Я знаю, мы найдем родителей!

Глава 5. Неожиданности

1998 год

Подготовка к балу шла полным ходом. Оставалась неделя до этого знаменательного для всех события. Меня, конечно, это совсем не интересовало, но нужно было признать, что все трудились, не жалея себя. Замок пестрил великолепием украшений, развешанных буквально на каждом углу. Старались абсолютно все, будто желая найти утешение во всех этих хлопотах и не думать о событиях нынешнего года.

Как бы странно это ни звучало, но даже слизеринцы были рады помочь. Множество из них прибыло в замок без лишних указаний со стороны Министерства. Конечно, ни о каких теплых отношениях между нашими факультетами речи не шло, но вражды тоже не было. Все поголовно вели себя так, будто ничего и не было: ни войны, ни неприязни между нами в течение долгих лет, ничего. Мы не общались, просто работали вместе, игнорируя присутствие друг друга.

Я бы не смогла сказать, что бесконечно рада этому. Нет, никогда эти слова не вылетели бы из моего рта. Да и зачем лишний раз лгать? Я, как и все, просто смирилась. Перестала думать об этом и обращать на них внимание. Перестала бояться, когда Панси Паркинсон заходила в библиотеку, чтобы помочь нам с мадам Пинс расставить книги. Перестала задерживать дыхание, когда Блейз Забини проходил в коридоре мимо меня. Перестала хвататься за палочку каждый раз, когда видела Крэбба и Гойла. Потому что просто устала жить в страхе.

Однако нужно отдать им должное, от них все же была польза. Они действительно стремились помочь и помогали, не жалея себя ни в чем. Зачем им это? Не знаю. Я не разговаривала ни с кем из них, но думаю, что им тоже было не все равно на школу. Хотя, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слизеринцы хитрые и понимают, что это лишь маленькая часть в списке того, что им придется сделать, чтобы отмыть свои имена и фамилии. Очень-очень маленькая часть.

Наверное, так думали и все остальные, но вслух никто ничего не высказывал. Ученики молчали, не желая снова ворошить прошлое. Гарри и Рон сначала бесились и пытались следить за моими передвижениями, но после очередной ссоры со мной стали делать это в тайне от меня. Я же, естественно, все знала и поэтому с ними не разговаривала, постоянно избегая их. Так было легче: игнорировать всех и вся вокруг меня, кроме, естественно, преподавателей.

Так было проще: замкнуться, не отвечать на глупые вопросы окружающих, по типу «Как твое настроение?» А какое, к Мерлину, у меня настроение, когда мои родители меня не помнят? Когда каждую ночь я просыпаюсь от кошмаров? Когда все молчат, не желая ворошить прошлое, а мне при виде этих людей хочется применить к ним всем Круцио и Аваду? И о какой, Мерлин, спокойной жизни идет речь, когда все мои убеждения порушились, я изменилась, но всем удобнее видеть меня в образе «старой доброй Гермионы», которая всех прощает и не держит зла, думает только о других! И почему я все это держу в себе, не позволяя сорваться на окружающих? Зачем? Я ведь знаю, что наступит момент, когда «взорвусь». Ну и пусть, плевать я хотела на мнение других.

Хотя было заметно, что моим душевным состоянием обеспокоены все, включая учителей. Окружающие вели себя слишком осторожно рядом со мной, слишком гладко. Я чувствовала, что попала в какую-то психиатрическую больницу, где всегда соглашаются с моим мнением, дабы не вывести из себя.

Что ж, и на том спасибо, что не связали и не держали на успокоительных в отдельной комнате. Правда, я точно не была бы там одна. Уверена, они и Малфоя сделали бы моим соседом поневоле.

После нашей встречи мы с ним больше не сталкивались. С ним вообще больше никто не сталкивался, потому что не мог его нигде найти. Он как будто растворялся в воздухе, появляясь только на завтрак и ужин. Да и то не всегда.

Мне даже стало его жалко на секунду. Выглядел он ужасно. Нет, Малфой, как и всегда, одевался дорого и со вкусом, ходил с гордой осанкой и презрительным ко всем взглядом, но этот год сломил его. Это можно было заметить по кругам под его глазами и еще большей бледности его кожи. Он выглядел, как дряхлый старик, проживший трудную и несчастную жизнь, совершенно не состарившись.

Он, как и я, ни с кем не говорил, избегал окружающих, предпочитая одиночество. Почему? Чем он занимался? Одному Мерлину это известно, да я и не пыталась выяснять, просто анализировала информацию, которую получала из чужих разговоров. И то не специально. Работая в компании Паркинсон, поневоле, но улавливаешь децибелы ее голоса даже в другом конце библиотеки.

Однако нужно отдать ей должное: она не распространяла слухи, а беспокоилась о Малфое как о друге. Просто разговаривая с Забини о нем, она говорила довольно тихо, но недостаточно, так что у меня получалось услышать. Что поделать, у нее слишком звонкий голос. Это даже не ее вина. Наверное.

Все-таки что-то от «старой доброй Гермионы» еще осталось, раз я вообще способна на жалость и понимание. Не моя вина, что этого хватает лишь на какую-то секунду, после чего мне снова хочется их убить. Вот это точно не моя вина. Наверное.