Янтарный звездопад

Глава 9: Дракон, парящий по Млечному Пути

С памятной ночи минуло два дня. Еще назавтра им пришлось бегать по округе, доделывая то, что не доделали, так что только день прошел с момента, когда все наконец-то успокоилось. Сигэзанэ докладывал, что битва успешно близится к завершению: силы Датэ разбили противника, Нанбу и Осаки пали, Сатакэ отступил. На следующий день войско должно было с триумфом вернуться в Сэндай. Дзикэ-кеккай Могами разбили, что значило снятие массового гипноза над городом, естественно, что план по перемещению столицы тут же пошел прахом. В Сэндае снова воцарился мир, да такой, что трудно было поверить, будто недавно здесь что-то происходило. А вопросы, оставшиеся без ответа, тут же подхватили и завертели телевидение и пресса: насчет таинственного стечения событий той ночью, причина неожиданного краха плана о переносе столицы…

Поступили хорошие новости и из больницы: Кокуре окончательно пришел в себя.

Сквозь открытую дверь в палату лился яркий солнечный свет. Кокуре заулыбался с постели:

— А, пришли-таки.

Такая застыл на пороге:

— Дедушка…

На лицо Кокуре уже вернулись краски, и он выглядел почти здоровым. По словам врача настоятель быстро шел на поправку, и теперь ничего в нем не осталось от человека, который пребывал в тяжелейшем состоянии всего лишь пару дней назад.

— Кокуре-сан, простите за…

— О, давно не виделись, Есиаки, — Кокуре ласково улыбнулся сначала Наоэ, а потом Аяко, которая держала букет. — Ну хорошо, хватит вам всем стоять в дверях, проходите.

— …

Подгоняемые Кокуре, они закрыли дверь и подошли к его кровати. Священник оценивающе взглянул на Такаю:

— Времени всего ничего прошло, а ты сильно повзрослел, молодой монах.

— …

— Понял ты хоть чуточку из того, что я говорил тебе?

Не в силах снести слова Кокуре, Такая повесил голову, его сжатые кулаки подрагивали. Внезапно он упал на колени и пригнулся к полу.

— М… молодой монах?!

— Дедушка! — выкрикнул Такая, прижавшись к полу. — Я… я не знаю, как просить прощения! Пускай я извинюсь… хоть до бесконечности извиняться буду… а тебе ее вернуть не смогу! Ты меня, наверное, не простишь! Но я… это я виноват!

Улыбку Кокуре словно стерли, а Такая от всего сердца взмолился:

— Прости меня!

Наоэ застыл на месте, а во взгляде Аяко читалась глубокая жалость. Такая не двигался, опустив лицо. Священник смотрел на него:

— … ты о моей жене?

Такая не шевелился.

— Что правда, то правда… не приедь ты сюда, она бы осталась жива…

— ! — Такая дернулся, будто от удара.

Но лицо Кокуре светилось только невероятной добротой:

— Если бы ненависть к тебе могла вернуть ее обратно… я бы проклял тебя всеми безднами ада… я бы ненавидел тебя всем сердцем.

— …

— Но жить оскверненным ненавистью… Я уже стар…

Такая изумленно приподнял лицо, а Кокуре продолжал ласково, но твердо:

— Молодой монах, если хочешь действительно искупить вину, не забывай мою жену. Запомни смерть Кокуре Сизуко, запечатай ее жизнь в душе и никогда не забывай.

— …

— И не надо думать о таких вещах. Чужая смерть на душе — тяжелая ноша; не всякий ее вынесет.

Такая, не шелохнувшись, слушал.

— Тогда ты станешь бесполезным, не сможешь и шагу ступить. А так нельзя. Никто не сможет этого сделать. Но, — и старик размеренно проговорил: — Те, кто не забывает значимость воли других, еще не зная ее, осознают и важность собственного «я».

— …

— Послушай меня, молодой монах, — с нажимом повторил Кокуре. — Стань настоящим человеком. Тебе не обязательно быть сильным, просто стань настоящим. И тогда однажды… ты сможешь принять и свое прошлое, и свои грехи, и боль, причиненную тебе другими.

Глаза Наоэ вдруг расширились; священник бросил взгляд в его сторону, но тут же снова вернулся к Такае:

— Оги Такая, я многого ожидаю от твоего будущего, — и он улыбнулся.

Такая чувствовал, как искреннее расположение Кокуре проникает в душу, и его сердце застучало сильнее. Он не мог не ответить.

— Я обещаю… — решительно проговорил он. — Обещаю… я буду.

Лицо старика просветлело от довольной улыбки, и он, ободряюще кивнув, повторил снова:

— Мне нравится твой взгляд.

Они еще минут двадцать поболтали с настоятелем о прошедших событиях и о планах насчет завтрашнего отъезда, а потом собрались домой.

— Я еще завтра загляну, так что увидимся.

Такая уже вышел из палаты, когда Кокуре кивнул Аяко и Наоэ — и те тоже направились к двери.

— Есиаки…

— ?

Наоэ остановился и оглянулся на голос священника. Кокуре подозвал его к себе:

— Я бы хотел кое о чем с тобой поговорить.

— Со мной?

Наоэ, хоть и слегка недоумевал, но сказал Аяко и Такае, что догонит их, прикрыл дверь и подошел к кровати:

— Да?

Кокуре бросил взгляд на дверь и тихо проговорил:

— Насчет твоего молодого монаха…

На обед они все впятером, включая Юзуру и Чиаки, спустились в ресторан отеля. Теперь наконец можно было расслабиться и насладиться едой. После кофе Наоэ начал:

— Завтра мы уезжаем из Сэндая. Нагахидэ и Юзуру-сан едут сразу в Мацумото, Харуиэ…

— Хочешь, чтобы я катила в Акита[30], да? Ни минутки покоя!

Наоэ криво улыбнулся и кивнул — Аяко нахохлилась. Такая, сжимая чашку, поинтересовался:

— А я? Мне что делать?

— А вас я вынужден попросить поехать со мной в Токио. Мы должны изгнать дух Асина Мориудзи из тела представителя Хирабаяси. Билеты на скорый поезд уже куплены, так, пожалуйста, потерпите меня чуть подольше.

— Какого! Опять?!

— Э? Наоэ, а ты сюда разве не на машине приехал? — удивился Чиаки, а Наоэ скорчил гримасу:

— Ее взорвали в Ямагате.

— Чего?! Бенц?!

— Сефиро. Ну вот, и как мне теперь с семьей объясняться?

От Аяко немедленно поступило предложение:

— Тогда получается… получается, новую покупать будешь? Бери Сюпра! Непременно Сюпра!

Чиаки уставился на нее:

— Фу, проклятье, Харуиэ! Ну и вкус у тебя!

— А что? Чего плохого-то?

— Если будете брать Ниссан, то Скайлайн ничего… очень даже круто, — вставил было Юзуру, но тут же на него налетели Чиаки и Аяко.

Беседа немедля превратилась в пререкания, какой автомобиль лучше. Такая, рассердившись, тоже вставил свои пять копеек:

— Но Наоэ, тебе в самом деле подходит Сефиро, правда?

— Предлагаете мне купить такой перед отъездом?

Спор, в котором не участвовал разве что непосредственный его виновник, разгорелся в полную силу, так что их последний вечер в Сэндае выдался горячим.

Возвращаясь в комнату, Наоэ в коридоре окликнул Юзуру:

— Юзуру-сан, можно вас на секунду.

— Да?

Юзуру последовал за Наоэ в комнату на втором этаже, там Наоэ и передал ему сказанное Кокуре.

— Ясно, — со вздохом бормотнул Юзуру. — Так он видел маму…

— Юзуру-сан, вы знаете ее здешний адрес?

— Ага… Я о том, что немного забеспокоился, когда услышал, что Такая в Сэндае, — Юзуру смотрел в пространство. — Я с ним на первом году старшей школы познакомился… он тогда самый неуправляемый был. В самом деле жутко дела шли. Он и курил, и учиться не хотел совсем и так выглядел, будто из себя может в любой момент выйти. Еще он мало говорил и так тебя взглядом сверлил, что люди просто подходить боялись.

— …

— Ему больше и не оставалось ничего… он, надо думать, сам знал, но… Его мать ушла совсем недавно. Он и на мотоцикле пробовал гонять, и растворитель нюхать, и всякое такое. Его отец выпивал, так что он по крайней мере хотя бы пить не пробовал, — Юзуру слабо усмехнулся и потупил взгляд. — Вы, наверное, смеяться будете, если я скажу, чем это все кончилось… Пусть он и бешеный был, но где-то в глубине души ему точно хотелось, чтобы кто-нибудь заботился о нем. Он ведь тоже был ребенком как-никак, — Юзуру заулыбался. — Такая хороший.

— Правда?

— Ну да. При удобном случае он бы с ней был более честным. Пусть Такая ее и отталкивает, но все равно хранит в сердце. Чувствует, что надо извиниться, но просто прямо сказать не может. Думаю, Такая и сам хочет попросить прощения, но у него не получается, пока не поможет кто-нибудь. Вот так, — и Юзуру добавил, улыбнувшись Наоэ, — с ним в самом деле все будет хорошо, когда вы рядом.

— Вы меня переоцениваете, — Наоэ тоже растянул губы в улыбке — слабой, но улыбке. — Огромное спасибо, что приехали. Именно благодаря вам мы смогли разрешить этот инцидент. Возможно, в будущем мы снова попросим вас о помощи…

— Ага. Хоть и жаль, что я даже не помню, что такого сделал, — подивился Юзуру, его лицо все еще оставалось недоумевающим.

Глядя на него, Наоэ воскресил в памяти разговор с Косакой.

— Если Кагетора должен выполнить последние пожелания Кэнсина, то цель его — контролировать этого человека, — говорил Косака, глядя на Юзуру. — Что случилось дважды, случится и в третий раз. Позаботься, чтобы этого не произошло, Наоэ.

— О чем ты?

— Это твой конек как-никак — разлучать Кагетору с теми, кто ему дорог.

Вот, что сказал Косака перед тем, как уйти. Не подразумевал ли он, что Наоэ следует разорвать дружбу Юзуру и Такаи?

«Ну нет… — Наоэ осторожно отставил кофейную чашку. — Никогда этого не сделаю».

Чего-чего, а этого он не сделает. Прямо как тогда и поклялся, вдруг вспомнилось Наоэ. Это ведь он, Наоэ, разлучил когда-то Кагетору и Кагекацу, двух сводных братьев, двух друзей — по законам Сенгоку в Смуте при Отатэ. А потом… до того кошмара тридцатилетней давности он перед Минако без колебаний поклялся про себя…

За окнами медленно текли потоки автомобилей — шумная ночь большого города…

— Добро пожаловать домой!

Той самой ночью Сигэзанэ и Мегохимэ вышли поприветствовать возвратившуюся армию. После победы над вражескими войсками Масамунэ вернулся целый и невридимый в усадьбу Датэ, перед которой и стояли, поджидая его Мегохимэ и Сигэзанэ.

— Я дома, — проговорил Масамунэ, на его сияющем лице не было видно ни следа усталости. — Ничего не случилось в мое отсутствие?

— Ничего — и тоже благодаря вам.

— Славно, — Масамунэ довольно кивнул, передал меч стоявшему тут же Кодзюро и вошел в дом. — Мы одержали полную победу: проклятые псы Сатакэ бежали, поджав хвосты.

— Честно, если о доблести армии Датэ стало известно другим лордам, то у нас хорошие перспективы.

— Доно… — Сигэзанэ вручил Масамунэ письмо. — Сегодня к нам заходил Уэсуги-доно.

— Что? Уэсуги-доно?

— Верно. Похоже, он готовится отбыть из Сэндая завтра. Он желал попрощаться, однако вы к тому времени еще не вернулись. Потому он передал мне это.

Масамунэ взял письмо.

— С наилучшими пожеланиями.

Он вскрыл конверт и принялся за чтение.

Кагетора выражал благодарность за поддержку от Датэ, приложив также новости о матери, Охигаси, и брате Кодзиро. «Передайте моему брату…» — просил Кодзиро Наоэ… — «Что я вовсе не испытываю к нему ненависти».

«Кодзиро…»

Масамунэ медленно опустил взгляд, будто молясь за мать и младшего брата. Потом его глаз снова открылся.

— Кодзюро, Сигэзанэ…

— Да, мой господин!

— Я решил.

Кодзюро и Сигэзанэ обратили на него удивленные взгляды.

— Мы заключим союз с Такеда.

— !

— Доно!

Масамунэ твердо проговорил:

— Нельзя упустить из виду то, что Ода продвигается на северо-восток. Мы не можем сражаться и с ним, и с Такедой одновременно: куда лучше поначалу расправиться с одной из сторон. — Глаз Масамунэ смеялся. — Чтобы завладеть страной, мы должны однажды расправиться с обоими.

В изумлении все заговорили одновременно:

— Доно!

— Это!

— Благодаря этой битве я изменил решение, — добавил Масамунэ, устремив взгляд вдаль. — Я вспомнил наконец: в той жизни я ничего не мог, кроме как сожалеть, что родился слишком поздно. Сколько раз я приходил к пониманию, что если бы появился на свет двумя десятками лет ранее, то точно бы правил страной… Я постарел, но мысль эта не покидала моего ума.

Масамунэ обратил взгляд на обоих командиров:

— Всего двадцать лет. Быть может теперь, после смерти, мое желание сбудется наконец.

— Доно!

— Для Одноглазого Дракона, который пришел в мир слишком поздно, не это ли величайшая из возможностей? — Масамунэ смотрел на верных вассалов. — Желания Дракона снова в силе. Да, мечта о Японии Датэ не умерла… теперь уж точно солнце поднимется над страной под властью Датэ!

Воодушевленные вассалы подхватили:

— Доно!

— Доно!

Масамунэ, переполненный уверенностью, обратился к подчиненным:

— Ну так как? Сигэзанэ? Кодзюро?

Сигэзанэ просветлел лицом:

— Да! Вот это — наш господин! Узнаю Датэ Масамунэ, нашего Одноглазого Дракона, лорда Масамунэ!

Масамунэ молча потребовал ответа от Кодзюро. Тот вначале улыбался криво, натянуто… но потом в его глазах снова заплескалась воинская доблесть, и он ответил:

— Я, Катакура Кагецуна, пойду с вами хоть на край света!

— Добро! — и Масамунэ — Одноглазый Дракон Масамунэ — громко объявил: — Мы вступаем в битву Ями Сенгоку за право властвовать! Я, Датэ Масамунэ, отвоюю страну!

— Оооооооооу!

Громогласный крик огласил усадьбу, а затем последовал оглушительный победный клич.

— Ей-ей-о!

— Ей-ей-о!

Рев Одноглазого Дракона пронзил небеса — страна снова входила в эру Сенгоку.