Утихшее восстание тонхаков не расхолаживало корейский двор. Король сумел воочию убедиться, что народ отнюдь не считает его отцом нации. При первом удобном случае крестьяне снова возьмутся за пики и винтовки, и у них не будет недостатка в командирах. Армия крайне ненадежна, а административный аппарат только раздражает население, и в критической ситуации будет просто уничтожен. Опасность восстания угрожала не столько стране, сколько династии.
Авторская пометка на полях: эту очевидную истину поняли многие. И в Китае, и в Японии прекрасно осознавали: хозяином в Корее будет тот, кто сумеет утвердить у власти удобную ему династию, поскольку именно династия являлась легитимным носителем власти, что лишало любую третью силу повода для вмешательства… Воевать придется не просто за территорию, а за «хозяина земли Корейской». Именно в этом и состояла главная фабула войны, в которую не хотелось верить, но к которой усердно готовились…
Король понимал, что восстание не закончилось, поскольку главных своих задач не решило. Угроза его новой вспышки была более чем реальной. Снова и снова он обсуждает с придворными вопрос о привлечении китайских войск для обеспечения безопасности, для подавления любой попытки бунта. Теперь речь идет не о подавлении восстания, а о недопущении нового, для чего, собственно, и нужны войска Китая. Почему не Японии? Она за прошедшие десять лет сильно потеряла в своем авторитете и лишилась многих своих сторонников при дворе. Любой водонос в Сеуле знал, что Япония готовила государственный переворот, что самые мерзкие государственные преступники скрылись от справедливого королевского суда в Японии, что именно японские купцы монополизировали все рыболовство на восточном побережье и не дают дышать корейским рыбакам. Китай же спас короля от убийц, причем японские солдаты при этом позорно бежали из дворца. Нет, Японию с Китаем даже сравнивать не стоит…
Резидент Юань Шикай находился в смятении. Восстание ширилось, после разгрома карательных сил повстанцы могли двинуться как на Сеул, так и в Инчхон, где полным-полно иностранцев… Последствия были вполне предсказуемы: интервенция сначала Японии, затем — России, затем — всех подряд. Корея перестает существовать. Сами обстоятельства могли вынудить Китай к вмешательству, причем раньше всех остальных. Генеральный резидент решился начать предварительные переговоры уже в середине мая, после того, как стала известна прокламация Чон Бон Чжуна, написанная в лагере на горе Хосанбон. 23 мая командующий карательными силами корейской армии Хон Гё Хун направил правительству письмо, в котором признавал свою неспособность подавить восстание просил короля обратиться к Китаю за военной помощью. После подавления стихийного бунта Сеульского гарнизона в 1882 году Хон Гё Хун пользовался большим авторитетом при дворе, и к нему прислушивались. Падение Чончжу, о котором в Сеуле стало известно 1 июня, окончательно решило дело. Теперь в необходимости привлечения иностранных войск никто не сомневался… Юань Шикай начал переговоры с ближайшим окружением короля о посылке китайской армии в Корею.
После принятия этого решения многое менялось. В том, что японские войска точно так же будут введены в Корею, Юань Шикай нисколько не сомневался. Вопрос был в том, сколько их будет, где они будут размещены и какие конкретно действия предпримут? Очевидно, что японцы введут свои войска для защиты своих граждан именно в те города, где этих граждан много: Сеул, Инчхон, Пусан. Если в это время китайские войска будут гоняться по горам за разрозненными отрядами тонхаков, у японцев появиться реальная возможность оказывать прямое влияние на короля: все крупнейшие города страны фактически будут в их руках. Это приведет к усилению японской партии в ущерб китайской… Чего допустить было нельзя. Поэтому китайских войск должно быть много, и они должны не только гоняться за повстанцами, но и обеспечивать безопасность всех иностранцев в Корее. Вопрос в том, успеют ли китайские войска занять все ключевые позиции в стране до того, как японцы сумеют им помешать сделать это… Поэтому доставлять китайские войска нужно морем — это быстрее. К счастью, войска еще не ушли с маневров, их нужно просто передислоцировать.
Но японцы чётко держали обстановку. 1 июня японский поверенный в делах первый секретарь японской миссии в Сеуле Сугимура нанес визит Юань Шикаю. Между Юань Шикаем и японским поверенным произошел обмен мнениями, в результате чего было достигнуто соглашение о том, что нет никаких препятствий для участия китайских войск в подавлении восстания. При этом Сугимура упомянул, что Япония, скорее всего, тоже введет войска для защиты своих граждан, но не более роты. Местом их дислокации, скорее всего, будет Сеул. Вряд ли Юань Шикай поверил Сугимуре, но результаты переговоров несколько успокоили его в том смысле, что японцы не успеют перебросить в Корею контингент, количественно равновесный Китаю.
После двадцатидневной инспекционной поездки по гарнизонам Ли Хунчжан прибыл в Саочжан, где ему и была вручена срочная и секретная депеша от сеульского резидента. Юань Шикай писал, что восстание тонхаков ширится и последствия его непредсказуемы. Генерал сообщал, что, скорее всего, в скором времени понадобится введение китайских войск, и что Япония, судя по всему, этому препятствовать не намерена.
3 июня вечером Юань Шикай принял советника палаты иностранных дел Сон Ги Уна, который вручил ему официальную просьбу Верховного государственного совета о посылке китайских войск в Корею для подавления восстания тонхаков. В ней в частности говорилось: «Население уездов Тхэин и Кобу в провинции Чолладо всегда отличалось разнузданностью, коварством и с трудом подчинялось законному правлению. В последнее время более 10 тысяч человек из числа жителей этих уездов присоединились к бандам тонхаков и захватили свыше десятка уездных городов… Уже сейчас они находятся менее чем в пятистах ли от Сеула. Если восстание будет разрастаться, это грозит Китаю серьезными осложнениями… Уповая на помощь Китая, мы осмеливаемся беспокоить господина генерального резидента просьбой о посылке телеграммы сановнику по делам Севера Ли Хунчжану с тем, чтобы он выделил некоторое количество войск и срочно прислал их для усмирения мятежников. Кроме того, это дало бы возможность нашим войскам и их генералам перенять некоторый военный опыт, что вполне пригодилось бы в дальнейшем в интересах обороны. Одновременно мы просим, чтобы эти войска были выведены из страны сразу после того, как мятежники будут усмирены. Мы не решаемся настаивать на том, чтобы после отвода войск в нашей стране остались гарнизоны, так как не хотим затруднять императорскую армию длительной службой за пределами своей страны».
Генерал Не Ши Чен
Командующий Северным флотом Китая Дин Жу Чан
4 июня официальная просьба Кореи была доведена до Ли Хунчжана. Он немедленно проинформировал цзунлиямынь (императорское министерство иностранных дел) и приказал командующему войсками провинции Чжили генералу Е Чжичао и командующему тайюаньскими войсками в провинции Шаньси генерал-губернатору Не Шичену отправиться в Корею во главе семи отборных батальонов Северной армии, дислоцированных в районе Лутай — Шанхайгуань. Командующему Северным флотом Дин Жучану было приказано направить в Инчхон крейсера «Цзиюань» и «Янвэй», обеспечить охрану, а если понадобится — эвакуацию иностранцев. На крейсера была также возложена обязанность эскортирования транспортных судов с солдатами.
Поскольку маневры только что закончились, войска были практически готовы к отправке. 6 июня в Дагу Не Шичен погрузил на торговый пароход «Туннань» 900 солдат и 4 горных орудия и отплыл в Корею. На следующий день из Шанхайгуаня отплыл на двух торговых судах — «Хайнань» и «Хайцин» отряд Е Чжичао — полторы тысячи солдат и четыре гаубицы. Крейсеры «Цзиюань» и «Янвэй» 5 июня уже прибыли в Инчхон. Там, как мы помним, с середины мая уже находились два японских крейсера: «Ямато» (командир — капитан 1 ранга Фунаки Рэнтаро) и «Цукуси» (капитан 1 ранга Миёси Кацуми). О направлении китайских войск в Корею японцы уже знали и из официальных источников (Ли Хунчжан известил Токио о своих намерениях через чрезвычайного и полномочного посланника Китая в Токио Ван Фынцзао), и по данным своей прекрасной разведки. Поэтому крейсера не просто стояли в порту, а выполняли функцию стационарной разведки. Асанский залив, куда должны были прибыть китайцы, тщательно разведывался, для чего отряду была придана канонерка «Акаги» (командир — капитан 3 ранга Сакамото Хатирота). Разведку вел также мотобот с крейсера «Цукуси» под командованием младшего лейтенанта Вакабаяси. Эта деятельность заставила китайцев принять меры во избежание возможных недоразумений: посыльное судно «Пиньюань» и крейсер «Янвэй» вышли на патрулирование в Асанском заливе, прикрывая свои транспорты. Эти действия наглядно демонстрируют явное недоверие китайцев к японцам, но обратной дороги уже не было: скорейшая переправка значительных китайских сил была задачей номер один.
Канонерская лодка «Акаги»
Авторская пометка на полях: события в Корее впервые привлекли внимание российской прессы. В газете «Владивосток» за 5 июня появилось сообщение агентства «Рейтер» из Лондона о том, что в Корее высажены китайские и японские войска для охранения имущества и жизни иностранцев. Но особого внимания на это не обратили: днем раньше в Париже итальянский анархист убил премьер-министра А. Карно, только что было объявлено о помолвке Наследника Престола Цесаревича Николая Александровича с принцессой Алисой Гессенской, — в общем, события в Корее были третьестепенными даже для Владивостока, не говоря уже о Петербурге.
9 июня войска Не Шичена высадились в Асане. Двумя днями позже к ним присоединились войска Е Чжичао, и к 12 июня весь китайский экспедиционный корпус был уже на суше. Однако размешались войска не в крупных городах, а в Асане, то есть находились между повстанцами и Сеулом. Эта ошибка будет дорого стоить… Стремясь предотвратить волнения среди местного населения, Не Шичен издал и распространил специальное воззвание, в котором говорилось: «Король вашей страны направил нам телеграмму, прося срочной помощи. Китай, сочувствуя вассальному государству, не мог остаться в бездействии и не прийти на помощь… Наши войска отправились в далекий поход, чтобы взять под свою защиту вассальные земли и обеспечить безопасность их населения».
Однако через два дня командующий карательной экспедицией против тонхаков Хон Гё Хён после двухдневного артиллерийского обстрела с господствующих высот вынудил тонхаков сдать Чончжу. 12 июня он доложил в Сеул о полном подавлении восстания. Формального повода для присутствия иностранных войск больше не было.
Но машина была уже запущена. И японцы, и китайцы понимали, что для Кореи настал судный час. И победителем будет тот, кто сумеет занять ее своими войсками первым. При этом Китай не очень спешил, поскольку к концу июня он имел в Корее экспедиционный корпус из 2 800 солдат. Тонхаки сами избавили китайцев от необходимости гоняться за ними по горам и лесам, поэтому все силы можно было сосредоточить в крупных городах, но сделать этого китайцы не успели.
Чем и воспользовались японцы! Правительство микадо приняло решение о посылке в Корею смешанной бригады. Еще 4 июня, когда не было понятно до конца, чем закончится буза тонхаков, военное министерство заключило с пароходной компанией «Нихон юсэн кабусики кайся» соглашение об аренде 10 (!) судов для перевозки войск в Корею. 5 июня был издан императорский указ о создании Главной ставки, руководство которой было возложено на начальника Генерального штаба генерала Арисугава. Членами Главной ставки были назначены помощник начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Каваками, начальник Главного морского штаба вице-адмирал барон Накамуда (с 17 июня его сменит вице-адмирал виконт Кобаяма), военный министр Ояма и морской министр Сайго.
Японский военный министр маршал Ояма Ивао
3 июня отряд кораблей под флагом вице-адмирала Ито, крейсировавший в Восточно-Китайском море, получил приказание морского министра Сайго Цугумити, в котором было приказано как можно быстрее следовать в Пусан. Два быстроходных крейсера — флагман «Мацусита» и «Чиёда» на полном ходу направились в корейский порт. По прибытии в Пусан через тамошнего консула был получен приказ морского министра о немедленной отправке кораблей в Инчхон. В приказе, кроме того, говорилось: «В связи с расширением восстания в Корее туда посылается часть 5-й дивизии для обеспечения безопасности наших подданных и охраны миссии. Вам надлежит взять на себя руководство военно-морскими силами, направленными в Корею, и в сотрудничестве с нашим посланником и консулами, взаимодействуя с сухопутными силами, обеспечить охрану наших подданных, безопасность морских торговых путей, а также выполнение других задач, возложенных на наш военно-морской флот в этом районе».
Японский крейсер «Чиёда»
Тем временем чрезвычайный и полномочный посланник Отори Кейсукэ спешно возвращался из отпуска в Сеул на военном корабле «Яэяма». Это был едва ли не самый быстроходный корабль в императорском флоте, выдававший на мерной миле ход в 22 узла. Утром 9 июня «Яэяма» в Желтом море пересекся с крейсером «Цукуси» на подходе к Инчхону: от командира была получена информация о том, что китайские войска уже прибыли в Асан, и высадка вот-вот начнется. В тот же день «Яэяма» прибыл в Инчхон, следом за ним туда же прибыли крейсера вице-адмирала Ито. С их прибытием количество японских вымпелов в Инчхоне возросло до шести: «Мацусима», «Чиёда», «Яэяма», «Цукуси», «Ямато» и «Акаги». По приказу Ито был сформирован объединенный отряд морской пехоты под командованием помощника командира с «Мацусимы» Мукояма Синкити. Отряд состоял из двадцати шести офицеров и четырехсот пяти рядовых и унтеров. Отряду было придано 2 полевых орудия. В три часа утра 10 июня под проливным дождем отряд начал движение в Сеул, и к семи вечера успешно прибыл в корейскую столицу. Китайских войск в Сеуле не было…
Главная ставка приняла решение о формировании смешанной бригады из частей 5-й дивизии прежде всего потому, что та была расквартирована в Хиросиме, и подразделения можно было быстро погрузить на суда. Командир дивизии Нодзу Митицура выделял в состав смешанной бригады 11 — й и 21 — й полки 9-й пехотной бригады, расположенной в порту Удзина. Кроме того, в состав бригады был включен кавалерийский эскадрон, две батареи горных орудий и саперная рота. Командующим был назначен Осима Ёсимаса, начальником штаба — майор Нагаока. Читателям наверняка будет интересно узнать, что правнук генерала Осима — Синдзо Абэ, нынешний премьер-министр Японии…
8 июня 1894 года командующий смешанной бригадой получил приказ о действиях своей бригады в Корее. В нем говорилось:
Генерал Нодзу
Осима Ёсимаса
«В Корее началось восстание. Воинская часть направляется в Корею для охраны нашей миссии, консульств и подданных.
Смешанной бригаде надлежит высадиться в Инчхонском порту или поблизости от него, обеспечив в первую очередь охрану наших подданных в Сеуле и Инчхоне. Одну пехотную роту следует направить в Пусан, выделив из нее взвод для посылки в Вонсан для обеспечения охраны наших подданных в этом районе. Эти подразделения надлежит выделить из второго эшелона наших войск, направляемых в Корею.
По вопросам о методах охраны, а также по дипломатическим вопросам надлежит постоянно консультироваться с нашим посланником в Корее».
Специальная инструкция по дипломатическим вопросам была намного пространнее. Еще бы: именно руководствуясь ею следовало не допустить начала боевых действий в невыгодных для Японии условиях. Инструкция гласила:
«Единственной целью направляемых в Корею солдат является защита императорской миссии и обеспечение безопасности подданных империи, проживающих в этой стране… В случае переговоров с гражданскими или военными чиновниками Китая, Кореи и других иностранных государств следует проявлять максимальное миролюбие. Обратить внимание на то, чтобы завоевать расположение местного населения… Если при известных обстоятельствах наши войска будут посланы в район военных действий вместе с китайскими войсками или же если наши войска будут размещены с ними рядом, следует избегать возможных столкновений между нашими и китайскими частями. Если повстанцы проникнут в Сеул, а корейское правительство окажется неспособным защитить иностранные миссии, консульства и иностранных подданных в этом городе, наши войска по согласованию с посланником должны по возможности обеспечить их защиту (если об этом будут просить нашего посланника дипломатические представители или консулы иностранных государств). Командиру смешанной бригады надлежит поддерживать постоянный контакт с командующим императорскими военно-морскими силами, направленными в Корею, а также обмениваться с ним полной и всесторонней информацией».
Для взаимодействия с дипломатической миссией и для разрешения вопросов международного уровня к бригаде были прикомандированы два офицера Генерального штаба: подполковник Фукусима, знакомый нам «кавалерист талантом», и майор Уэхара, специалист по Корее. Они получили специальные инструкции военного министра графа Ояма, выдержки из которых весьма интересны:
«Настоящая отправка наших войск…ни в коей мере не направлена на то, чтобы вызвать столкновение с Китаем. Вам и другим наиболее дальновидным и хорошо разбирающимся в обстановке офицерам надлежит постоянно иметь это в виду. Если молодые офицеры, подстегиваемые безудержной храбростью, втянутся в стычку, ОНИ МОГУТ ПОГУБИТЬ НАШЕ ВЕЛИКОЕ ДЕЛО (курсив мой. — М. К.). Поэтому вам надлежит внимательно и неукоснительно наблюдать за поведением и действиями отправляемых частей, с тем чтобы избежать столкновений между нашей и китайской армиями и с честью выполнить поставленную задачу, поддержав честь и авторитет нашей императорской армии».
Известие о высадке китайцев заставило торопиться. Не дожидаясь окончательного формирования бригады, было принято решение отправить в Корею батальон. 8 июня батальон капитана Итиноэ погрузился на транспорт «Вакаура-мару» и 9 июня отплыл в Инчхон, куда и прибыл 12 числа. На этом же корабле в Корею прибыли начальник штаба объединенной бригады Нагаока и офицеры Генерального штаба Фукусима и Уэхара.
Однако сразу по прибытии в Инчхон военные показали дипломатам, кто и что решает. Военный атташе посольства капитан Ватанабэ, прибывший в Инчхон для встречи военных, настоятельно рекомендовал Нагаока не спешить выступать в Сеул, чтобы не провоцировать китайцев, однако тот отдал приказание Итиноэ выступать немедленно. 13 июня поздно вечером батальон прибыл в Сеул и сменил отряд морской пехоты, который с облегчением вернулся на корабли в Инчхон.
10 и 11 июня из Удзина на девяти транспортах основные силы смешанной бригады отплыли в Корею. Отряд сопровождал крейсер «Ёсино» под командованием капитана 2 ранга Кавахара. 16 июля японские войска высадились на берег, штаб бригады расположился в японской гостинице «Мидзуцу». Транспортировка первого эшелона смешанной бригады, прибывшего в Корею всего лишь четырьмя днями позже китайцев, была завершена.
Введение восьмисот солдат японской императорской армии в столицу вызвало шок в Сеуле. Юань Шикай, никак не ожидавший такого оборота событий и оказавшийся со взводом личной охраны в окружении батальона регулярной японской армии с кавалерией и артиллерией, начал лихорадочно искать выхода из сложившейся ситуации. Разрулить ситуацию представлялось возможным только тройственными усилиями, предпринимаемыми одновременно и согласованно Юань Шикаем и посланником Отори в Сеуле и Ли Хунчжаном в Тяньцзине. Неделя с небольшим, прошедшая с момента высадки генерала Осима в Инчхоне и до момента отправки секретной депеши Сугимуры в Министерство иностранных дел, была наполнена невероятной дипломатической активностью всех троих. При этом посланник Отори чуть было не сломал всю игру премьеру Ито и военному министру Ояма…
Но обо всем по порядку. Прибывший в Сеул Отори ожидал увидеть толпы перепуганных иностранцев, ожидающих защиты от кровожадных повстанцев. Ничего подобного он не увидел. Мало того, на следующий день по прибытии его известили о взятии Чхонжу и полной победе правительственных войск. Отори вздохнул с облегчением, поскольку уяснил для себя, что необходимость отправки значительных японских сил в Корею отпала сама собой. Визит вежливости к Юань Шикаю еще более убедил его в правильности подобного решения. Тем более что немедленно по прибытии в Сеул он получил резкий протест корейской стороны, возмущенной подобными действиями.
В это же время в Пекине и Тяньцзине японские дипломаты вручили соответствующие заявления в цзунлиямынь и Ли Хунчжану. Ли Хунчжан в личной беседе с японским консулом в Тяньцзине Аракава подчеркнул, что Китай направил войска в Корею как в вассальное государство, руководствуясь давней традицией отношений. Причин, по которым следует направлять японские войска, он не усматривает, поскольку китайские войска быстро справятся с бунтовщиками и уж наверняка сумеют защитить от них всех иностранцев. Ответ из Пекина мало чем отличался. Временному поверенному в делах Японии в Китае Комура было поручено дать ответ Министерства иностранных дел. В нем, в частности, говорилось:
«…мое государство отнюдь не признает Корею вассалом Цинской империи…мое правительство не может отказаться от сохранения за собой самостоятельности в решении вопроса о количестве войск, направляемых в Корею. Оно не потерпит препятствий в вопросе о том, какой образ действий ему избрать…». Иными словами, мы сами знаем, что и как нам делать, и все наши действия носят совершенно законный характер. Понадобится совет — спросим. А засим — примите и прочее.
Однако дипломатические демарши в сторону Японии в Сеуле набирали и темп, и вес. Отори был вынужден постоянно давать объяснения действиям, которых до конца не понимал. 11 июня — решительный протест главы корейской палаты иностранных дел Чо Пён Сика. 12, 13, 14 июня — новые обращения официальных лиц Кореи. 13 июня в бой вступила тяжелая дипломатическая артиллерия: временный поверенный в делах России в Корее барон Павел Керберг посетил посланника Отори и потребовал объяснений целого ряда вопросов. Вот некоторые выдержки из его официального запроса: «Мне стало известно, что несколько сот японских солдат прибывают в Корею. Несколько дней назад я слышал от временного поверенного Сугимура, что их целью является охрана Вашей миссии. Но, как Вам известно, сейчас в Сеуле все спокойно, и, судя по заявлению главы палаты иностранных дел, бунтовщики разгромлены и обращены в бегство, а правительственные войска уже вступили в Чончжу. Полагаю поэтому, что нет никакой необходимости вводить в Корею значительные контингенты войск… Дальнейшая высадка японских войск может показаться по меньшей мере странной». В тот же день немецкий вице-консул посетил стажера-чиновника по делам внешних сношений Мацуи и в довольно решительных тонах потребовал объяснений происходящего.
Отори ощущал явную враждебность действиям Японии. Поэтому решился на беспрецедентный шаг: начал консультации с Юань Шикаем относительно ОДНОВРЕМЕННОГО ОТВОДА КИТАЙСКИХ И ЯПОНСКИХ ВОЙСК ИЗ КОРЕИ (курсив мой. — М. К.). Юань Шикай даже успел сообщить телеграммой Ли Хунчжану итоги предварительных договоренностей: в стране остается небольшая часть войск, высадившихся до 15 июня, большая же часть солдат выводится из Кореи. Япония выводит три четверти своих солдат, оставшиеся 250 размещаются в Инчхоне. Китай выводит четыре пятых своих войск, а оставшиеся 400 человек из Асана перемещаются в район Инчхона. После окончательного подавления восстания эти войска тоже предполагалось вывести из страны.
Самодеятельность Отори вызвала недоумение министерства иностранных дел и лично министра Муцу: «В соответствии с Вашим пожеланием Генеральный штаб приказал Осима разместить солдат в Инчхоне… Если отряд Осима будет долгое время оставаться в Инчхоне, МЫ ПОТЕРЯЕМ УДОБНЫЙ СЛУЧАЙ ВВЕСТИ ВОЙСКА В СЕУЛ(!!! Курсив мой. — М. К.). Крайне постыдно будет для нас, если наши войска, ничего не предприняв, с пустыми руками вернутся на родину. Мало того, это нанесет вред нашей политике. Поэтому не лучше ли будет без лишних проволочек ввести войска в Сеул, если к этому не будет никаких препятствий?» В тот же день пришла еще одна телеграмма, в которой Отори предлагалось выйти с предложением китайцам о привлечении японских войск для подавления восстания: «Поскольку крайне желательно скорейшее восстановление мира в Корее, Вы можете предложить услуги японской армии для подавления восстания, если китайские солдаты будут по-прежнему бездействовать, находясь в районе Асана.
Авторская пометка на полях: все перевернуто с ног на голову. Китайские войска в Асане бездействовали именно потому, что воевать было уже не с кем. Мир в Корее, пусть относительный, но был достигнут, и Отори это видел собственными глазами. Мало того, той же точки зрения придерживались и все дипломаты в Сеуле. Отори никак не мог понять, почему его заставляют называть белое черным? Более чем прозрачный намек был заключен в последнем абзаце этой телеграммы.
Что касается нашей дальнейшей политики в отношении Кореи, то ЯПОНСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО БУДЕТ ВЫНУЖДЕНО ПРИНЯТЬ ЖЕСТКИЙ КУРС (курсив мой. — М. К.). Этот вопрос находится в данный момент в стадии обсуждения между мною и графом Ито».
Отори был удивлен столь бесцеремонным приказом, но попытался оправдать себя знанием положения дел на месте. В ответной телеграмме от 14 июня он сообщал в Токио: «…бунтовщики разгромлены. Китай не намерен посылать свои войска в Сеул. При таких обстоятельствах нет никакой необходимости отправлять значительные вооруженные силы для охраны нашей миссии и защиты наших подданных. Кроме того, следует опасаться, что подобные действия могут вызвать сомнения в наших истинных целях со стороны Китая, России и других государств, и они тоже могут принять решение об отправке в Корею своих солдат. До тех пор, пока нынешнее положение не изменится и не возникнет новая ситуация, которая могла бы рассматриваться нами как угрожающая, мы будем лишены возможности найти удобный предлог для введения в Сеул 4000 наших солдат. Если японское правительство решит все же принять подобные меры, это нанесет вред нашим внешним отношениям. Все эти возражения, конечно, теряют свой смысл, если японское правительство окончательно решило послать войска, невзирая на последствия».
Однако подобная позиция Отори не встречала поддержки не только в Токио, но и среди сеульских японцев. И Сугимура, и советник МИДа Мотоно настоятельно рекомендовали господину посланнику, мягко говоря, не выпендриваться. Тот же Сугимура писал: «Наше правительство посылая столь значительные вооруженные силы в Корею, очевидно преследует какую-то скрытую цель. Поэтому Вы должны принять меры в этом направлении, а не препятствовать высадке японских солдат…». Но Отори не слушал многомудрого советника. И напрасно…
Сугимура Фукаси уже давно играл в этой ситуации собственную игру, и вполне этой игре соответствовал: к моменту описываемых событий он служил в Корее больше десяти лет, пересидев во всех своих должностях троих глав дипломатической миссии в Сеуле; он знал страну едва ли не лучше всех. Еще 13 июня, в Инчхоне, он совершил поступок, которого трудно было бы ожидать от японского чиновника, воспитанного в духе безусловного подчинения непосредственному начальнику. Он направил памятную записку министру иностранных дел, в которой излагал свою точку зрения относительно возможностей и перспектив японской политики в Корее. Записка настолько важна, что ее есть смысл процитировать целиком:
«1. Нынешней нашей акцией мы должны нейтрализовать лживые слухи, распространяемые китайцами в Корее, ослабить влияние Китая в Корее, которое он попытается усилить, и практически усилить наше собственное влияние в этой стране. Полагаю, что для достижения этой цели мы должны проявить осторожность, не выводить наши войска из Кореи, заставить сначала Китай внести предложение о выводе своих войск и вывести их из Кореи.
2. Мы должны добиться внутреннего переворота в Корее, отстранения от власти партии Минов и привлечения к управлению страной их противников или нейтральных лиц. Затруднительное положение, в котором оказался в последнее время Мин Ён Чжун, а также болезнь тэвонгуна (одно время ходили об этом слухи) могут послужить удобным предлогом начать действия. Если мы еще на некоторое время оставим свои войска в Сеуле, то наверняка добьемся поставленной цели. Поэтому мы не должны выводить свои войска вплоть до завершения внутреннего переворота (курсив мой. — М. К.). Отстранение от власти партии Минов и привлечение к управлению страной их противников или нейтральных лиц, на мой взгляд, послужит в будущем интересам Кореи, а следовательно, и интересам нашей страны.
3. После совершения переворота нам следует под предлогом того, что «неспособность корейского правительства справиться со своими бунтовщиками нарушает спокойствие в соседних странах», обсудить этот вопрос с китайским правительством и рекомендовать корейскому правительству провести реформы внутреннего управления. В соответствии с Тяньцзинским договором Япония и Китай получили право рекомендовать корейскому правительству иностранных советников для обучения корейской армии и тому подобное. Идя по этому пути, мы должны действовать в направлении расширения сферы наших рекомендаций».
По сути, эта записка в самом сжатом виде содержала программу активной политики Японии по полному подчинению Кореи своему влиянию. Армии, как можно понять из документа, отводилась роль фактора силового давления, но о войне с Китаем речи не шло. Но именно эта телеграмма послужила тем последним доводом, который был нужен для принятия решения о начале войны. Инструкции посланнику Отори были отосланы на следующий день, то есть 14 июня. По иронии судьбы из-за крайне плачевного состояния корейских телеграфных линий инструкция шла целых четыре дня, а за это время многое изменилось…
16 июня Осима высадился в Инчхоне, где его встретил Сугимура и передал письмо Отори и распоряжение Генерального штаба оставаться в Инчхоне до тех пор, пока посланник Отори сочтет нужным. Осима выполнил распоряжение, однако разместил солдат не в порту, а на выходе из города, на сеульской дороге. Из бесед с офицерами Генерального штаба, прибывшими с экспедиционным корпусом, Сугимура понял, что военные считают необходимым открыть военные действия с Китаем, и мирное разрешение вопроса невозможно. Проблема только во времени: необходимо накопить в Корее достаточное количество сил.
Вернувшись в Сеул, Сугимура изложил свою точку зрения Отори. Посланник, наконец, понял, чего от него хотят. Текст его телеграммы от 18 июня разительно отличается от той, которую он отправил по тому же адресу Министерства иностранных дел четырьмя днями раньше: «По прибытии в Сеул и изучении ситуации на месте мое представление о положении в Корее резко изменилось(!!!). Китайских солдат в Сеуле нет. Восстание тонхаков потерпело поражение, и Чончжу снова занят правительственными войсками. Высадившиеся в Асане китайские войска остаются на месте и никуда не продвигаются. В связи с этим я не вижу необходимости в увеличении контингентов японских войск, нужных для охраны. Но поскольку для Японии было бы крайне невыгодно бесполезное возвращение трехтысячного отряда наших солдат, прибывших 15 июня в Инчхон, мы должны найти способ их эффективного использования (!!!). К счастью, 15 июня меня посетил генеральный резидент Китая в Корее Юань Шикай и предложил договориться об одновременном выводе войск из Кореи. Я ответил, что не уполномочен решать вопрос о выводе войск и должен запросить инструкции у своего правительства. В данном случае мы должны потребовать от корейского правительства и генерального резидента Юань Шикая, чтобы Китай вывел свои войска раньше, чем Япония. В случае, если Юань Шикай откажется принять это требование, мы должны воспользоваться его отказом, чтобы обвинить Китай в поддержке своего сюзеренитета над Кореей, нанести подобными действиями ущерб в этой стране. Этим отказом мы должны также воспользоваться для изгнания с помощью наших вооруженных сил китайских войск их пределов Кореи (!!!). Жду ваших срочных указаний относительно того, могу ли я… пойти на указанные выше крайние меры, если наши мирные переговоры ни к чему не приведут».
Комментарии излишни. В том, что Юань Шикай и Ли Хунчжан не пойдут на вывод своих войск из Кореи иначе, чем одновременно с Японией, можно было ни секунды не сомневаться. Юань Шикай больше не строил иллюзий относительно возможных договоренностей с японским посланником — японские войска были в Сеуле и, несмотря на все заверения Отори, никуда уходить не собирались. Наконец, Отори произнес вслух то, чего до сих пор вслух не произносил никто: война с Китаем может стать необходимым действием для установления господства в Корее. Пора расчехлять боевые трубы и поднимать «зет» до половины! Именно таким флажным сигналом обозначалась готовность к атаке на императорском флоте… А по готовности, после того как сигнал был повторен на всех кораблях в знак того, что сигнал разобран и команда выполнена, флаг поднимали до места — чтобы был хорошо виден всей эскадре и не давал повода врагу усомниться в серьезности намерений атакующих: вперед, на врага!