленького общества, я не знаю. Бывает, что два человека внезапно оказываются увлечены друг другом вопреки официальному статусу обоих, а потом отдаляются, причем связь эта не оставляет в их душах никакого следа. Если речь идет о Саре Драммонд, то ее биография довольно бурная, хотя она никогда не переходила границы скандала. То, о чем я тебе говорю, скорее собственность Скотленд-Ярда, а не общества. Я думаю, что ни Драммонд, ни Люси не имеют понятия о том, что те двое пережили когда-то небольшое приключение. Правда, для Спарроу, человека честного, солидного, оно могло оказаться сильным испытанием. Я говорю не о его отношениях с Сарой Драммонд, а скорее о том, что он чувствовал, изменяя дружбе, жене и так далее. Он не относится к тому сорту людей, которые живут под чьей-то крышей, соблазняя жену хозяина.

— Но все-таки?

— Вот именно. Поэтому я допускаю, что он оказался в трудной ситуации и, возможно, она такой остается. Если же не возникло никаких осложнений и все осталось в тайне, следует, очевидно, отдать должное Саре, которая по-своему любит нашего друга Айона и никогда его не оставит. Это она заставила Спарроу сохранить все в тайне и продолжить совместную работу с Драммондом, словно ничего не случилось. Вообще-то я могу ошибаться. Не исключено, что их встречи были более безобидны. Люди склонны преувеличивать подобные вещи…

— Бедный Айон, — вздохнул Алекс. — Но все-таки она — гениальная актриса. Не знаю, смог ли бы я простить ей такие слабости.

— Понятия не имею, как ко всему отнесся бы Айон, но если говорить о Люси Спарроу, то и ее можно назвать яркой личностью. Тот факт, что такая красивая женщина стала великолепным хирургом, не так уж ординарен. У красивых девушек большой выбор разных других возможностей, по крайней мере до тех пор, пока не увянет их красота.

— Интересное общество, — буркнул Алекс. — А кто еще там проживает, если ты уже закончил перемывать косточки женам наших приятелей?

— Еще секретарь обоих ученых. Собственно, не секретарь, он тоже химик, молодой и способный ученик Драммонда. Может, правильнее его назвать ассистентом. Филип Дэвис, ему двадцать восемь лет, очень симпатичный и по уши влюблен в Люси Спарроу.

— О Боже! — вздохнул Алекс. — Когда же эти люди совершают свои гениальные открытия, если все время занимаются чем-то совершенно другим?

— Очевидно, они умеют совмещать приятное с полезным. Насколько мне известно, Люси Спарроу даже не подозревает о бурных чувствах ассистента своего мужа. Мне об этом известно из его письма к матери. Он пишет о своей тихой, безнадежной любви.

— Уже лучше. — Алекс выпил виски. — Начинаю обретать веру в наше общество. Молодое поколение не столь цинично. Что дальше? Кто еще?

— Там гостит приглашенный Айоном еще зимой профессор Роберт Гастингс из Пенсильванского университета США. Приехал неделю назад и намеревается послезавтра уехать. У него уже есть билет на самолет в Нью-Йорк. Он крупный ученый в той же области, что и наши исследователи.

— Говоря о дружественном нам государстве, которое могло бы понести большие убытки в результате открытия Драммонда и Спарроу, не подразумевал ли ты Соединенные Штаты?

Паркер развел руками:

— Если бы ты был официальным лицом, а не презирающим политику автором детективных романов, то знал бы, что задавать такие вопросы не принято. Я не уполномочен раскрывать этот секрет. — Он усмехнулся. — Во всяком случае я буду тебе благодарен, если ты завоюешь симпатии нашего милого гостя.

— Ты не совсем убежден, что он прибыл Саншайн Мэнор только на отдых?

— В моей профессии уверенность приходит исключительно после тщательного расследования и в результате исчерпывающих доказательств. Там, где таких доказательств нет, — нет также и уверенности, Джо. Если ты — писатель с фантазией и воображением, не требуй от меня более серьезного разговора об этом человеке, который может оказаться для тебя предметом интересного психологического изучения. Профессор мистер Роберт Гастингс — известный человек. Я хочу, чтобы ты относился с симпатией к известным людям.

— Понимаю. И это наконец все?

— Все, не считая прислуги. Но прислуга пока в расчет не берется. Там находится наш старый знакомый Мэлэчи и две местные жительницы. Обе вне всяких подозрений, как мне кажется.

Джо Алекс вздохнул.

— Я собирался в Саншайн Мэнор, чтобы писать книгу, — сказал он беспомощно, — желая покоя, хотел уйти от нервотрепки, порвал сегодня с женщиной…

— С мисс Каролиной Бикон, знаю. Завтра она поселится в отеле «Эксельсор» в Торквей.

— О Боже! Так ты и за мной шпионишь?

— Скажешь тоже! Просто, когда ты получил приглашение от Айона, мне пришлось просмотреть письма твоих знакомых. Ведь ты мог, не зная ни о чем, дать использовать себя для каких-то целей, которых не понимал. Если в том анонимном письме есть хоть слово правды, то те, кем бы они ни были, тоже должны заинтересоваться биографиями Айона и его приятелей. Возможно, для того, чтобы установить контакт с ним, внедрить своего человека в его окружение, собрать информацию о его жизни. Тебя никто о нем не спрашивал?

— Нет, — Алекс покачал головой, — нет, никогда… — Он задумался. — Нет, наверняка нет.

— В том-то и дело! — Паркер встал. — Интересно, что ни один из приятелей Драммонда или Спарроу, а также членов их семей не стал объектом изучения тех, кто предположительно мог бы им повредить. Я довольно тщательно проверил, откуда могла потянуться ниточка к клубку. Но ничего похожего не обнаружил. Нужно признать, что противник, если он существует, очень ловок. Поэтому каждая информация будет для нас бесценной.

— Но смогу ли я…

— Я ведь читаю твои книги. В них есть наблюдательность и математический расчет. Они гораздо ближе к жизни, чем порой кажется. Кроме того, ты ведь смышленый парень, многое переживший. Ну и в конце концов, речь идет об Айоне. Наверняка сейчас не тот момент, когда его друзья могут отмахнуться от грозящей ему опасности, даже если не исключена возможность, что она лишь плод воображения какого-то маньяка. У тебя есть мой домашний телефон?

— Да.

Инспектор достал из кармана лист бумаги.

— Здесь мой номер в Ярде, а тот, второй, — номер отделения полиции в Мэлисборо. Это маленький городок в двух милях от усадьбы Драммондов. Если ты скажешь им, что тебе нужно переговорить со мной, они тебя тотчас соединят. Найдут меня сразу, потому что знают, где искать. А через неделю сам заскочу на пару дней в Саншайн Мэнор. Я предупредил Айона, чтобы он никому не говорил о моей профессии. Приеду как его сослуживец во время войны. Кстати, старик Мэлэчи знает и тебя, и меня еще с той поры. Ты должен об этом помнить.

— Это нетрудно, — сказал Алекс. — Пожалуй, это единственное, что не будет трудным.

Проводив гостя до лифта, он подошел к окну и увидел черный автомобиль, тихо удалявшийся по пустынной, ярко освещенной улице.