В последующие годы накал борьбы японских шахтеров против массовых увольнений в защиту своего права на труд значительно возрос, и многие из конфликтов стали выливаться в яростные столкновения бастующих шахтеров с администрацией шахт, полицией и штрейкбрехерами. Наиболее острые формы приняла весной 1960 года борьба горняков на шахтах Миикэ, расположенных на острове Кюсю на окраинах города Омута. Более чем полгода велась там отчаянная борьба шахтеров с шахтовладельцами - администрацией компании "Мицуи", вознамерившейся поначалу уволить с целью "рационализации" производства около трех тысяч горняков. Горняки ответили на это бессрочной забастовкой и выставили пикеты на территории шахты и прилегающих к ней районов. Тогда, чтобы навсегда отбить у шахтеров волю к сопротивлению, администрация объявила об общем локауте: все пятнадцать тысяч рабочих и служащих шахт были уволены, а к территории шахт были подтянуты крупные отряды полиции. В последующие дни под прикрытием полицейских с дубинками на шахту направились было колонны штрейкбрехеров, организовавших так называемый "второй профсоюз". Пикеты забастовщиков преградили им дорогу, и завязались рукопашные бои. В последующие дни каждая из сторон стала укреплять свои позиции в районе шахт. Так началось длительное, многодневное сражение полиции и штрейкбрехеров, с одной стороны, и захватившими шахту забастовщиками - с другой. Причем с каждым днем масштабы этого сражения становились все больше и больше, т.к. на помощь забастовщикам стали прибывать из окрестных районов рабочие и студенческие отряды поддержки, а ряды их противников росли за счет полицейских подкреплений, прибывавших из соседних префектур. В те дни шахты Миикэ и улицы Омута обросли баррикадами и заграждениями из колючей проволоки. Конфликт на шахтах Миикэ перерос в результате в общенациональное сражение рабочих-шахтеров с властями, предпринимателями и их наемниками.
На шахты Миикэ я поехал вместе с двумя другими советскими журналистами: корреспондентом ТАСС В. Зацепиным и собственным корреспондентом "Известий" Д. Петровым. Целый день мы осматривали территорию исключительного по своим масштабам классового сражения пролетариата с буржуазией. Несколько раз пересекали мы линию фронта, вступая в беседы и с полицией, и с забастовщиками, а также с теми японскими общественными деятелями, которые прибыли в Миикэ по причине своей солидарности с борьбой горняков. В штабе забастовочного комитета, над входом в который грозно плескались на ветру красные знамена, разъяснения всему происходящему нам дали председатель профсоюза шахт Миикэ Миякава Мицуо и его заместитель Хайбара Сигэо.
А на баррикадах у меня завязалась долгая и интересная беседа с одним из известнейших японских ученых-экономистов Сакисака Ицуро, который, будучи убежденным марксистом, стремился там, на поле классового сражения, проверить правильность своих теоретических выводов. Сакисака рассказывал мне не только о себе, но и о десятках других интеллигентов-энтузиастов, находившихся среди рабочих Миикэ с целью оказания бескорыстной помощи их борьбе. "У интеллигенции здесь много дел,- сказал он тогда.- Адвокаты консультируют забастовщиков с целью противодействия полицейскому и судебному произволу властей. Ученые-социологи разъясняют бастующим подлинные причины безработицы и нищеты пролетариата, пагубность для народа политики военного сотрудничества с США. Артисты воодушевляют рабочих на борьбу своим искусством. Другие представители интеллигенции ведут сбор пожертвований в стачечный фонд или просто становятся в ряды пикетчиков".
Моя корреспонденция-репортаж о бурных событиях на шахтах Миикэ была 8 августа 1960 года опубликована в "Правде" и получила затем премию редакции.
Ездили мы с Д. Петровым в те годы и на встречу с шахтерами Хоккайдо. В окрестностях города Кусиро мы побывали на шахте "Тайхэйё Танко". В тот момент забастовки там не было, но отношения профсоюза горняков с администрацией компании были напряженными в преддверии назревавшего конфликта. Вспоминаю, что мы обратились к администрации разрешить нам спуститься в забой этой шахты, известной в Японии тем, что большая часть ее штреков находилась на большой глубине под дном Тихого океана. Администрация компании, однако, отмалчивалась, не давая ответа на нашу просьбу. И вот тогда руководитель шахтерского профсоюза Муто Масахару сказал нам: "Надевайте шлемы и комбинезоны - и мы вас спустим в шахту и проведем по штрекам без ведома компании. Берем за это ответственность на себя". Недолго думая мы так и поступили: в сопровождении активистов профсоюзов спустились на лифте в глубины шахты, прошли сотни метров по ее полутемным тоннелям и штрекам, дошли до забоев, где орудовали отбойными молотками горняки, посмотрели, как на ленточных конвейерах уголь уходит из забоев к подъемникам, поговорили с горняками... Это было единственное в моей жизни посещение угольной шахты. Думаю, что и Петрову не доводилось прежде бывать под морским дном. Мы оба были преисполнены благодарности нашим гидам из профсоюза горняков. К тому же на примере организации этой экскурсии мы воочию убедились в силе горняцких профсоюзов, в способности их руководителей принимать подчас решения, идущие наперекор желаниям администрации. Ведь по сути дела наша прогулка по забою состоялась без согласия владельцев шахты, а может быть, и вопреки их указаниям. И администрации компании, как выяснилось потом, пришлось волей-неволей посмотреть сквозь пальцы на этот акт самоуправства профсоюзных руководителей, давших понять и нам, советским журналистам, и владельцам шахты, кто есть кто в конкретных шахтерских делах.
Часто приходилось мне в те годы встречаться в Токио с лидерами общественных профсоюзных объединений. Большинство из них произвели на меня впечатление простецких, мужественных и целеустремленных людей, преданных делу защиты интересов и прав людей наемного труда. Единственным случаем, когда я получил от общения с японским профсоюзным лидером неважное впечатление, была моя встреча в конце апреля 1958 года с тогдашним председателем Генерального совета профсоюзов Харагути Юкитака.
В преддверии 1 мая я получил от редакции срочное поручение взять у кого-либо из лидеров японского рабочего движения интервью об участии профсоюзов в международном движении за мир и демократические права трудящихся. Я позвонил в штаб самого крупного профсоюзного объединения страны - Генерального совета профсоюзов (Сохё) - и попросил о встрече с председателем этого профсоюзного центра Харагути Юкитака. Там ответили, что председателя нет, и дали его домашний телефон. Мой секретарь позвонил, к телефону подошла жена Харагути и сказала, что муж отсутствует. На нашу просьбу подсказать, где его все-таки можно было найти, после некоторых раздумий она дала моему секретарю другой телефонный номер. Мы позвонили по этому номеру, и Харагути отозвался. Когда он узнал, в чем дело, то согласился, чтобы я прибыл на встречу к нему и дал моему секретарю адрес места своего пребывания. Мы сразу же направились туда - в названный квартал столицы. Там мы увидели окруженный зеленью двухэтажный особняк, в котором я и застал Харагути в домашнем японском одеянии. Сидя в кресле в уютной гостиной, Харагути обстоятельно изложил мне свое видение перспектив борьбы японского рабочего класса в защиту своего жизненного уровня. Чай ему и мне подавала при этом элегантная женщина средних лет - хозяйка дома. Мой секретарь Хомма-сан, сопровождавший меня на этой встрече, навел справки у шофера машины Харагути, стоявшей у подъезда, и на обратном пути сообщил мне довольно пикантное обстоятельство: владелица особняка была, оказывается, любовницей Харагути, у которой он обычно проводил больше времени, чем на своей домашней квартире. Так в доме богатенькой любовницы тогдашнего руководителя Генерального совета профсоюзов Японии я получил в канун 1 мая интервью о ходе классовой борьбы японских трудящихся. Во всем этом я ощутил тогда что-то фальшивое, двусмысленное и некрасивое. Видимо, непорядочное поведение Харагути нашло осуждение и в штабе Генерального совета профсоюзов, так как вскоре, а именно в том же году, его сменил на посту председателя названного объединения Ота Каору - человек совершенно другого склада, обладавший именно теми бойцовскими качествами, которые требуются от лидера подлинного народного движения. Столь же волевым характером обладал и Иваи Акира - генеральный секретарь Генерального совета профсоюзов.
В конце 50-х - начале 60-х годов с приходом к руководству Генеральным советом профсоюзов Сохё Ота и Иваи рабочее движение Японии обрело сильную политическую окраску и превратилось в массовую опору партий левой парламентской оппозиции.
Боевой характер и возросшая сила Генерального совета профсоюзов, объединявшего в то время в своих рядах свыше трех миллионов японских рабочих и служащих, проявились осенью 1958 года, когда правительство Киси внесло в парламент законопроект о расширении полномочий полиции. Закон этот был расценен оппозиционными партиями и рабочими профсоюзами как попытка властей восстановить в стране полицейский произвол времен военно-фашистской диктатуры. На одиннадцатом чрезвычайном съезде Генерального совета профсоюзов, состоявшемся 24 сентября 1958 года, было принято решение развернуть всенародное движение борьбы против этого реакционного законопроекта. ("Правда", 6.10.1958). И борьба эта приняла в последующие недели огромные масштабы. По всей стране прокатились массовые митинги и демонстрации, в ходе которых действия Генсовета профсоюзов были поддержаны и другими профсоюзными центрами, включая даже крайне правый Всеяпонский совет профсоюзов. Знаменательным моментом этого массового движения стало в подавляющем большинстве префектур страны установление сотрудничества между местными организациями социалистической и коммунистической партий. В ноябре 1958 года борьба рабочих профсоюзов против попытки властей возродить полицейский произвол приняла исключительно широкий размах: 5 ноября по всей стране была проведена одновременно политическая забастовка, в которой приняли участие около четырех с половиной миллионов японских трудящихся ("Правда", 6.11.1958). И эти массовые антиправительственные выступления рабочих профсоюзов страны заставили правительство Киси пойти на попятную: опасаясь дальнейшего осложнения обстановки, руководство правительственной либерально-демократической партии сочло за лучшее снять реакционный законопроект с обсуждения в парламенте ("Правда", 24.11.1958). Победа в борьбе против законопроекта о расширении полномочий полиции укрепила в руководстве японских профсоюзов уверенность в своих силах. В последующие месяцы руководители Генерального совета профсоюзов переключались, чем далее, тем более, на борьбу за отказ Японии от японо-американского военного "договора безопасности" и ликвидацию военных баз США на Японских островах.
В то время на территории Японии находилось около 230 американских военных баз и объектов, включая аэродромы, полигоны, казармы, радарные установки и т.п. Не считая островов Окинава, в то время отторгнутых от Японии и находившихся под американским управлением, в районах этих баз и объектов было расквартировано около 50 тысяч американских офицеров и солдат и 56 тысяч членов их семей. Военные базы находились даже в самом центре Токио. Одна - прямо напротив императорского дворца, в том месте, где сейчас стоит здание Японского национального театра, а другая, под названием "Вашингтон Хэйтс",- в парке Ёёги, в самом крупном и живописном парке японской столицы.
Во время поездок по Японии в районах городов Иокогама, Фукуока, Ацуги, Ёкосука и других мне много раз доводилось тогда проезжать мимо обнесенных колючей проволокой территорий военных баз США с прикрепленными на проволоке надписями на японском и английском языках: "Посторонним доступ закрыт". Само собой разумеется, что такие надписи не ласкали взора японцев. К тому же многих жителей районов Японии, примыкавших к военным базам США, раздражал барский образ жизни американцев на территориях баз, находившийся в резком контрасте с окружавшей базы японской средой. Если японские жилые кварталы представляли собой лабиринты узких улочек, застроенных невзрачными домиками-халупами, то американские военные поселения на территориях баз выглядели совсем иначе. За колючей проволокой этих поселений японцы могли видеть тенистые парковые аллеи, просторные газоны с цветами, площадки для спорта, теннисные корты и фешенебельные коттеджи с шеренгами новеньких "фордов" и "шевроле" вдоль подъездов. Столь вопиющие контрасты, естественно, не пробуждали у японцев добрых чувств ни к военным базам США, ни к их обитателям.
Постоянные протесты населения вызывал в районах американских военных аэродромов не смолкающий ни днем ни ночью гул моторов военных самолетов США, совершавших учебные полеты и рейсы в близлежащие страны Азии. Еще больше жалоб и нареканий японского населения было связано с бесцеремонным поведением американских солдат и моряков, высыпавших по вечерам на улицы близлежащих городов в поисках ночных развлечений. Особенно бесцеремонно и дерзко вели себя по отношению к японцам американские солдаты негритянского происхождения, образовательный и культурный уровень которых был, как правило, значительно ниже, чем у белокожих американских солдат и моряков. Именно с ними чаще всего были связаны многочисленные конфликты американцев с японским населением. За пятнадцать лет пребывания вооруженных сил США на японской территории от бесчинств американцев, даже по данным официальной статистики, пострадали 16 тысяч японцев, из них 4450 человек были убиты. Общее число несчастных случаев, происшедших по вине американских солдат и офицеров на японской территории в период с 1952 по 1958 годы, превысило 62 тысячи.
К началу 60-х годов проблема пребывания вооруженных сил США на японской территории превратилась в главную проблему не только внешней политики, но и внутриполитической жизни Японии. Непосредственным поводом для переключения общественного внимания на эту проблему стали переговоры о пересмотре "договора безопасности", начатые правительствами обеих стран еще в 1957 году. Правящие круги и той и другой стороны пытались изобразить пересмотр "договора безопасности" как шаг навстречу требованиям японского народа, как переход к "эре равноправия" в японо-американских отношениях. На деле же речь шла о заключении нового соглашения, предоставляющего американцам еще большие политические и военные выгоды. Речь шла об использовании японских "сил самообороны" для поддержки войск США на территории Японии. Одновременно ставился вопрос о расширении территориальных рамок японо-американского военного соглашения.
Извращая суть переговоров, премьер-министр Киси старался убедить японскую общественность, будто его правительство со своей стороны также предъявляло "требования" к США. Но чего стоило, например, "требование", чтобы США взяли на себя обязательство "оборонять" Японские острова! Начальник объединенной группы начальников штабов японских "сил самообороны" генерал Хаяси объявил осенью 1958 года, что американские базы будут "необходимы" Японии "еще, по меньшей мере, в течение десяти ближайших лет".
Общественность Японии проявила в те дни к переговорам крайнюю настороженность. На страницах газет всплыл вопрос: правомерно ли вообще, если исходить из текста японской конституции, существование военного "договора безопасности"? Исключительно большое значение в этом отношении имел судебный процесс по так называемому "делу Сунакава", оказавшийся в 1959 году в фокусе политической жизни страны.
"Дело Сунакава" было тесно связано с борьбой японской общественности против военных баз США. Судебный процесс был начат в 1957 году против семи рабочих и студентов - участников антиамериканских выступлений в районе военной базы Сунакава. В апреле 1959 года токийский районный суд признал необоснованными материалы обвинения и оправдал подсудимых. Более того, в приговоре впервые публично констатировалась незаконность пребывания вооруженных сил США на Японских островах и несовместимость "договора безопасности" с конституцией страны.
Этот приговор подорвал, словно бомба, юридические устои американо-японского военного союза. Решение токийского суда сразу же опротестовали органы прокуратуры, и "дело Сунакава", минуя промежуточные инстанции, в чрезвычайном порядке было направлено на рассмотрение Верховного суда.
В сентябре 1959 года мне представилась возможность присутствовать на слушании этого из ряда вон выходящего "дела". Заседания шли в главном помещении Верховного суда - старомодном кирпичном здании, протянувшемся на целый квартал в самом центре Токио. Зал заседаний чем-то напоминал театр: возможно, своей планировкой, а может быть, видом главных действующих лиц судей, чопорно восседавших на возвышенной части зала в черных мантиях, которые придавали им сходство с огромными летучими мышами.
Представители обвинения во главе с верховным прокурором, находившиеся неподалеку от судей, но на метр ниже их, в своих речах пытались опровергнуть приговор токийского суда и доказать присутствующим совместимость с конституцией Японии договоров и соглашений, допускающих пребывание в стране иностранных вооруженных сил, т.е. американской армии. Вели себя прокуроры как-то неуверенно: не глядя на сидевших в зале зрителей, они невнятно читали тексты своих выступлений. Совсем иначе держались адвокаты защиты: их голоса звучали громко и твердо. На скамьях для зрителей тогда я увидел известных политических деятелей, писателей, юристов, ученых и даже буддийских монахов. Были там небольшие группы крестьян из поселка Сунакава, а также студентов и профсоюзных активистов, которым с большим трудом удалось заполучить пропуск в зал. Как жадно вслушивались они в речи адвокатов! Видимо, надеялись, что Верховный суд вынесет справедливый приговор и подтвердит решение токийского районного суда.
Но судейские чиновники в мантиях не оправдали надежд патриотической общественности. Спустя три месяца, 16 декабря 1959 года, вопреки законам и чаяниям общественности Верховный суд принял решение аннулировать приговор токийского суда и объявил, что конституция Японии не препятствует использованию территории страны в качестве военного плацдарма иностранной державы.
Это решение Верховного суда вызвало в стране бурю негодования. "Верховный суд стал на колени перед политикой!" - говорилось в заявлении Генерального совета профсоюзов. Еще резче высказался тогда лидер парламентской фракции японских коммунистов, член президиума ЦК КПЯ Сига Ёсио: "Отныне можно вполне категорически утверждать, что Верховный суд Японии не является судебным органом независимого государства - это простой придаток американского империализма".
Процесс по "делу Сунакава" открыл многим глаза на подлинную сущность переговоров о пересмотре "договора безопасности". В 1959 году выступления японских народных масс против военного союза Японии с США переросли в общенациональное движение.
Первые волны движения против
"договора безопасности"
Людские массы похожи на море. Море нельзя всколыхнуть двумя-тремя порывами ветра, какими бы резкими и сильными они ни были. Нельзя и миллионы простых людей поднять на борьбу двумя-тремя призывами, как бы страстно и убедительно они ни звучали. Демократическим силам Японии пришлось преодолевать эту естественную инерцию масс более года, прежде чем поднялся исторический шторм.
Началом движения против пересмотра "договора безопасности" явилось создание 28 марта 1959 года Национального совета борьбы против пересмотра договора безопасности, в котором были представлены основные демократические организации страны, и в том числе коммунистическая и социалистическая партии. Формально представители компартии вошли в исполнительный комитет Национального совета лишь в качестве наблюдателей. Фактически же они участвовали в работе совета на равных началах с другими членами. Во многих местных организациях Национального совета коммунисты играли ведущую роль. Сотрудничество в рамках Национального совета коммунистов и социалистов открыло широкие перспективы для быстрого роста этого антиамериканского движения. Политическая инерция многомиллионных масс преодолевалась Национальным советом путем организации "дней совместных действий" или "волн совместных действий". Только в 1959 году эти волны десять раз прокатывались по стране.
Хорошо запомнился мне первый день совместных действий - 15 апреля 1959 года. По центральным улицам Токио шли колонны демонстрации, организованной Генеральным советом профсоюзов. А в интервалах между колоннами двигались вереницы грузовиков, на которых были установлены, словно паруса, транспаранты с лозунгами "Приветствуем и поддерживаем решение токийского суда по делу Сунакава!", "Защитим мирную конституцию!" и т.п. В тех же колоннах двигались автобусы с мощными громкоговорителями, из которых, перекрывая уличный шум, неслись призывы к освобождению Японии от иностранной зависимости, к ликвидации военного союза с США и переходу страны на путь миролюбивой политики. Вечером несколько тысяч человек собрались на массовый митинг в парке Хибия. "Пересмотр договора безопасности,- говорилось в принятой ими декларации,- представляет собой подготовку Японии к агрессии против стран Азии на базе милитаризма, и его осуществление создаст реальную угрозу не только для японского народа, но и для народов всех стран Азии. Мирные граждане Японии! Не позволим военным преступникам снова распоряжаться нашим будущим, не позволим снова толкнуть нас на гибель от атомных бомб! Сплотим же все силы народа на защиту мира и демократии, на борьбу за уничтожение американо-японского договора безопасности и свержение кабинета Киси!"
К осени 1959 года массовость движения нарастала от волны к волне. Сами же волны становились все грознее. Во время восьмой волны, 27 ноября в Токио, недалеко от парламента разыгрались события, серьезно осложнившие внутриполитическую обстановку.
Мне довелось в тот день быть в нужный час в нужном месте и наблюдать все происходившее от начала и до конца, находясь у ворот парламента, обращенных к императорскому дворцу.
С полудня колонны демонстрантов двинулись к парламенту, чтобы вручить правительству и депутатам свои петиции с протестами против намерения кабинета Киси укрепить военный союз Японии с США. Но путь им у парламента преградили свыше десяти тысяч полицейских, вооруженных дубинками. Глухими черными цепями выстроились они поперек улицы, а при приближении демонстрантов в их сторону понеслись грозные предупреждения: "Разойдитесь немедленно - демонстрация не разрешена!" Но люди не расходились, а наоборот, двигались вперед под нажимом шедших сзади. Вскоре здесь собралось около 80 тысяч человек. Навстречу демонстрантам из парламентских ворот вышла колонна депутатов-социалистов и коммунистов. Они организовали в гуще собравшихся летучий митинг. С речами выступили генеральный секретарь социалистической партии Асанума Инэдзиро, председатель ЦК коммунистической партии Носака Сандзо, генеральный секретарь Генсовета профсоюзов Иваи Акира. Ораторы призывали народ объединить силы для отпора врагам мира и независимости страны. Гул одобрения покрывал их голоса.
Но потом ситуация вышла из-под контроля депутатов парламента. Некоторые горячие головы из числа студенческих объединений бросились на прорыв полицейских цепей. Полиция, казалось, только и ждала этого. Над головами заметались дубинки. Гневные крики и стоны от боли огласили улицу. Из кипящего водоворота демонстранты выносили своих окровавленных товарищей. Потом группа демонстрантов, взяв наперевес, словно пики, древки знамен и транспарантов, врезалась в черные полицейские кордоны. Минута, другая - и полицейские поволокли в ворота парламента своих сослуживцев без касок, бледных, с искаженными от боли лицами... А затем заслоны полиции, стоявшие перед воротами парламента, расползлись, как гнилая ткань, и бушующий поток людей с красными знаменами устремился к парламентским воротам. Окованные железом дубовые ворота были поспешно закрыты на запор. Но напрасно! Под напором людской лавины ворота прогнулись, затрещали и распахнулись. Демонстранты стремительно понеслись по широкому двору, пересекли его и покатились вверх по гранитным ступеням под увенчанные коринфскими колоннами своды парламентского подъезда.
Далее наступило замешательство. Участники этого стихийного штурма парламента не имели, как стало ясно, никакого определенного плана действий. Одни, построившись в колонны, маршировали взад и вперед с революционными песнями, другие, стоя у подъезда, победно размахивали красными флагами, третьи спокойно отдыхали на ступенях. Когда же стемнело, демонстранты стали расходиться. А на окрестных улицах еще долго завывали сирены - это машины "скорой помощи" увозили раненых. Их оказалось более четырехсот человек.
На следующий день в печати и в политических кругах началась жаркая дискуссия, кто ответственен за кровопролитие. Консервативные политики и газеты утверждали, что вина лежит на руководителях демонстрации. Некоторые депутаты правящей партии истерически завопили о том, что страна, якобы, находится накануне революции. А кое-кто пошел еще дальше. "Япония уже не накануне революции, а в состоянии революции!" - писала в те дни наиболее правая газета "Санкэй Симбун".
Вся эта шумиха по поводу революции была призвана дать правительству Киси благовидный предлог для репрессий против противников "договора безопасности". В последующие дни были арестованы некоторые из участников демонстрации, а в парламент был внесен законопроект о запрещении массовых демонстраций в центре столицы.
Но демократическая общественность дала отпор реакции. В специальном заявлении ЦК КПЯ говорилось: "Самое важное в настоящий момент - это не позволить либерально-демократической партии и кабинету Киси повернуть политику на путь репрессий, разоблачать заговорщические планы и пропаганду реакционных кругов и идти по пути совместных действий".
Довольно пространное сообщение о событиях, происшедших в центре Токио 27 ноября, было срочно направлено мною в Москву, и "Правда" сразу же, 28 ноября, опубликовала его без сокращений под заголовком "Сражение у стен японского парламента". В этой информации я опередил своих коллег советских журналистов, так как никто из них в момент прорыва демонстрантов на территорию парламента на месте происшествия не был, а потому и не дал подробного описания этого эпизода. Я же проникся еще больше убеждением в необходимости ездить и впредь на места предполагаемых событий, какие бы технические сложности и трудности со временем не возникали с последующим их описанием и отправкой сообщений о них телеграфом в Москву.
Ниже я не буду подробно в хронологическом порядке излагать все этапы движения за ликвидацию "договора безопасности", набравшего в первой половине 1960 года еще невиданный по масштабам размах. Остановлюсь лишь на наиболее важных эпизодах движения - тех, которые навсегда врезались в мою память.
Одним из этих эпизодов стали события, происшедшие в Токио 16 января 1960 года, в день отлета премьер-министра Японии Киси Нобусукэ в Вашингтон на церемонию подписания в Белом доме текста нового варианта японо-американского "договора безопасности". В течение предшествовавших дней представители прессы, дипломатические круги и даже члены правящей либерально-демократической партии тщетно пытались узнать в канцелярии премьер-министра, в какой час и каким путем направится правительственная делегация на аэродром Ханэда, чтобы вылететь в США. Хотя давно уже было известно, вплоть до часов и минут, расписание поездки японского премьер-министра в Соединенные Штаты, тем не менее план его вылета из Токио оставался в секрете как большая государственная тайна. Причина тому была одна: Киси боялся, как бы его путь на аэродром не был перекрыт японскими противниками "договора безопасности". Опасения Киси были не напрасны. Еще накануне свыше тысячи демонстрантов, главным образом студентов - членов Всеяпонской федерации студенческих организаций (Дзэнгакурэн), вступили в пределы аэродрома Ханэда, заполнили помещения аэровокзала и находились там всю ночь в ожидании прибытия возглавлявшейся Киси правительственной делегации, чтобы затем стать стеной на ее пути к самолету.
Узнав о случившемся, власти забили тревогу, на ноги были подняты около 12 тысяч полицейских. В район аэропорта и улиц, ведущих к нему от резиденции премьер-министра, были стянуты сотни броневиков и полицейских грузовиков. Несколько тысяч полицейских ворвались глубокой ночью в помещение аэровокзала и после жарких схваток вытеснили демонстрантов на улицу. Но демонстранты не сдались: отступив в прилегающие к аэродрому кварталы, они под проливным дождем и холодным зимним ветром с океана продолжали до утра рукопашные бои с полицией. К утру около восьмидесяти демонстрантов были арестованы, несколько десятков получили ранения, а все стекла в здании аэровокзала были разбиты. И вот в такой напряженной обстановке черный лимузин премьер-министра на предельной скорости вылетел из ворот резиденции. Его сопровождали несколько грузовиков с вооруженной охраной. По пустынным улицам, на которых были выставлены густые полицейские цепи, автомобиль премьер-министра помчался к аэродрому, но на одном из перекрестков вдруг... совершил тот "обманный маневр", о котором потом долго не могли без смеха вспоминать японцы. Свернув с главного проспекта, ведущего к аэродрому, лимузин премьера долго колесил по глухим и грязным переулкам, а затем через задворки и пустыри прокрался на летное поле прямо под крыло ожидавшего его самолета. Поднявшись по трапу, Киси выдавил улыбку, торопливо помахал рукой нескольким фотографам, пропущенным через полицейские кордоны, а еще через пять минут самолет стартовал к берегам Америки. Все это было похоже, скорее, на паническое бегство, чем на торжественные проводы главы правительства.
"Бегством банкрота" назвало отлет Киси в США руководство социалистической партии. Подобные же оценки этому событию дала и японская печать. Даже в самой солидной из коммерческих газет страны, "Асахи", отъезд премьер-министра в США сравнивался то с "бегством испуганной крысы", то с "ловлей мелкого жулика". А консервативная газета "Майнити" писала: "Если бы у правительства была уверенность в том, что его поддерживает большинство народа, то отъезд делегации для подписания нового договора безопасности происходил бы в более торжественной обстановке и не произвел бы впечатления тайного побега из Японии".
События 16 января наглядно показали, что Киси покинул страну, не получив на это визы японского народа. Так я тогда и озаглавил посланную в тот день в редакцию статью: "Без визы народа". Но редакция изменила заголовок, воспользовавшись первой фразой моей статьи, которая звучала так: "Гарун бежал быстрее лани..." Эти лермонтовские слова можно сделать эпиграфом к сообщению о том, как уезжал сегодня японский премьер-министр Киси из Токио в США". В газете моя статья была опубликована под заголовком "Премьер бежал быстрее лани..." - а рядом с текстом статьи была помещена карикатура, изображавшая Киси, мчавшимся в машине, со всех сторон ощетинившейся пулеметами и зенитными пушками.
Новый японо-американский "договор безопасности", подписанный в Вашингтоне премьер-министром Японии Киси и президентом США Эйзенхауэром, вызвал шквал протестов японской общественности. В феврале 1960 года целая серия бурных дискуссий состоялась в стенах японского парламента. В ходе этих дискуссий был развеян миф о том, будто договор, устанавливает равенство прав Японии и США. Ясным стало, например, что "право" Японии участвовать в "предварительных консультациях" с командованием США перед началом каких-либо военных операций не включало "право вето" на случай, если намерения Пентагона оказались бы неприемлемыми для японской стороны.
Агрессивная сущность пакта обнажилась и при рассмотрении вопроса о территориальных границах договора, которые в его тексте были обозначены лишь двумя словами: "Дальний Восток". Поначалу министр иностранных дел Фудзияма Аитиро брякнул откровенно, что сфера совместных операций базирующейся на Японию американской армии и японских вооруженных сил включает территорию Японии, а также острова Тайвань, Окинаву, прибрежную часть Китая и советское Приморье. Это развязное заявление вызвало сразу же протесты миролюбивой общественности, и в последующие дни Фудзияме пришлось прикусить язык. Но, как говорится, "слово не воробей - вылетит, не поймаешь". В последующие дни прения по поводу территориальных границ договора приняли в парламенте бурный и в то же время курьезный характер.
Дискуссия в бюджетной комиссии парламента проходила 8 февраля 1960 года примерно так.
- Господин министр,- обращается к Фудзияме один из депутатов социалистической партии,- разъясните еще раз, какие территории имеются в виду под понятием "Дальний Восток".
- Я полагаю, что этим понятием определяется район, находящийся к северу от Филиппинских островов.
- А более конкретно?
- Я говорю конкретно: район вокруг Японии к северу от Филиппинских островов.
Гул недовольства присутствующих.
- А каковы же все-таки географические границы этого района?
- Я же сказал ясно: все, что вокруг Японии.
Взрыв смеха и крики протеста.
- Нам вовсе не ясно. Ведь здесь же, в парламенте, вы утверждали недавно, что сфера действия данного договора, определяемая понятием "Дальний Восток", включает в себя прибрежные районы Китая и советское Приморье! Вы подтверждаете это?
- Я говорю ясно и теперь: это район к северу от Филиппин.
Возмущенные депутаты оппозиции приносят географическую карту и требуют, чтобы министр показал зону действия нового договора. Но где там! Он наотрез отказывается.
Смысл его замешательства понятен присутствующим. С нескрываемым презрением депутаты оппозиции кричат ему в лицо:
- Беги скорее в американское посольство - спроси там, что тебе отвечать!
Растерянные члены кабинета удаляются на экстренное совещание. Заседание прерывается... Посоветовавшись, сторонники военного союза с США решают изменить тактику.
Час спустя вместо министра иностранных дел на трибуну поднимается премьер-министр Киси и удивляет присутствующих заявлением, что-де понятие "Дальний Восток" не включает в себя ни китайской территории, ни советского Приморья.
- А входят ли Курильские острова в зону действия договора? - задают вопрос со скамьи оппозиции.
- Да, входят,- отвечает премьер, вновь раскрывая агрессивный смысл нового договора.
А 10 февраля 1960 года Киси снова заявил в парламенте, что Курильские острова Кунашир, Итуруп, Хабомаи и Шикотан включены в сферу действия нового пакта, поскольку-де Япония "претендует на эти острова и рассматривает их как свою территорию". Столь откровенное заявление Киси вызвало сразу же встревоженный вопрос со скамей оппозиции:
- Неужели правительство собирается силой оружия добиваться осуществления своих территориальных притязаний к Советскому Союзу?
Сбивчивый ответ Киси не рассеял тревогу депутатов оппозиции, ведь именно военные операции предусматривало "сотрудничество" в рамках американо-японского военного договора.
Но окончательно поборники нового "договора безопасности" были уличены в своих агрессивных помыслах 14 апреля 1960 года. Выступая в тот день с запросом в нижней палате парламента, депутат-социалист Асукада Кадзуо потребовал, чтобы начальник управления национальной обороны Акаги показал карту, изготовленную для военно-воздушных сил Японии. Тот категорически отказался выполнить это требование.
- Хорошо,- сказал Асукада,- я вам покажу ее сам.
И вот на глазах у застывших в изумлении депутатов парламента была развернута карта Дальнего Востока, вся исчерченная квадратами с номерами и индексами. Квадраты и индексы покрывали там не только японскую территорию, но и Японское и Охотское моря, а также добрую половину Китайской Народной Республики, советское Приморье, часть Сибири, Сахалин, Камчатку и Курильские острова. Все эти территории, как выяснилось далее, были включены военными картографами в сферу совместных военных операций американских и японских вооруженных сил.
Так географическая карта, изготовленная в штабах японских вооруженных сил, стала одним из неопровержимых документов, свидетельствовавших об агрессивных помыслах правящих кругов Японии, вступивших в новый военный союз с США. Конечно, такой документ не прошел мимо меня. В день его публикации в японских газетах я срочно отправил его по фототелеграфу в редакцию, а спустя два дня он был опубликован в "Правде" вместе с моей статьей, озаглавленной "Карты на стол, господа реваншисты!".
Однако как ни остры были прения в парламенте, не они определяли в то время ход событий. Осью развития политической ситуации в стране стала в феврале-марте 1960 года всенародная кампания Национального совета борьбы против договора безопасности по сбору подписей под петициями с осуждением военного союза с США и требованием его отмены, обращенным к парламенту и правительству.
Каждому крупному общественному движению нужна всегда какая-то ясная конкретная цель: в тот момент цель кампании сводилась поначалу к сбору под упомянутыми петициями подписей 10 миллионов противников "договора безопасности". Но уже в марте месяце организаторам кампании стало ясно, что цель эта будет достигнута ранее, чем предполагалось. Тысячи, если не десятки тысяч, активистов движения за отказ от военного союза с США и ликвидацию в стране американских военных баз, действуя в одиночку и группами, выходили на улицы городов и поселков, направлялись по проселочным дорогам в дальние деревни, вели повсюду сбор подписей, призывали жителей страны вливаться в их ряды.
Естественно, я не упустил тогда возможность посмотреть на это всенародное движение не из Токио, а из провинциальной глубинки. Для этого в конце февраля с шофером корпункта Сато я поехал на машине в префектуру Аити, расположенную километрах в 350-400 от японской столицы. Сначала мы добрались до Нагои - главного города префектуры Аити, а затем дня два-три колесили по поселкам и деревням этой префектуры, выяснив заранее у местных активистов Национального совета, где и когда состоятся в префектуре пешие марши, митинги и демонстрации противников "договора безопасности". Побывал я тогда в небольших сельских поселках префектуры: Нагакуса, Нисио и других, говорил с их жителями, среди которых оказалось немало активных противников военного союза Японии с США.
Живописная природа префектуры Аити с ее мягкими очертаниями гор, искромсанных террасами рисовых полей, с бамбуковыми рощицами у оврагов, с одинокими, скрюченными соснами на скалах, омываемых морскими волнами, навевала лирическое настроение и зазывала на отдых и веселое времяпрепровождение. Но мы с Сато-саном были непреклонны: двигаясь от поселка к поселку, мы искали встреч со сборщиками подписей, ведшими свою работу и в домах местных жителей, и на деревенских улочках, и на центральных перекрестках городков и поселков префектуры. Свои впечатления об этой поездке, о беседах с десятками японских провинциалов, оказавшихся в большинстве своем в политическом отношении довольно прозорливыми людьми, я изложил в "Правде" 29 февраля 1960 года. Заключил я тогда эту статью следующими словами: "Как капли, сливаясь воедино, образуют ручьи, реки, моря, так и борьба японского народа (имелась в виду борьба против "договора безопасности".- И. Л.) распространяясь от дома к дому, от деревни к деревне, от города к городу, превращается в небывалый по силе поток поток, с которым не могут совладать милитаризм и реакция".
Еще в конце января 1960 года VIII пленум ЦК КПЯ, обсуждавший программу дальнейшей борьбы против военного союза Японии с США, утвердил курс на недопущение ратификации в японском парламенте "договора безопасности", подписанного 19 января в Вашингтоне. Ключ к успеху в осуществлении этого курса руководство КПЯ видело в вовлечении в борьбу все новых и новых слоев населения и в объединении действий коммунистов и социалистов. В своих решениях пленум Центрального комитета КПЯ призвал социалистическую партию Японии к совместной борьбе за срыв ратификации "договора безопасности" под лозунгами немедленного роспуска парламента и ухода в отставку кабинета Киси.
Однако обсуждение социалистами задач, стоявших перед демократическими силами, выявило наличие разногласий в рядах социалистической партии. Эти разногласия открыто проявились на очередном съезде СПЯ в марте 1960 года. Сторонники решительных действий выдвинули на пост председателя партии генерального секретаря Асанума Инэдзиро, а противостоявшие им группировки объединились и предложили своего кандидата - лидера правой фракции этой партии Каваками Дзётаро. Выборы председателя партии прошли в острой и напряженной борьбе, которая завершилась победой Асанума Инэдзиро.
В те дни Асанума пользовался наибольшей из всех политиков своего круга популярностью, ибо он твердо стоял на позиции непримиримой борьбы с американским империализмом. В деле обеспечения единства движения против "договора безопасности" Асанума проявлял гораздо большую последовательность, чем многие из его коллег по партии. Действуя зачастую в непосредственном контакте с руководством коммунистической партии, он навлекал на себя немало нападок со стороны реакционных элементов всех мастей.
Недели полторы спустя после съезда Асанума проявил готовность изложить читателям газеты "Правда" свое политическое кредо. Он принял меня в своей парламентской приемной на втором этаже одного из тех невзрачных деревянных корпусов, которые находились рядом со зданием парламента (теперь там стоит семиэтажные корпуса парламентских приемных, построенные в последующие годы).
Приемной Асанумы была комнатушка, обстановка которой состояла из потертого дивана, трех продавленных кресел и заваленного бумагами письменного стола. Но неказистая обстановка, как серый фон на портрете, лишь оттеняла незаурядную внешность самого Асанумы - громадного тучного усатого человека в толстых очках с волевым и в то же время добродушным и приветливым выражением лица.
Асанума отвечал на мои вопросы в обычной для него манере: быстро, четко, прямолинейно формулируя свои мысли и сохраняя в то же время полнейшую невозмутимость и неподвижность в лице и в позе.
- Мы отвергаем,- говорил мой собеседник,- новый "договор безопасности", потому что, во-первых, он чреват для Японии угрозой новой войны. Во-вторых, договор толкает Японию на увеличение ее вооруженных сил, которое ложится тяжелым бременем на плечи японского народа. В третьих, параллельно с "договором безопасности" Японии будет навязана так называемая "либерализация" внешней торговли и денежного обращения, что приведет к вторжению в Японию иностранного капитала. Осуществление "либерализации" без должных гарантийных мер нанесет удар по интересам крестьянства, средних и мелких предпринимателей и вызовет хаос в экономике страны и т.д. Наконец, создаваемый новым военным договором режим неизбежно ведет к пересмотру конституции, к перевооружению, к восстановлению системы обязательной воинской повинности - словом, к милитаризации страны. Поэтому-то мы и должны устремить все силы на борьбу против "договора безопасности".
Интересная деталь: ответив на мои вопросы, Асанума попросил меня сразу же после публикации в "Правде" всего сказанного им прислать ему экземпляр газеты с его интервью. "На память",- пояснил он. И эта просьба стала еще одним подтверждением общего впечатления, сложившегося у меня тогда: японские социалисты не только левого, но и правого толка придавали большое значение тому, какой отклик получали в Советском Союзе их выступления против японо-американского "договора безопасности".
Усиление накала борьбы:
массовые антиправительственные,
антиамериканские демонстрации.
Срыв визита президента США в Японию
В марте - апреле 1960 года потоки всенародного движения противников военного сотрудничества Японии с США устремились к центру страны - в Токио. Туда прибывали ежедневно многочисленные делегации представителей различных городов, префектур и районов. Одни шли маршами в колоннах с красными знаменами и антиправительственными плакатами. Другие, уроженцы отдаленных мест, добирались либо поездами, либо автобусами, либо специальными автокараванами. Участники шествий несли к парламенту тяжелые свертки с десятками и сотнями тысяч подписей под текстами воззваний, отвергавших японо-американский "договор безопасности" и содержавших требования ликвидации военных баз США в Японии и отставки кабинета Киси. Петиционного движения такого масштаба еще не знала история Японии.
Новый импульс движению противников военного союза Японии с США придало в мае 1960 года известие о скандальном провале провокационного шпионского полета американского самолета "У-2", сбитого ракетой над советской территорией в районе Урала. Сразу же выяснилось в те дни, что самолеты-шпионы такого типа находятся и на Японских островах. Внимание японской общественности привлекло и предупреждение советского правительства о том, что ответные удары будут впредь наноситься по базам этих самолетов. Не прошло и нескольких дней, как в колоннах демонстрантов-петиционеров замелькали плакаты с надписями "Черным самолетам "У-2" не место на японской земле!", "Требуем немедленного прекращения полетов американских самолетов над чужими территориями!".
Последовавшие затем сообщения из Парижа о срыве американской стороной намечавшегося на май месяц совещания глав великих держав вызвали в миролюбивых кругах Японии новый прилив гнева против Пентагона. Выступая в нижней палате с запросом в адрес правительства, депутат-социалист Ёкомити Сэцуо заявил: "Срыв совещания великих держав был вызван безответственным попиранием Соединенными Штатами международных законов и шпионскими действиями самолетов "У-2". Оратор потребовал от японского правительства немедленного прекращения сотрудничества с США в развязывании "холодной войны". От имени своей партии он внес в парламент проект резолюции, в котором осуждался принятый США курс на нарушение суверенитета других стран с целью военного шпионажа.
Но обсуждение этой резолюции было прервано 19 мая чрезвычайными событиями, связанными с попыткой японского правительства силовым путем утвердить новый вариант "договора безопасности" в палате представителей японского парламента. Кабинет Киси и руководство правящей партии, убедившись в том, что дальнейшее обсуждение содержания "договора безопасности" лишь ослабляет их политические позиции и престиж, пошли напролом. С утра 19 мая руководство либерал-демократов односторонним порядком объявило о прекращении прений в нижней палате, а депутаты правящей партии стали по команде своих боссов собираться на пленарное заседание, чтобы проштамповать спорный договор.
Возмущенные этим маневром либерал-демократов, депутаты оппозиции заблокировали своими телами двери в зал пленарного заседания и потребовали соблюдения парламентских правил. Блокада дверей продолжалась до позднего вечера. Но депутаты консервативного большинства закусили удила и в полночь совершили вопиющее беззаконие: по зову спикера нижней палаты в помещение парламента вторглись около пятисот полицейских и начали физическую расправу над депутатами оппозиции. Сбивая с ног и пиная депутатов, полицейские стали оттаскивать их от заблокированных дверей и тащить за руки и за ноги по парламентским коридорам и лестницам в разные концы парламентского здания. Это побоище продолжалось до тех пор, пока более ста депутатов оппозиции, людей в большинстве своем престарелых и не знакомых с приемами дзюдо, не были удалены. А тогда двести пятьдесят депутатов правительственного большинства двинулись под охраной полицейских на свои места в зал пленарных заседаний и в течение нескольких минут разыграли позорную сцену "утверждения" японо-американского военного договора, прокричав "банзай!" в ответ на зачитанную спикером краткую резолюцию
Такое силовое "утверждение" спорного договора в нижней палате развязало руки правительству Киси, так как утверждения в верхней палате для него не требовалось: согласно японской конституции договор вступает в силу автоматически, если в течение тридцати дней после его утверждения нижней палатой верхняя палата почему-либо не принимает каких-либо решений.
Но радость поборников военного союза с США была недолгой. Насилия, учиненные в парламенте над депутатами оппозиции, вызвали бурю протестов в стране. В Токио начались массовые антиправительственные митинги и демонстрации. Уже к вечеру следующего дня у ворот резиденции премьер-министра Киси собрались около ста тысяч его политических противников, требовавших немедленной отставки правительства и роспуска нижней палаты. С этого момента в Японии наступил небывалый по остроте политический кризис, полностью парализовавший работу парламента. Социалисты, коммунисты, члены партии демократического социализма стали бойкотировать парламентские заседания, настаивая на отказе правительственного большинства от незаконного "утверждения" спорного договора.
В последующие дни и недели гнев противников "договора безопасности" обратился прежде всего против главы кабинета министров Киси Нобусукэ. Именно этого человека считали тогда японцы главным инициатором проамериканской политики. Едва ли не ежедневно у резиденции Киси в центре Токио, а также у его личного дома собирались многочисленные толпы демонстрантов, скандировавшие требования его немедленного ухода в отставку. С тех пор резиденция и личный дом премьер-министра стали напоминать осажденные крепости: полиция обнесла здание резиденции двухметровым забором из колючей проволоки. Возле обоих зданий стали нести дежурство круглые сутки около четырех тысяч полицейских.
Однако дни кабинета Киси были уже сочтены. Одним из симптомов его близкого падения стал небывало резкий тон критики в его адрес консервативных газет страны. Газета "Майнити", например, выступила 23 мая с передовой статьей под выразительным заголовком "Киси - вон!". По данным Всеяпонской ассоциации печати в конце мая ни одна из центральных и местных газет Японии не поддержала премьер-министра. В то же время тридцать три из сорока девяти крупнейших газет настаивали на уходе правительства в отставку и роспуске парламента
Всенародные требования отставки кабинета Киси и роспуска парламента выходили по своей значимости далеко за рамки обычного правительственного кризиса. Речь шла по существу о судьбе "договора безопасности", что грозило поставить на грань катастрофы всю политику военного сотрудничества Японии с США. Вот почему так упорно цеплялся за свое кресло премьер-министр Киси. Задача его состояла в том, чтобы продержаться до 19 июня, когда в соответствии с конституцией договор вступал в силу автоматически без утверждения его верхней палатой.
В столь драматической обстановке, сложившейся в политической жизни Японии, моя журналистская работа стала также крайне напряженной. Чтобы давать в редакцию достоверную информацию, мне приходилось следить и за публикациями в центральных газетах страны, и ездить на уличные митинги и прочие массовые выступления противников "договора безопасности", брать интервью у лидеров партий оппозиции, рабочих профсоюзов и прочих массовых объединений. А самое главное, чуть ли не каждый день писать довольно пространные статьи с оценками складывавшейся в стране обстановки, что было нелегко хотя бы потому, что ситуация была нестабильной и ход событий неоднократно принимал неожиданные обороты. Учитывать надо было к тому же внутренние трения и распри среди антиамериканского, антиправительственного движения. Руководство компартии не желало в то время блокироваться с радикально настроенными лидерами Всеяпонской федерации студенческих организаций (Дзэнгакурэн), называя их "троцкистами" и "провокаторами", в то время как эти лидеры обзывали руководителей КПЯ "соглашателями", "оппозиционерами" и "трусами". Заметная разница в направленности и тактике массовых выступлений наблюдалась и между политическими установками коммунистов и социалистов. Коммунисты пытались направлять колонны демонстрантов к американскому посольству и военным базам США, руководствуясь своей установкой, что главный враг японцев - это американский империализм и что борьба должна носить национально-освободительный характер. Социалисты же считали главным врагом Японии правительство либерал-демократов во главе с Киси, а потому и акцент в контролировавшихся ими массовых выступлениях против "договора безопасности" делался прежде всего на призывах к свержению кабинета Киси и власти либерально-демократической партии. Коммунисты видели геройство в том, чтобы покричать "янки, гоу хоум!" у ворот посольства США и американских военных баз, хотя в сущности их за это японские полицейские не подвергали слишком жестким мерам воздействия. Социалисты же часто шли заодно с лидерами радикальных студенческих организаций, предпочитали обращать гнев демонстрантов и участников уличных шествий против правительства Киси и поддерживавших его лидеров правящей либерально-демократической партии.
В своих корреспонденциях, направлявшихся в редакцию, я старался обычно не акцентировать внимание читателей "Правды" на разногласиях между участниками движения против военного союза Японии с США, называя патриотами и коммунистов, и социалистов, и радикалов-студентов. Да так оно, в сущности, и было. Но в душе, если писать сегодня откровенно, я больше симпатизировал студентам, стремившимся к обострению обстановки и проявлявшим готовность идти на силовые столкновения с полицией, ибо высвечивалось явное нежелание седовласых лидеров КПЯ рисковать утратой своих политических позиций в парламенте и в местных муниципалитетах, а также своей репутацией легитимной парламентской партии, отказавшейся от прежних силовых методов борьбы за власть в пользу прихода к власти лишь путем победы на выборах в парламент. Уже тогда мне стало ясно, что лидеры компартии на обострение обстановки не пойдут. Но писать об этом в своих статьях я не мог в силу курса КПСС на всемерное упрочение дружеских отношений с руководством КПЯ, исключавшего какую-либо критику по поводу политической программы, курса действий и тактики борьбы японских коммунистов. Наоборот, при любой возможности я старался подчеркивать ведущую роль компартии и умалчивать о ее трениях с другими участниками антиамериканского движения. Но все-таки, видимо, где-то между строк в моих корреспонденциях в Москву проскальзывали мои затаенные симпатии к левакам-студентам и мое нежелание подвергать их действия критике, как и моя тогдашняя убежденность в том, что радикализм леваков объективно мог привести участников борьбы против "договора безопасности" к большим успехам, чем "мудрая", осторожная тактика руководства КПЯ...
В бурные дни последней декады мая произошел существенный качественный скачок в развитии борьбы против "договора безопасности": удары японских патриотов, включая и коммунистов, и социалистов, и леваков-студентов, стали направляться непосредственно против правительства США. А связано это было с намерением президента США Д. Эйзенхауэра прибыть в Японию 19 июня 1960 года - в день, когда, по расчетам американцев, новый "договор безопасности" должен был получить окончательное утверждение японского парламента. Президент США собрался прибыть в Японию - случай беспрецедентный в истории обеих стран! - чтобы торжественно принять "подарок" в виде ратификации американо-японского "договора безопасности". Его приезд должен был "венчать новую эру" в отношениях обеих стран. Назначив дату приезда Эйзенхауэра в Токио, правительство США тем самым вменило Киси в обязанность во что бы то ни стало завершить к этой дате все формальности, связанные со вступлением договора в силу. Это было не что иное, как грубый нажим на политический мир Японии. А ответом японской общественности на этот нажим стал лозунг "Не допустим визита Эйзенхауэра!".
С этого времени колонны демонстрантов все чаще направлялись к воротам американского посольства с требованием отмены визита непрошеного американского гостя. Инициаторами этих демонстраций стали как коммунисты, так и социалисты. Генеральный совет профсоюзов и другие рабочие организации объявили, что их члены выйдут на улицы в день приезда американского президента, чтобы выразить ему свое негодование, а студенческие организации приняли решение направить на аэродром Ханэда пятьдесят тысяч юношей и девушек для участия в сидячей забастовке на посадочных полосах в день прибытия самолета с президентом США. Как сообщила печать, полицейские власти столицы восприняли эти предупреждения с большой тревогой, констатируя "ограниченность своих возможностей" и "свою неуверенность в том, что им удастся предотвратить инциденты".
Когда до прибытия президента оставалось девять дней, американские и японские власти решили провести нечто вроде генеральной репетиции всей церемонии въезда Эйзенхауэра в столицу Японии. Случай представился 10 июня: в Токио в этот день прилетал личный представитель президента - секретарь Белого дома по делам печати Хегерти с заданием выяснить, все ли готово к приезду заокеанского гостя. Но этим же случаем не замедлили воспользоваться и руководители организаций противников "договора безопасности". Они призвали всех патриотов показать посланцу Белого дома, что ждет президента США на японской земле.
Не упустил в тот день и я возможности посмотреть собственными глазами, что произойдет на аэродроме Ханэда во время прилета Хегерти, и получил, откровенно говоря, большое удовольствие.
Самолет с Хегерти прибывал в три часа дня. Но уже с полудня на подступах к аэродрому собралось около сорока тысяч демонстрантов. Надписи на их плакатах были сделаны по-английски с явным расчетом на американских гостей. Их грамматика сильно хромала, а в стилистике отсутствовала обычная для японцев вежливость, если не сказать более: "Хегерти, проваливай прочь!", "Эйзенхауэр, не смей показываться в Японии!", "Мы искупаем Айка (сокращенное имя Эйзенхауэра.- И. Л.) в сточной канаве", "Эй, янки, мы не забыли Хиросиму и Нагасаки!".
Между плакатами, как символ решимости японского народа похоронить военный союз с США, рдели густым лесом красные полотнища с черными траурными повязками на бамбуковых древках.
На галереях аэропорта сторонники военного договора с США собрали свою "демонстрацию". Ее участники выглядели довольно комично и жалко. В большинстве своем это были какие-то старухи с американскими флажками в руках. В их же компании находилось несколько десятков молодчиков во френчах, державших плакаты с фашистскими эмблемами.
В три часа самолет с Хэгерти сделал круг, приземлился и стал подруливать к зданию аэровокзала. В этот момент людские тучи, черневшие на краю летного поля, всколыхнулись и двинулись к аэровокзалу. Красные флаги, развевавшиеся над головами людей, создавали впечатление, будто огненная лавина хлынула на зеленое поле. Сначала эта лавина катилась медленно и беззвучно, но затем понеслась с нараставшей скоростью, сотрясая воздух раскатистым гулом. Заметив приближение этой грозной лавины, старухи и фашистские молодчики стали в панике разбегаться.
В этот момент Хегерти спустился по трапу, переговариваясь с прибывшим его встретить послом США в Японии Макартуром. Как выяснилось потом, посол предлагал ему пересесть в вертолет и таким путем избежать встречи с демонстрантами. Но Хегрети высокомерно отклонил это предложение: ему ли, помощнику президента США, бежать от каких-то демонстрантов-коммунистов?!
С галереи аэропорта мне было видно, как Хегерти поспешно нырнул в черный лимузин, Макартур последовал за ним. Машина рванулась из под крыла самолета и понеслась на предельной скорости, вызывающе распустив на флагштоке полосатый со звездами флаг. Обогнув здание аэровокзала, она вылетела на шоссе и... зарылась в кипящем море красных знамен и антиамериканских плакатов.
Вместе с корреспондентом ТАСС Виктором Зацепиным, который, как и я, приехал на аэродром, мы бросились бегом туда, где демонстранты, в большинстве своем рабочие и студенты, окружив машину плотным кольцом, раскачивали ее, пытаясь опрокинуть. Несколько человек взобрались на капот мотора и крышу, торжествующе размахивая руками, в то время как другие колотили древками по зеленым дымчатым стеклам лимузина и кричали в лица притаившимся там пассажирам: "Вон из Японии!", "Проваливай к черту!", "Так будет встречен и твой Эйзенхауэр!"
Спустя минут двадцать к месту происшествия прибыл батальон полиции, а над головами полицейских стал кружить вертолет вооруженных сил США, вздымая клочья травы и клубы пыли.
Мы с Зацепиным, стоя поодаль, весело смеясь, обменивались репликами. Мой шофер Сато-сан пытался фотографировать все происходящее. Попытки полиции пробиться к машине и расчистить от людей площадку для посадки вертолета несколько раз терпели неудачу. А Хегерти и его спутники тем временем продолжали отсиживаться в машине, выслушивая волей-неволей антиамериканские и антивоенные лозунги, а заодно и весь репертуар боевых песен демонстрантов: "Интернационал", "Варшавянку", "Красное знамя" (песня японских коммунистов) и другие. Так прошло около часа.
Затем, получив подкрепление, отряд полиции в несколько сот человек прорвался к автомобилю. Над крышей машины завис вертолет. Один из его пилотов выбросил веревку с петлей на конце. Полицейские, подхватив Хегерти под руки, подняли его на уровень кабины вертолета. Толчок снизу - и американский гость исчез в кабине. Вертолет взмыл вверх. А вслед ему полетели палки, камни и проклятия. Мы с Зацепиным громко хохотали, наслаждаясь всем этим спектаклем.
Кстати сказать, вертолету не удалось затем совершить посадку на территории американского посольства, которая также была в тот момент окружена демонстрантами. Сел вертолет с Хегерти несколько поодаль - на территории Управления обороны, осуществлявшего руководство японскими "силами самообороны". Оттуда Хегерти на машине добрался до здания посольства США и проник в него через заднюю калитку.
На следующий день Хегерти сделал заявление для печати, сказав, что ему никогда еще не приходилось сталкиваться с "такой большой и серьезной демонстрацией". Тогда же сделал заявление и Киси, в котором с сожалением отмечалось, что инцидент на аэродроме Ханэда "нанес сильный ущерб отношениям Японии с США" и содержались угрозы по адресу тех, кто задержал американские машины возле аэродрома.
Моя корреспонденция с репортажем о том, что случилось в Токио с Хегерти, была напечатана в "Правде" на следующий день - 11 июня. Но дежурный по выпуску, получивший эту корреспонденцию в поздние часы, когда весь номер был уже сверстан, стал, как мне объяснили потом, в спешке сокращать ее текст и, не придумав мгновенно ничего лучшего, снял два-три первых абзаца, где писалось о большой политической значимости происшедшего инцидента, и начал мой репортаж с места события шаблонной, но совершенно неуместной фразой: "Телеграф разнес по всему свету новость: сегодня в Токио..." При чем тут телеграф, если корреспондент пишет о том, что он видел собственными глазами?! Но что поделаешь: спешка в работе газетчиков часто приводит к куда большим несуразностям.
"Токио, июнь 1960 года..." - пролистываю свои записи и публикации тех дней и перед глазами встают трепещущие на ветру красные знамена и нескончаемые потоки людей, движущихся по улицам с пением "Интернационала" и других боевых пролетарских песен. В те годы "Интернационал" служил гимном и для коммунистической, и для социалистической партий, и для рабочих профсоюзов.
Зато нигде в мире, кроме Японии, не прибегали демонстранты на улицах к шеренговому маршу: шеренговый марш (гёрэцукосин) - это демонстрация воли, решимости, силы и сплоченности. Взяв друг друга под руки, локоть к локтю и ладонь в ладонь, люди образуют спаянные шеренги. Находящиеся в первом ряду держат древко знамени горизонтально и по команде "вассёй!" устремляются вперед с тем же возгласом. За ними следуют остальные, причем движение идет не по прямой линии, а зигзагами. Сотни людей сливают свои движения и голоса в единый порыв. Каждого из них, словно на крыльях, несет гигантская сила инерции всех движущих людей. "Вассёй!" - кричит на бегу командир колонны. "Вассёй!" - отвечает вся колонна на следующем такте. И так снова и снова, вперед и вперед: "вассёй!", "вассёй!", "вассёй!"
Японцам такой способ демонстраций известен исстари. В средневековье с возгласом "вассёй!" двигались по улицам и дорогам участники религиозных шествий. Такие обрядовые процессии в дни местных религиозных праздников можно видеть и в наши дни в японских городах и поселках. Но в массовых антиамериканских, антиправительственных выступлениях 1960 года японские патриоты вложили в старую национальную форму свое боевое содержание. В те дни участники шеренговых маршей наряду с криками "вассёй!", скандировали еще: "Киси - вон!", "Айк - прочь!", "Договор долой!"
Майские - июньские дни 1960 года были, пожалуй, самыми содержательными, самыми волнительными днями за все время моей корреспондентской работы в Японии. Во-первых, я с радостью и волнением ощущал себя непосредственным свидетелем разыгравшейся в Японии небывалой по масштабам и накалу политической бури, которая, как мне тогда казалось, была чревата революционными потрясениями в жизни изучавшейся мною страны. Во-вторых, я остро чувствовал общественную пользу своей работы, так как именно из частых публикаций в "Правде" моих корреспонденций узнавала в те дни советская общественность ранее всего о том, что происходило в Японии. В-третьих, меня вдохновляло ощущение своей сопричастности ко всему происходившему, так как не раз о публикациях в "Правде" моих материалов и тех оценок, которые там содержались, сообщалось в те дни и в японских газетах. Наконец, огромную радость доставляло мне и то, что события развивались в выгодном для Советского Союза направлении, а их ход и косвенно, и прямо подтверждал правоту наших негативных оценок тупой и бесцеремонной внешней политики правящих кругов США. Вот это ощущение радости от всего происходившего в Японии и важности моего личного вклада в освещение бурных событий, развертывавшихся у меня на глазах, резко повысило в те дни мою работоспособность: с утра и до вечера я либо ездил туда, где что-то происходило, либо читал японские газеты, либо искал встреч с японскими политиками, чтобы взять у них интервью, а в оставшееся временные просветы писал, писал и писал. Довольно пространные корреспонденции в Москву я отправлял тогда почти ежедневно, и большая часть из них публиковалась. А это еще больше окрыляло меня. Но постепенно усталость незаметно стала сказываться, и в конце июня все чаще появлялась потребность в передышке, все чаще на ум приходила мысль: "Когда же все это кончится? Когда же накал событий пойдет на спад?"
В июне 1960 года, в дни, предшествовавшие предполагавшемуся приезду в Токио президента США, Генеральный совет профсоюзов (Сохё) и другие профсоюзные центры страны наряду с уличными шествиями применили еще более сильное оружие протеста и давления на правительство - всеобщие национальные политические забастовки. Первая двухчасовая общенациональная политическая забастовка была проведена противниками "договора безопасности" 4 июня. Лозунги забастовщиков включали требование отставки кабинета Киси, роспуск парламента и отмены визита в Японию Эйзенхауэра. Ключом к успеху забастовки стало участие в ней рабочих коммунального транспорта, что привело в утренние часы к опозданиям и невыходам на работу рабочих и служащих большинства предприятий и учреждений страны. С рассвета у вестибюлей столичных вокзалов, на перронах и рельсах заалели знамена забастовщиков. Тысячи людей, то сидя на земле, то выстроившись рядами, пели революционные песни, слушали речи ораторов, скандировали лозунги "Киси - в отставку!", "Айк, поворачивай назад!" и т.п. Позади них на путях замерли в гробовом безмолвии составы электропоездов. Над закрытыми окошками билетных касс и у проходов к перронам столичных вокзалов, где я побывал утром того дня, включая Центральный токийский вокзал, вокзалы Синдзюку и Икэбукуро, были прикреплены одни и те же обращенные к пассажирам объявления: "Извините за беспокойство: в течение двух часов движение поездов прекращено. Мы бастуем в знак протеста против военного "договора безопасности" и приезда в Японию Эйзенхауэра. Пожалуйста, присоединяйтесь к нашему митингу!"
Я наблюдал за поведением пассажиров. Некоторые из них выражали недовольство, но большинство воспринимали эти объявления с пониманием, а кое-кто присоединялся к митинговавшим поблизости работникам транспортных учреждений. Нечто подобное увидел я в те утренние часы и в токийских торговых кварталах, где на несколько часов были закрыты тысячи магазинов и лавок. На их дверях владельцы вывесили обращения к покупателям такого содержания: "Просим покорнейше извинения: правительство Киси вынудило нас забастовать на два часа. Приходите, пожалуйста, позже. Будьте снисходительны к нам!" В Токио покинули аудитории и вышли на демонстрации около 6 тысяч профессоров и преподавателей университетов. А всего по стране число бастовавших в тот день японцев составило 5600 тысяч человек.
Всеобщая забастовка вызвала смятение и разногласия в правящем лагере. Наиболее влиятельная из японских коммерческих газет, "Асахи", назвала события 4 июня "крупнейшей забастовкой послевоенного периода" и констатировала сочувственное отношение к ней населения страны, проявившего "понимание вызвавших ее причин". Спустя два дня состоялось заседание нескольких оппозиционных Киси фракций правящей либерально-демократической партии. В принятой ими резолюции говорилось: "Организованность, с которой была проведена забастовка 4 июня, свидетельствует о критическом отношении здравомыслящих народных масс к кабинету Киси, и мы считаем целесообразным в данном случае отложить приезд в Японию президента Эйзенхауэра".
Но Киси и Эйзенхауэр, словно зарвавшиеся картежники, продолжали игру ва-банк. Американский президент ехал в Японию с поистине нелегкой миссией: достопочтенному гостю предстояло ломиться в двери, захлопнутые перед ним японской общественностью. "Мы не склоним голову перед международным коммунизмом!" - патетически заявил он перед отъездом из Вашингтона.
Американские и японские власти готовились к прилету Эйзенхауэра словно к большой десантной операции. Многочисленная группа охранников президента занялась изучением токийских улиц и переулков, мостов и площадей. В столицу стягивались из соседних префектур крупные полицейские пополнения. Пятнадцать тысяч солдат токийской дивизии армейских "сил самообороны" получили приказ подавлять демонстрантов, если полиция окажется не в состоянии сделать это сама. На трассу следования машин с президентом решено было стянуть тридцать восемь пожарных машин с брандспойтами.
В японской демократической печати эти меры были расценены как введение "военного положения" в столице. Но полицейские власти Японии и в этом случае в своих докладах правительству не решались гарантировать безопасность президента США.
При таких обстоятельствах 12 июня посол США в Японии Макартур встретился с Киси и потребовал немедленного прекращения антиамериканских демонстраций любыми средствами и любой ценой. В последующие дни полиция совершила налеты на помещения студенческих организаций и рабочих профсоюзов. На совещании депутатов парламентских фракций социалистической партии 14 июня представители правого крыла высказались за отказ от проведения демонстраций в Токио в день приезда Эйзенхауэра. В тот же день под давлением "умеренных" профсоюзных боссов руководство Генерального совета профсоюзов (Сохё) также стало обсуждать предложение об отмене массовой демонстрации в районе аэродрома Ханэда, приуроченной к прибытию американского гостя.
Но эти попытки сторонников "соблюдения порядка" в дни пребывания президента США в Японии не получили поддержки со стороны коммунистов, левых социалистов, а также в массовых организациях совместной борьбы, созданных к тому времени по всей стране в качестве местных отделений Национального совета борьбы против "договора безопасности", а к середине июня 1960 года в стране насчитывалось уже около 2 тысяч таких отделений.
В организациях совместной борьбы сливались воедино действия миллионов простых людей. В большинстве этих организаций основной движущей силой были местные ячейки коммунистической партии, хотя, как мне тогда казалось, под давлением руководителей КПЯ некоторые из местных активистов компартии проявили излишне придирчивое отношение к радикалам из числа массовых студенческих объединений, подчас некстати сдерживая их.
Кульминационным моментом борьбы японцев против "договора безопасности" стали события, происшедшие в Токио 15 июня 1960 года. В этот день, когда президент США Эйзенхауэр прибыл уже на остров Окинава, чтобы затем совершить кратковременный перелет в японскую столицу, в Японии началась вторая по счету всеобщая политическая забастовка.
В забастовке участвовали свыше 100 отраслевых профсоюзных объединений во главе с Генеральным советом профсоюзов. На многих предприятиях, в частности на угольных шахтах, забастовка продолжалась целый день. В общей сложности работу прекратили 5800 тысяч человек. На такой уровень движение масс в Японии еще не поднималось никогда прежде.
Но не митинги миллионов забастовщиков, прошедшие по всей стране, а драматические кровавые события в центре Токио, в районе парламента, определили в конечном счете результат борьбы. В тот день, как и в предыдущие, в столице начались демонстрации на центральных улицах - вблизи парламента и у ворот американского посольства. Среди демонстрантов, направлявшихся к парламенту, преобладали студенты, шедшие под руководством радикально настроенных лидеров Всеяпонской федерации студенческих организаций - Дзэнгакурэн. А в сторону американского посольства направлялись в основном колонны, находившиеся под контролем Коммунистической партии Японии. Но здания посольства США и парламента находятся довольно близко - не более чем на расстоянии километра, а потому при большом скоплении демонстрантов организаторам этих шествий и митингов трудно было отделить одну демонстрацию от другой, тем более что в тот день их лозунги почти ни в чем не отличались.
С утра в этот день я находился в районе парламента, переходя от одной колонны демонстрантов к другой. Неподалеку от резиденции премьер-министра я встретился неожиданно с одним из лидеров ЦК КПЯ Хакамадой Сатоми. Мы поприветствовали друг друга, и Хакамада сказал мне: "Туда, к воротам парламента, не ходите - там собрались троцкисты и провокаторы, а колонна компартии будет вот там!" - И он указал улицу, ведущую к американскому посольству. Я ответил: "Да-да", но направился потом именно к воротам парламента, так как предполагал, что наиболее интересные происшествия могли произойти именно там, где скапливались колонны студентов Токийского университета, отличавшихся радикализмом своих лозунгов и непредсказуемостью своих действий. Мне, как и большинству других журналистов, хотелось видеть в первую очередь сцены острой политической борьбы, а не чинное шествие законопослушных противников "договора безопасности", к которым в те дни старались причислить себя и руководители компартии. И я не ошибся.
Спустя некоторое время у Южных ворот парламента, где собрались в тот день на митинг около 30 тысяч студентов-демонстрантов, завязалась стычка с группой ультраправых боевиков из фашистской партии "Айкокуто" и других подобных ей полукриминальных, гангстерских организаций. Врезавшись на грузовиках в одну из студенческих колонн, воинствующие фашисты, вооруженные дубинками, стали избивать студентов, находившихся в крайних рядах митинга. Несколько тысяч полицейских, преграждавших студентам дорогу к парламентской территории, не двинулись с места, чтобы остановить распоясавшихся хулиганов. И эта стычка студентов с ультраправыми послужила детонатором всего того, что произошло вслед за ней.
Повернув микрофоны в сторону тысяч по-боевому настроенных юношей и девушек, руководители студенческого митинга призвали их к штурму парламента, с тем чтобы оттуда продиктовать правительству свои требования ухода в отставку кабинета Киси, отказа от ратификации "договора безопасности" и недопущения прилета в Японию президента США Эйзенхауэра. И вскоре штурм начался.
Находясь поодаль от южных парламентских ворот на противоположной стороне улицы, я хорошо видел, как студенческие шеренги, ощетинившись, словно копьями, древками своих красных знамен, бросились на ряды полицейских в касках с пластиковыми забралами, с металлическими щитками и дубинками в руках. После ожесточенной рукопашной схватки полиция была оттеснена в глубь парламентской территории. Затем с помощью захваченных студентами полицейских грузовиков каменные столбы, на которых висели парламентские ворота, были сломаны, ворота рухнули и свыше пяти тысяч студентов прорвались в образовавшуюся брешь на территорию парламента. Там и завязалось далее то яростное рукопашное сражение, в итоге которого одна студентка, Камба Митико, была убита, а сотни других получили ранения и травмы разной степени тяжести. Оставаясь на своем месте, удобном для обзора всего происходящего, я видел, как с прилегавшей к зданию парламента территории, где шел бой, студенты выносили на руках одного за другим своих окровавленных товарищей, пострадавших в рукопашных схватках с полицейскими. Потом получившей подкрепление полиции удалось оттеснить студентов от парламентского подъезда, при этом в ход были пущены не только дубинки, но и слезоточивые бомбы и брандспойты. Когда спустя час несколько батальонов полицейских окончательно выбили студентов за парламентские ворота, число раненых участников штурма превысило 500 человек. Для их вывоза в больницу были мобилизованы все 50 машин "скорой помощи" японской столицы.
В это время мне пришлось покинуть место происшествия, чтобы успеть написать телеграмму в редакцию о всем увиденном, но вечером я снова побывал в районе парламента, где все еще продолжались беспорядки. Толпы людей, охваченных яростью, опрокинули к тому времени десятки полицейских броневиков и грузовиков, загораживавших подступы к парламенту. Обливая бензином опрокинутые машины, они поджигали их. Взрывы ухали при этом один за другим. Густые клубы дыма и смрадный запах жженой резины ползли далеко по соседним кварталам, освещенным багровым заревом. Зловещий фон всему происходившему создавали обрушившиеся каменные столбы парламентских ворот, смятые и порванные заграждения из колючей проволоки, грязные обрывки красных флагов и клочья плакатов на асфальте, а над ними с торчащими вверх колесами остовы полицейских броневиков, все еще тлевшие со злобным шипением.
Вторая всеобщая политическая забастовка, массовые антиамериканские демонстрации у стен посольства США и кровопролитное сражение у стен парламента повергли в растерянность японские правительственные круги. В ночь с 15 на 16 июня неподалеку от пожираемых пламенем полицейских грузовиков - в здании официальной резиденции премьер-министра, обнесенном забором из колючей проволоки,- состоялось чрезвычайное заседание кабинета министров. По сообщениям печати, некоторые министры высказались за немедленную отставку правительства. Однако Киси все еще упорствовал: утром он встретился с начальником управления обороны Акаги и поставил вопрос о чрезвычайной мобилизации армейских частей на помощь полиции. Утром полиция начала массовые аресты, и уже к полудню были арестованы 174 участника состоявшейся накануне демонстрации.
Но во второй половине дня, когда около американского посольства вновь появились многолюдные колонны демонстрантов, члены кабинета министров собрались на новое экстренное заседание. Там ими и было принято решение просить Эйзенхауэра отказаться от визита на Японские острова, хотя именно этот визит и был основной целью его вояжа на Дальний Восток. Отмена визита аргументировалась правительством его "неуверенностью в возможности обеспечения порядка в стране".
В четыре часа дня текст этого решения был передан японскими радиостанциями. Затем по радио выступил сам премьер. Он пробормотал нечто невнятное о том, будто дорогу в Японию американскому президенту преградил не народ, а какие-то мифические "агенты международного коммунизма". Голос Киси дрожал и срывался: он явно не мог скрыть своего смятения перед фактом позорной неудачи его проамериканской политики. Да и для американцев это был "черный день" их внешней политики: двери Японии были захлопнуты перед самым носом президента США.
Иначе реагировала широкая японская общественность. Вечером 16 июня по стране пронесся шквал ликования. Вслед за выступлением Киси японские радиостанции тотчас же передали заявление лидеров всенародного движения. Выступая по радио, Асанума Инэдзиро назвал вздором ссылки Киси на каких-то "агентов международного коммунизма", воспрепятствовавших визиту Эйзенхауэра. "Движение против "договора безопасности",- заявил Асанума,это голос всего японского народа. Если бы Эйзенхауэр приехал сюда, то вся Япония выступила бы против США". В заявлении Президиума ЦИК КПЯ также подчеркивалось, что срыв визита в Японию президента США - это "великая победа, достигнутая в результате антиамериканского, антиправительственного движения протеста... это есть результат широких и энергичных действий масс на протяжении последних полутора лет".
Сильнейшие отклики получили бурные события в Японии в нашей печати. Пожалуй, особо широкое освещение получили они на страницах "Правды". В номере газеты от 17 июня через всю третью полосу крупным шрифтом были набраны слова: "Позорный провал агрессивной политики империализма США. Эйзенхауэру - от ворот поворот. "Киси в отставку!" - требуют японцы". А под этими сообщениями рядом с фотографией, запечатлевшей столкновение студентов с полицией, под заголовком "Пламя гнева" была помещена моя большая статья с подробным изложением того, что произошло в Японии 15-16 июня. В те дни я был несказанно доволен как позорной отменой визита Эйзенхауэра, так и тем, что мои сообщения о всем, что предшествовало этой отмене, публиковалось без задержек и каких-либо сокращений, а это означало, что мои напряженные труды тех дней не пропали даром.
Вступление в силу нового "договора
безопасности" и отставка кабинета Киси
В те дни демонстранты в Токио чувствовали себя хозяевами улиц. Полицейские кордоны отступили с улиц во внутренние пределы парламентской территории, забаррикадировав въезды своими броневиками. Оборонительная тактика полицейских была продиктована боязнью властей нарваться на новые спонтанные взрывы массового недовольства. У парламентских ворот, неподалеку от которых 15 июня была убита в рукопашной схватке с полицией студентка токийского университета Камба Митико, был воздвигнут большой транспарант с портретом погибшей, а под ним с каждым днем все выше и выше подымались горы цветов и венков с надписями на траурных лентах: "Твоя смерть не будет напрасной!" Многотысячные колонны демонстрантов, приближаясь одна за другой к транспаранту с портретом, останавливались, а люди, находившиеся в колоннах, возложив цветы и венки, замирали на две-три минуты в скорбном молчании. Сколько сотен тысяч людей прошли в те дни перед парламентом установить невозможно.
Характерными были в те дни слова на плакатах демонстрантов: "Мы и есть безгласный народ!" История этой надписи такова. В одном из своих заявлений премьер Киси с присущим ему апломбом сказал: "Голоса демонстрантов на улицах - это голоса небольшого меньшинства народа - членов левых организаций. Я же повинуюсь воле безгласных народных масс, находящихся вне организаций и составляющих большинство населения". В ответ на эту пропагандистскую уловку на улицах в колоннах противников правительства появились тысячи представителей "безгласного народа" (домохозяек, школьников, крестьян и т.д.) с плакатами: "Киси, знай: мы тоже против договора безопасности!"
Политическая атмосфера в стране становилась все более напряженной по мере приближения 19 июня - дня, с наступлением которого "договор безопасности" мог считаться в соответствии с конституцией автоматически утвержденным парламентом, не будучи даже одобренным верхней палатой. Сорвать это фальшивое "утверждение" могли при таких обстоятельствах только немедленная отставка кабинета Киси и экстренный роспуск нижней палаты парламента. Этого-то и добивались силы оппозиции.
18 июня, когда остались считанные часы до момента автоматического "утверждения" договора парламентом, обстановка в японской столице достигла крайнего накала. В первой половине дня театром борьбы стали коридоры парламента. Депутаты верхней палаты от правящей партии решили было "утвердить" договор таким же сепаратным силовым путем, как это было сделано в нижней палате. Но дорогу в зал заседаний им преградили депутаты оппозиции. Прибегнуть к насилию с помощью полицейских лидеры либерал-демократов на сей раз не решились, учитывая и без того напряженную обстановку за стенами парламента. И поэтому, в конце концов, попререкавшись с депутатами оппозиции, не пускавшими их в зал заседаний, они удалились восвояси, а договор так и не получил утверждения в верхней палате. Политическое значение этого обстоятельства было велико. Что бы ни говорило японское правительство, а факт оставался фактом: в так называемом "утверждении" военного договора Японии с США, в конечном счете, приняли участие явное меньшинство депутатов обеих палат - не более 250 человек из 717. Уже одно это обстоятельство ставило под вопрос законность этого отвергавшегося народом договора.
Противники "договора безопасности" до самой последней минуты продолжали добиваться полного срыва его ратификации. Еще накануне вечером председатель социалистической партии Асанума Инэдзиро встретился с премьер-министром Киси и потребовал от имени народа, чтобы в течение ближайших двадцати часов было отдано распоряжение о роспуске парламента и выходе в отставку всего кабинета. Но Киси отказался это сделать. Тогда руководство Национального совета борьбы обратилось к народу с призывом ответить на это 18 июня еще невиданными по силе массовыми демонстрациями протеста. И это обращение получило горячий отклик у патриотов.
С утра 18 июня к парламенту стали стекаться потоки демонстрантов. По указанию демократических организаций в колоннах шли специальные дружины для отпора всевозможным провокационным действиям полиции и фашистских банд. На головах у дружинников были железные каски, а в руках - увесистые колья. Между колоннами двигались автомашины, на которых белели полотнища с красными крестами. Это ехали врачи, добровольно взявшиеся оказывать медицинскую помощь в случае нападения полиции на демонстрантов.
К вечеру в Токио возле парламента и резиденции премьер-министра собрались свыше 330 тысяч человек. Скопление людей в центре столицы было так велико, что движение колонн прекратилось. Слившись в одну плотную массу, демонстранты по указанию своих руководителей сели на дорогах и тротуарах, превратив площади и улицы в фантастический живой ковер. В ярком свете прожекторов причудливо смешивались на этом ковре белые пятна рубашек, черные точки людских голов и красные языки знамен. Все это гигантское людское скопище, казалось, вот-вот захлестнет и парламент, и резиденцию премьер-министра, и находившееся неподалеку здание американского посольства. Но это была не стихийно образовавшаяся необузданная толпа: организаторы демонстрации при помощи радио и микрофонов координировали действия гигантского скопища людей.
Напуганное масштабами этого выступления патриотов, правительство произвело "тотальную" полицейскую мобилизацию. На центральные улицы были стянуты свыше пятнадцати тысяч полицейских, многие из которых прибыли из других префектур. Одновременно были приведены в боевую готовность крупные подразделения "сил самообороны". Военные вертолеты зависли с угрожающим ревом над головами демонстрантов, посылая своему командованию сообщения об обстановке. Атмосфера была так напряжена, что организаторы демонстрации то и дело обращались к собравшимся с призывами строжайше соблюдать организованность и дисциплину, не поддаваться ни на угрозы, ни на провокации кого бы то ни было.
В двенадцать часов ночи, когда, по правительственной версии, состоялось автоматическое "утверждение" парламентом "договора безопасности", руководители демонстрации обратились к кипевшему в темноте людскому морю с призывом продолжать борьбу против военного союза Японии с США: "Борьба не кончается сегодня в полночь - она закончится лишь тогда, когда все американские базы будут ликвидированы на нашей земле!" Людское море отозвалось на этот призыв раскатистым гулом одобрения. Демонстрации в центре Токио продолжались всю ночь. Свыше десяти тысяч человек, самых стойких из демонстрантов, просидели на тротуаре у парламентских стен, пока не показались солнечные лучи нового дня.
19 июня коммунистическая и социалистическая партии, Генеральный совет профсоюзов и ряд других демократических организаций сделали заявления о своем непризнании нового "договора безопасности" и о твердом намерения продолжать борьбу за его ликвидацию. В подтверждение этого призыва Генеральный совет профсоюзов объявил 22 июня третью всеобщую политическую забастовку. И забастовка состоялась: в ней участвовали 110 отраслевых профобъединений, а также студенты всех высших учебных заведений страны. В общей сложности число участников этой массовой акции протеста составило 6200 тысяч японских трудящихся.
На следующий день, 23 июня, правительство Киси в лихорадочной спешке форсировало обмен ратификационными грамотами. И как позорно была обставлена эта процедура! Как сообщали газеты, оформление бумаг с текстом договора было проведено японскими и американскими партнерами в строжайшей тайне и в величайшей спешке. В целях конспирации министры даже не собирались вместе, а ставили подписи по одиночке опросным порядком. До последней минуты в тот день никто не знал, где и когда будут японский министр иностранных дел Фудзияма и американский посол Макартур обмениваться бумагами. Газета "Асахи" с негодованием отметила в своем комментарии, что власти вели себя так, "будто они совершили какую-то гадость втайне от народа". И это мнение газеты разделяли в те дни широкие слои японской общественности.
Но не обмен ратификационными грамотами оказался на деле подлинным финалом гигантского политического сражения, длившегося несколько месяцев. Финал подлинный наступил в тот же день, но несколько позже. То было официальное заявление Киси о выходе в ближайшие дни в отставку его кабинета. Это заявление было воспринято и в Японии, и за ее пределами как окончательное свидетельство несостоятельности той политики военного союза с США, на которую сделали ставку Киси и члены его кабинета. Вся печать страны расценила тогда намерение Киси уйти в отставку как закономерную расплату за безрассудное стремление его кабинета навязать народу американо-японский "договор безопасности".
Оппозиционные правительству партии и общественные организации сочли отставку Киси крупной победой миролюбивых сил. В решении XI пленума ЦК Коммунистической партии Японии отмечалось, что в ходе борьбы против "договора безопасности" сложился "широкий единый фронт народа" и что народ обрел способность оказывать воздействие на политику. "Это,- отмечалось в решениях Пленума,- является еще невиданной в истории японского народного движения великой победой".
Естественно, тогда наша печать предпочитала без комментариев цитировать подобные победные реляции японских коммунистов, да и других участников борьбы против "договора безопасности". Это была естественная дань успехам наших друзей - японских сторонников мира. И в известной мере это был, действительно, немалый успех японских патриотических сил. Успех, но, разумеется, не победа.
Считать победой такие события как срыв визита в Японию президента США Эйзенхауэра и отставку кабинета Киси можно было лишь с оговоркой, что это были победы тактического характера, победы промежуточные. Но в стратегическом плане самые крупные и самые боевые за всю японскую историю антиправительственные выступления японских народных масс завершились все-таки не победой, а неудачей: правящим кругам Японии всеми правдами и неправдами удалось добиться своей цели - сохранить военный союз США и Японии и скрепить его юридически, подписав обновленный текст все того же американо-японского "договора безопасности".
Давать в ту пору такие оценки итогов борьбы японцев против военного союза Японии с США было, конечно, с политической точки зрения нецелесообразно. Да и писал я в те дни не как историк, а как журналист свидетель всего того, что происходило.
Но сегодня, когда упомянутые выше события стали давно достоянием истории, следует, разумеется, дать этим событиям спокойную, трезвую, взвешенную оценку. И более того, бросая ретроспективный взгляд на ту обстановку, которая сложилась сорок лет тому назад в Японии и на Дальнем Востоке, приходишь к выводу, что общий баланс сил в те годы был не в пользу японских патриотов и сторонников мира. Их главный враг, Соединенные Штаты, опирался на свои вооруженные силы, готовые в крайнем случае безжалостно обрушить на японских противников "договора безопасности" свой железный кулак, в то время как ни Советский Союз, ни КНР не были готовы прийти в таком случае на помощь японским сторонникам мира и патриотам: "горячая война" с США, как показал вскоре кризис в Карибском море, не входила в их расчеты.
В конце июня 1960 года борьба противников и сторонников "договора безопасности" в Японии, пройдя высшую точку подъема, пошла на спад. В последующих массовых антиамериканских выступлениях, имевших место 2 июля, уже отсутствовал накал предыдущих дней. Наблюдая за этими выступлениями, я остро ощущал усталость участников борьбы. К тому же после заявления Киси об отставке отчетливо стало проявляться затаенное стремление лидеров как Социалистической, так и Коммунистической партий покинуть бурные волны массовой внепарламентской борьбы и свернуть в спокойные воды парламентаризма. Эти симптомы начавшегося спада движения уловило и пришедшее в июле 1960 года на смену кабинету Киси новое правительство либерально-демократической партии во главе с Икэда Хаято - таким же проамерикански настроенным политиком, как и Киси, но только более осторожным и более дальновидным в своем видении национальных интересов Японии.
Кстати сказать, хорошо запомнился мне день передачи Киси своему преемнику Икэде полномочий председателя правящей либерально-демократической партии, с тем чтобы Икэда, обретя эти полномочия, мог бы заступить вместо Киси и на пост главы кабинета министров Японии. В этот день уходивший в отставку Киси оказался жертвой типичного для Японии фашистско-самурайского эксцесса. Инцидент произошел на банкете в официальной резиденции премьер-министра в честь нового председателя партии. С бокалом шампанского в руках Киси торжественно разгуливал среди своих коллег, когда к нему сзади подошел какой-то тип с гостевым бантом в петлице. Внезапно послышались иступленные вопли премьера, а на его щегольских брюках цвета беж выступили крупные пятна крови. Пока подоспевшие на помощь схватили типа с бантом в петлице, тот успел шесть раз пырнуть премьера ножом в правую ягодицу.
Задержанный оказался членом одной из фашистских банд, кормившейся возле либерал-демократов и выполнявшей их темные поручения. На допросе он отказался сообщить имена толкнувших его на покушение, но подчеркнул, что на жизнь Киси он не посягал, а собирался лишь проучить его за "трусливое поведение". Злополучный премьер-министр был отправлен в поликлинику, а на следующий день официально подписал отставку своего кабинета. С отставкой кабинета Киси и приходом к власти Икэда завершилась, в основном, великая историческая борьба японских патриотов со сторонниками американо-японского военного сотрудничества, хотя вспышки этой борьбы продолжали время от времени сотрясать страну и далее.
Не могу не упомянуть в этой связи и о трагическом инциденте, явившем собой, пожалуй, последний раскат грома затихавшей в Японии политической грозы. Инцидент этот случился в Токио 12 октября 1960 года во время предвыборного митинга в одном из центральных концертных залов столицы Хибия. Еще до открытия митинга в названном концертном зале наблюдалась подозрительная суета членов ультраправой политической группировки "Айкокуто". Расставив у подъезда концертного зала свои плакаты и тряпки со свастиками, они сотрясали воздух площадной бранью по адресу Коммунистической и Социалистической партий, угрожая расправиться со всеми "агентами мирового коммунизма". Полицейские, как бы не замечая этих типов, сохраняли олимпийское спокойствие. В зале поначалу все, казалось бы, было спокойно. Но стоило только подняться на трибуну председателю Социалистической партии Асануме Инэдзиро, как орава ультраправых молодчиков, собравшихся на задних скамьях, подняла неистовый рев. Но Асанума был не из тех, кого могли устрашить подобные хулиганские выходки. Он продолжал говорить, разоблачая враждебный миру и национальным интересам страны курс правительства либерально-демократической партии, "Чтобы обеспечить полную независимость нашей страны,- говорил он,- надо добиваться вывода из Японии военных баз США и перехода страны к активной политике нейтралитета. Исходной основой внешней политики Японии должна стать, прежде всего, ликвидация японо-американского союза..."
А ультраправые тем временем бесновались все сильнее и сильнее. Один из них, плюгавый юнец в студенческой тужурке, крадучись поднялся на сцену, затем выхватил из-под полы самурайский кинжал и стремглав ринулся к трибуне. Не успел оратор заметить мерзавца, как тот вонзил кинжал в его грудь, затем вытащил его и снова вонзил.
Эта ужасная сцена произошла в трех-четырех метрах от первого ряда, занятого фоторепортерами, фотографировавшими ораторов. Но ни один из них не двинулся с места, чтобы отвратить удар убийцы. Все они лихорадочно щелкали затворами своих камер, ловя "золотые" кадры. Без перерыва фиксировали происходившее на сцене зала и телевизионные операторы, продолжавшие в наступившей сумятице телетрансляцию. А один из фоторепортеров позже был удостоен высшей премии на международном фотоконкурсе в США, где его снимок кровавой сцены был признан "шедевром фотоискусства".
Воинствующие фашистские круги точно рассчитали свой удар. В лице Асанумы погиб один из самых энергичных, самых популярных и самых влиятельных поборников демократии, мира и независимости страны, с именем которого связаны волнующие эпизоды борьбы японского народа против военного союза с США.
Трагическая гибель Асанумы раскрыла глаза народу на неразрывную связь американо-японского военного сотрудничества с активизацией заведомо фашистских криминальных элементов. Убийство Асанумы было задумано и осуществлено ультраправыми поборниками военного союза Японии с США с явной целью устрашить активных борцов за мир и независимость их родины.
В дни, последовавшие за убийством Асанумы, волна возмущения и протестов охватила всю страну. Вновь, как в майские и июньские дни, в Токио и целом ряде других городов состоялись массовые митинги. Снова к зданиям парламента, управления национальной полиции и резиденции премьер-министра были стянуты тысячи полицейских в стальных шлемах, снова баррикады из грузовиков перекрыли улицы в центре города, препятствуя движению демонстрантов. Проходя мимо здания полицейского управления и резиденции премьер-министра, тысячи людей скандировали: "Верните нам Асануму!", "К ответу фашистских убийц!", "К ответу правительство Икэда!", "Мы все равно никогда не признаем договор безопасности!"
Бурные выступления народа продолжались целую неделю в октябре. В них участвовали свыше 3,5 миллиона человек. Октябрьские демонстрации протеста против убийц Асанумы стали последним отзвуком грозной бури, потрясшей политический мир Японии в 1960 году.
Неделю спустя я вместе с семьей выехал в Москву в соответствии с телеграммой редакции и пробыл в отпуске на родине более двух месяцев. Когда я вернулся в Токио, то политическая обстановка в Японии была уже иной: ход событий вошел в обычную колею, а мне уже не требовалось посылать в редакцию свои материалы так часто, как в те памятные, волнительные, напряженные дни весны-лета 1960 года.
Глава 5
ПЕРВЫЕ СИМПТОМЫ ПЕРЕХОДА КПЯ
2
НА ПРОКИТАЙСКИЕ ПОЗИЦИИ
Как началось охлаждение
в отношениях КПЯ и КПСС
В начале 60-х годов в отношениях между КПЯ и КПСС стали все чаще и заметнее пробегать черные кошки. Как человек, находившийся непосредственно на линии соприкосновения двух партий, я почувствовал появление трений, видимо, раньше, чем те, кто находился в Москве.
Корни разногласий, возникших в отношениях между КПСС и КПЯ, крылись в том, что, казалось бы, сплотившиеся после VII съезда КПЯ в единую партию внутрипартийные группировки японских коммунистов продолжали по-разному оценивать ситуацию в Японии и суть японо-американских отношений. Группа Миямото, упрочившая свое влияние в руководящих органах партии в итоге упомянутого съезда, чем дальше, тем в большей мере стала ориентировать партию на китайскую интерпретацию взаимоотношений Японии с США. По мнению сторонников Миямото, Япония превратилась в итоге американской оккупации в своего рода колонию США, целиком подчиненную интересам американского монополистического капитала. Отсюда главную стратегическую линию партии Миямото и его окружение стали видеть в развертывании "национально-освободительной борьбы японского народа" против "колониального засилья американцев". При такой интерпретации Япония оказывалась чуть ли не в одном лагере со слаборазвитыми странами Азии и Африки, находившимися в колониальной зависимости от лагеря империалистических стран во главе с США, а главной бедой японского народа становилось его национальное угнетение американцами. Что же касается задач КПЯ, то важнейшая из них сводилась к борьбе против главного врага японского народа - американского империализма. Путем к развертыванию этой борьбы становилось объединение японской общественности в "единый национально-освободительный фронт" с целью ликвидации японо-американского военного "договора безопасности", закрепившего бессрочное пребывание на японской территории военных баз США. Важную предпосылку к успехам в этой борьбе сторонники Миямото видели во всемерном взращивании национального самосознания японского народа. В своих заявлениях они подчеркивали необходимость преодоления у рядовых японских людей комплекса неполноценности, запавшего в умы японцев в результате военного разгрома страны и длительной американской оккупации. Цель политики КПЯ виделась им поэтому в привитии японской молодежи любви к своей стране и гордости за ее достижения в сфере культуры, науки и техники. Компартия же брала на себя роль главного защитника и выразителя национальных интересов японского народа.
Такой курс побуждал руководство компартии гораздо решительнее, чем прежде, рассеивать ложную версию правящих кругов Японии о том, что-де японские коммунисты - это не более чем агенты Советского Союза и что их борьба против засилья американцев направляется исподволь "рукой Москвы". Чтобы отвести от себя подобные клеветнические обвинения, руководство КПЯ стало прилагать чем дальше, тем больше усилий для того, чтобы дистанцироваться от КПСС, демонстрируя всем свою "независимость и самостоятельность". Этот курс в начале 60-х годов нашел свое выражение в небезызвестной фразе генерального секретаря КПЯ Миямото Кэндзи, суть которой сводилась к тому, что, в отличие от "проамериканской" правящей либерально-демократической партии и от "просоветской" социалистической партии, коммунистическая партия - это "прояпонская" партия, озабоченная прежде всего защитой национальных интересов японцев. Стремясь сыграть на ущемленном национальном самолюбии японского населения, лидеры коммунистов стали выдавать себя за более ревностных националистов, чем лидеры других парламентских партий страны. Курс этот стал все заметнее сказываться не только на теоретических установках руководства КПЯ, но и на его организационной деятельности, хотя на рубеже 50-х - 60-х годов многие лидеры КПЯ продолжали по-прежнему, но без излишней огласки сохранять контакты с КПСС, весьма полезные для них хотя бы потому, что такие контакты помогли им поддерживать и расширять свои связи с мировым коммунистическом движением. Этим объяснялось, например, создание в те годы в Москве корреспондентского пункта газеты "Акахата" и отъезд в Москву из Токио собственного корреспондента этой газеты Угаи, который, кстати сказать, заходил перед своим отъездом в токийский корпункт "Правды", с тем чтобы получить информацию о будущих условиях своей работы в Москве, включая полезные советы бытового характера.
Но были в руководстве ЦК КПЯ и сторонники иных оценок взаимоотношений Японии и США. К ним относились такие члены руководства КПЯ как Касуга Сёдзиро, Камэяма Кодзо, Ямада Рокудзаэмон и некоторые другие. Их взгляды сводились к тому, что Япония, несмотря на американскую оккупацию, продолжала оставаться высокоразвитой, империалистической страной, хотя и попавшей во временную зависимость от США. Следуя этим взглядам, они считали, что беда японского народа состояла в том, что монополистическая буржуазная Япония, преследуя свои корыстные цели, пошла на сговор с США, и что поэтому главное зло кроется в антинациональной, компрадорской политике японского монополистического капитала, интересы которого выражала правящая либерально-демократическая партия. Путь к ликвидации зависимости Японии от США эта группа японских коммунистов видела прежде всего в развитии борьбы против правящих кругов Японии, за освобождение страны от власти японских монополий и лидеров правящей либерально-демократической партии, за переход власти в руки сторонников ликвидации военного союза с США.
Эти расхождения теоретического порядка свелись, в сущности, к спору о том, кто главный враг японского народа: американский империализм или японский монополистический капитал. На рубеже 50-х - 60-х годов этот спор стал исходной основой разногласий, охвативших не только ряды КПЯ, но и связанные с ней массовые общественные организации, в частности Всеяпонскую федерацию органов студенческого самоуправления (Дзэнгакурэн), объединявшую около 200 тысяч японских студентов и проявлявшую в то время исключительно интенсивную политическую активность. Мощным стимулом к усилению этих разногласий стали в конце 50-х годов массовые выступления японской общественности против затеянного правительством Киси пересмотра американо-японского военного "договора безопасности" с целью мнимого усиления самостоятельной роли Японии и превращения этого договора в военный союз Японии с США.
Движение японских патриотов против "договора безопасности", развернувшееся с невиданной прежде силой по всей Японии, казалось бы, целиком отвечало планам и стратегическим установкам КПЯ и могло привести к невиданному усилению в стране политического влияния этой партии. Но этого не случилось именно потому, что руководство КПЯ не было настроено на решительную, бескомпромиссную борьбу с правительством, предпочитая действовать осмотрительно и строго в рамках законов и правил, установленных полицейскими властями. Вместо тесного сотрудничества со всеми противниками американского военного союза, поднявшимися в те дни на борьбу против "договора безопасности", оно вступило в грызню с теми из участников борьбы, чьи действия вели к открытым уличным столкновениям с полицией, а следовательно, шли вразрез с той легитимной тактикой, которая навязывалась компартией всем участникам антиамериканского движения. Не пожелало, вернее, не решилось руководство КПЯ направить в те ответственные дни главный вал всенародного движения непосредственно против правящих кругов страны в лице кабинета Киси, активно втягивавшего страну в военный союз с США. Сосредоточив главные усилия на организации массовых антиамериканских демонстраций у стен посольства США или у ворот американских военных баз, руководители КПЯ в то же время отказывали в поддержке тем противникам японо-американского "договора безопасности", которые весной-летом 1960 года нацеливали свои массовые уличные выступления прежде всего на свержение кабинета Киси и власти проамериканской либерально-демократической партии. И не только отказывали в поддержке, но и затевали ссоры с руководителями наиболее боевых отрядов противников военного союза с США, приклеивая ярлык "провокаторов" студенческим организациям, насчитывавшим в те дни тысячи, а то и десятки тысяч участников борьбы. В этом сказалась со всей очевидностью боязнь руководителей КПЯ навлечь на себя полицейские репрессии. Более решительно, чем КПЯ, действовали в те дни даже руководители социалистической партии в лице ее генерального секретаря Асанумы Инэдзиро и председателя Национального совета борьбы против договора безопасности Минагути Кодзо.
Соблюдая букву закона, главный упор в своих действиях коммунисты делали на развертывании движения за сбор подписей под петициями с осуждением "договора безопасности" и требованиями его отмены. Но это движение было самообманом: тяжелые свертки бумажных листов с миллионами таких подписей, будучи доставлены в те дни в парламент, так и оставались там лежать, не произведя должного впечатления на закусивших удила поборников военного союза с США.
В результате нежелания руководства КПЯ ввязываться в решающую схватку с правящими кругами с риском подвергнуться жестоким полицейским репрессиям руководство движением противников "договора безопасности" оказалось расколотым, а само движение после срыва визита в Японию президента США Д. Эйзенхауэра и отставки кабинета Киси, правдами и неправдами добивавшегося ратификации спорного договора парламентским консервативным большинством, быстро пошло на убыль.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги