Японо-китайская война 1894-1895 гг. Неуслышанная война

Глава третья КОРЕЯ: ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЕ БАЛКАНЫ

Европейские исследователи Дальнего Востока всегда подчеркивали уникальность, непохожесть тамошних стран, обычаев, государственного устройства в сравнении с Европой. В отношении Кореи произошло как раз наоборот: ее постоянно сравнивали с европейскими государствами. Элизе Реклю, например, сравнивал Корейский полуостров с Аппенинским, а Корею — с Италией. Сходства много: былое историческое величие, многочисленные внутренние войны княжеств между собой и тому подобное. Но российские военные историки (с подачи Академии Генерального штаба) предпочли сравнить Корею с Балканами, поскольку именно претензии на влияние относительно этой территории были причинами множества войн между Японией, Китаем и Кореей. Последняя из них формально не закончена до сих пор…

Авторская пометка на полях. Корейцы и японцы — в известном смысле «дети одной родины». Протокорейцы начали переселяться на Острова около III в. до н. э.; именно они принесли в Японию рисосеяние и искусство выплавки металлов. Очевидно, около VI в. н. э., когда в Японии сложилось государство Ямато, его правящие круги начали активно продвигать идею относительно того, что Корея обязана стать вассалом Японии — на не очень понятных к тому основаниях. На протяжении многих веков эта идея согревалась многими политическими деятелями и никогда не оспаривалась.

История Кореи более или менее прослеживается по источникам, датируемым разными учеными серединой первого тысячелетия нашей эры. Три враждующих между собой царства — Когурё на северо-западе, Пэкче на юго-западе и Силла на юго-востоке — искали поддержки своим интересам у ближайших соседей: Когурё и Силла — у китайцев, Пэкче — у японцев. Силла постепенно одержала верх над соседями, устранив японское влияние на юге и упрочив связи с Китаем, полностью разгромив Пэкче. В середине седьмого века вся Корея объединилась под единым правлением и признала верховную власть Китая. Через два столетия военачальник Ван Гон восстал и основал новое княжество Корё, которое постепенно поглотило Силлу. Ван Гон стал основателем новой корейской династии Ванов. Попытка Пэкче восстановить автономию (не без помощи японцев) была подавлена. Затем наступила долгая полоса завоеваний с севера: киданей, чжурчженей, монголов, китайцев. С основанием новой царствующей династии (Ли сменили Ванов в 1392 году) Корея вышла из-под влияния завоевателей, но продолжала признавать верховенство китайской династии Мин. Постепенно корейцы сумели справиться с пиратскими набегами, даже закрепиться на Цусимских островах (около 1460 г.) однако военная экспедиция, организованная Хидэёси Тоётоми оказалась успешной для завоевателей. В 1592 году японцы попытались через Корею вторгнуться в Китай, Корея отказалась их пропустить. В мае войска японцев захватили Пусан, двумя месяцами спустя — Сеул и Пхеньян. Однако этим все и кончилось: в июле 1592 года адмирал Ли Сун Син из провинции Чолла атаковал в Желтом море транспортный конвой японцев, доставлявший припасы армии под Пхеньян. Корейцы потопили и сожгли 59 транспортов и уничтожили конвой. На помощь корейцам пришел Китай, в октябре направивший в Корею экспедиционный корпус. При полном господстве китайцев на юге Корейского полуострова японцы оказались зажатыми между молотом и наковальней. После длительной и изнуряющей кампании, сопровождавшейся партизанскими действиями, окруженные у Пусана, японцы были вынуждены пойти на переговоры. Все их претензии на корейскую территорию были отвергнуты. Хидэёси не успокаивается: новая армия вторжения идет на помощь «тиграм Пусана». Наступление на Север — в сторону Китая — возобновляется, однако китайцы прислали еще одну армию, значительно больше первой. Японцы опять остановлены. Война принимает затяжной характер.

Памятник адмиралу Ли Сун Сину

В ноябре 1598 года в Шанхайском заливе адмирал Ли Сун Син снова одерживает блистательную победу над японским флотом. Более 200 кораблей были потоплены, но и сам адмирал, подобно Нельсону, погибает от случайной ружейной пули на палубе своего флагмана. В том же году умирает Хидэёси, главный вдохновитель военных походов против Кореи. Было заключено перемирие, японцы покинули Корею. В 1606 году был заключен мир с Японией.

В 1630 году Корея провозглашает политику изоляционизма, то есть полной закрытости от внешнего мира. В это время Китай начинает испытывать проблемы внутри страны, проникновение европейцев начинает сильно заботить династию. Китайцы, «закрывая» Корею, фактически обезопасили себя на самом опасном для проникновения направлении. Как и всякая закрытая социально-политическая система, Корея надолго замерла в своем феодальном состоянии.

Япония не прекращала попыток так или иначе проникнуть в Корею. Однако после смерти Хидэёси это была не государственная политика, а обычный пиратский разбой, предпринимаемый по инициативе отдельных даймё, — главным образом из Сацума.

Европейцы впервые узнали о Корее в семнадцатом веке. Однако попали туда не скоро: восточное гористое побережье практически не имеет удобных бухт, а в Желтое море европейцы попали только в восемнадцатом веке.

Первыми европейцами в Корее, как и в Японии и Китае, были религиозные миссионеры. Воспринимали их неоднозначно: религиозная картина в стране была достаточно пестрой, буддизм и конфуцианство были сильно разбавлены шаманизмом, поэтому проповедь христианства корейцы воспринимали в целом равнодушно — до тех пор, пока святые отцы не начали вмешиваться во внутренние дела государства. Наиболее сильного влияния христианское духовенство достигло при короле Сун Чжоне, в начале девятнадцатого века.

Европейское проникновение в Корею значительно усилилось после Опиумных войн, когда внутренний кризис в Китае достиг своего пика. Главные усилия европейских стран были направлены на «раскрытие» Кореи. Имея собственного монарха, Корея, по мнению европейцев, вполне могла стать самостоятельным государством, и в этом намерении они предполагали одним выстрелом убить двух зайцев. Во-первых, значительно ослаблялась система территориальной безопасности Китая, создавался по сути плацдарм в тылу Поднебесной. Во-вторых, Корея без китайской поддержки становилась невероятно легкой колониальной добычей: не имея никакого опыта внешнеполитической деятельности, не имея собственной политической элиты (практически вся аристократия была прокитайской), имея самые зачаточные формы промышленности и торговли и совершенно небоеготовую армию — страна, казалось, могла упасть в руки завоевателю, как перезревший плод с ветки.

Первое изображение корейца в Европе, рисунок Рубенса

Этого не случилось только потому, что желающих проглотить Корею оказалось слишком много… Но обо всем по порядку.

Англичане начали регулярную картографическую съемку корейского побережья в тридцатых годах девятнадцатого века: королю Сун Чжону доложили об английских кораблях, появившихся у острова Кодэдо. От них не отставали французы и американцы. Прежде всего они настаивали на необходимости было открыть корейские порты, чему резко противились китайцы. Попытки проникнуть внутрь страны предпринимались неоднократно, однако после Второй опиумной войны эта задача сильно облегчилась. Китай был фактически повержен, ему можно было диктовать условия — в том числе и относительно Кореи. Европейцы довольно громко постучались в корейские ворота: обстрел острова Канхва французскими военными кораблями в 1864 году вынудил корейскую аристократию впервые задуматься о самой возможности Китая защитить своего вассала от внешнего врага. Множество вопросов оставалось без ответа.

После смерти короля Чер Чжоня в 1864 году на престол вступил его двенадцатилетний наследник Ко Чжонь, фактически же власть перешла к регенту — его отцу Ли Хэ Ину, получившего придворный титул тэвонгуна, то есть «опекуна короля». Он был яростным сторонником политики закрытых дверей, недопущения иностранцев в Корею. Того же мнения была многочисленная придворная камарилья, искавшая в любом случае прежде всего собственных выгод. При этом в стране практически не было армии, крестьянство было совершенно бесправно и забито, всю торговлю страны держали китайцы. Государство являлось таковым только по внешним признакам, в реальности это было квазигосударственное образование с очень неясными перспективами собственного развития. Именно в этом качестве оно и представляло наибольший интерес для потенциальных колонизаторов. Новизной в этом вопросе было присутствие Японии среди колонизаторов, но об этом несколько позже.

Следует отметить, что, как в Китае, так и в Корее, наиболее просвещенная часть истэблишмента понимала необходимость реформирования государственного устройства — прежде всего для того, чтобы укрепить страну перед лицом внешней угрозы. Тэвонгун принадлежал как раз к той части аристократии, которая выступала за реформирование страны — но, как и в Китае, главной задачей реформ было сохранение феодальных порядков и государственного правления. В общем картина мало отличалась от китайской, разве что масштабами и некоторыми специфическими деталями.

Прежде всего, для реформ нужны были деньги. Наравне с уже привычными способами выколачивания денег из подданных — введения новых налогов, настоятельные «рекомендации» богатым аристократам «жертвовать средства для укрепления монархии», было предпринято нечто новое: в 1866 году по предложению министра Ким Бен Хака начали чеканить новую монету, стоимость которой установили искусственно. В короткий срок было изготовлено и пущено в оборот несколько тысяч вон, новых денег. Финансовый кризис не замедлил явиться: быстро вздорожали продукты, прежде всего рис. В поисках выхода правительство прибегло к неординарной мере: были закуплены старые китайские монеты, вышедшие из употребления. Китайские монеты, составлявшие по реальной стоимости, не более трети от корейских, правительственным декретом были уравнены со старыми корейскими деньгами. Эта «спасительная мера» окончательно добила финансовую систему страны.

Не лучше обстояли дела и с реформированием армии. Армия Кореи того времени — обычная феодальная вооруженная сила, которую содержали и которой «командовали» князья, получавшие это право по наследству. В 1865 году тэвонгун ликвидировал военное ведомство и взялся за реструктуризацию армии. Начал с того, что создал 4 государственных военных поселения на северных границах — именно на север, точнее, в Россию, шел самый значительный отток местного населения. На острове Канхва, считавшемся воротами Сеула, были выстроены форты и установлены сильные береговые батареи. Опасаясь нападения Японии (корейские правители тоже несколько веков опасались вторжения именно с «Восточных островов за Цусимой» — ровно столько же японцы лелеяли мечту о покорении «Страны утренней свежести за Цусимой»), — восстановил крепостные стены Сеула. Военным было приказано осваивать верховую езду: в Маньчжурии были закуплены лошади, распределявшиеся среди дворян в принудительном порядке. Дворяне, проживавшие в столице, должны были содержать по одной-две лошади и конюха. В Японии были закуплены винтовки со штыком европейского производства, была перевооружена прежде всего дворцовая стража и несколько пехотных полков. Инструкторами были японцы — разведка боевых возможностей корейской армии шла полным ходом…

Патриотический дух нации было решено поднять за счет повышения авторитета королевской власти. Были изданы портреты монарха, которые велено было держать в домах на видном месте. С апреля 1866 по ноябрь 1868 года были проведены грандиозные строительные работы по восстановлению и реконструкции королевского дворца в Сеуле. Все население страны было обложено дополнительным налогом, со всех концов страны крестьяне были мобилизованы на трудовую повинность. Идти в Сеул предстояло пешком даже из самых отдаленных горных провинций: дороги были ужасными, а транспортом во многих деревнях служили… коровы, на которых и пахали, и ездили верхом. «Пожертвования» со стороны богачей вознаграждались многочисленной придворной синекурой.

Были предприняты значительные усилия для ограничения влияния монастырей, которые были оплотом прокитайского конфуцианского духовенства. Речь шла не о стремлении избавиться от китайского влияния, и уж точно не об укреплении католицизма. Просто монастыри были реальным и серьезным конкурентом государства в выколачивании денег из населения. Конкуренция с государством в этом важном вопросе не приветствуется ни в одной стране мира, Корея не исключение…

Если говорить в общем, то реформы тэвонгуна в общем создали некоторое движение в стоячей воде корейского пруда, но новой струи в него не добавили. Вместо обожания императора подданные все больше стремились удалиться из-под его божественной руки: в конце шестидесятых годов число корейцев, перешедших Туманган и оставшихся в России, исчислялось уже тысячами. Новое вооружение требовало новых солдат и офицеров, которых неоткуда было взять. «Западные варвары» продолжали творить, чего хотели, у корейских берегов.

В 1866 году отряд из семи французских кораблей под командованием адмирала Роса напал на остров Канхва. Их нападение было отбито с большими потерями и для нападавших, и для оборонявшихся. В том же году американский корабль «Шерман» дошел до Синдяна, в непосредственной близости Пхеньяна. Изумительно хамское поведение американских пиратов вывели из терпения даже сверхвежливых корейцев: губернатор провинции Пхеньян Пак Гю Су собрал два десятка рыбачьих лодок, дождался темной ночи и попросту сжег американца. Команда была перебита до единого человека, на берег не выбросило ни одного. Американцы послали на поиски «Шермана» еще два корабля, которые отнюдь не выполняли порученную миссию. Экипажи «Чайны» и «Греты», выдавая себя за русских моряков (курсив мой. — М. К.), высадились на берег в провинции Чунчендо и совершили возмутительный акт вандализма: разрыли могилу отца тэвонгуна — то есть дедушки короля! — Нам Дён Гуна. Искали сокровища королевской семьи… Скандал вышел довольно громкий. Американцы были вынуждены потратить немало сил, чтобы его пригасить.

Однако не унимались. Корея представляла для них исключительный военный интерес. Американский исследователь Р. Деннет в книге «Рузвельт и русско-японская война», изданной в 1925 году в Нью-Йорке, особо подчеркнул: «При обсуждении правительством США проблемы приобретения военно-морских баз еще за 30 лет до завоевания Гавайских островов и Филиппин, было решено, что Корея будет одним из первых районов для будущих военно-стратегических баз». Саркастически ухмыльнувшись, подтвердим, что идея сия вполне актуальна для США и по сей день…

Новая попытка реализовать эту потребность была предпринята в 1871 году. Отряд из шести вымпелов (1230 матросов и морских пехотинцев, 85 орудий) под командованием командующего Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала М. Роджерса прибыл к многострадальному острову Канхва с задачей разрушить военно-морскую базу Гвансендин. Даже повод для подобного действия не был выдуман: разнести в хлам, и все. Однако американцам сильно не повезло: сильное волнение и отжимное течение затрудняли стрельбу с кораблей, а немецкие инструктора-артиллеристы, ставившие крупповские пушки на крепостные форты, с истинно немецким педантизмом пристреляли практически всю акваторию и составили очень толковые стрельбовые таблицы. Разобраться в них мог любой мало-мальски смыслящий канонир. Огонь оказался не просто мощным, но и предельно сосредоточенным: шесть орудий крепостной батареи садили снаряды один за другим практически в одно место, не давая американцам маневрировать. Попытка десантировать ночью морскую пехоту на шлюпках привела к окончательному поражению: в рукопашном бою корейцы были гораздо искуснее. Инцидент в Гвансендине не покрыл флаг Тихоокеанской эскадры неувядаемой славой. На корейской земле появились первые американские могилы…

Американская экспедиция в Корею

Постоянные попытки иностранцев проникнуть в страну извне произвели определенное действие в общественном сознании: разрозненные части корейского общества начали консолидироваться перед угрозой внешнего вторжения. Тэвонгун провозгласил: «Кто не борется с западными варварами, тот примиряется с ними, а кто примиряется с ними, тот изменник родины». Все иностранное подвергалось осуждению и уничтожалось. Торговля иностранными товарами была запрещена, их было приказано собрать и сжечь. Было аннулировано торговое соглашение с Японией, под страхом смерти запрещалось ввозить иностранные товары из Китая через Синыдзю.

Десять лет политики тэвонгуна изменили корейскую действительность, но не смогли подготовить страну к тяжелым испытаниям, которые ей предстояло пройти. Впоследствии он был удален от власти и сослан сторонниками прокитайской дворцовой группировки, во главе которой стояла королева Мин.

В 1876 году, через два года после неудачной Тайваньской экспедиции, отряд военных кораблей из пяти вымпелов под командованием Курода Киетака и Иноуэ Каору прибыл на рейд Канхва. В результате переговоров, состоявшихся на этом острове между японцами и представителями корейского короля, был заключен договор, получивший наименование Канхваского. Заметим очень важный момент: в переговорах китайцы не участвовали. Совсем. Договор начинался очень многозначащей фразой: «Корея как государство пользуется теми же верховными правами, что и Япония».

Для японской торговли (любыми товарами, в том числе иностранными, главным образом английскими) открывались три корейских порта: Пусан, Инчхон и Вонсан. Япония получала право иметь свое посольство в Сеуле. Таможенных пошлин на японские товары не устанавливалось — но при этом не учитывались и тарифы китайско-японского торгового договора шестилетней давности. По сути, Корею делали громадной дырой для японской контрабанды на китайский рынок. Статья 7 давала японцам право на картографирование всего корейского побережья — и западного, и восточного. Согласно статье 8, японское правительство могло назначать чиновников для обслуживания японских купцов, живших в корейских городах. Статья 9 устанавливала, что «народы обеих стран свободно могут вести торговлю между собой и чиновники обоих государств не имеют права ограничивать их торговлю и чинить им препятствия». Подписав этот договор, Корея сама себя лишила возможности контролировать собственный рынок. Вдобавок ко всему, статья 10 устанавливала экстерриториальность японских граждан: они становились неподсудными корейским законам. Еще более интересным было Приложение к Соглашению: японцы предлагали Корее посредничество в установлении отношений с другими государствами, поскольку Корея не имеет связей с другими странами, а Япония со многими из них «находится в дружбе», может и посодействовать в случае чего… В реальности же Япония всеми силами стремилась сохранить собственную монополию на отношения с Кореей.

На полях отметим, что в заключении Канхваского договора более всего была заинтересована не Япония — хотя и ее интерес очевиден, — а Англия. Запретив ввоз иностранных товаров из Китая, корейские власти нанесли удар именно по английской торговле, так как китайцы торговали товарами главным образом английского производства. Англичане нашли возможность поправить свои дела — и заодно показали длинный нос дядюшке Сэму. Восхитительно красивая комбинация, нечего сказать. А что касается Японии — она очень грамотно освоила недавний опыт европейского проникновения в свою страну, и весьма удачно его повторила уже сама, в Корее. Японцы до сего дня славятся во всем мире своей способностью к усердной учебе и тщательному выписыванию иероглифов — в прямом и переносном смысле слова.

Японцы смогли удержать эту монополию всего шесть лет — до 1882 года, когда был заключен последний «интимный» японо-корейский договор в Инчхоне, на основании которого японцы получили исключительно ценную возможность легально держать своих солдат в Сеуле для защиты посольства. За эти шесть лет они успели немало.

Вот что писала газета «Владивосток» в номере от 4 декабря 1894 года (номер был траурным, посвященным сороковинам Александра III): «…гавань Чемульпо возникла… лишь несколько лет тому назад, вследствие настойчивого требования японцев предоставить им место для выгрузки судов ближе к Сеулу и к устью реки Хань. Корейцы отвели для этой цели в 1883 году пустопорожнее место на берегу, близ одного рыбачьего поселка, верстах в 40 от столицы. Какова была потребность для такой гавани, явствует из того, что не прошло и трех лет, как на уступленном пустопорожнем месте возник небольшой городок с 80 домами и 1000 жителей, торговые обороты которого уже превышали уже бывшего до того наиболее значительным порта Пусана. К 1893 году здесь уже было, кроме значительного туземного населения, до 3000 японцев, до 1000 китайцев и около 20 человек европейцев. В будущем, вероятно, откроется еще порт и при устье Тай- тонга, ведущий к большому городу Пхеньяну, о чем уже заходила речь и ранее». Японское население корейских портов стремительно растет, некоторые купцы расселялись в богом забытых рыбацких деревушках приказным порядком. Японская торговля сделала свое дело: в стране появилась масса спекулянтов и перекупщиков, как и положено в такой ситуации, — крепко приправленных криминалом. Шальные деньги создавали прекрасные возможности для еще большего расцвета махровой коррупции. Купить можно было любого чиновника, дело было только в цене.

Американцы предприняли громадные усилия к тому, чтобы проникнуть внутрь этой «лавки старьевщика с японской вывеской и английскими товарами». Морской министр США в своем письме-распоряжении адмиралу Шуфельду писал: «США должны рассматривать этот вопрос не только с точки зрения наших торговых интересов, но и с точки зрения защиты Кореи от притязаний соседних с ней стран… В переговорах с правительством Кореи применять любые целесообразные (курсив первоисточника) способы, вплоть до компромиссов, и добиться открытия корейских портов для американских товаров. Вам надлежит как следует подумать над достижением этой цели».

Адмиралу приходилось решать непростую задачу. Американцы порядочно испортили о себе мнение своими пиратскими выходками: корейцы еще помнили разрытую могилу королевского дедушки. Именно к американцам корейцы испытывали нескрываемую неприязнь. С другой стороны, попадать в полную зависимость от Японии тоже было не резон. И наконец, главным решающим фактором стало участие Китая в подписании этого договора. Таким своеобразным способом Китай пытался восстановить в глазах корейцев свой статус сюзерена.

Договор Кореи и США был подписан в мае 1882 года. Однако китайцы при этом крупно просчитались: благосклонно принимая китайское посредничество в переговорах, американцы наотрез отказались включить в договор пункт о признании вассальной зависимости Кореи от Китая. Корея — независимое государство, и это не обсуждается. Full stop, gentlemen.

На основании заключенного с Кореей договора США получали режим наибольшего благоприятствования в торговле, консульскую юрисдикцию США в Корее до тех пор, пока США не признают, что корейское судопроизводство соответствует нормам и обычаям, принятым в Америке. Американским военным кораблям разрешалось пополнять запасы в корейских портах — на самых льготных условиях. Американские торговые представители мгновенно отреагировали на возможности нового рынка: из Японии и Калифорнии значительные массы американских товаров потекли на Корейский полуостров.

Англичане поняли, что их оставили за флагом. Японцы, якобы работавшие на доходы английского рынка, оказались изрядными плутами, поскольку в реальности работали исключительно на собственные интересы. Задача английской дипломатии существенно усложнилась: необходимо было навязать Корее договор еще более жесткий, чем японский и американский. И дипломаты эту задачу решили…

На основании англо-корейского договора 1883 года, для английской торговли с Кореей открывались порты Инчхон, Вонсан и Пусан, а также столица страны Сеул и город Янхвадин. При этом англичане как бы ненароком «приватизировали» целый архипелаг островов Комундо, где основали порт Гамильтон. Английские военные корабли могли не только пополнять запасы, но и свободно заходить в любой порт Кореи по любому поводу, при этом экипажи могут высаживаться на берег без уведомления властей. Англичане имели право высаживаться в любой точке побережья. Английские купцы получали право приобретения земельных участков в постоянное пользование с правом их передачи другим лицам. Корейским официальным властям не разрешалось входить в дома англичан даже для ареста преследуемых корейцев, им запрещалось подниматься на борт английских кораблей. Англичане сумели добиться вещей на первый взгляд совершенно немыслимых: только английские власти могли арестовывать корейских преступников, находящихся в домах англичан, и передавать их корейским властям — если англичане сочтут это возможным. Теперь в английском доме можно было спрятать любого нужного корейца — в стране с очень нестабильной ситуацией такой возможностью будут стремиться воспользоваться очень многие, есть возможность выбирать самых нужных…

Англо-корейский договор послужил стартовым флажком всем оставшимся европейским странам. Договора с Кореей заключались кавалерийскими темпами: всего за два года, с 1884 по 1886 год их заключили Германия, Россия, Австро-Венгрия, Италия, Франция. Китаю оставалось только наблюдать за происходящим, лелея надежду при случае отыграться.

Отметим на полях: европейские государства и Америка отнюдь не обольщались относительно возможностей корейского рынка: бедная страна, бедные люди. Но возможность получить государственные заказы на вооружения, на железнодорожное строительство, на развитие портов — это было гораздо привлекательнее. Именно на корейском оселке проверялась возможность активного внедрения европейского капитала на Дальнем Востоке. Во многом это удалось.

Так закончилась эпоха корейской закрытости. Но благоденствия и мира в страну это не принесло. Первичное накопление капитала предполагало беззастенчивый грабеж страны и нещадную эксплуатацию ее жителей. При этом европейские государства отличались друг от друга только возможностями такого грабежа и эксплуатации. Все это вызывало неприязнь к «иностранным захватчикам», в корейском обществе начали проявляться зачатки национального самосознания и государственного мышления.

Среди молодежи начали распространяться идеи относительно сильной страны, в союзе с которой Корея может избавиться от «иностранного порабощения». Китай на эту роль уже не подходил, а «сильная страна» пока внимательно выжидала и активно будировала такого рода настроения среди молодых корейцев. Их частенько приглашали в Японию, давая возможность воочию убедиться в успехах азиатской страны, вставшей на путь прогресса. Многие из тех, кто некоторое время пожил в Японии, начинали рассуждать о «корейской Мэйдзи-исин».

Наиболее приметным среди них был Ким Ок Кюн, которому принадлежит совершенно особая роль в истории японо-китайской войны. Он со своими сторонниками создал подобие политической партии, которая в корейской истории получила название «прогрессивной». Именно на нее японцы и сделали ставку, намереваясь поставить у власти правительство, лояльное прежде всего японским интересам. Решить эту задачу разом должен был государственный переворот, получивший название почтового.

Королева Мин

Король Коджон

Переворот был намечен на 4 декабря 1884 года — день торжеств по случаю учреждения корейской почты. Начальником почтового ведомства назначался один из «прогрессистов», Хон Ён Сик, которому и предстояло возглавить мятеж. На банкете в почтовом ведомстве собралось множество гостей, но японский посол Такедзая запаздывал: он ждал сигнала для того, чтобы в нужный момент привести на банкет вооруженных солдат. В условленный час в соседнем здании вспыхнул пожар, толпа хлынула к выходу. В этой сумятице многие противники прогрессистов, сторонники консервативного правления были попросту перебиты наемными головорезами и солдатами. Среди убитых были ближайшие родственники королевы Мин — заметим это особо, это обстоятельство еще сыграет свою роль. «Вовремя подоспевшие» японские солдаты увезли короля под своей охраной во дворец. Той же ночью было объявлено о формировании нового кабинета из членов партии прогрессистов. 6 декабря новое правительство обнародовало довольно сумбурную декларацию о своих намерениях, в которой требование возвращения на родину тэвонгуна соседствовало с требованием закрытия королевской библиотеки. Декларация удивляла своей помпезной грандиозностью и вызывала обоснованные сомнения относительно возможности ее реализации в течение ближайших лет двухсот. При всей своей выспренности и абсолютной нереальности в реализации направленность декларации была очевидна: она была направлена против партии королевы Мин, против про- китайских консерваторов. Было бы нелепо полагать, что король поддержит такого рода намерения.

Юань Ши Кай

Переворот закончился ничем. Провозгласив свои намерения, прогрессисты замерли в ожидании восторгов со стороны народа. Восторгов не воспоследовало, а что делать дальше — прогрессисты представления не имели. А тучи сгущались: Китай был готов активно вмешаться в ход событий. Ведь заключившая множество договоров с разными государствами Корея не разорвала вассалитета с Китаем — стало быть, формально Китай имел полное право вооруженной силой навести в стране порядок. Ни с кем не согласовывая и не особенно ставя в известность о своих намерениях.

Буквально в день провозглашения декларации прогрессистов китайский резидент в Сеуле генерал Юань Ши Кай поставил ультиматум королю: либо китайцы наводят порядок железной рукой, либо на вешалке в королевской прихожей завтра будет висеть чужой зонтик. Король благоразумно согласился с предложением китайского генерала — который, к слову сказать, находился в Сеуле вместе с двумя тысячами своих солдат. Вечером 7 декабря китайские солдаты вошли во дворец и заявили о своем намерении «обеспечить безопасность короля». Японцы шустро ретировались — и из дворца, и из Сеула в Инчхон. Однако взбудораженная известием о мятеже толпа успела разгромить несколько японских лавок и убила двоих японских подданных. Сильно пострадало и японское посольство, хотя число убитых там осталось неизвестным. На этом «почтовый» мятеж и завершился.

Авторская пометка на полях: японцы приложили руку и к подготовке выступления корейцев, и к обеспечению их всем необходимым. В результате сложных политических интриг, в которые оказались втянутыми и немцы, и французы и даже поляки (переводчик французского посольства в Токио — Юзеф Адам Сенкевич, родственник известного польского романиста) были получены от французов обещания предоставить до одного миллиона иен для этих целей. Однако осторожная позиция министра иностранных дел Ито Хиробуми и неготовность армии и — главное — флота к боевым действиям на материке вынудили сочувствующих прогрессистам японских политиков (Фукудзава Юкити, Гото Сёдзиро) отказаться от помощи им.

Заговорщики поплатились сполна. Значительное большинство из них было казнено, немногие — в том числе Ким Ок Кюн — сумели бежать за пределы страны, укрывшись в конечном счете в Японии.

Японская дипломатия предприняла усилия для того, чтобы «восстановить лицо» после бегства из Сеула. В январе 1885 года в Сеул послом Японии прибыл сам Министр иностранных дел Иноуэ Каору. С порога отметая требование Кореи выдать «преступников», укрывшихся в Японии, посол потребовал у Кореи принести извинения за «оскорбления» японцев, имевшие место во время мятежа. В новом японо-корейском договоре, получившим название Хансенского, или Сеульского, корейское правительство брало на себя обязательства: во-первых, принести официальные извинения Японии, во-вторых, выплатить сто десять тысяч вон семьям убитых и пострадавших в ходе мятежа, в третьих, отвести земельные участки для постройки нового здания японского посольства и казарм для японских солдат, число которых будет оговорено особо. Для строительства казарм следует выделить еще 200 000 вон. Наконец, корейское правительство должно примерно наказать бунтовщиков. Япония оставляет за собой право защиты своих подданных всеми доступными ей средствами.

Ким Ок Кюн

В общем, появились две силы, каждая из которых была готова, не щадя живота своего, защищать мир и благоденствие в доме своего то ли соседа, то ли сожителя. Естественно, рано или поздно «защитники» придут к необходимости выяснить, чьи права в этом отношении больше.

Но пока они к этому не готовы, поэтому предпочитают договориться о том, как не мешать друг другу.

Тяньцзинский договор Японии с Китаем 1885 года по сути своей курьезен до изумления. Япония, уже признавшая в предыдущих договорах «равенство» Кореи самой себе, договаривается с Китаем о введении войск в Корею, поелику это понадобится. У Кореи никто не спрашивает, нужны ей войска «усмирителей» или же нет. Китай и Япония сами решают, когда и сколько войск каждый из них пошлет в Корею, но при этом они обязуются известить об этом партнера подоговору и по мере истечения надобности войска обязуются вывести. После заключения Тяньцзинского договора Корея оказалась зависимой от военной силы уже двух государств, а не одного, как было раньше. Собственных возможностей противостоять ни одному из них у Кореи не было. В силу этого обстоятельства Корея неминуемо должна была стать ареной военного противостояния «опекунов». С подписанием Тяньцзинского договора начался отсчет времени, оставшегося до неизбежного столкновения.