Яшмовая долина

16. ДЖАСПЕР

Полотенце Элоизы валялось на кухонном полу, когда она поднималась по лестнице, демонстрируя каждый сантиметр своего обнаженного великолепного тела.

У этой женщины был невидимый поводок.

Куда бы она ни шла, я охотно следовал за ней.

Блять, как же я скучал по ней.

Так сильно, что я перестал двигаться, мне нужно было время, чтобы рассмотреть её. Гладкая кожа. Эти изящные изгибы. Ее шоколадные волосы и мягкие губы. Рот, который я любил целовать.

Она заметила, что я не иду за ней, и оглянулась через плечо. Эти ослепительно голубые глаза были такими же штормовыми, как погода. Разочарование. Вожделение. Поражение.

Наша реальность была неизбежна. Она висела над нашими головами, как гроза.

Элоиза протянула руку.

Я взял её.

Мы проигнорируем эту реальность ещё одну ночь.

В тот момент, когда мы добрались до лофта, она легла на кровать, ее мокрые волосы разметались по подушкам. Ее взгляд был прикован ко мне, пока я раздевался, бросая одежду в кучу рядом со сброшенной обувью.

Затем я забрался на постель, устроился сверху и, не теряя ни минуты, вошёл в ее влажное влагалище. И впервые за много дней я смог дышать.

Она простонала, и этот звук стал музыкой экстаза для моих ушей. Ее ноги обвились вокруг меня, и я крепко обнял ее, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи, чтобы вдохнуть аромат ванили, специй и земли.

Элоиза.

Она разрушила меня. В какой-то момент она разрушила меня для любой другой женщины.

Возможно, это должно было меня обеспокоить.

Мы двигались в тандеме, как опытные любовники, у которых были годы, а не месяцы, чтобы изучить слабости друг друга. Наши взгляды были прикованы друг к другу, наши конечности переплелись.

Это не было трахом, не сегодня. Это было слишком интимно, чтобы считаться трахом. Но я не стал бы навешивать на это другой ярлык, даже в своей голове. Вместо этого я утонул в Элоизе, и когда она кончила, я последовал за ней в небытие.

Ни один из нас не пошевелился, пока наши сердца не перестали колотиться, а дыхание не выровнялось. Затем я перекатился на спину, увлекая ее за собой, прижимая к своей груди, зная, что она захочет быть рядом.

За балконной дверью прогремел гром, а через несколько секунд сверкнула молния. Дождь застучал по жестяной крыше.

Палец Элоизы медленно выводил круги на моей коже, сначала на плече, затем переместился к груди, прежде чем она коснулась моего соска, и ее прикосновение пробежало вверх по моему горлу.

Это не было прелюдией. Это была просто она. Она прикасалась постоянно. Бесцельно.

Я так соскучился по её прикосновениям, что изменил свои планы в Вегасе, решив вопросы с тем, что планировал сделать за несколько дней, в часы. После собеседования я зашел в свой старый спортзал повидаться с несколькими друзьями. Затем отправился к себе домой, собирая те немногие вещи, которые взял с собой, чтобы вчера утром, когда я проснулся на рассвете, чтобы отправиться в путь, мои вещи были уже готовы.

Вчера вечером, подъехав к дому, я обнаружил, что машины Элоизы нет, а в хижине темно, это было как удар по лицу.

Пятнадцать часов в дороге, я так отчаянно хотел ее увидеть. Забраться в постель рядом с ней и наконец-то немного поспать. Видимо, я привык к объятиям. Без нее я не мог заснуть.

Прошлая ночь тоже была беспокойной. Я не спал почти всю ночь, ожидая, когда она вернется домой, и гадая, работает ли она в отеле. Беспокоился, что с ней что-то случилось.

В конце концов, мне надоело волноваться, и я встал, надел спортивную форму и поехал в город. Но ее не было на стойке регистрации. Сквозь мерцающие окна я заметил, что ночной регистратор читает книгу.

Рассуждая здраво, я понимал, что она, скорее всего, со своей семьей. Возможно, на ранчо с родителями. Но это не помешало мне проехать мимо двух баров на Мэйн-стрит в поисках ее машины. Прежде чем вернуться домой, я заехал и в «У Вилли».

Потом я ждал. И ждал. И ещё, блять, ждал.

Весь этот чертов день, чтобы увидеть свою жену.

Да, мне стоило написать ей. Или позвонить. Но это было бы слишком реально. Слишком откровенно.

Поэтому я разозлился. Даже несколько часов, проведенных с Фостером в спортзале, не помогли мне расслабиться.

Потом она вернулась домой, и… Я скучал по ней.

Я не должен был по ней скучать.

Блять, но я так устал. Устал держать руку на пульсе, держать ее на расстоянии. Устал притворяться, что секс между нами — это единственное, что нас связывает.

— Эл.

— Джас.

Она оперлась подбородком о руку, лежащую у меня на груди, в то время как другой продолжала рисовать эти круги. Провела по моей челюсти, затем по скуле к глазам. Скользнула взглядом по моим ресницам, затем по линии носа, прежде чем провести по губам.

В ее взгляде не было ни поражения, ни разочарования. Еще одна вспышка молнии озарила комнату, заставив вспыхнуть эти голубые радужки.

Она попросила меня поговорить с ней. Попытаться.

Мне нравилось, что она знала, как мне было нелегко. И ради этого я готов был попытаться.

— Моя бывшая жена. Ее зовут Саманта, — это было либо лучшее, либо худшее место для того, чтобы начать объяснять катастрофу, которой была моя семья и первый брак. — Наши родители — близкие друзья, поэтому я знаком с ней с детства. И почти все это время я её любил.

Элоиза напряглась. Прикосновения остановились.

Тогда я взял ее за руку и стал рисовать круги за нее, пока она снова не взялась за дело.

— Я вырос в Потомаке, штат Мэриленд. Моя мать занимается политикой. Она советник нескольких влиятельных чиновников. И она работает в избирательных кампаниях. В годы выборов мама была практически призраком. В тот год, когда сенатор, которого она консультировала, проиграл, ну… скажем так, она оставалась в своем крыле дома, а я — в своем.

— В своем крыле? — глаза Элоизы расширились.

— Мой отец занимается сбором средств на политические цели, но он сам из богатой семьи. — Очень богатой семьи. Семейные деньги оплачивали их жизнь, хотя у обоих была хорошо оплачиваемая работа. — Поскольку деньги никогда не были проблемой, они работают, потому что любят работать.

И ради известности. Они жаждали быть в центре внимания.

— Это звучит не так уж плохо.

— Если только ты не их сын. И ты не родился из чувства долга, а не из любви.

Прикосновения прекратились, но на этот раз я не стал заставлять ее начинать сначала.

— Что ты имеешь в виду, говоря о чувстве долга?

Я пожал плечами.

— У богатых, влиятельных семей должны быть наследники. Не дай Бог, все их деньги достанутся кому-то, кто в них нуждается.

Вместо этого их состояния были потрачены на недвижимость по всему миру. На дома, подобные особняку моего детства, который был в тридцать раз больше того, что могло понадобиться трем людям. Я не был в Потомаке много лет. Если бы это чудовище из красного кирпича с его раскидистыми зелеными лужайками и ухоженными садами когда-нибудь стало моим, я бы с радостью продал его и пожертвовал вырученные деньги на благотворительность.

Я не помню случая, чтобы мои мать или отец делали мне выговор. Они не оскорбляли меня. Не обижались на меня. Они были просто… безучастны

— Не то, чтобы мои родители были жестокими, — сказал я Элоизе. — Я не помню случая, когда бы меня отчитали мать или отец. Они не оскорбляли меня. Не обижались на меня. Они были просто… незаинтересованными.

Полностью и абсолютно незаинтересованными.

— Как они могли быть незаинтересованными? Ты же их ребенок.

— Они просто были, — я понимал замешательство на ее лице. Такой женщине, как Элоиза, у которой была такая семья, как у нее, было трудно это понять. — Помнишь, как во время того ужина на ранчо в разговоре не было почти ни секунды паузы?

— Да.

— Представь себе полную противоположность. Таким было моё детство.

Она нахмурилась.

— Оу.

— Мама и папа оба красноречивые люди. Посади их на торжественном мероприятии или перед журналистом, и ты увидишь двух хорошо говорящих людей, которые в считанные минуты очаруют любого. Ты не подумаешь, что если посадить их за стол с их единственным сыном, то всё будет по-другому. Но у них как будто есть переключатели.

— И для тебя он выключен.

— Да, — от боли на ее лице, от сочувствия у меня защемило сердце. — Не грусти, ангел. Не грусти, ангел. В детстве у меня была вся роскошь мира.

Няни души во мне не чаяли. Репетиторы заботились о том, чтобы я был лучшим в классе. Повара готовили мне все, что я пожелаю.

— Роскошь не заменяет любви, Джаспер.

— Нет, не заменяет, — деньги не были привязанностью. — Но пока Саманта не переехала в Мэриленд, я не знал ничего лучшего.

Элоиза поежилась, словно услышав имя Саманты, почувствовала себя неуютно. Я прижал ее к себе, желая почувствовать прикосновение ее кожи к своей после стольких дней разлуки.

— Отец Саманты тоже занимается политикой, — сказал я. — Они переехали из Нью-Йорка в Потомак, когда мне было десять. Папа и Джон познакомились по работе и стали друзьями. Мама и Эшли тоже поладили, и с тех пор, если у нас было какое-то занятие или мероприятие, то наши семьи делали это вместе. Мне так больше нравилось. Когда Джон и Эшли были рядом, мои родители были в восторге. И у меня была Саманта. Вместе с ней произошли все мои первые разы. Влюбленность. Поцелуй. Мы потеряли девственность друг с другом в четырнадцать лет.

Элоиза опустила взгляд, тупо уставившись поверх моего плеча на подушку.

— Что? — спросил я.

— Просто… ревную.

Блять, мне нравилось, что она могла сказать это прямо. Что она не скрывала этого от меня.

Если бы мы поменялись местами, не уверен, что смог бы услышать о ее прошлых любовниках. Черт возьми, тот день на ранчо, когда она рассказала мне о парнях, которых приводила домой, был достаточно тяжелым.

— Ее родители такие же, как твои? — спросила она. — Незаинтересованные?

— И да, и нет, — сказал я. — Эшли — хирург и постоянно работает в больнице. Джон работает даже больше, чем мой отец. Не сомневаюсь, они любят Сэм. Но она всегда была на втором месте. Это у нас было общее. Мы уделяли друг другу внимание, которого каждый из нас жаждал.

Мы заполнили эту пустоту. В тот момент, когда наши семьи собирались вместе, мы с Сэмом исчезали, и ни один из родителей не обращал внимания на то, что мы делаем. Даже в подростковом возрасте наши родители либо не знали, либо им было все равно, когда мы исчезали в закрытой спальне и часами трахались.

Сэм была первым человеком, которого я полюбил. Первым и единственным человеком, который услышал от меня слова «Я люблю тебя». Я отдал этой женщине все, что у меня было. И все равно этого было недостаточно.

— Мы учились в одной частной школе в Мэриленде, — сказал я.

Подростковые годы мы с Сэм провели как скучающие богатые дети. С другими скучающими богатыми детьми. Трое моих одноклассников закончили школу с проблемами, связанными со злоупотреблением психотропными веществами. Было не так много наркотиков, которые мы с Сэм не попробовали. Выпивка была обычным времяпрепровождением вплоть до моего выпускного класса, когда кто-то, наконец, не вытащил мою голову из задницы.

— Сэм хотела поступать в Корнелл, потому что там познакомились её родители. Я хотел в Джорджтаун. В основном потому, что хотел остаться в Вашингтоне.

— Почему? — спросила Элоиза. — Ты не хотел уезжать от родителей?

— Хотел. Но в старших классах школы я начал заниматься каратэ в местном додзё. Это было похоже на то, что я нашел свою страсть, понимаешь? У меня было такое ощущение, что я нашел правильное место. Я привязался к своему сенсею и хотел получить свой черный пояс. Переезд в Нью-Йорк означал, что у меня будет другой учитель, а я не собирался ничего менять, начинать все сначала. Поэтому Сэм уехала, а я остался.

— Ты получил свой черный пояс?

— Да. На втором курсе Джорджтауна. Примерно через два года после этого я получил второе высшее образование. Как раз перед тем, как мой учитель скончался. Рак

— Мне очень жаль.

Элоиза прижалась поцелуем к моему сердцу.

— Мне тоже, — я запустил пальцы в ее волосы, большинство прядей уже почти высохли. — Его звали Дэн. Он изменил мою жизнь.

Он взял меня — высокомерного, избалованного мальчонку — под свое крыло. Научил меня смирению. Дисциплине. Милости. Уважению. Он был отцом, которого у меня никогда не было.

— Он был вдовцом. Детей у него не было. Поэтому, когда он проходил химиотерапию, я часто ходил с ним. Сидел с ним в больнице, пока его пичкали лекарствами.

В конце концов, врачи были честны с нами обоими. Болезнь была неизлечима. Но он все равно пошел на лечение, не теряя надежды на чудо.

Я скучал по Дэну каждый день. Гордился бы он тем, каким человеком я стал? Мне хотелось, чтобы он был здесь, чтобы я мог спросить его об этом. Я хотел бы, чтобы он познакомился с Элоизой, потому что он бы ее обожал. И он надрал бы мне задницу за то, что я ввязался в фальшивый брак. Он бы назвал меня какашкой.

Я скучал по тому, как он называл меня какашкой.

— Однажды в больнице, ближе к концу, я спросил его, почему он выбрал именно меня, — сказал я. — Почему он уделял мне столько времени и энергии. Что во мне было такого особенного. Почему он относился ко мне не так, как к другим своим ученикам.

— И что он ответил?

— Он не ответил, — комок в горле начал душить меня. — Он сказал, что если я не могу посмотреть в зеркало и узнать ответ на этот вопрос, значит, он недостаточно хорошо поработал. Это разбило мне, блять, сердце. В тот вечер я вернулся домой и целый час смотрел в зеркало. Все еще неуверенный, что он видел.

— Джаспер.

Подбородок Элоизы начал дрожать.

— Не плачь, ангел.

Она фыркнула, ее глаза наполнились слезами.

— Я могу плакать, если захочу.

— Не плачь из-за меня. Пожалуйста.

Это только усугубляло ситуацию.

— Хорошо, — прошептала она, смаргивая слезы.

Это был самый длинный разговор, в котором я рассказывал о своем прошлом, ну… когда-либо. Даже Фостер не знал так много о моей семье. Но Элоиза сказала, что хочет узнать меня лучше, чем кто-либо другой. Я мало что мог ей дать, но я мог дать ей это. И прежде чем мы отправимся на свадьбу Сэм, она заслуживала правды.

— Дэн умер через неделю после того, как я окончил Джорджтаун, — сказал я. — Я был раздавлен.

К счастью, мои экзамены были сданы. Я бы не смог сосредоточиться на тесте. Но без него я был бы совершенно потерян. Он стал моим якорем. Голосом разума. И внезапно я оказался на воле, оставшись наедине только с голосами в своей голове.

И голосом Сэм.

— Мы с Сэмом оставались вместе в колледже. У нас были отношения на расстоянии. Виделись, когда могли, но мы оба были заняты. Если я не был в университете, то ходил в додзё. Когда Дэн отошел от дел, после того как заболел, я решил помочь с преподаванием. И хотел расширить свои навыки в боевых искусствах, поэтому я начал заниматься муай-тай⁵.

В то время на меня нахлынуло слишком много эмоций. Связанных со учёбой. С Дэном. Единственным способом справиться с ними, который я знал, было отбросить их в сторону. И всегда было легче эмоционально отключиться, если я был полностью сосредоточен на чем-то физическом.

В старших классах, когда родители не обращали на меня внимания, я игнорировал эту боль и вместо этого с головой ушел в секс с Сэмом. Затем я начал заниматься в додзё, и занятия боевыми искусствами стали моей радостью в те дни.

— Сэм состояла в женском обществе, — сказал я. — У них постоянно были какие-то мероприятия, к тому же у нее были учебные обязанности. Мы общались каждый день, но разговоры были поверхностными. Мы оба менялись. Двигались в разных направлениях. Хотя в то время я этого не осознавал.

Оглядываясь назад, я понимаю, что это было ужасно.

Красных флажков было бесконечное множество, но я не обращал внимания ни на один из них.

— Она знала Дэна? — спросила Элоиза.

— Немного.

И хотя он никогда не признавался в этом, она ему не нравилась. Оглядываясь назад, я тоже это понимаю. Возможно, если бы он сказал мне, я бы на ней не женился.

— Она была рядом, когда мне позвонили и сказали, что он умер. Она тоже закончила университет и вернулась жить ко мне. Мы пережили похороны, и она знала, что я разваливаюсь на части. Она не отходила от меня, просто оставалась рядом, потому что я нуждался в ее близости. Думаю, ее напугало то, что я разрушался. Поэтому она запланировала поездку, чтобы отвлечь меня от этого

— Куда? — спросила Элоиза.

Я тяжело сглотнул, зная, что то, что я сейчас скажу, причинит ей боль. Но сейчас было время правды.

— В Вегас.

Она села, все еще прижимаясь ко мне всем телом, но подбородок ее приподнялся, а плечи напряглись.

Да. Это будет пиздец как плохо.

— Предполагалось, что это будет просто для развлечения. Это был шанс для меня прояснить мысли. В тот первый вечер мы пошли куда-то. Сходили на вечеринку в клубе. Час спустя мы были в часовне, чтобы пожениться.

Это была идея Сэм. Если бы Дэн не умер, согласился бы я на это? Я спрашивал себя об этом бесчисленное количество раз. Но в тот вечер я просто хотел почувствовать себя… любимым.

— Ты женился в Вегасе, — сказала Элоиза.

Я кивнул.

— В какой часовне?

Блять.

— Часовня Кловер.

— Наша часовня, — Элоиза села, прижимая простыню к груди. На ее лице были написаны ужас и предательство. — Так вот откуда ты знал, где она находится.

— Это был мудацкий поступок — отвести тебя туда. Мне жаль. Но когда ты рассказала о том рисунке с уродливой лошадью, о том, как ты прикрыла его чем-то красивым, я захотел этого. Я хотел новую картинку. Хотел стереть уродство Сэм. А ты была самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел.

Ее челюсть напряглась, ноздри раздулись, как обычно, когда она злилась. Как она сделала внизу, перед тем как выйти навстречу буре.

— Ты видел меня до того вечера.

— Да, — я подвинулся, садясь так, чтобы встретиться с ней взглядом. — Не пойми меня неправильно.

— Это гарантирует, что мне не понравится то, что ты собираешься сказать, — она закатила глаза. — Как здорово.

Проклятье, мне нравилось это закатывание глаз. Эта дерзость.

— Я не видел тебя до того вечера, — я наклонился к ней, прижавшись лбом к ее лбу. — Я был сосредоточен на Фостере. На его бое. На том, чтобы переехать в Монтану, пусть даже временно. Я был не в том настроении, чтобы с кем-то встречаться.

Элоиза вздохнула, и с этим вздохом часть ее раздражения, казалось, улетучилась.

— Мне стоило рассказать тебе раньше.

— Да. Например, когда мы стояли у алтаря. Алтаря. — Она ткнула пальцем в мою грудь, подчеркивая каждое слово. — Это было бы самое подходящее время, чтобы упомянуть, что ты уже бывал там раньше.

— Прости меня, — я схватил ее за руку и сжал, чтобы она не смогла согнуть свой тычущий палец. Затем поднес его к губам для поцелуя. — Прости меня, Элоиза.

Еще один вздох. И, судя по мягкости в ее красивых голубых глазах, я был прощен.

— Что случилось потом?

Я откинулся назад, опустив взгляд на кровать, все еще держа ее руку в своей.

— Мы с Сэм вернулись домой. Наши родители были, мягко говоря, в ярости. Не то чтобы они не ожидали, что мы поженимся, они просто упустили возможность устроить вечеринку для своих друзей. Чтобы продемонстрировать их идеальную пару.

— Что значит «их идеальную пару»?

— Они ставили себе в заслугу то, что мы были вместе. Как будто это было запланировано с самого начала.

Я всегда считал это нелепым. Моим родителям было наплевать на меня, но, когда дело дошло до моего брака с Сэм, они были очень злы из-за того, что их не проинформировали.

— У нас с Самантой всё было…..хорошо, — изменения, которые я игнорировал, начали давать о себе знать. Но я продолжал их игнорировать. — Я занимался своими делами. Она занималась своими. Она нашла работу, но я все еще не был уверен, чем хочу заниматься, поэтому продолжал работать в додзё и начал тренироваться на стороне. Вот так я и втянулся. Проучился четыре года в Джорджтауне и ни разу не воспользовался своим дипломом.

— А по какой специальности ты получил диплом?

— Коммуникации.

— Коммуникации? Ты шутишь, — Элоиза фыркнула. — За этот разговор я услышала от тебя больше слов, чем когда-либо. Вообще. Думаю, тебе нужно позвонить в Джорджтаун и попросить вернуть деньги. Или, может быть, Джорджтаун — это место, где ты научился общаться с помощью ворчания и кивков? Потому что если это так, то не волнуйся, малыш. Ты используешь свой диплом каждый божий день.

Я рассмеялся. Громко. Запрокинул голову к потолку и позволил себе посмеяться. Дал волю чувствам. Я смеялся так, как не смеялся уже много лет, пока на моем лице не осталась только улыбка.

Когда я повернулся к Элоизе, на ее лице появилась самодовольная улыбка. Она знала, что заслужила этот смех. Она знала, не спрашивая, что это редкость.

— В любом случае… — я ущипнул ее за ребро, отчего она взвизгнула и ударила меня по руке. — Примерно через полгода я пришел домой из спортзала и обнаружил, что Сэм пригласила в гости пару. Это были люди, с которыми она познакомилась через общего друга.

Друга, которого я презирал. Еще один красный флажок, который я проигнорировал.

— Я подумал, что она запланировала двойное свидание. Поэтому я быстро принял душ. Присоединился к ним, чтобы поесть. Они были милыми. Это был обычный ужин. Пока Сэм не отвела меня в сторонку и не спросила, понравилась ли мне эта женщина.

— Подожди. Что? — Элоиза сидела прямо. — Почему она спросила тебя об этом?

— Потому что она хотела трахнуть мужчину и надеялась, что я трахну жену в гостевой спальне. В ту ночь она сообщила мне, что у нас будет свободный брак.