Японо-китайская война 1894-1895 гг. Неуслышанная война

Глава четырнадцатая НА СОПКАХ МАНЬЧЖУРИИ

В то время, когда 2-я армия штурмовала Люйшунькоу, 1-я продолжала свое движение на северо-запад, в общем направлении на Мукден. Ей предстояло пройти большую горную страну по отвратительным дорогам или вовсе без дорог, не в самое лучшее время года и еще при этом сражаясь с китайскими войсками. Сопротивление китайцев именно в этот период войны стало впервые приносить ощутимые плоды.

Китайские войска в беспорядке отступали на север к Фынхуанчену и на юг к Дагушаню. 1-я японская армия разделилась. Одна ее часть должна была любым способом обеспечить безопасность тылов 2-й армии, занятой операциями на Ляодунском полуострове, вторая — дойти до реки Ляохэ, считавшейся наиболее серьезной естественной преградой на пути к Мукдену.

5-я дивизия генерала Нодзу должна была наступать через Фынхуанчен, а 3-я дивизия — через Сюянь и Си- мучен к Хайчену. В дальнейшем вся армия должна была атаковать Ньючжуан — главный торговый город в долине нижнего течения реки Ляохэ.

Наиболее серьезными трудностями в решении этой задачи для японцев были трудности ландшафтные и климатические. Значительное плоскогорье, пересеченное нескольких местах горными цепями и далеко не везде проходимое, лежало у них на пути. В ноябре в этих горах уже вовсю властвует зима, ветреная и бесснежная. Артиллерия и обозы могли пройти далеко не по любой дороге. Надо отдать должное, японские части к зиме подготовились изрядно. Армия была в полной мере обеспечена теплой одеждой: шинелями и теплым бельем, для лошадей были предусмотрены зимние подковы. Для размещения на биваках были предусмотрены теплые сборные бараки. Казалось, и зима доблестной армии микадо не помеха.

Японские кавалеристы на берегу Ялу

Главная квартира японской армии находилась в это время непосредственно на берегу Ялу, в Антунге, то есть по сути на границе Кореи и Китая.

Начав движение на север, японские войска предполагали, что Фынхуанчен, в котором сходились все дороги от корейской границы, придется брать с боем. Но этого не произошло, Фынхуанчен оказался сожжен и брошен китайскими войсками. Китайская армия продолжала отступать двумя колоннами: меньшая отходила к Ньюжучану, а большая — непосредственно в горы Феншуйлинга на соединение с Ляоянской группировкой китайских войск. Эти войска представляли определенную опасность для правого фланга китайских войск, поэтому генерал Нодзу счел необходимым их отбросить как можно дальше на север, прежде чем идти к Хайчену.

Для выполнения этой задачи была назначена 10-я бригада 5-й дивизии, которой придали две горные батареи. Бригаде пришлось догонять резво отступавших китайцев, но успеха японцы не имели. Отступление в горах очень способствует обороне: обойти отступающие войска невозможно, навязать им бой — сложно. Мало того, при малейшей возможности можно контратаковать. Что и попытался сделать китайский генерал, командовавший отступающими частями, заняв перевал Мотиелинг у Ланьшаньгуаня. 25 ноября японцы заняли перевал и деревушку, китайские войска ушли в долину Тайцзыхэ. Там они никакой опасности для японских войск собой не представляли. Простояв на высотах неделю, японцы убедились в том, что китайские войска после понесенных потерь небоеспособны, и в начале декабря, когда морозы перевалили за двадцать градусов, 10-я бригада вернулась к Фынхуанчену.

Здесь прозвенел первый звонок, известивший о том, что китайцы тоже кое-чему научились за несколько месяцев войны. Не без помощи немецких советников китайцы сумели нащупать слабое звено в японской армии: неумение воевать кавалерией. 12 декабря два полка китайской кавалерийской бригады, укомплектованной главным образом монголами, атаковали позиции японцев у Фынхуанчена. Оборонявшихся впервые за войну японцев спасло только отсутствие у китайцев артиллерийской поддержки и неудачно выбранное время атаки: около полудня. Поднятая по тревоге бригада с трудом смогла отбить налет кавалеристов.

В японской армии появились первые больные и обмороженные. Жестокий ревматизм свалил генерала Ямагата, и командование 1-й армией принял генерал Нодзу. Свою дивизию он передал генералу Оку. В середине декабря на этом направлении активные боевые действия приостановились.

Тем временем генерал Кацура со своей 3-й дивизией преследовал китайцев, отступавших к Дагушаню и могущих доставить массу неприятностей Ляодунской 2-й армии. Но о своих подозрениях генерал Кацура как-то запамятовал сообщить китайскому командующему, и тот, ничтоже сумняшеся, не стал задерживаться в Дагушани, направляясь прямо в Хайчен. Тем самым полностью сняв угрозу тылам 2-й армии, сам того не поняв. Японцы подтянули тылы и неспешно продолжили наступление на Хайчен, точно зная, что теперь китайские войска не соединятся. 12 декабря утром — в тот самый день, когда китайская кавалерия атаковала японцев у Фынхуанчена — Кацура начал бои за Хайчен, запиравший выход с гор в долину Ляохэ. Главная роль и в этом сражении принадлежала японской артиллерии, которая обстреляла сначала инпани, потом главную дорогу, словно указывая китайцам возможный путь их отступления. Китайские части после недолгого сопротивления отступили от Хайчена по бездорожью, откатываясь к северо-востоку. При этом огромные запасы продовольствия и фуража уничтожены не были и попали к японцам в качестве ценного трофея. Кацура разместил в городе всю дивизию — как оказалось, не напрасно. 18 декабря вечером кавалерийская разведка донесла, что к городу со стороны Ньюжучана наступают значительные силы китайцев — разведчикам показалось, что целая армия. Утром 19 декабря Кацура вывел из города дивизию, намереваясь дать встречный бой китайской армии. Авангард, состоявший из 3 батальонов, 1 эскадрона и 3-х батарей 5-й пехотной бригады, в 14 километрах западнее города нарвался на китайскую оборону. Оборона была построена грамотно: в центре позиции — деревня Кунгваси, защищенная полевыми укреплениями. Справа позицию прикрывал густой лес, слева — река Хайченхэ. Оборону держали 11 тысяч солдат и офицеров, в центре позиции располагались 2 батареи новейших орудий. Атаковать их было совсем непросто. Кацура сосредоточил силы всей дивизии и принял решение как следует подготовить наступление. Китайцы начинали серьезно сопротивляться японским войскам, и это сильно настораживало. Японский генерал так и не решился атаковать китайские позиции в лоб. Вся артиллерия дивизии, значительно усиленная за счет китайских орудий, взятых в Хайчене, вела непрерывный артобстрел китайской позиции целый день. После одиннадцатичасовой канонады в центр позиции была брошена японская пехота. Искореженное снарядами поле сделало для китайцев невозможным применение кавалерии, и одним броском пехота продвинулась вплотную к китайским позициям в центре, у Кунгваси. Позиция была расколота, после чего китайцы благоразумно не стали дожидаться окружения и отступили к Ньюжучану. Кацура оставил в Кунгваси небольшой отряд, а главные силы отвел обратно в Хайчен. Генерал отметил, что китайская оборона впервые серьезно задержала наступление японских частей, и легкая война первых месяцев потихоньку становилась и труднее, и серьезнее. Впервые японские войска понесли потери, сравнимые с китайскими. Впервые китайцы приняли условия артиллерийской дуэли и искали возможности использовать против японцев свои преимущества.

Как раз к этому моменту группировка 2-й армии под командованием генерала Ноги, приданная на усиление 1 — й армии, вышла с ней на соединение в районе Гайпина. 10 января 1895 года генерал взял город, который обороняли необученные новобранцы. Реального сопротивления ему не оказали. Из занятого города в Хайчен был отправлен взвод телеграфистов. Через три дня связь между двумя японскими армиями была установлена. Через некоторое время штаб 1-й армии был переведен из Антунга на реке Ялу в Хайчен. На захваченной китайской территории японцы вводили гражданское управление, подчиненное командованию обеих армий. Такое самоуправление было организовано в Антунге, Даняни, Цзиньчжоу.

Но в январе 1895 года наступление японских армий приостановилось. Некоторые китайские историки указывают причиной этого возросшее сопротивление китайских войск и изменения в управлении вооруженными силами, о чем будет сказано ниже. Но сопротивляться особенно было некому: японцы прочно закрепились на занятых рубежах на линии Хайчен — Гайпин — Ляодунский полуостров, угрожая Мукдену, и не предпринимали никаких наступательных действий. Пройдя более 600 километров от реки Ялу через горы, японские части были сильно измотаны и требовали отдыха. Проблемы снабжения опять вышли на первое место, особенно в снабжении продовольствием. Из-за суровой зимы в армии появилось огромное количество заболевших, простуда и горная лихорадка косила людей тысячами. К первому января 1895 года по докладу командующих армиями общее число заболевших достигло 18 000. Лазареты были переполнены, армия по сути потеряла боеспособность. Но главная задача была выполнена: китайские войска были полностью разгромлены, и до весны, когда могли ожидаться пополнения японских войск, китайцы были совершенно не способны что-либо предпринять. Они сумели собрать более 200 тысяч новобранцев для защиты Пекинского направления, однако реально эти тысячи ничего не смогли бы сделать. Война на сопках Маньчжурии замерла.

Тем временем в Пекине страсти накалились до предела.

После падения Люйшунькоу стало ясно, что Ли Хунчжан всеми вооруженными силами руководить не может. 2 декабря императорским указом глава цзунлиямыня принц Гун был назначен главнокомандующим китайскими вооруженными силами. Ему переподчинялись абсолютно все войска в стране, губернаторы провинций теряли право управления войсками на своей территории. Указ был чрезвычайно суров: смертной казни без суда и следствия подлежали как солдаты, которые не желали подчиниться, так и вельможи, которые не желали уступать командования. В тот же день император объявил о создании комитета обороны, членами которого были назначены принц Гун, принц Цин и другие лица, всего шесть человек. Главной задачей этого органа было осуществление верховного командования вооруженными силами Китая подобно тому, как это делалось Главной ставкой японской армии. Но в реальности этот орган не оправдал возложенных на него монарших упований. В составе комитета не было ни стратегов — военных, ни стратегов — политиков. Главным занятием его чиновников было перечитывание донесений Ли Хунчжана и генералов и попытки дать какие-то умозрительные рекомендации на основании своего положения. Его создание никак не улучшило реального положения на фронтах, но возможности искать виноватых в происходящем появились замечательные. Именно этим занятием и озаботились в Пекине в первую очередь. Первым виноватым был назначен сановник по делам Севера вице-король Ли Хунчжан. А кто же еще?

После падения Люйшунькоу и Хайчена стало очевидным, что одна лишь Северная армия и флот неспособны противостоять японцам. Был издан указ о перемещении в район боевых действий Хунаньской, Хунань-Хубэйской и Аньхойской армий. Но это было не лучшим решением. Все эти армии были укомплектованы южанами, иные из которых ни разу в жизни не видели снега. Вооружение было аховым, командование — отвратительным. Никакого опыта ведения боевых действий с хорошо вооруженной современной армией у них не было. Армии попросту шли на убой и заморозку. Командующим этими объединенными армиями был назначен наместник провинций Цзяньси, Цзяньсу и Аньхой Люкунь И. Одним из его заместителей был назначен вице-губернатор провинции Хунань У Дачэн, бывший советник Ли Хунчжана по военным делам, хорошо знавший обстановку в Корее и Маньчжурии.

Авторская ремарка. Рассуждая о патриотизме, можно договориться до зеленых кроликов. При этом, как правило, патриотами назначают тех, кто нужен, а не тех, кто им был в действительности. Среди китайских военачальников патриотами часто называли абсолютную бездарь, но близкую к правящим кругам. У Дачэн, старый опытный вояка, ничего другого в жизни не умевший, воевал за Цинскую империю всю жизнь. Он пришел на эту войну добровольно, осознавая, что его знания и опыт будут очень востребованы в сложной для страны обстановке. О нем почти не знают, хотя он и ему подобные и есть настоящие патриоты своей страны.

После падения Люйшунькоу в Пекине более всего опасались, что японцы двинуться на север, на Мукден и Юнлин. Опасения усилились после взятия Хайчена, стоявшего на дороге Шанхайгуань — Мукден. В силу этих обстоятельств новым армиям была поставлена задача вернуть Хайчен любой ценой. В середине января китайские войска попытались начать наступательную операцию, однако выбить японцев из Хайчена не удалось. А на север они сами двигаться не могли. Война перешла в бои местного значения.

Тем временем в Главной ставке японской армии в Хиросиме генштабисты пытались найти выход из ситуации, в которой оказалась 1-я армия. Напомню: именно перед ней стояла задача занять Мукден и двигаться на Пекин, чтобы диктовать условия мирного договора китайскому императору в его тронном зале. Совершенно непредвиденные обстоятельства, возникшие в зимней Маньчжурии, сильно меняли предыдущие намерения: армия чихала, сморкалась и маялась суставами. После довольно длительных дискуссий ставка решила не брать Пекина — по крайней мере, в обозримом будущем. Направлением главного удара становился Шаньдунский полуостров, военно-морская база Вэйхайвэй и Главный канал, по которому шла доставка риса с юга в Пекин. Главным трофеем войны теперь рассматривалась Формоза.

Для осуществления замысла требовалось сформировать новую армейскую группировку — 3-ю армию, которой предстояло брать Вэйхайвэй. Причем самое позднее к концу зимы, пока китайцы не собрали сильных резервов, а у оппозиции внутри страны не прорезался голос и не появилось желание посчитать военные расходы… Японской армии нужны были только победы!

Тем временем в Пекине обвинения Ли Хунчжана во всех смертных грехах достигли своего апогея. Императрица уже не могла его защитить так, как делала это раньше. Политические противники Ли Хунчжана сумели войти в ближний круг императора Дэ Цзуна, занять места в Государственном совете и тем самым значительно ослабить сановника по делам Севера. Начиная с сентября, после падения Пхеньяна, доносы и обвинения начали поступать в Госсовет тысячами. Каждое из посланий требовало строжайшего наказания Ли Хунчжана, но в них ни словом не упоминалось о тщательном изучении причин военного поражения и ничего не предлагалось для того, чтобы изменить положение к лучшему.

Пометим на полях: реально оценку китайскому командованию так и не дали. После войны Ли Хунчжан был назначен виноватым, на него всех собак вешали. После Боксерского восстания в стране наступил полный разброд и шатание, которое продолжалось вплоть до Синхайской революции 1911 года. Было просто не до изучения причин поражения в войне. А после 1911 года революционный Гоминьдан обвинял во всем императорскую систему государственной власти. Так что виноватых было найдено множество, а причины поражения Китая выявлялись главным образом японскими исследователями. В социалистическом Китае об этом поражении вспоминать было не принято, а история войны писалась для того, чтобы найти (или придумать) достаточное число героев, которые могли бы служить примером патриотизма. И лишь спустя сто с лишним лет после войны войну начинают изучать беспристрастно и основательно.

После падения Люйшунькоу императорским эдиктом Ли Хунчжан был разжалован с оставлением в должности, но лишен шарика на головном уборе. Эдикт гласил:

Назначение Лю Куньи командующим всеми армиями к востоку от Шанхайгуаня было еще одним шагом для лишения Ли Хунчжана реальной власти: фактически он отстранялся от командования сухопутными силами Китая. 25 января 1895 года вызванный в столицу наместник провинций Юньнань и Гуйчжоу Ван Вэныиао был назначен на должность помощника сановника по делам Севера, что означало дальнейшее ограничение полномочий Ли Хунчжана. Всем при дворе было ясно, что окончательная отставка недалека.

Подчиненные Ли Хунчжану генералы тоже не избегли жестокой кары. Наиболее жестокому наказанию был подвержен Вэй Жугуй — самодур и солдафон, ничего в военном смысле из себя не представлявший. Его солдаты, войдя в Корею, занялись мародерством. После поражения под Пхеньяном Вэй Жугуй был арестован, осужден и обезглавлен. Вслед за Вэй Жугуем понесли наказание Е Чжичао, Гун Чжаоюй. Первый был сразу же разжалован, поскольку именно его обвинили в поражении под Сонхваном и Пхеньяном. Второй обвинялся в том, что, будучи командующим военно-морскими и сухопутными силами в Люйшунькоу, бежал с поля боя. Оба были арестованы и впоследствии приговорены к смертной казни с предварительным тюремным заключением. Большинство других генералов и офицеров, участников сражений под Цзюлянем, Хайченом, Ньючжучаном, Цзиньчжоу, Далянем, Люйшунькоу были разжалованы. Чжао Хуайи, Вэй Жучен, Хуан Шишинь и другие были отданы под суд. Были разжалованы также И Кэтан, Сун Цин и У Дачен за то, что не смогли добиться военных успехов. Не подверглись наказаниям только Не Шиен, Ма Юйкунь и еще несколько офицеров, прославившихся своей храбростью и пользовавшихся большим авторитетом среди своих солдат. Особенно выдвинулся Не Шичен, назначенный вместо Е Чжичао на пост командующего войсками провинции Чжили.

Вопрос об ответственности за поражения постепенно приобрел размеры серьезной внутриполитической проблемы. Сторонники активной военной политики, те, кто настаивал «наступать на Токио», перед войной не смогли усилить своего влияния на высшую власть. Однако группировка, возглавляемая заместителем министра церемоний Чжи Жуем, терпеливо ждала своего часа. С первыми же поражениями «воители» воспряли духом и начали обвинять Ли Хунчжана в изначально неправильной внешней политике, плоды которой оказались столь плачевными. К противникам Ли Хунчжана присоединились главные интеллектуалы страны — профессора Ханьлиньской академии, первым среди них был лектор Вэнь Тинши. Сперва выступления чиновников были направлены только против сановника по делам Севера и его военачальников, которые несли ответственность за военные поражения, но зимой, когда военные действия замерли, они начали настаивать на реорганизации Государственного совета. В конечном счете им удалось поставить на ответственные посты в Государственном совете своих сторонников. После этого они повели наступление на императрицу Цы Си, обвиняя ее в искажении воли императора и в защите компрадора Ли Хунчжана, подкупленного русскими (!). Они сумели настоять на сокращении ассигнований на юбилейные празднества по случаю шестидесятилетия Цы Си. Императрица была вне себя, но вынуждена была согласиться, поскольку общественное мнение было явно не на ее стороне. Общественное мнение в Госсовете выражал Вэн Тунхэ, который был учителем молодого императора Дэ Цзуна. Вместе с профессорами Ханьлиньской академии он оказывал серьезное влияние на молодого императора, и старался всячески ослабить влияние Цы Си. Императрица не осталась в долгу и распорядилась закрыть канцелярии императора, которыми руководил Вэн Тунхэ. Но тут император показал, кто в Китае хозяин: в течение одного дня все канцелярии были открыты вновь, а императрица отменила свое решение постфактум.

Скрытое недовольство императрицей, накапливавшееся в обществе до войны, вылилось в открытое падение ее авторитета в ходе войны. С конца декабря в Государственный совет начали поступать доносы уже на самое императрицу.

28 декабря фуцзянский цензор Ань Вэйцзюй писал в своем донесении на имя императора: «Среди народа и чиновников как в Китае, так и за границей нет таких, кто не ненавидел бы Ли Хунчжана лютой ненавистью и не желал бы его гибели. К тому же имеют хождение и такие обывательские толки, что мнение о желательности мирных переговоров якобы исходит от вдовствующей императрицы и что евнух Ли Ляньин поддерживает ее в этом… Коль скоро вдовствующая императрица уже давно вверила управление страной императору, как может она по-прежнему вмешиваться в решение государственных дел? Однако императорский двор запуган Ли Хунчжаном и не углубляется в тщательный анализ происходящего».

Раскол двора на сторонников мира и войны сложился окончательно к новому 1895 году. Ранее искавшие себе поддержки группировки сошлись в жестокой схватке в императорском дворце. Каждая группировка выражала интересы различных политических элит: военная — элиты традиционалистов, полагавших Китай незыблемым и непоколебимым, мирная — реформаторов и обновленцев, считавших необходимыми значительные внутренние изменения в стране.

Не следует, однако, понимать, что сторонники партии мира выступали за немедленную капитуляцию перед Японией. Нет, они были готовы продолжать войну до тех пор, пока она была практически возможна — с тем, чтобы добиться мира с Японией на приемлемых условиях и использовать это мирное время для своего развития. Естественно, при этом вся традиционная элита лишалась не только своего влияния в политике, но и своего имущественного положения. Военной партии нужна была «патриотическая война до победного конца за Великую Поднебесную Империю», в которой традиционалисты платили бы гибелью многих тысяч людей во имя торжества своей идеи. Собственно схватка противоборствующих группировок предполагала то, как будет идти развитие Китая после войны.

Ли Хунчжан, как один из лидеров мирной партии, активно изыскивал возможности заставить Японию закончить войну как можно скорее, и таким образом, чтобы воспоследовавший мир был достаточно гарантирован третьей силой. Такой силой сановник по делам Севера видел Россию. Однако в полной мере надежды Ли Хунчжана не оправдались.

Его встреча с посланником Кассини и секретарем посольства Павловым состоялась еще 12 октября. Напомнив о джентльменском соглашении с Ладыженским десятилетней давности, а также напомнив о заверениях самого Кассини относительно того, что русское правительство не признает оккупации Кореи третьей страной, Ли Хунчжан подчеркнул, что безразличие, проявляемое Россией, несмотря на оккупацию японскими войсками всей корейской территории, противоречит этим заявлениям. Соблаговолит ли его превосходительство господин посланник дать этому соответствующие разъяснения? В ответ Кассини заявил, что ситуация изменилась, поскольку Япония и Китай находятся в состоянии войны, а это определяет нормы международных отношений. Однако он подчеркнул, что русское правительство не будет молчать, если после заключения мира между Японией и Китаем японская армия будет длительное время оставаться на Корейском полуострове. Ли Хунчжан заявил, что японские вооруженные силы в Корее могут угрожать России точно так же, как Китаю, но посланник на это не прореагировал. Тогда Ли Хунчжан сказал, что, по сведениям из Кореи, японцы намерены оккупировать Корею навечно и поступить с нею также, как десять лет назад Франция поступила с Аннамом. Ли Хунчжан подчеркнул, что эти действия будут представлять серьезную угрозу как для Китая, так и для России. Кассини ответил на это, что Япония вряд ли сможет оккупировать Корею, поскольку это маленькая страна, не имеющая для этого реальных ресурсов. В дальнейшей беседе Ли Хунчжан осведомился относительно прецедентов заключения перемирия между странами Европы, поскольку китайская дипломатия не имела опыта подобных действий. Кассини дал соответствующие разъяснения, при этом осведомившись, не собирается ли Китай заключить мирный договор с Японией? Сановник по делам Севера ответил, что в данной ситуации мирный договор не может быть заключен. Кассини согласился с тем, что в условиях совершенного превосходства Японии на суше и на море говорить о заключении мира для Китая невыгодно, но, если Япония продолжит свои боевые действия, не будут л и условия мирного договора, который неизбежно придется подписывать, еще более тяжелыми для Китая? На это сановник ответил, что подписание мирного договора будет зависеть от условий, которые будут выдвинуты победившей стороной, и в свою очередь спросил, не согласится ли посланник Кассини взять на себя посредническую миссию для заключения перемирия, если Китай об этом попросит? Кассини разъяснил, что, являясь дуайеном дипломатического корпуса в Пекине, он мог бы обсудить этот вопрос с посланниками Англии, Франции, Германии и Италии. Если согласие будет достигнуто, то эти дипломаты обратятся к своим правительствам с тем, чтобы они известили своих представителей в Японии о намерении Китая. Ли Хунчжан возразил, что в заключении мирного договора заинтересованы только Россия и Англия — кстати, английский посланник уже предлагал свои услуги в этом направлении. Поэтому он считает, что, если бы русский посланник обратился за инструкциями к своему правительству а затем вступил в переговоры с японским министерством иностранных дел через русского посланника в Токио, то это произвело бы больший эффект. Однако Кассини не согласился с этим предложением, поскольку не счел возможным предпринимать какие бы то ни было сепаратные действия, не считаясь с дипломатическим корпусом в Пекине.

Пометим на полях. Можно предположить, что России мир в Китае был действительно предпочтительнее войны. Но китайский сановник не мог понять одной очень важной вещи: Россия не следовала даже собственной выгоде, если в том же была заинтересована Англия. Полувековое соперничество в Азии не могло предполагать никакого союзничества. Формирование российско-франко-германской коалиции предполагало именно противостояние Англии в ее стремлении к мировой гегемонии. Поэтому Россия и не выступила на стороне Китая — пусть не военным, но хотя бы политическим путем. С другой стороны, англичане со временем сумеют отплатить России за эту «услугу»: именно Англия первой признает приоритеты Японии на Дальнем Востоке. И в Русско-японскую войну Англия не станет вмешиваться по тем же причинам…

Из разъяснений посланника Кассини стало понятно, что правительство России приняло решение придерживаться строгого нейтралитета, о чем и проинструктировало своего посланника. Активного вмешательства в конфликт от нее не следовало ожидать.

Сановник по делам Севера был глубоко разочарован. О своей встрече он подробно доложил императрице. Императрица также пребывала в разочаровании. Празднование ее юбилея прошло чрезвычайно скромно.

Конец года в Пекине проходил сумбурно. Фон Ганнекен вместе с Г. Детрингом настоятельно рекомендовал принцам как можно скорее приобрести у Чили семь военных кораблей с экипажем, срочно сформировать стотысячную армию и отвести войска из Маньчжурии на оборонительные рубежи у Пекина. Императрица настаивала на создании инспекции государственной обороны, а император — на получении английского займа в миллион фунтов. Однако общий паралич военного управления был налицо. Многочасовые обсуждения ничего не меняли, решений не было, директивы войскам не уходили.

После взятия японцами Хайчена ситуация стала катастрофической. Император получил телеграмму из Мукдена, подписанную двадцатью двумя хранителями императорских могил. Они просили срочно рассмотреть вопрос о мирных переговорах. Двадцать два чиновника решились громко заявить о том, о чем втайне думали все чиновники и военные в стране — одни с яростью, другие со злорадством, третьи с надеждой. Угроза над могилами всей императорской династии заставила Пекин понять: война проиграна. Нужно искать мир…